Марина Мнишек Царица русская
Если спросить кого-то из наших соотечественников: «Что вы знаете о русской царице Марии Юрьевне?» — человек, скорее всего, на некоторое время оцепенеет. А тем не менее в течение девяти дней законной русской царицей была полька Марина Мнишек, венчанная жена Самозванца, царя Дмитрия Ивановича.
Начало XVII века — эпоха загадок и противоречий. Это время гражданской войны на Руси. Такие войны постигли фактически все европейские государства на рубеже Средневековья и Нового времени: это и религиозные войны во Франции, и Тридцатилетняя война в Германии. Гражданские войны часто сопровождаются интервенцией. Чьи только солдаты не прошли по германским землям во время войны! Не миновала эта судьба и Московию, как на Западе называли Русь. И не случайно первой коронованной русской царицей стала тогда женщина вовсе не русская. Марину Мнишек короновали 8 мая 1606 г. как Марию Юрьевну (осмыслив таким образом имя ее отца — Ежи). А следующая коронация женщины была устроена Петром I: в 1724 г. он торжественно короновал любимую жену Екатерину I, особу тоже не русскую.
До начала XVII столетия в отечественной истории были другие царицы — жены царей, с которыми обращались без особого почтения. Верный способ расстаться — отправить супругу в монастырь. Это не рассматривалось как большое событие. Смена жен по необходимости — в традиции западноевропейского Средневековья.
Кто такая Марина Мнишек? Авантюристка? Игрушка в руках католической церкви, папства, иезуитов? Жертва личного властолюбия? Несчастная женщина, пережившая казнь малолетнего сына?
О ней написано очень много. Лучший источник, который был в 1834 г. переведен на русский язык, — так называемый «Дневник Марины Мнишек и послов польских». Сама она его не писала, автором был кто-то из ее окружения. Стоит почитать и записки французского военного, капитана Жака Маржерета «Состояние Российской империи», составленные для короля Генриха IV. Маржерет успел послужить и Борису Годунову, и Лжедмитрию I. Записки несколько раз переводились на русский язык. Одно из изданий — в серии «Языки славянских культур», 2007 г.
Замечательный очерк о Марине Мнишек есть в книге Н.И. Костомарова «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей». Из работ недавнего времени можно рекомендовать книгу В.Н. Козлякова, вышедшую в 2005 году в серии «ЖЗЛ». Надо обратить внимание и на исследования В.А. Лётина, посвященные репрезентации образа Марины Мнишек в живописи.
Кстати, портреты XVII века несколько условны и не позволяют уверенно сказать, была ли Марина красавицей. Очевидно только, что лицо у нее довольно злое. А еще известно, что она была маленького роста и не отличалась дородностью, а это считалось в те времена серьезным недостатком.
Важнейший эпизод биографии Марины Мнишек юмористически представлен в «Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева» А.К. Толстого:
Жан-Франсуа Вильян после рисунка Маурина, вдохновленный оригинальной гравюрой Антония Олещинского. Портрет Марины Мнишек. Литография. сер. XIX. Австрийская национальная библиотека, Вена
К несчастью, самозванец,
Откуда ни возьмись,
Такой задал нам танец,
Что умер царь Борис.
И, на Бориса место
Взобравшись, сей нахал
От радости с невестой
Ногами заболтал.
Откуда же взялась эта невеста? Отец Марины, сандомирский воевода (губернатор) Ежи Мнишек — представитель шляхетского рода, уходившего корнями в Чехию. Для Польши XVI–XVII веков это не вполне аристократическое происхождение. Впрочем, сами Мнишеки утверждали, что происходят от Карла Великого. В двух браках у Ежи родилось девять или десять детей. Мать Марины — дочь сандомирского хорунжего Ядвига Тарло.
Ежи Мнишек был когда-то очень богат, потом большую часть состояния растратил. И репутацию он имел не очень хорошую. Он и его брат Николай подозревались в сводничестве — в том, что поставляли любовниц и знахарок (точнее — гадалок, колдуний) ко двору короля Сигизмунда II.
Братья Мнишек особенно прославились похищением монахини Барбары Гизанки из варшавского монастыря бернардинок. Она стала фавориткой Сигизмунда II, родила ему дочь, и шляхта опасалась, как бы эта женщина не сделалась польской королевой. А виноваты во всем были бы Ежи и Николай. Но король умер — и дело замяли.
Мнишеки вели роскошную жизнь: кутили, играли в карты… И при этом щедро жертвовали деньги церкви. Сохранились адресованные им благодарственные письма. Семейство находилось под влиянием иезуитов.
Марина родилась около 1588 г. К этому времени у отца уже образовались долги.
Решать свои финансовые вопросы Ежи пытался, используя своих многочисленных детей. Один из зятьев Ежи, пан Константин Вишневецкий, познакомил тестя с русским царем Дмитрием Ивановичем — Лжедмитрием I.
Предположительно это был беглый дьяк Чудова монастыря Григорий, сын небогатого галичского феодала Богдана Отрепьева, один из многочисленных безденежных потомков мелких дворянских родов. Выдав себя за погибшего в 1591 г. царевича Дмитрия, претендент на русский престол в 1603 г. появился в Польше, а в 1605 г. пошел на Москву.
Шимон Богушович. Портрет Юрия Мнишека. 1610. Олесский замок, Олеско
Именно Константину Вишневецкому, зятю Мнишека, загадочный русский, то ли тяжело заболевший, то ли притворившийся больным, открыл тайну своего происхождения. Подано это было так, будто, умирая, он не может молчать, и его признание в таких обстоятельствах внушало определенное доверие.
Лжедмитрий I, кем бы он ни был на самом деле, отличался недюжинным умом и яркой харизмой, был неплохо образован. Позже, оказавшись на московском престоле, он пытался вести что-то вроде европейской политики, правда, плохо понимая, в каком контексте он действует.
Почему именно в этот момент истории оказались возможны захват Москвы поляками и воцарение Самозванца? Начало XVII века было отмечено на Руси страшными бедствиями: неурожаем, голодом, эпидемиями. Причину всего этого молва находила в злодействе царя Бориса Годунова, который якобы, борясь за власть, послал убийц к малолетнему царевичу Дмитрию. И хотя Борис не был очевидным узурпатором, власть его прочностью не отличалась. К тому же он был не царского происхождения.
Борис породнился с царским семейством, женив свою сестру на втором сыне Ивана Грозного Федоре, человеке больном и безвольном. При нем именно Годунов стал реальным правителем. А в 1598 г., после смерти Федора, Борис венчался на царство.
И вот через несколько лет объявился некто, объявивший себя законным наследником престола Дмитрием Ивановичем. В доме сандомирского воеводы Самозванец был принят с царскими почестями. Мнишек то ли сразу ему поверил, то ли притворился, — он пошел ва-банк. Ему удалось добиться разрешения прибыть в Краков, к двору Сигизмунда III — любителя европейских корон — «с сыном тирана Ивана» (так говорилось в письме Мнишека).
Ян Непомуцен Гловацкий. Вид на Вавельский замок. ок. 1847. Местонахождение неизвестно
В конце марта 1604 г. Лжедмитрий был принят при польском дворе. Дочери Ежи Мнишека, красавице Марине, было в тот момент шестнадцать лет. Как и ее сестры, она воспитывалась в замке, вдали от соблазнов. Мнишек держал дочерей в строгости и поручал их воспитание монахам. Девушки должны были строго соблюдать
религиозные обряды и хранить благочестие.
Царевич же Дмитрий, за которого выдавал себя Самозванец, с раннего детства отличался весьма дурным нравом и странными привычками. Наверное, некоторые качества он унаследовал от отца — Ивана Грозного. Он, например, любил смотреть, как мучают кошек. Ему нравилось лично забивать палками бродячих собак.
Такой вот потенциальный жених был представлен юной Марине Мнишек. Начался торг. Видимо, в их отношениях присутствовал не только расчет: при дворе Сигизмунда III Лжедмитрий бился за Марину на поединке с неким польским аристократом, а сама она разжигала страсть Дмитрия умелым кокетством.
25 мая 1604 г. был составлен документ, который предполагаемый русский царевич выдал Ежи Мнишеку. В соответствии с этой бумагой Дмитрий, став царем на Москве, должен был выплатить Мнишеку миллион злотых и, кроме того, жениться на Марине. А еще — передать Марине как русской царице Новгород и Псков с округами — важные торговые русские города.
Новгород и Псков — две феодальные республики, которые к этому моменту все еще сохраняли черты своеобразного развития по европейскому пути. Неким отзвуком римского наследия были и республиканское управление, и коммунальные принципы, которые там действовали. Передача именно этих земель царице польского происхождения свидетельствовала о намерении укрепить связи Московии с Западом.
Сигизмунд III разрешил шляхте идти с Дмитрием на Москву. В итоге войско Самозванца составило к весне 1605 г. две тысячи запорожских казаков и три тысячи польских добровольцев. Финансовую поддержку ему оказывали и католическая церковь, и польский король, и лично Ежи Мнишек.
Войско вторглось в московские пределы. Тем временем 13 апреля 1605 г. внезапно умер Борис Годунов. Царем сразу же объявили его шестнадцатилетнего сына Федора, но через несколько недель он был убит вместе с матерью. Смутное время есть Смутное время, оно развивается по нарастающей.
Русские отбивались от войска Лжедмитрия с переменным успехом. Московское войско было ненадежно и готово в любой момент перейти на сторону Самозванца. В этом сказался еще вполне средневековый характер мышления людей XVII века, которые легко верили легенде о чудесном спасении царевича Дмитрия.
В июне 1605 г. Самозванец победоносно вступил в Москву. Его встретили радостно. Признала его и мать убиенного царевича — Мария Нагая, в монашестве инокиня Марфа.
Через четырнадцать лет она узнала сына… и только потом где-то обронила, что просто хотела жить.
Карл Вениг. Последние минуты Дмитрия Самозванца. 1879. Нижегородский художественный музей, Нижний Новгород
Победа Дмитрия стала основанием для обручения с Мариной, точнее — для заключения брака по доверенности. Это принятая в Западной Европе рыцарская форма: представитель государя — граф или герцог — может вместо него принять участие в церемонии. Православная церковь такой формы брака не признает.
Тем не менее обручение состоялось. При нем присутствовал польский король Сигизмунд III. Дмитрия 22 ноября 1605 г. представлял в Кракове дьяк Афанасий Власьев — русский министр иностранных дел. Кардинал Бернард Мациевский задал ему вопрос, положенный по процедуре: не давал ли царь прежде кому-нибудь обещания? Ответ дьяка был замечательный: «А я почем знаю?» Похоже, что Власьев хотел рассмешить собравшихся и старательно изображал простодушие. Следующая его реплика была такой: «Коли б кому обещал, то меня бы сюда не прислал». После свержения Лжедмитрия «простодушный» дьяк, который приобрел известность после участия в обручении Марины, был сослан с отъятием — с конфискацией имущества.
В апреле 1605 г. Марина Мнишек с огромной свитой (не менее пятисот человек) въехала в границы Московского царства. С собой они везли десятки бочек венгерского вина. Встречающие, по свидетельству современника, «челом били и соболей дарили». Поляков это удивляло. На Западе было распространено представление о русских как о жестоких дикарях (как будто другие европейские народы этого времени отличались ангелообразным поведением!).
Почему русские так радостно встречали интервентов? Вероятно, важную роль в этом сыграла монархическая идея, утвердившаяся на Руси не без византийского влияния. Здесь было принято простираться ниц, монарха традиционно обожествляли. Поэтому поляки, направлявшиеся «к царю Дмитрию Ивановичу», были приняты вполне миролюбиво.
Николай Неврев. Присяга Лжедмитрия I польскому королю Сигизмунду о введении в России католицизма (Дмитрий Самозванец у Сигизмунда). 1874. Саратовский художественный музей имени А. Н. Радищева, Саратов
В Кремле, в Вознесенском монастыре, Марину встретила мать царевича Дмитрия Мария Нагая (инокиня Марфа). Поскольку она демонстративно радовалась чудесному спасению сына, то перенесла нежность и на его невесту. Но Марина была многим недовольна: например, она не желала надевать русское платье.
Перед отъездом из Польши она получила от папы римского письмо, в котором говорилось: «Теперь-то мы ожидаем от твоего величества всего того, чего можно ждать от благородной женщины, согретой ревностью к Богу. Ты, вместе с возлюбленным сыном нашим, супругом твоим, должна всеми силами стараться, чтобы богослужение католической религии и учение святой апостольской церкви были приняты вашими подданными и водворены в вашем государстве прочно и незыблемо. Вот твое первое и главнейшее дело». А ведь Марине было только семнадцать лет! Кто она, дочь польского воеводы, рядом с римским папой?
Впрочем, в характере Марины, безусловно, была некая надменность, так точно изображенная Пушкиным в знаменитой сцене у фонтана в трагедии «Борис Годунов». Лжедмитрий, который был вовсе не глуп, просил невесту одеться так, как принято в Московии. Но она вновь и вновь появлялась в польском платье, требовала привычной еды (ей даже прислали польских поваров).
Венчались Дмитрий и Марина 8 мая 1606 г. в Успенском соборе Кремля. Вместе со свадьбой была организована и коронация. Обряд венчания провели по русскому обычаю, но православного причастия молодые супруги не приняли, что сильно шокировало современников. Это было воспринято как знак беды.
Марина же переживала, наверное, лучшие часы в своей жизни. Присутствовавший на церемонии итальянец, посланец Тосканского герцога, писал: «Княжна Мнишек была убрана драгоценными камнями, каких, я смело могу сказать, что нигде никогда не видал. Но более всего отличались жемчужные нитки, вплетенные в распущенные косы княжны, составлявшие также корону на макушке ее прекрасной головки».
После коронации началось многодневное веселье. В этот отрезок — чуть более недели — укладывается все царствование Марины.
Московским боярам происходившее нравилось все меньше. Мало того что Марина и Дмитрий пользовались во время свадебного пиршества вилками — настоящим дьявольским оружием, так еще и подгулявшие поляки начали чинить в городе всяческие безобразия. Особенно обижали русских женщин, вплоть до боярских дочерей.
В Москве поднялся бунт, подогретый, конечно, заговором в верхах, во главе которого стоял боярин Василий Иванович Шуйский. Толпа с криком «Пожар! Кремль горит!» ворвалась в царские покои и начала убивать всех подряд. Дмитрий выпрыгнул в окно, но был схвачен и растерзан бунтовщиками. В течение трех дней его обнаженное тело было выставлено на показ и поругание толпе.
Поскольку Марину мало кто знал в лицо, она смогла убежать в покои фрейлин и скрыться под широкой юбкой пожилой придворной дамы. Дмитрия она убитым не видела. Когда ее нашли, она вместе с другими поляками попала в руки не обезумевшей толпы, а стрелецкого войска. Пленников держали сначала на бывшем подворье Бориса Годунова, потом на подворье дьяка Власьева. Было не очень понятно, что с ними делать. В конце концов их отправили в Ярославль. Там они услышали молву: царевич Димитрий жив!
Неизвестный автор. Ежи Мнишек. 1898. Национальная библиотека Великобритании, Лондон
Марине, конечно же, хотелось верить, что ее муж не погиб, а вновь чудесным образом спасся. Она была очень юной, неопытной, еще не наигралась в игрушки (не поэтому ли она просила оставить ей арапчонка, подаренного Димитрием?).
Пока Марина находилась в плену, на царство был венчан Василий Шуйский, тот самый человек, который много лет назад докладывал, что царевич Дмитрий погиб, четырнадцать раз упав на ножичек. В 1606 г. Шуйский, устроитель свадьбы Марины и Дмитрия, стал во главе заговора против них. А ведь Дмитрий, заняв престол, собирался казнить Шуйского — но пожалел…
19 мая 1606 г. кто-то выкрикнул на кремлевском крыльце: «Шуйского в цари!» При венчании на царство была с целованием креста сделана запись: Шуйский обязался все решать только вместе с боярами.
Но решать ему пришлось главным образом одно — как уцелеть. Его правление оказалось особенно драматичным. Царство разваливалось на глазах. В 1606–1608 гг. по стране прокатилось восстание под руководством Ивана Исаевича Болотникова. Беглый холоп, он попал к казакам, был захвачен и продан в рабство в Турцию, вновь бежал, оказался в Венеции, вернулся в Россию — и возглавил крестьянскую войну.
Появлялись и новые самозванцы, всего их насчитывается до пятнадцати. Опаснее других был Лжедмитрий II, объявившийся в 1607 г. Слухи обо всем этом доходили до поляков, живших в плену в Ярославле (их было более трехсот человек).
Только 15 июля 1608 г., после двухлетних переговоров, безвольное правительство Шуйского заключило перемирие с Речью Посполитой. Условия были таковы: Марина отказывается от титула московской царицы, Мнишек обещает не называть нового самозванца, Тушинского вора, зятем.
Надо сказать, что еще в 1606 г., сразу после трагедии в Кремле, Сигизмунд III отрекся от своего участия в устройстве брака Марины и Лжедмитрия I и обвинил во всем Ежи Мнишека.
В августе 1608 г. Марину в сопровождении группы поляков и под охраной русских войск повезли в Польшу. Но по дороге она была перехвачена семитысячным отрядом двоюродного брата литовского канцлера Льва Сапеги — Яна Петра Сапеги. Литовцы направлялись в Тушино, к Лжедмитрию II.
Об этом человеке мало что известно точно. Есть версия, что он происходил из Белоруссии или из Литвы. Не исключено, что это был крещеный еврей. Возможно, он был школьным учителем. В то, что он чудом выживший царевич, с самого начала почти никто не верил.
В июле 1607 г. он двинул отряды из Стародуба Северского на Брянск и Тулу. Войско его росло: к нему присоединились поляки, часть южнорусского дворянства, казаки во главе с Иваном Заруцким, небольшое число разбитых сторонников Болотникова. Как ни странно, эти пестрые силы разбили под Болховом армию Шуйского и вплотную подошли к Москве.
Марине захватившие ее литовцы объявили, что ее муж жив и ее к нему доставят. По свидетельству очевидцев, в карете Марина веселилась и пела. Наверное, она им действительно поверила. По преданию, некий польский офицер сказал ей: ты, мол радуешься, а в Тушине тебя ждет совсем другой человек. Дело в том, что внешне эти два Лжедмитрия были разного возраста и абсолютно не похожи. У Лжедмитрия I была яркая примета — бородавка на носу.
Неизвестно точно, поплатился жизнью за свои слова или успел убежать тот поляк, который сказал Марине правду, но она стала рыдать и убиваться и не сразу согласилась играть комедию встречи со своим уцелевшим мужем. Однако деваться ей было некуда, к тому же она очень хотела быть царицей. Так или иначе, на глазах тушинского войска Марина и Лжедмитрий II бросились друг другу в объятия. Этот спектакль очень укрепил позиции самозванца.
По одной из версий, Марина объявила, что реально станет женой Лжедмитрия II лишь тогда, когда он «вернет» себе московский престол. Ей предстояло провести еще два года в совершенно непонятном статусе.
Тем временем Ежи Мнишек прослышал, что Сигизмунд III не планирует поддерживать очередного Дмитрия и намерен посадить на зашатавшийся московский престол своего сына царевича Владислава, бросил дочь в лагере самозванца и бежал в Польшу.
Марина писала отцу жалобные письма — он не отвечал. Не прислал даже по ее просьбе черное парадное платье.
Смута набирала силу. Войска Сигизмунда III осадили Смоленск. Туда перебежала и часть тушинских поляков. Русские терпели от интервентов, по выражению того времени, «всяческие поношения». А Марина была для них воплощением враждебной польской власти. Каких только слухов о ней не распускали! Многие твердо верили, что она могла превращаться в сороку и вылетать в окошко.
Саму же Марину охватил, говоря условно, «синдром Феодоры». Речь идет о византийской императрице Феодоре — жене Юстиниана I. Когда во время восстания «Ника» в 532 г. надо было спасаться бегством, Феодора сказала: «Лучший саван — это багряница». Она происходила из низов. Те, кто чудом достиг высшей власти, не отказываются от нее даже перед лицом смертельной опасности.
Неизвестный автор. Лжедмитрий I. XVII век. Австрийская национальная библиотека, Вена
Марине Мнишек здравые советники в 1609 г. предлагали вернуться в Польшу. Такая возможность была. В ответ она написала одному из вельмож: «Я надеюсь, что Бог, мститель неправды, охранитель невинности, не дозволит моему врагу Шуйскому пользоваться плодами своей измены и злодеяний. Ваша милость должна помнить, что кого Бог раз осиял блеском царского величия, тот не потеряет этого блеска никогда, так, как солнце не потеряет блеска оттого, что его закрывает скоропреходящее облако».
А в 1610 г., при распаде тушинского лагеря, Марина оставила в своем шатре такое письмо: «Бывши раз московскою царицей, повелительницею многих народов, не могу возвратиться в звание польской шляхтянки. Никогда не захочу этого». Этим она подписала себе смертный приговор.
В июне 1610 г. войска Шуйского потерпели поражение от отрядов Тушинского вора у села Клушино. Дворяне подняли мятеж и 17 июля 1610 г. свергли Шуйского, насильственно постригли в монахи, а потом выдали полякам. Бывшего царя перевезли в Польшу, и он вскоре умер.
Лжедмитрий, видя, как войско к нему охладевает, еще в декабре 1609 г. переоделся в крестьянское платье и бежал в Калугу. Марина пыталась сохранить Тушинский лагерь. Несчастная женщина кинулась к войску, в крайнем отчаянии, с распущенными волосами, и плакала, чувствуя, как становится никому не нужной.
Надев гусарский костюм, Марина с одной служанкой и несколькими казаками бежала из Тушинского лагеря, пытаясь добраться до Лжедмитрия II. По дороге небольшая группа заблудилась и попала не в Калугу, а в Дмитров, где был уже знакомый Марине Ян Сапега — талантливый литовский дипломат. Он принял беглянку вежливо.
Но к Дмитрову уже подступали московские войска. Марина, стоя на городской стене, вдохновляла жителей. Она говорила: «Смотрите, я женщина, но не теряю мужества!» У нее действительно было в характере что-то мужское. Дмитров не был захвачен. Московское войско, лишенное продовольствия и фуража, отступило, и Марина в феврале или марте бежала из города. Слово «бежит» стало ключевым в последние годы ее жизни.
Она сделала все, чтобы воссоединиться с Лжедмитрием II. Ей надо было непременно венчаться: она ждала ребенка. Опять в мужском костюме, с саблей и пистолетом, Марина добралась до Калуги. Бракосочетание состоялось в апреле 1610 г. При этом Марина, видимо, пошла на уступки в самом принципиальном для нее вопросе — конфессиональном. Теперь она венчалась по православному обряду. Ребенка Марина нарекла Иваном Дмитриевичем. Его крестили по православному обряду. Марине казалось, что он станет русским царем.
Сведения о том, что поляки снова в Москве (правда, ждут царевича Владислава), окрылили Марину и Лжедмитрия II. Они двинулись к Москве. Им удалось дойти до Коломны. Они пытались вести торг с Сигизмундом, предлагали ему деньги. Но зачем были польскому королю нелюбимая русскими Марина и самозванец, которому с самого начала никто не верил? Тем более что многие русские дворяне уже присягнули Владиславу. Кстати, именно измена части боярства всколыхнула национальное чувство русских, что со временем привело к формированию ополчения, которое выступило против интервентов.
Марина с супругом вернулись в Калугу, где Лжедмитрий II был убит во время ссоры представителями Касимовского царства — обломка Золотой Орды. Были и такие в его лагере. Лжедмитрия убили во время охоты: ему отрубили голову и утопили в реке. Марина призывала жителей Калуги отомстить за его гибель, но никто не обращал на нее внимания. Она была обречена.
Дальше Марина с сыном на руках бежала вместе со своим новым покровителем и возлюбленным — казачьим атаманом Иваном Заруцким, которого Лжедмитрий II сделал боярином. Заруцкий стремился в степь, чтобы создать там вольное казацкое государство. Они с Мариной добрались до реки Урал (тогда называвшейся Яик), но в июне 1614 г. были схвачены на острове Медвежьем и в кандалах доставлены в Москву, где уже состоялось венчание на царство Михаила Романова и началась новая страница русской истории.
В Москве Заруцкий был казнен в традициях Средневековья: его посадили на кол. Четырехлетний царевич Иван был публично повешен — ужасающая жестокость даже для этой эпохи. Но власть хотела, чтобы все видели: никакого нового претендента на престол больше нет и не будет!
Марина то ли тоже была казнена, то ли скончалась в заточении в Коломне от тоски или просто от голода. Смутное время порождает смутные фигуры и трагические биографии. Они как бы всплывают на поверхность, освещенные страшным контекстом происходящего. История Марины Мнишек завершилась вместе с русской Смутой, в ходе которой страна отстояла себя и вышла на авансцену европейских дел.