Последний год

Всё лето 1886 года Николай Михайлович Пржевальский провёл в Слободе, где построил новый дом на берегу живописного озера Сапшо, напоминавшего ему Байкал. Внутри дома всё было связано с азиатскими экспедициями хозяина. В гостиной — чучело тибетского медведя с подносом в передних лапах, на нём обычно лежали фрукты. Над фигурой медведя — акварель художника А. Бидедерлинга, изображающая Пржевальского на озере Лобнор с охотничьими трофеями. Вдоль стен столовой — чучела фазанов и голова тибетской антилопы оронго с роскошными рогами. Стены кабинета увешаны картами Азии, в углу, рядом с письменным столом — шкаф для ружей. Особое внимание привлекает бронзовая фигура Будды на алмазном постаменте — память о Тибете. О нём постоянно напоминал и матрац в спальне, сплетённый из хвостов дикого яка. На втором этаже были три комнаты: в одной из них располагалась библиотека со множеством книг, в основном по географии, истории, естествоведению Азии. Азиатский «след» уводил в сад, где росли кусты дикого ревеня из китайской провинции Ганьсу, арбузы, дыни и сливы из предгорий Тибета...

Пржевальский работал в Слободе над книгой о четвёртой экспедиции в Центральную Азию «От Кяхты на истоки Жёлтой реки». В название следующей книги он рассчитывал включить уже слово «Тибет». План новой экспедиции был почти готов к концу 1886 года.

29 декабря на годичном собрании Академии наук Пржевальскому вручили большую Золотую медаль, изготовленную специально для него. Его профиль на медали окружала надпись: «Николаю Михайловичу Пржевальскому. Императорская Академия наук». На обороте значилось: «Первому исследователю Центральной Азии. 1886 год».

Академик К.С. Веселовский, непременный секретарь Академии наук, приветствуя получающего столь необычную награду, сказал:

«Я не думаю, чтобы на всём необъятном пространстве Земли Русской нашёлся хотя бы один сколько-нибудь образованный человек, который бы не знал, что это за имя... Имя Пржевальского будет отныне синонимом бесстрашия и беззаветной преданности науке».

Слава путешественника действительно стала всемирной. Он получил Золотую медаль Гумбольдта, только что учреждённую Германским географическим обществом. Непосредственно за первооткрывателем Северного морского пути А.Э. Норденшельдом и капитаном шхуны «Вега» А. Паландером, впервые прошедшим этот путь, в Стокгольме ему была вручена медаль «Веги». Почётным членом избрали его многие географические общества: Лондонское, Венское, Итальянское, Дрезденское, Северокитайское, Франкфуртское, Голландское.

А 2 февраля 1887 года в Петербурге открылась выставка зоологических коллекций Пржевальского, образовав целый музей, подобного которому ещё не было. Выставка пользовалась большим успехом.

Пржевальский же возвратился в Слободу дописывать книгу о четвёртом путешествии. Когда дом был окончательно достроен, он пригласил в гости помощников и казаков, сопровождавших его в экспедициях. Они стали очень близки ему, он часто повторял, что без таких людей, «без их отваги, энергии и беззаветной преданности делу... не могла бы осуществиться даже малая часть того, что теперь сделано за два года путешествия».

Осенью в Слободе остался лишь Роборовский. Он ходил вместе с Пржевальским на охоту, обсуждал план завершающего похода в Тибет, который теперь должен, наконец, удаться.

План был представлен в марте 1888 года в Географическом обществе в Петербурге. На его осуществление правительство выделило 80 тысяч рублей. Это было в 15 раз больше, чем 18 лет назад, на первую экспедицию.

Пржевальскому исполнилось 49 лет. Он полон сил, хотя иногда и ощущал некоторую усталость. Порой подумывал о том, чтобы завершить странническую жизнь и поселиться в Слободе, для этого и дом строил. Но такие мысли приходили к нему лишь в первое время после возвращения из очередного путешествия. Тяга в просторы Азии перевешивала «домашние» настроения. Покидая дом в Слободе, он написал на его стене красным карандашом: «5 августа 1888 года. До свидания, Слобода! Н. Пржевальский».

В Петербурге завершилась окончательная подготовка, и 18 августа поездом с Николаевского вокзала экспедиция отправилась в Москву. Сотни людей провожали её на перроне. В Москве Пржевальского догнала горькая весть о смерти няни Макарьевны, которую он любил не меньше матери. Но отложить поездку было невозможно. Нижний Новгород, потом вниз по Волге до Астрахани, там на пароходе — в Красноводск, оттуда уже протянулась Закаспийская железная дорога до Ташкента. Впервые экспедиция продвигалась так быстро к месту работы. Через 40 дней Пржевальский был уже в Верном, откуда, отобрав казаков и солдат для экспедиционного конвоя, переехал в Пишпек для закупки верблюдов.

И вот наступил роковой день — 4 октября...

Пржевальский и Роборовский отправились из Пишпека поохотиться на фазанов в долине реки Чу. День был жаркий, и Николай Михайлович несколько раз пил из реки сырую воду, не зная, что зимой среди киргизов Чуйской долины распространилась эпидемия брюшного тифа. Вернувшись в Каракол, Пржевальский поискал квартиру для экспедиции, но не найдя ничего подходящего, решил разместиться в ущелье, близ берега озера Иссык-Куль.

14 октября 1888 года экспедиция расположилась на новом месте, и начальник её написал приказ:

«Итак, начинается наше новое путешествие. Дело это будет трудное, зато и славное. Теперь мы на виду не только всей России, но даже целого света. Покажем же себя достойными такой завидной участи и сослужим для науки службу молодецкую...»

Это было последнее обращение Пржевальского к своим спутникам, его уже он не мог сам зачитать. Болезнь свалила путешественника на следующий день. Он лежал в юрте, надеясь, что всё пройдёт само собой, и не соглашался на вызов врача. Утром вышел из юрты и, увидев сидящего на склоне горы чёрного грифа, выстрелил... Убитую метким выстрелом птицу принесли больному, и он долго рассматривал её, не зная ещё, что это его последний охотничий трофей.

17 октября из Каракола приехал врач, поставивший диагноз: брюшной тиф. Больного перевезли в каракольский лазарет, во дворе которого разместилась в юртах вся экспедиция.

Прошёл ещё один день. Николаю Михайловичу становилось всё хуже. Утром 20 октября он внезапно встал во весь рост и, оглянувшись вокруг, сказал: «Ну, теперь я лягу...» Это были его последние слова. Пржевальский завещал похоронить себя на берегу Иссык-Куля, сделав простую надпись: «Путешественник Пржевальский».

Его сподвижники точно выполнили это пожелание, надпись на кресте была сделана Всеволодом Роборовским. Через шесть лет, в 1894 году, на могиле Н.М. Пржевальского на обрывистом берегу Иссык-Куля был открыт памятник великому путешественнику, который долго считался самым грандиозным монументом в России. Над голубым высокогорным озером, окружённым ослепительно-белыми хребтами Тянь-Шаня, поднялась девятиметровая скала из гранодиорита, камня, слагающего могучие хребты. На вершине скалы — гордый бронзовый орёл, распростёрший трёхметровые крылья. Он держит в клюве оливковую ветвь, символ мира. Ноги орла упираются в бронзовую карту Центральной Азии, на которой выгравированы линии тысячекилометровых маршрутов Пржевальского. В центре скалы — изображение именной медали Академии наук с профильным портретом Пржевальского.

Другой памятник (с лежащим верблюдом) был установлен в Санкт-Петербурге.

В 1889 году город Каракол был переименован в Пржевальск. Тогда это был единственный город в России, названный именем путешественника-географа.

Николай Михайлович Пржевальский стоит на первом месте среди путешественников всех времён и народов не только по результатам своих путешествий, но и по умению рассказывать о них. Вот фрагмент из полевого дневника от 29 октября 1885 года: «Пусть с именами Лобнора, Кукунора, Тибета и многими другими будут воскресать в моём воображении живые образы тех незабываемых дней, которые удалось мне провести в тех неведомых странах, среди дикой природы и диких людей на славном поприще науки...»