Россия разрушает прибалтийский мир-экономику

Прибалтийский мир-экономика начинает разрушаться после того, как в 1471–1478 годах Москва присоединяет Великий Новгород, а в 1510 году — Псков. Вместо феодальных республик, в принципе равных по масштабам Ливонии, она оказывается перед лицом огромного Российского государства. Поменялось все, вплоть до личного состава купцов: Ганзейский торговый двор в Новгороде был разогнан в 1492 году, новгородских и псковских купцов принудительно переселили вглубь России, а на их место прислали москвичей.

Российское государство стало вести дела совсем иначе. Например, до этого в торговле с Ливонией главенствовал принцип единой цены за единицу товара. Бочка сельди стоила как бочка сельди, при том что из Любека она выезжала полной, в Ревеле из нее отгружали треть, а до Новгорода доезжала половина. Имела место практика так называемых наддач: когда, например, русские привозили на продажу воск, его можно было бесплатно «колупать», то есть брать. Поскольку «отколупанные» куски были очень большими, то ливонцы получали выгоду. Пуд соли по-разному весил в Новгороде, Ревеле и Любеке, за счет чего опять-таки извлекалась прибыль. Торговля с Новгородом и Псковом была для Ливонии необычайно выгодной.

Московский наместник изменил торговые правила. Русские — страшно сказать — стали требовать взвешивать продаваемый товар. Если это бочка сельди, она должна весить как бочка, полная сельди. Без взвешивания покупать ливонские товары было запрещено. Это вызвало взрыв негодования и резкий рост антирусских настроений и в Ливонии, и в Ганзейском союзе. Немцы возмущались, что русские стали неудобными партнерами. В ливонских текстах появилось выражение «необычная торговля» (ungewolicke kopenschopp). Дело дошло до временного прекращения торговых отношений с Новгородом в 1494–1514 годах и Псковом в 1501–1514 годах.

Необратимые изменения страшно пугали немцев, привыкших быть хозяевами в регионе. Суть перемен заключалась в том, что торговля переместилась из старых ганзейских центров — Риги и Ревеля — в пограничные Пернов, Дерпт и особенно Нарву. Если раньше русские имели дело только с посредниками, что было выгодно ливонцам и куда менее выгодно русским, то теперь Пернов, Дерпт, Нарва и другие ливонские города открыли для русских возможность прямой торговли. В результате русские купцы буквально хлынули в Ливонию, начали торговать непосредственно на ливонских рынках, заниматься мелкой контрабандой и перепродажей товаров, в крупных городах формируются «русские концы» — заселенные русскими ремесленниками и торговцами районы с православными церквями.

Рост русского населения в Ливонии вызвал страх — а вдруг вслед за купцами придут воины? В конце XV — начале XVI века между Россией и Ливонией возник ряд военных конфликтов, которые в отличие от предыдущих лет протекали с особой жестокостью. Историк Марина Бессуднова приводит перевод сообщения из ливонской хроники — «Прекрасной истории», в которой описывается приграничная обстановка в 1498 году: «Вопреки перемирию для несчастных христиан начались бесчисленные разбои. Поджоги, убийства и другие злодеяния; среди прочего некоторых мужчин они нагими привязывали к деревьям и без всякой жалости выпускали на них множество стрел; а их мужские органы либо перетягивали нитками и шнурами, либо отрезали и затыкали в рот; некоторым мужчинам и женщинам они отрезали носы, губы, уши и груди, отрубали руки, а в раны вкладывали издевательские пасквили и в таком виде колючими прутьями и плетьми гнали в сторону ливонцев; другим вспарывали животы, вытаскивали внутренности и, чтобы повеселиться, прикрепляли один их конец к дереву, заставляя несчастных бежать так долго, пока они вытягиваются».

Данный рассказ, несомненно, носит апокрифический характер — трудно себе представить московских детей боярских, на немецком языке сочиняющих «оскорбительные пасквили». Большинство из них не умели писать не то что по-немецки — по-русски. Несмотря на явные преувеличения русской кровожадности в «Прекрасной хронике», пограничные конфликты имели место, и страх перед «русской угрозой» в Ливонии нарастал.

Спекуляции на «русской угрозе» стали любимым аргументом ливонских политиков. Они обвиняли друг друга в «продаже Ливонии московитам» (и иной раз успешно — из?за обвинения в дружбе с Россией в 1526 году был арестован епископ Бланкенфельд). Под предлогом борьбы с Москвой Ливония не платила имперские налоги (деньги были нужны для обороны!) или, напротив, вымогала субсидии. Переписка сановников содержит примеры, когда деньги, полученные на борьбу с «русской угрозой», пускались «налево».

Пока в Ливонии пугали друг друга войной с русскими, она чуть было не началась.