Глава 2 Берия — первый обвинитель Сталина… Или его убийца?

Глава 2

Берия — первый обвинитель Сталина… Или его убийца?

Казалось бы, устранив Сталина и угрозу появления Пономаренко в роли его наследника, члены Президиума ЦК добились того, к чему они стремились. Но смерть Сталина лишь привела к появлению новых страхов, нависших над ними. Страх перед возвышением Пономаренко быстро сменился страхом друг перед другом.

Во время болезни Сталина Хрущев в беседах со своим напарником по ночным дежурствам Булганиным говорил ему: «Николай Александрович, видимо, сейчас мы находимся в таком положении, что Сталин вскоре умрет. Он явно не выживет. Да и врачи говорят, что не выживет. Ты знаешь, какой пост наметил себе Берия?» — «Какой?» — «Он возьмет себе пост министра государственной безопасности (в ту пору Министерства государственной безопасности и внутренних дел были разделены. — Прим. Н.С. Хрущева). Нам никак нельзя допустить это. Если Берия получит госбезопасность — это будет начало нашего конца. Он возьмет этот пост для того, чтобы уничтожить всех нас. И он это сделает!» Булганин сказал, что согласен со мной. И мы стали обсуждать, как будем действовать».

Разумеется, мы не знаем, насколько точно Хрущев передавал свои слова и реакцию на них Булганина. По версии, изложенной сыном Г.М. Маленкова Андреем в его воспоминаниях, эти два руководителя на первых порах старались сблизиться с Берией, чтобы отстранить от власти Маленкова. Но, возможно, что стремление сблизиться с Берией объяснялось страхом перед ним.

Хотя версия Добрюхи о непосредственной ответственности Берии за отравление Сталина пока не доказана, есть «признательные показания» самого Берии на этот счет. Эти признания были сделаны им не в ходе следствия, когда он был арестован» а в те дни, когда он был на вершине власти и славы. Из замечаний, которые делал Л.П. Берия 1 мая 1953 года в беседе с ним на трибуне Мавзолея, В.М. Молотов делал вывод: «Не исключено, что он приложил руку к его смерти». Для такого вывода были более чем веские основания. В своей беседе с писателем Феликсом Чуевым Молотов утверждал, что Берия сказал ему по поводу Сталина: «Я его убрал». Руководители партии видели, что Берия не скрывал, а бравировал своей ролью убийцы Сталина.

Мучительная смерть Сталина, свидетелями которой стали советские руководители, еще более запугивала их. Если Берия мог отравить Сталина, то где была гарантия, что не придет и их очередь?

Уже в дни болезни Сталина многие стали свидетелями того, что поведение Берии резко отличалось от поведения других руководителей, явно растерянных и подавленных. Светлана Аллилуева утверждала: «Только один человек вел себя неприлично — это был Берия. Он был возбужден до крайности, лицо его, и без того отвратительное, то и дело искажалось от распиравших его страстей. А страсти его были — честолюбие, хитрость, власть, власть… Он так старался, в этот ответственный момент, как бы не перехитрить и как бы не недохитрить! И это было написано на его лбу. Он подходил к постели и подолгу всматривался в лицо больного, — отец иногда открывал глаза, но, по-видимому, это было без сознания или в затуманенном сознании. Берия глядел тогда, впиваясь в эти затуманенные глаза; он желал и тут быть «самым верным, самым преданным»… А когда все было кончено, он первым выскочил в коридор и в тишине зала, где стояли все молча вокруг одра, был слышен его громкий голос, не скрывавший торжества: «Хрусталев f Машину!»

В своих воспоминаниях Н.С. Хрущев писал: «Как только Сталин заболел, Берия стал распространять злобные слухи о нем, высмеивать его. Было невыносимо слушать Берию. Но, интересно, что, как только на лице Сталина появлялись признаки сознания, Берия бросался на колени, хватал Сталина за руку и начинал целовать ее. Как только Сталин терял сознание снова и закрывал глаза, Берия поднимался и плевался. В этом был весь Берия — изменнический даже по отношению к Сталину, которого он якобы обожал и даже боготворил и, однако, на которого сейчас плевал».

В своей беседе с писателем Феликсом Чуевым Молотов подчеркивал, что как только Сталин «приходил в сознание… Берия держался Сталина» В своем выступлении 3 июля 1953 года на пленуме ЦК КПСС Л.М. Каганович говорил: «Уже на другой день после смерти Сталина» Берия «начал свергать мертвого Сталина, он стал мутить, пакостить, то рассказывал, что Сталин говорил про тебя то-то, про другого то-то, то говорил, что Сталин и против него, Берия, шел».

Известно также, что сразу же после произнесения своей речи на траурном митинге во время церемонии похорон И.В. Сталина Л.П. Берия опять хулил покойного. По свидетельству же тогдашнего первого секретаря ЦК Компартии Грузии А. Мгеладзе, «сразу после похорон… Берия хохотал, крыл Сталину матом: «Корифей науки! Ха-ха-ха!»

Однако некоторые из этих заявлений, свидетельствующих о двуличии и вероломстве Берии и даже о его ответственности за смерть Сталина, вызывают вопросы и относительно людей, которые были свидетелями его поведения. Известно, что в эти дни сурово обходились со всеми, кто не разделял всеобщее горе. На выставке в Госархиве РФ 2003 года приводились документы об арестах таких людей. Так, была арестована одна женщина, которая в ходе бытовой ссоры пожелала своей соседке умереть, как умер Сталин. Почему же, став свидетелями явного желания Берии смерти Сталину, руководители СССР, собравшись в Кремле, дружно проголосовали за назначение его министром внутренних дел СССР» первым заместителем Председателя Совета Министров СССР. При этом из порядка перечисления первых заместителей следовало, что Берия стал вторым человеком в стране? Неужели Берия говорил о том, что он «убрал» Сталина лишь Молотову, с которым у него не было близкой дружбы? Скорее всего, об этом же знали, но почему-то молчали другие руководители партии и страны. Наконец, зачем Берия откровенно демонстрировал свое неуважение к умирающему Сталину и сообщал о своей ответственности в убийстве?

Прежде всего, очевидно, что Берия так себя вел, потому что он был уверен в своей безнаказанности, а также в том, что они готовы сотрудничать с ним в действиях по отстранению Пономаренко и других руководителей, которых в последние месяцы своей жизни выдвигал Сталин. Формирование ими 5 марта нового руководства страны за пару часов до смерти Сталина свидетельствовало о том, что они спешили пересмотреть решения XIX съезда КПСС и октябрьского Пленума ЦК. При новом распределении мест из руководства страны были исключены почти все новые выдвиженцы Сталина. Проект решения о назначении Пономаренко Председателем Совета Министров СССР был предан забвению. В новом руководстве Маленков стал Председателем Совета Министров СССР, то есть фактически первым руководителем страны. Перечисляя состав нового правительства, следом за Маленковым называли Л.П. Берию, который стал вторым человеком в стране.

Однако положение «второго человека» в руководстве никогда не бывает устойчивым. Поэтому с первых же дней после назначения на пост министра внутренних дел СССР Л.П. Берия постарался укрепить свое положение в министерстве, которое было создано путем слияния МВД и МГБ. Многие его сторонники были поставлены им на видные посты. Одновременно Берия внес ряд радикальных предложений, чтобы максимально освободить возглавляемое им министерство от многих обязанностей, которые до сих пор выполняли МВД и МГБ: охрана заключенных передавалась Министерству юстиции, резко сокращалось число строек, осуществляемых МВД. Хроме того, Берия внес предложение распространить амнистию, намеченную в связи с кончиной И.В. Сталина, на ряд категорий преступников, которых первоначально не собирались освобождать (например, воры-рецидивисты). Это предложение привело к существенному расширению числа амнистированных: до 1 181 264 человек (из 2,5 миллиона заключенных).

Стремлением освободить МВД СССР от обременительных занятий можно объяснить и предложения Берии, направленные на изменение политики в Литве и Западной Украине, где продолжались операции против противников советского строя, Берия предложил активнее выдвигать национальные кадры в Литве и областях Западной Украины. Однако вскоре стало ясно, что курс Берии на выдвижение национальных кадров не ограничивается Украиной и Прибалтикой и сопровождается устранением лиц русской национальности из руководства всех союзных республик. Очевидно, Берия собирался снискать поддержку в руководящих кадрах, представлявших национальные меньшинства СССР. При этом он старался использовать аппарат Министерства внутренних дел СССР, освобожденный от многих хозяйственных дел и части забот по охране заключенных, для усиления контроля над партийными кадрами.

Берия давал указания своим сотрудникам на местах проверять национальный состав партийных кадров и направлял в Президиум ЦК записки МВД СССР для обоснования своих предложений но изменению политики партии в союзных республиках. В то же время в своей сложной игре Берия стремился заручиться поддержкой максимального числа членов Президиума ЦК, Уже в первые же дни своего пребывания у власти распоряжением Берии была освобождена из-под стражи жена В.М. Молотова — Полина Жемчужина. Известно, что в своем последнем выступлении на октябрьском Пленуме ЦК КПСС Сталин обвинил Молотова в том, что он пересказывал секретные решения Политбюро своей жене, а та сообщала эти сведения американским и израильским дипломатам. По распоряжению Берии было прекращено так называемое «дело врачей», которое провоцировало недоверие к лицам еврейской национальности, а, стало быть, затрагивало не только Молотова, но также Ворошилова и Первухина, жены которых были еврейками, а также Кагановича, являвшегося единственным евреем в составе Президиума ЦК.

В своих доверительных беседах с Молотовым, Кагановичем и другими, о которых они позже вспоминали, Берия изображал себя спасителем их лично и их супруг благодаря тому, что он убрал Сталина. В то же время Берия прекрасно понимал, что его усилия по укреплению своего положения могут вызвать контрмеры его коллег, и он старался объединить вокруг себя членов Президиума ЦК в борьбе против общего врага. Таким врагом стал покойный Сталин.

Очевидно, что Берия не собирался ограничить свой антисталинский поход рамками Президиума ЦК КПСС. Ведь обвинения в убийстве Сталина могли быть высказаны многими советскими людьми, помимо Василия Сталина и неизвестной «старухи с клюкой», как только они преодолели бы шок от смерти Сталина и осознали бы, кому был выгоден пересмотр решений октябрьского Пленума ЦК КПСС. Охранники сталинской дачи могли разнести на всю страну свои рассказы о том, как мешали Берия и другие советские руководители вызову врачей к парализованному Сталину. Люди из аппарата ЦК и Совета Министров СССР могли рассказать о готовившемся назначении Пономаренко председателем Совета Министров СССР и о том, как это решение было заменено назначением на этот пост Маленкова. Участники октябрьского Пленума ЦК могли рассказать о последнем выступлении Сталина, в котором он объявлял о своем желании выдвигать к руководству более молодых, энергичных и образованных деятелей. Эта информация могла бы стать взрывным материалом» который подорвал бы доверие к новому правительству. Однако если бы удалось убедить советских людей, что смерть Сталина — это не трагедия, а событие, которое облегчило жизнь страны, то обвинения в убийстве Сталина не получили бы большой поддержки.

Прежде всего Берия стал обвинять Сталина в том, что тот нес ответственность за различные беззакония, творившиеся в стране. Позже в своем выступлении на июльском Пленуме ЦК КПСС бывший член Политбюро A.A. Андреев отмечал «появление материалов за подписью Берия в протоколах Президиума по делу врачей, по Грузии и др., где на имя товарища Сталина бросается тень». В выступлении на том же пленуме заместитель Председателя Совета Министров СССР И.Т. Тевосян указывал, что «в записках МВД по делу врачей и работников Грузии, разосланных по его настоянию всем партийным организациям, отмечалось, что избиение арестованных производилось по прямому указанию товарища Сталина».

Утверждать, что фабрикация следственных дел и избиения допрашиваемых — вещи неслыханные, что следователи прибегали к недозволенным методам допроса лишь по приказу самого высокого начальства в стране, каким был Сталин, мог либо человек очень неосведомленный и наивный, либо профессиональный работник правоохранительных органов, который, как и многие его коллеги, предпочитал утверждать вопреки фактам, что пытки и истязания допрашиваемых в следственных органах давно исчезли. Однако Берия не был наивным и неосведомленным человеком. За десятилетия работы в правоохранительных органах Берия мог узнать о методах ведения допросов, к которым зачастую прибегали и прибегают полицейские органы всех стран мира во все времена. В течение второй половины 1953 года в 40 томах «дела Берия» было собрано множество примеров нарушения законности работниками НКВД и лично Берией в ту пору, когда он возглавлял это учреждение. Исследователь истории советских правоохранительных органов Владимир Некрасов писал: «Судебный процесс над Берией еще раз подтвердил, что в 1939–1940 годах арестованных продолжали избивать по указанию Берии. Он и лично избивал их. По показаниям Мамулова, в приемной Берии в письменном столе хранились резиновые палки и другие предметы для избиений».

Угрозы пытками и истязаниями были настолько привычными для Берии, что стали его постоянным способом воздействия не только на заключенных, но и на свободных людей даже в те годы, когда он не занимал посты наркома и министра внутренних дел. Министр нефтяной промышленности СССР. Н.К. Байбаков вспоминал в июле 1953 года: «Зная Берия по совместной работе более 10 лет, я не помню случая, чтобы какой-нибудь разговор по телефону или при личной встрече проходил в спокойных тонах. Как правило, он любил выражаться нецензурными словами, оскорблял словами, вроде таких: «переломаю ноги», «переломаю ребра», «посажу в тюрьму», «пойдешь в лагерь»… и так далее». Так же известно, что эти угрозы не всегда были пустыми и порой завершались арестами и заключением в лагеря, пытками и избиениями тех, кто вызвал гнев Берии.

Проявив же инициативу в широкой амнистии заключенных по уголовным делам, а также по делам политическим, Берия рассчитывал на то, что люди, вышедшие на свободу весной 1953 года, воспринимали Берию как своего освободителя. Берия же старался заручиться поддержкой этих людей. На это обратил внимание в своем выступлении H.A. Булганин на июльском (1953 г.) Пленуме ЦК, рассказавший об обстоятельствах освобождения тех, кто проходил по «делу врачей»: «Сейчас выясняется такой штрих: Берия со всех освобожденных взял подписку… как они себя должны вести в дальнейшем. Ясно, что подписки взяты для того, чтобы Дёржать этих людей и дальше в своих руках». Вина же за пребывание этих людей в заключении возлагалась на Сталина.

Берия не ограничивался обвинением Сталина в нарушении законности. Пересмотру подвергались и многочисленные решения по политическим и хозяйственным вопросам, принятым по инициативе Сталина. На июльском (1953 г.) Пленуме ЦК Байбаков вспоминал, что Берия, который до смерти Сталина всячески настаивал на ускорении выработки предложений по добыче нефти на дне Каспийского моря, «буквально через 5–6 дней после смерти Сталина… с надрывом в голосе буквально сказал следующее: «К черту авантюристический план Сталина. Выброси и сожги все документы по разведке на нефть в Каспийском море» и повесил трубку».

По предложению Берии 9 мая 1953 года было принято постановление Президиума ЦК КПСС, в котором приказывалось «отказаться от оформления портретами колонн демонстрантов и зданий предприятий, учреждений и организаций в дни государственных торжественных праздников». Таким образом, впервые за три десятилетия изображения Сталина переставали использоваться для украшения городов и сел страны во время праздников.

Между тем кампания, развязанная Берией по дискредитации Сталина, получала поддержку в Президиуме ЦК. Став соучастниками пересмотра решений XIX съезда и октябрьского Пленума ЦК по кадровым вопросам, члены Президиума ЦК стремились доказать неправоту Сталина, при жизни которого были принятыми решения, и поддерживать версию о том, что эти решения были навязаны Сталиным съезду и ЦК. Одновременно бывшие коллеги Сталина, оказавшись у власти, стремились доказать, что они вполне пригодны для управления страной и даже не хуже Сталина справляются с этим делом.

В то же время у большинства из них не было готовых рецептов того, как решать насущные проблемы страны, и они подхватывали те предложения, которые, как из рога изобилия, сыпались от нового министра внутренних дел СССР. Впрочем, это длилось не так уж долго. По мере того, как Берия захватывал инициативу в формировании политического курса страны, это. настораживало его коллег. Кроме того, последствия ряда решений, поспешно принятых по инициативе Берии, свидетельствовали об их непродуманности.

Так, радикальная амнистия, осуществленная по рекомендации Берии, породила рост беззакония и преступности. Целые города и поселки оказались в руках освобожденных воров-рецидивистов. Даже в Москве и в Подмосковье страх перед «амнистированными» терроризировал жителей столицы и ее окрестностей. На июльском (1953 г.) Пленуме ЦК КПСС утверждалось, что предложения Берии по изменению политики в союзных республиках, вроде бы направленные на улучшение межнациональных отношений, лишь способствовали подъему националистических настроений и росту межнациональных противоречий.

Инициативы Берии на международной арене лишь способствовали дестабилизации социалистического лагеря. По предложению Берии Совет Министров СССР принял 2 июня постановление «О мерах, направленных на улучшение политической ситуации в ГДР», в котором говорилось об отказе от политики ускоренного построения социализма и принятии курса на создание «единой, демократической, миролюбивой и независимой Германии». В духе этого постановления в Москве прошли переговоры с руководством ГДР. Позже утверждалось, что на этих переговорах Берия грубо и бесцеремонно вел себя в отношении В. Ульбрихта и других руководителей ГДР, На заседании Политбюро СЕПГ (Социалистической единой партии Германии), состоявшемся 5–6 июня, это постановление было названо «документом Берии». Сведения о готовности СССР уйти из ГДР вызвали панику среди членов СЕПГ и надежды на перемены среди противников существовавшего в республике строя. В условиях недовольства обострившимся материальным положением рабочих, слухи о скором уходе СССР из ГДР вызвали волнения, которые переросли в восстание в Берлине 17 июня 1953 года. Л.П. Берии пришлось лично выехать в ГДР, где он участвовал в организации подавления восстания.

Пример ГДР мог стать заразительным и для других просоветских стран Европы. А Берия в это время лично вмешивался в политические процессы в этих странах. По его настоянию премьер-министром Венгрии был назначен Имре Надь. (В 1955 году он был отправлен в отставку.).

Нет сомнения и в том, что предложения Берии об изменениях в оформлении колонн демонстраций, а также зданий в дни государственных праздников могли лишь способствовать дестабилизации обстановки в обществе. Отказ от сложившихся за более чем 30 лет традиций, а уж тем более запрещение портретов Сталина мог лишь спровоцировать возмущение у подавляющего большинства советских людей.

Ряд членов Президиума стали задумываться, куда могут привести действия Берии. Для этого были известные основания. Сын Берии Серго в своих воспоминаниях утверждал, что, вступив на путь отторжения сталинского наследия, его отец был готов далеко пойти в демонтаже советского строя. Ссылаясь на беседы со своим отцом в эти дни, Серго Берия утверждал, что Л.П. Берия готовил широкомасштабные изменения, схожие с теми, которые были осуществлены М.С. Горбачевым. Он писал: «Отец… бросил вызов системе… Провозглашенная на весь мир перестройка оказалась лишь неудачной реализацией идей, выдвинутых им за три десятилетия до «исторического» Пленума 1985 года». С.Л. Берия считал, что его отец собирался созвать чрезвычайный съезд партии, на котором должна была быть обсуждена предлагавшаяся им радикальная перестройка советского общества.

В своей книге «Мой отец — Лаврентий Берия» Серго Берия писал, что его отец «видимо, рассуждал так: соберется Чрезвычайный съезд, расставит все по своим местам и каждому воздаст то, что заслужил… Выступи отец на съезде, думаю, его бы под держали». Вряд ли можно считать, что опытный политик, каким был Л.П. Берия, стал бы выносить свои предложения на неподготовленную дискуссию съезда партии. Все действия Л.П. Берии с марта по июнь 1953 года свидетельствовали о его целенаправленной деятельности по укреплению своих политических позиций в руководстве страны. Если бы Чрезвычайный съезд КПСС, о котором говорил Л.П. Берия своему сыну, состоялся, он бы был, без сомнения, подготовлен таким образом, чтобы обеспечил единодушную поддержку Л.П. Берии.

Одновременно им была намечена широкая программа перемен в общественном устройстве страны и ее внешней политике, о которой отчасти писал сын Берии Серго. Оценивая деятельность Берии с точки зрения обретенного исторического опыта, ряд современных авторов видят в ней первую попытку разрушения СССР и советского строя, предшествующую событиям конца 80-х — начала 90-х годов. Так, профессор С. Бацанов в своей статье «Берия и другие «демократы», опубликованной в июле 1599 года, утверждал, что «Берия, как и Горбачев, был за ликвидацию ГДР… разделение Советского Союза на ряд суверенных государств, против колхозов, за частную собственность». Логика борьбы за власть толкала руководителей страны к новым авантюрам, в ходе которых забота о великой стране и ее народах приносилась в жертву их корыстным интересам.

Возможно, что созыв Чрезвычайного съезда партии был приурочен к первому в СССР испытанию термоядерного оружия, которое должно было произойти та Семипалатинском полигоне в середине августа 1953 года. Лишь после ареста Берии члены советского руководства с удивлением узнали, что через полтора месяца в стране состоится испытание первой советской водородной бомбы. Маленков с возмущением докладывал пленуму о том, Что Берия, который возглавлял атомную промышленность страны, «без ведома ЦК и правительства принял решение организовать взрыв водородной бомбы». Нет сомнения в том, что Берия мог бы использовать это испытание как свидетельство личного успеха и существенно укрепить свое политическое положение.

Опираясь на аппарат МВД, сочувствие освобожденных им людей, используя пропагандистский эффект испытания невиданного в мире оружия, Берия мог бы существенно укрепить свое положение в стране и осуществить еще более активные действия по изменению общественного устройства в СССР. Для этого ему надо было публично дискредитировать Сталина и созданную им систему управления. Хотя Серго Берия уверяет в обратном, все, что было известно о прошлом Берии, его стиле работы, его стремлении действовать с позиции силы, не позволяют предположить, что такие перемены привели бы к насаждению в стране демократических институтов.

Напротив, можно предположить, что существовавшие в Советской стране различные институты, которые открывали возможности для критики начальства, защиты интересов рядовых граждан от произвола вышестоящих властей, были бы или ограничены в нравах или ликвидированы. Было также очевидно, что в партийных институтах, которые обеспечивали возможность контроля над правоохранительными органами, Берия видел серьезное препятствие и стремился их ликвидировать. Сталинская система управления, в которой партия являлась главным инструментом, а остальные организации и учреждения — ее «приводными ремнями», не устраивала Берию. Ему требовалась система управления, в которой господствовали любимые им методы воздействия на людей — от угроз «переломать ноги и руки» до настоящих пыток и истязаний.

Быстро освобождаясь от уголовников и лагерей, в которых сидели уголовники, Берия постарался сохранить в неприкосновенности лагеря для политических заключенных. В служебной записке, направленной в правительство, Берия приказным тоном писал: «В составе МВД СССР остаются особые лагеря для содержания особо опасных государственных преступников и для осужденных военных преступников из числа бывших военнопленных». Не исключено, что в случае переворота, в результате которого власть перешла бы к руководству МВД а партииные органы оказались фактически или даже формально безвластными, Берия использовал бы в «особых лагерях МВД» места, освободившиеся после амнистии, для работников КПСС различного уровня.

Незадолго до своего ареста Берия внес на рассмотрение Президиума ЦК КПСС предложение о правах особых совещаний, созданных еще 5 ноября 1934 года. Не исключено, что Берия стремился укрепить положение особых совещаний МВД перед тем, как им пришлось бы много работать по разбору дел тех людей, кого стали бы направлять в лагеря для политических заключенных.

Нет сомнения в том, что разгром КПСС под лозунгами борьбы против беззаконий, совершавшихся якобы по приказу Сталина, потряс бы страну до основания. Слишком свежа была в сознании людей память о всенародном горе, вызванном смертью Сталина. Советские люди не могли забыть состоявшийся полгода назад XIX съезд КПСС, в котором участвовал Сталин, а также клятвы руководителей страны у гроба Сталина быть верными делу Ленина — Сталина и КПСС. Не исключено, что для того, чтобы сосредоточить все усилия на подавлении недовольства в обществе, Берии пришлось бы пойти на ряд уступок тем внутренним и внешним силам, которые могли воспользоваться дестабилизацией общества для нанесения по СССР мощных ударов. Многие руководители страны полагали, что Берия вольно или невольно вел дело к развалу Союза ССР. Н.С. Хрущев считал, что «предложения Берия были направлены на то, чтобы поссорить русских с другими национальностями, чтобы разжечь вражду между народами нашей страны».

Потом Берию обвиняли также в попытках единолично наладить отношения с Югославией, фактически находившиеся на грани полного разрыва с 1948 года. По словам Молотова, Берия собирался «сговориться с Ранковичем и Тито, которые ведут себя как враги Советского Союза… Одного этого факта достаточно, чтобы сделать вывод: Берия — агент чужого лагеря, агент классового врага». В этой критике Молотов был поддержан другими участниками пленума.

Особое беспокойство вызвало предложение Берии об отказе от строительства социализма в Германской Демократической Республике. Оценивая предложение Берии об уходе из ГДР, В.М. Молотов сказал, что его принятие «значило — отказаться от того, что было завоевано кровью наших солдат, кровью нашего народа, в тяжелой борьбе с гитлеризмом». Вероятно, что за отказом от ГДР могло бы последовать и более широкое отступление СССР из Центральной и Юго-Восточной Европы.

Многие высказывания Берии позволяли прийти к выводу, что во имя укрепления своей поддержки он был готов пойти на серьезные перемены и в общественной организации страны. Суммируя свои впечатления от предложений и высказываний Берии, Молотов утверждал, что «у него был другой курс — курс на капитализм».

Опасаясь, что инициативы Берии поведут к развалу СССР и даже к ликвидации советского строя, считая, что они направлены на укрепление положения лишь самого Берии и возглавляемого им министерства, члены Президиума ЦК выступили против него. На заседании Президиума ЦК КПСС 26 июня 1953 года Маленков при поддержке большинства присутствовавших обвинил Берию в стремлении поставить МВД СССР над партией. Берия был смещен со всех постов и арестован.

На состоявшемся со 2 по 6 июля 1953 года Пленуме ЦК КПСС эти обвинения были поддержаны всеми ораторами. Вина за беззакония, которую Берия пытался возложить на Сталина, теперь перекладывалась исключительно на самого Берию, а также его предшественников на посту. В своем выступлении на пленуме Н.С. Хрущев говорил: «Давайте мы посмотрим назад, возьмем период последних 10 лет. Какие заговоры внутри страны были открыты Министерством внутренних дел, Министерством госбезопасности? Было много липовых, дутых дел, а заговоров никаких… Давайте посмотрим дела 1937 года и после 1937 года, среди них также было много липовых дел. (Голос из Президиума: «Больше половины липы, правильно»)… Возьмите дело «врачей-вредителей». Это позорное дело для нас. Мингрельское дело в Грузии — тоже «липа». (При этом Хрущев скрыл, что оба упомянутых им сфальсифицированных дела были инициированы, когда он сам курировал МГБ СССР, а были прекращены по требованию Берии.) «Почему же он стремился на пост министра внутренних дел?» — спрашивал Хрущев и отвечал: «Ему этот пост был нужен для того, чтобы взять в свои руки этот, я бы сказал, трудно контролируемый орган и использовать в своих гнусных целях… Берия, Ягода, Ежов, Абакумов, — все это ягодки одного поля». Получалось, что сама система государственной безопасности порождает беззакония и годна лишь для «гнусных целей». Объясняя «гнусные цели» Берии, Хрущев обвинял его в стремлении «установить через МВД свою диктатуру, поставить МВД над партией».

Хрущев возлагал на Берию ответственность за самые различные проблемы страны, в то же время замечая, что в последние годы своей жизни Сталин не вполне держал под контролем ситуацию в стране и излишне доверял Берии. Хрущев говорил: «К сожалению, мы не могли принять важных решений по сельскому хозяйству как в последний период жизни Сталина, так и после его смерти. Почему? Потому, что при постановке того или иного вопроса Берия сеял сомнения или часто при обсуждении добивался снятия вопроса с обсуждения. Мы все уважаем товарища Сталина. Но годы свое берут. В последнее время товарищ Сталин бумаг не читал, людей не принимал, потому что здоровье у него было слабое. И это обстоятельство ловко использовал прохвост Берия, очень ловко. Он, как провокатор, подсказывал товарищу Сталину, что, мол, вопрос не подработан и он снимался… Так было при жизни товарища Сталина, он это продолжал и после его. смерти. Я хочу высказать свои соображения, почему он так поступал. Он — провокатор. Он считал — чем хуже, тем лучше… В результате многие отрасли сельского хозяйства находятся в запущенном состоянии: молока мало, мяса мало. А какой же коммунизм, если нет лепешек и масла?.. Это делалось для того, чтобы свалить вину на других, а потом, добравшись до власти, объявить амнистию, чтобы сказали: вот Берия спасает. Это — дешевая демагогия… Это был провокатор, крупный провокатор… Ведь нам могут сказать наши друзья: слушайте, дорогие товарищи, вы нас учите, как строить социализм, а вы у себя картофель выращивать не умеете, не можете обеспечить свой народ, капусты у вас в столице нет. А почему? Потому, что не могли решить, срывает провокатор». Если Берия пытался свалить наличие различных проблем на Сталина, то Хрущев и другие выступавшие на пленуме обвиняли во всех бедах страны Берию.

Некоторые из выступавших энергично осудили антисталинскую кампанию Берии. В своем выступлении министр металлургии И.Т. Тевосян заявил: «Берия начал чернить имя товарища Сталина, имя, священное для всех нас, коммунистов, для всего нашего народа… чтобы возвысить себя, свое имя». Каганович утверждал, что «Берия хочет, дискредитируя Сталина, подорвать ту основу, на которой мы сидим, и очистить путь себе». Он признавал: «Надо сказать, что кое-чего он добился. Сталин постепенно стал сходить со страниц печати». Известно, что после появления на страницах «Литературной газеты» 19 марта статьи ее главного редактора К. Симонова, в которой он писал, что «самая важная» задача литературы состояла «в том, чтобы во всем величии и во всей полноте запечатлеть… образ величайшего гения всех времен и народов — бессмертного Сталина», его вызвали в ЦК и пригрозили немедленной отставкой с занимаемого им поста. (Симонов был снят с поста главного редактора в августе 1953 года.)

Каганович заявлял: «Мы знаем хорошо, что у каждого даже великого человека есть недостатки, были они и у товарища Сталина. И мы, его ученики, не намерены обожествлять его без недостатков… Однако это не означает, что мы позволим изменять направо и налево устои, основы великого учения Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. А именно к этому и вел дело этот новоявленный претендент в «диктаторы»…. Берия враждебно относился к заявлениям о том, что Сталин великий продолжатель дела Ленина, Маркса — Энгельса. Сегодня, ликвидировав этого предателя Берию, мы должны полностью восстановить законные права Сталина и именовать Великое коммунистическое учение — учением Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина (Аплодисменты)».

В своем выступлении бывший член Политбюро A.A. Андреев потребовал прекращения кампании против культа личности: «Появился откуда-то вопрос о культе личности. Почему стал этот вопрос? Ведь он решен давным-давно в марксистской литературе, он решен в жизни, миллионы людей знают, какое значение имеет гениальная личность, стоящая во главе движения, какое значение имели и имеют Ленин и Сталин, а тут откуда-то появился вопрос о культе личности. Это проделки Берии. (Из президиума товарищ Ворошилов: «Правильно».) Он хотел похоронить имя товарища Сталина и не только имя товарища Сталина, но это было направлено и против преемника товарища Сталина товарища Маленкова. (Голос из зала: «Правильно». Маленков: «Все мы преемники, одного преемника у товарища Сталина нет».) Вы являетесь Председателем Совета Министров, пост, который занимал т. Сталин. (Голос из зала: «Правильно». Бурные аплодисменты.)»

Пленум ЦК отменил решение Президиума ЦК от 9 мая о порядке оформления колонн демонстрантов и зданий в дни государственных праздников, в соответствии с которым запрещалось использовать во время праздников портреты Сталина, а также членов Президиума ЦК. Казалось, что Берия, как и Троцкий до него, потерпел провал в своих попытках «судить» Сталина.

Суд над Берией и его подельниками в декабре 1953 года сопровождался обвинением их не только в попытке «поставить МВД СССР над партией», ной в вопиющих нарушениях законности, совершенных ими в 30–50-х годах. Их всех приговорили к расстрелу и приговор был быстро приведен в исполнение. (В начале XXI века П.Я. Мешик и ряд других участников этого процесса были посмертно реабилитированы. Хотя сам Берия не был реабилитирован, вскоре появилась версия о том, что сам Берия был расстрелян до суда.)

Сообщения об аресте, суде, а затем расстреле Л.П. Берии вновь поразили советских людей в переломном 1953 году. По всей стране были проведены соответствующие митинги и собрания на предприятиях и в учреждениях, на которых бывшего «второго человека» страны именовали «агентом международного империализма», не приводя в подтверждение этого никаких убедительных фактов. В результате отношение значительной части советских людей к происшедшему отличалось сочетанием цинизма и легкомыслия, что выразилось в популярной частушке:

«Берия, Берия Вышел из доверия!

…. А Георгий Маленков Надавал ему пинков».