На последнем рубеже

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

На последнем рубеже

Август 1942 года был жарким – не только из-за летнего зноя, но и из-за яростных боев на рубеже реки Терек.

Памятные, дорогие сердцу каждого советского человека места. Это тот самый Терек, о котором писал Лермонтов:

Терек воет, дик и злобен,

Меж утесистых громад,

Буре плач его подобен,

Слезы брызгами летят.

Но, по степи разбегаясь,

Он лукавый принял вид

И, приветливо ласкаясь,

Морю Каспию журчит…

Армия генерала Петрова оборонялась на берегу Терека, там, где он «по степи разбегался» и впадал в «море Каспий». Здесь был правый фланг обороны этого рубежа. А левый фланг Северной группы войск опирался на горы Главного Кавказского хребта. От города Орджоникидзе начинается Военно-Грузинская дорога – место, примечательное многими историческими событиями. Именно здесь, где дорога вьется вдоль ущелий и скал, «Терек воет, дик и злобен».

Старые римские историки называли эти места Кавказскими, или Дарьяльскими, воротами и писали, что через них двигались народы из Европы в Азию и из Азии в Европу. Были здесь некоторое время и настоящие, а не символические ворота. Плиний так писал о них: «Между горами, которые вдруг, разом раздвигаются, природа создала с необычайным усилием проход, запертый воротами из бревен, окованными железом, внизу которых течет река Дириодорис (Терек. – В. К.). Сбоку, на скале стоит замок Куманиа, достаточно укрепленный для того, чтобы преграждать путь бесчисленным племенам».

В этом замке в более поздние времена жила царица Тамара, о которой ходили бесчисленные легенды, и одну из них использовал Лермонтов:

В той башне высокой и тесной Царица Тамара жила…

Наверное, нет на земле второго такого места, где произошло столько битв и было пролито так много крови! Дарьял половцы отнимали у грузин, грузины у оссов, греки у персов, турки у греков, арабы у турок и опять грузины у хазар. В начале XIII века через Дарьял прорываются монгольские орды и растекаются по половецким равнинам.

Я убедился из бесед с молодыми читателями, что некоторые из них думают, что монгольские завоеватели пришли через Сибирь. Они пришли оттуда во второй раз, когда их вел уже великий хан Угедей. А Чингисхан был опытный полководец, он не продирался сквозь сибирские леса, а, завоевав Китай и цветущие оазисы, где в наши дни расположены республики Средней Азии, обошел южнее пустыню Каракум и Каспийское море и берегом Каспия и через Дарьяльский проход пошел на половецкие просторы. Здесь вели монгольское войско Субэдей и Джебе. Русские князья в союзе с половцами встретили монголов у реки Калки, после того как они прошли Кавказ.

Дважды проводил через Кавказские ворота свое войско Тамерлан. В каждом веке в этих узких воротах гремели битвы, и не потому ли Терек, словно вобравший в себя грохот и крики этих боев, «воет, дик и злобен».

В дни, когда я пишу эти строки, в Москве, в сквере на Тишинской площади, воздвигнут монумент «Дружба навеки», отмечающий двухсотлетие подписания Георгиевского договора между Россией и Восточной Грузией. Проект монумента создал народный художник СССР Зураб Церетели, а архитектором при его воплощении стал известный поэт Андрей Вознесенский.

Военно-Грузинская дорога построена русскими войсками в конце XVIII века. Дорога войны стала дорогой дружбы. Эту дорогу можно назвать не только военной, но и литературной, по ней ходили пешком, ездили в седле или на повозках Пушкин, Грибоедов, Лермонтов, Лев Толстой, Чехов, Горький и многие другие писатели. И как бы навстречу им шли в Россию Чавчавадзе, Церетели, Николадзе. Их называли тергдалеули, что означает – испившие воды Терека. Грузинские писатели приобщались к великой русской культуре, русские литераторы – к многовековой грузинской, вдохновляясь на прекрасные свои произведения.

В «Путешествии в Арзрум» Пушкин пишет:

«С Екатеринограда начинается военная Грузинская дорога; почтовый тракт прекращается. Нанимают лошадей до Владикавказа. Дается конвой казачий и пехотный и одна пушка… Мы тронулись. Впереди поехала пушка, окруженная пехотными солдатами… фитиль курился, и солдаты раскуривали им свои трубки. Медленность нашего похода (в первый день мы прошли только пятнадцать верст), несносная жара, недостаток припасов, беспокойные ночлеги, наконец, беспрерывный скрып нагайских ароб выводили меня из терпения».

В наши дни 208 километров этой дороги можно промчаться на автомобиле за четыре часа, а Пушкину, как вы, наверное, уже прикинули, потребовалось больше недели, чтобы преодолеть это расстояние.

Не буду напоминать о более поздних событиях, связанных с этими местами, особенно в годы гражданской войны, надеясь, что они известны читателям.

И вот к этому историческому рубежу вышла армия новоявленных претендентов на мировое господство. Скажем прямо – никогда еще в прошлые века у захватчиков не было таких громадных сил, как те, с которыми подступил сюда Гитлер.

Гитлеровцы бросали главные силы, чтобы сломить сопротивление советских частей на этом рубеже. А наши армии делали все возможное и невозможное для отражения сумасшедшего натиска врага. Действия обороняющихся на крайнем пределе много раз уже характеризовались двумя короткими словами, очень точно отражающими суть происходящего, поэтому и я повторю их, ибо трудно сказать более исчерпывающе о происходившем на том рубеже: наши армии стояли насмерть.

44-я армия Петрова находилась на правом фланге Северной группы войск и прикрывала Грозный, а за ним дорогу на Баку и Каспийское побережье. Клейст, командующий 1-й танковой армией, искал подходящее для прорыва направление. Проведя разведку, он решил прорваться к Грозному через Моздок. Клейст сосредоточил на узком участке две танковые и две пехотные дивизии и 23 августа нанес удар, в результате которого 25 августа овладел Моздоком. Главный удар его пришелся по участку 9-й армии, которой командовал генерал-майор В. Н. Марцинкевич, а с 29 августа – генерал-майор К. А. Коротеев.

31 августа Гитлер в своей ставке дает указание генерал-фельдмаршалу Листу:

«Главная задача 1-й танковой армии – уничтожение противника в излучине Терека… Всеми имеющимися силами, и прежде всего подвижными, продолжать наступление на Грозный, чтобы наложить руку на район нефтепромыслов».

2 сентября 1-я танковая армия гитлеровцев приступила к осуществлению приказа, пехота с танками стала форсировать Терек.

На терском рубеже непосредственным противником обороняющихся наших военачальников, а следовательно, и генерала Петрова, с кем ему, как говорится, пришлось скрестить шпаги, был генерал-полковник Клейст. По происхождению он из потомственной военной семьи, несколько поколений которой были генералами. В начале нашего века Клейст уже был офицером: в первой мировой войне – командир эскадрона, в 1929 году – полковник. Еще до прихода Гитлера к власти стал генерал-майором, командиром кавалерийской дивизии. Сначала сдержанно относился к фашистам, но затем понял их империалистические цели и стал одним из ревностных исполнителей. В 1936 году он уже генерал-лейтенант. С началом второй мировой войны был назначен командиром 1-го танкового корпуса и отличился быстрыми маневрами при захвате Польши. Вместе с Гудерианом доказывал, что танки существуют не только для поддержки пехоты, но должны действовать и самостоятельно крупными соединениями. Участвовал в оккупации Голландии, Бельгии, Франции, Югославии, Греции. С первого дня нападения на Советский Союз отличался в боях напором и жестокостью. В операции «Эдельвейс», при осуществлении первой ее фазы, Клейст со своей 1-й танковой армией прошел более 600 километров от Дона до Терека. И вот здесь столкнулся с генералом Петровым и другими армиями Северной группы войск, получив задание уничтожить их и овладеть Баку.

Петров не просто отбивался с позиций на противоположном берегу Терека. Воспользовавшись переправой (помните, бурку подарил за нее инженеру?), он перебросил по ней часть войск и ударил во фланг противнику. Это конечно же внесло замешательство в ряды врага. С другого фланга таким же маневром контратаковали гвардейцы 11-го корпуса. Переправа крупных сил врага была сорвана.

Однако, собрав силы, Клейст вновь бросился вперед и 4 сентября пробился на глубину до десяти километров на участке 9-й армии, соседней с армией Петрова. Здесь пробивали нашу оборону более 100 танков с десантом на них. В отражении этого удара большую помощь оказали летчики 4-й воздушной армии, они помогли нашим стрелковым дивизиям не допустить прорыва врага к Грозному и Орджоникидзе.

Генерал Масленников предпринял контрудары силами своих трех армий, намереваясь отбросить противника вновь на левый берег Терека и восстановить положение. 44-я армия Петрова получила усиление, и в период этих контратак в нее входили 77, 223, 402, 416-я азербайджанские, 89, 409-я армянские, 414-я грузинская стрелковые дивизии, 110-я калмыцкая кавалерийская дивизия, 30-я кавалерийская дивизия, 9, 10, 60, 84-я и 256-я стрелковые бригады, где были донские, кубанские казаки, дагестанцы, калмыки, осетины и другие народности – как говорится, полный интернационал!

В этих боях отличились бойцы всех национальностей, через некоторое время в списках награжденных появились фамилии тех самых сынов народов Кавказа, которые еще совсем недавно надели форму и чувствовали себя не очень уверенно. Огромная воспитательная работа командиров и политработников, на которую мобилизовали их генерал Петров и Военный совет армии, приносила благотворные результаты.

Гитлеровцы, захваченные в этих боях в плен, говорили, что их батальоны и роты почти полностью уничтожены, в них осталось по нескольку десятков человек.

Таким образом, приказ Гитлера об уничтожении армий в излучине Терека не был выполнен. Более того, наши контрудары привели наступление к провалу.

Такой неожиданный исход сражения конечно же не мог остаться без последствий. Группа армий «А» не достигла поставленной цели. Надо было искать виновника. Разумеется, Гитлер ни в коем случае не мог признать виновником провала операции «Эдельвейс» себя.

Еще 29 августа 1942 года Гальдер записал в своем дневнике о разговоре с Гитлером в тот день:

«Сегодня были очень раздраженные споры по поводу руководства операциями в группе армий „А“. Пришлось говорить по телефону с Листом о тех мерах, которые надлежало бы принять, чтобы снова сделать наши действия маневренными».

Через два дня, то есть 1 сентября, Гитлер заявил на совещании руководящего состава вермахта:

«Все зависит от упорства! Противник израсходует свои силы быстрее, чем мы… Кто-то должен выдохнуться, но не мы».

Уже в начале сентября даже руководству гитлеровской армии становилось ясно, кто же все-таки выдыхается: удары соединений группы армий «А» в направлении Баку становились все слабее и слабее. 8 сентября Гальдер записал:

«Недостаточное продвижение группы армий „А“ серьезно разочаровывает фюрера».

В эти дни Гитлер просто не находит себе места. Он обрушивается с обвинениями на генеральный штаб, на руководство войск. И для того чтобы выяснить, что же творится там, впереди, посылает начальника штаба оперативного руководства ОКВ (верховного командования вермахта) генерала Йодля в группу армий «А» установить причины проваливающегося наступления на Кавказе.

Йодль, прибыв в штаб группы, заслушал командующего группой армий «А» генерал-фельдмаршала Листа и командира 49-го горнострелкового корпуса генерала Конрада, того самого, который совсем недавно еще был красой и гордостью гитлеровской армии. Их доклады и оценка обстановки были весьма неутешительными. Лист прямо сказал, что следует отказаться от попыток выхода к Черному морю через Кавказский хребет. Генерал-фельдмаршал просил Йодля доложить об этом Гитлеру и посоветовать ему, чтобы он разрешил отвести части горнострелкового корпуса хотя бы на перевалы. Лист также сказал о том, что наступление 1-й танковой армии в сторону Баку близко к своей остановке.

Когда Йодль вернулся в ставку Гитлера и доложил о своих переговорах с Листом, о том, что перспективы боев на Кавказе очень и очень нерадостные, даже сказал – мрачные, Гитлер пришел в неистовство. Как мог начальник штаба оперативного руководства, приехав на фронт, заниматься не тем, чтобы требовать выполнения его, фюрера, приказов, а обсуждать их отмену? Как мог генерал-фельдмаршал Лист игнорировать требование немедленного прорыва любыми средствами к побережью? Что это за самоволие генералов? Что вообще происходит? Он уже давно с трудом терпит Гальдера, возмущен Йодлем, отстранил Бока и других. Теперь с наихудшей стороны показал себя Лист.

Возникало полное несоответствие между желанием Гитлера продолжать операцию по захвату Кавказа и теми возможностями, которые оставались у фактически разгромленных войск. Командование группы армий «А» посылало телеграммы, полные растерянности. Оно предчувствовало неизбежное и окончательное поражение на Кавказе.

Сам генерал-фельдмаршал Лист, его окружение да и офицеры вышестоящих штабов уже не сомневались, что вот-вот разразится гром и Гитлер начнет отрывать головы виновникам.

И гром грянул. 10 сентября 1942 года генерал-фельдмаршал Лист был снят с поста командующего группой армий «А». Это ли не официальное признание провала операции «Эдельвейс» и замыслов Гитлера, связанных с ней? Пусть он считает виновным Листа, но операция «Эдельвейс» все же сорвалась. Советские части выстояли! И армия Петрова вместе с другими сделала для этого очень многое.

Желая проявить твердость в создавшейся сложной обстановке, Гитлер решил взять на себя командование группой армий «А». Но он не выехал в Сталине, где находился штаб группы, а руководил ею из своей ставки в Виннице. В течение месяца он пытался добиться перелома, но не смог этого сделать и назначил командующим группой армий «А» Клейста.

25 сентября 1942 года генерал-полковник Клейст, желая отблагодарить Гитлера и поднять его настроение, заявил, что он все же выпьет бокал за здоровье фюрера в Баку. Клейст был достаточно опытным командующим, он слов на ветер не бросал и свое заявление подкрепил соответствующими действиями. Он нацелил главный удар на так называемые Эльхотовские ворота – долину между горными хребтами, которая выводит к Грозному и Орджоникидзе. Чтобы не оказаться в глазах фюрера просто хвастуном и наверняка выполнить обещание, Клейст сосредоточил на этом узком участке, около 300 танков. Клейст всегда был сторонником мощного танкового удара, и надо сказать, что до терского рубежа эта тактика приносила успех. Желая поддержать своего любимца, Гитлер разрешил снять с туапсинского направления и передать Клейсту одну из лучших моторизованных дивизий СС – «Викинг».

В те дни, когда гитлеровцы готовили этот решающий удар, наша Ставка, явно не зная о нависающей опасности вместо того чтобы ориентировать войска Северной группы на жесткую оборону, прислала директиву:

«Основной и немедленной задачей Северной группы войск Закфронта иметь уничтожение противника, прорвавшегося на южный берег реки Терек, и полное восстановление первоначальной линии обороны войск 9-й и 37-й армий, для чего немедленно приступить к ликвидации прорвавшегося противника, нанося основной удар по южному берегу реки Терек во взаимодействии с 10-м гвардейским корпусом, действующим по северному берегу реки Терек».

У военных есть закон: приказы выполняются беспрекословно и обсуждению не подлежат. Так и поступали наши командиры всех рангов в годы войны. Это жесткий, но правильный закон, иначе воевать и тем более добиться победы нельзя. Но поскольку этот приказ поставлен не нам и прошло уже более сорока лет, мне кажется, можно поразмыслить над ним.

«Немедленно», «уничтожить», «полностью восстановить первоначальную линию обороны» – это приказывается 9-й и 37-й армиям, которые отступали несколько сот километров, не имеют танков, сильной артиллерии и других необходимых для наступления сил и средств. Да еще в тот момент, когда против них сосредоточился мощнейший ударный кулак, в котором только танков 300! Очень рискованно посылать свои войска в наступление в такой невыгодной обстановке.

Читатели, наверное, заметили, что в директиве Ставки не упоминается 44-я армия Петрова. Это, очевидно, потому, что армия Петрова не утратила своих позиций, стояла на прежнем рубеже, ей нечего было восстанавливать. И даже больше: Петров удерживал еще плацдарм на северном берегу Терека, с которого Ставка приказывала наступать 10-му гвардейскому корпусу.

Кроме отражения ударов противника с фронта генерал Петров отбил несколько наскоков с открытого фланга, где на двухстах километрах, до самого устья Волги, в степях и барханах наших войск не было. А пытался отсюда прорваться через боевые порядки 44-й армии тот самый особый, секретный корпус «Ф» генерала Фельми, о котором было рассказано выше. Этот хваленый корпус не оправдал надежд фюрера, он не проник ни в Иран, ни в Индию, потерпев полное фиаско на первом рубеже, который обороняла армия генерала Петрова. В дальнейшем этот корпус был окончательно измотан в прикаспийских степях нашим 4-м гвардейским Кубанским казачьим кавалерийским корпусом под командованием генерал-лейтенанта Н. Я. Кириченко. Корпус Кириченко выходил в степи через боевые порядки 44-й армии, и она же надежно обеспечивала его тылы.

Итак, наши части не успели изготовиться для выполнения директивы Ставки, как Клейст рванулся первым в Эльхотовские ворота. Авиация противника буквально перепахала всю долину, а затем артиллерия выжгла в ней огнем все живое. На таком узком участке, в этом коридоре между гор, казалось, каждый снаряд, каждая бомба ложились в цель. И когда дымящаяся после такой обработки долина превратилась, по представлению Клейста, в мертвый свободный коридор, он запустил туда лавину танков с десантом автоматчиков. Долина была настолько узка для созданной группировки, что танки шли длинной тесной колонной. Дрожала земля от тяжелого бега стальных громадин, гудели горы, возвращая эхом рычание множества моторов, дым, чад, пыль заволокли все вокруг. Казалось, ничто и никто не сможет остановить этот гигантский таран! Но поднялись из перевернутой земли оставшиеся в живых люди. Простые, обыкновенные, не железные – смертные. Они отряхнули с себя землю, которой их засыпало при бомбежке и артобстреле, привели в порядок оружие, поправили, насколько успели, окопы и встретили несущуюся лавину танков. И свершили невероятное. Они оказались сильнее этой железной махины!

Как же такое может быть? Да и вообще возможно ли? Ведь это же невероятно!

Мне не нужно ничего придумывать. Я не пишу красивых батальных сцен о героях. Я рассказываю о том, что было на самом деле, без прикрас – суровую правду. Конечно же люди, будь они просто людьми, не выдержали бы натиска такой танковой лавины и шквала огня. Но противостояли здесь не просто люди, а воины! Бойцы, которые научены зарываться в землю, знают, как себя вести под таким адским огнем, и обладают душевной прочностью, чтобы не испугаться, не утратить боевого духа.

Командиры расположили артиллерию и минные поля так, что по мере приближения танковая колонна теряла машины – они останавливались, подрывались, загорались. Затем в бой вступили бронебойщики с противотанковыми ружьями, артиллеристы, истребители танков, бойцы с противотанковыми гранатами. Помогали, жгли танки с неба штурмовики. Танки все лезли и лезли, обходя подбитые, и казалось, им не будет конца. Но и наши бойцы были расположены не в одну цепочку, а по всей долине – и в ширину и в глубину – и на скалах, куда танки не могли взобраться. Целый день длилась эта гигантская схватка людей и танков. Гитлеровцы продвинулись на несколько километров, но прорваться к Орджоникидзе и Грозному не смогли. К вечеру долина была заполнена чадящими, догорающими танками и трупами.

Клейст смотрел на все это и не верил своим глазам. Никогда нигде еще не видел он такого боя, таких страшных потерь и таких мизерных результатов.

Но бокал шампанского за здоровье фюрера надо выпить – обещанье взять Баку дано… Нет, не рыцарское благородство терзало в эти минуты Клейста. Мороз ходил по коже от того, что теперь с ним будет. Не видя другого выхода, надеясь, что силы у советских частей не бесконечны, Клейст еще несколько дней гнал и гнал вперед свои дивизии. Он шел ва-банк, терять ему было нечего.

Главный удар в этих боях опять пришелся по 9-й армии, которой командовал генерал-майор К. А. Коротеев.

В первых числах октября группа армий «А» окончательно утратила наступательные возможности. Резервов на этом направлении не осталось, другие части были связаны боями под Сталинградом. Наступление на Грозный и Баку прекратилось. Генерал Петров вместе с другими боевыми соратниками – генералами, которые командовали армиями, командирами дивизий, частей и подразделений, сержантами и рядовыми бойцами всех родов войск – выполнили поставленную задачу: не пропустили гитлеровцев к нефтеносным районам. Они отвели огромную опасность, нависшую над нашей родиной.

Осуществляя свои планы по захвату Кавказа, ничем не брезгуя при этом, гитлеровское командование предприняло шаги к формированию так называемых добровольческих национальных частей из числа изменников и контрреволюционеров всех мастей и окрасок. При этом оно преследовало определенные политические цели: создать видимость, будто бы народы СССР питают неприязнь к советскому строю и готовы добровольно вести вооруженную борьбу.

В ведомстве Розенберга было несколько папок со специальными планами и документами по Кавказу: «Кавказская папка», «О преобразовании Кавказа», «Заметки о политическом будущем Кавказа», «О кавказских воинских частях».

В оккупированных районах Северного Кавказа специально выделенные для этого офицеры немецких штабов формировали, вернее, пытались сформировать национальные части – для того чтобы они участвовали в боях на стороне гитлеровской армии. Помимо этого сюда были привезены битые белогвардейские генералы Краснов, Шкуро и другие, чтобы создать формирования из донских и кубанских казаков.

Забегая вперед скажу, что эти белогвардейские генералы, как и другие появившиеся в ходе Отечественной войны предатели во главе с Власовым, будут взяты в плен в 1945 году и Иван Ефимович Петров будет иметь к этому самое прямое отношение. Когда повествование подойдет к тем дням я расскажу об этом подробнее. Здесь же приведу только материалы, имеющие отношение к боям за Кавказ. Мне кажется также необходимым напомнить некоторые биографические сведения о бывших белых генералах, ведь большинство читателей нового поколения фамилии Краснова и Шкуро встречали, наверное, лишь в учебниках истории. И коль скоро я даю штрихи к портретам гитлеровских генералов, то тем более следует хотя бы коротко описать наших «доморощенных» врагов.

Генерал Краснов Петр Николаевич родился в семье казачьего генерала в 1869 году. Окончил Павловское военное училище. Участник первой мировой войны, в конце ее командовал конным корпусом, был генерал-лейтенантом. В дни Октябрьской революции по приказу А. Ф. Керенского повел несколько соединений с фронта на Петроград для подавления революции. Однако войска его были распропагандированы большевиками и разбиты Красной гвардией. Сам Краснов был взят в плен, но отпущен под честное слово, что никогда больше не будет бороться с Советской властью. Данное слово белый генерал не сдержал, уехал на Дон, где в мае 1918 года был избран атаманом Войска Донского. Опираясь на помощь Германии, сформировал казачью армию и пытался несколько раз наступать с целью ликвидации молодой Советской республики, но был разбит в боях. В 1919 году участвовал в боях под командованием Деникина, с которым вскоре разругался, подал в отставку и уехал в Германию, где продолжал антисоветскую борьбу. На Северный Кавказ в тылы группы армий «А» в 1942 году Краснов приехал уже в форме генерала гитлеровской армии. Вот что он сам говорил позднее, давая показания на суде:

«Эмигрантские круги за границей, в том числе и лично я, встретили нападение гитлеровской Германии на Советский Союз довольно восторженно. Тогда господствовало среди нас мнение: хоть с чертом, но против большевиков… Еще с первых дней прихода к власти Гитлера я сделал ставку на национал-социалистическую Германию и надеялся, что Гитлер обрушится на Советский Союз и коммунизм будет сокрушен. Летом 1941 года сбылось то, о чем я мечтал на протяжении десятилетий. С первых же дней нападения Германии я принял активное участие совместно с немцами в мобилизации реакционных сил на борьбу против большевиков».

Мечтая об уничтожении социализма, атаман Краснов пошел на службу к германскому фашизму и развил энергичную деятельность по сколачиванию белоказачьих и иных антисоветских сил, он был «идейным отцом» борьбы белоказаков. Краснов установил тесную связь с гитлеровским военным командованием и фашистской разведкой, деятельно участвовал в работе казачьего отдела министерства восточных областей Германии, возглавлявшегося Розенбергом.

«Знаток казака и его души», Краснов консультировал сотрудников министерства и немецкую разведку по всем вопросам антисоветской деятельности среди казачества. Его доклад об истории казачества слушали сотрудники СД, а затем с ним знакомились высшие германские военные круги. Он написал послание так называемому Донскому казачьему комитету в Новочеркасске, состоявшему из белоэмигрантов и изменников, сотрудничавших с немецкими оккупационными властями. В этом послании он советовал «своим любимым донским казакам» поднимать восстания против Советской власти, чтобы «вместе с германскими вооруженными силами разделить счастье борьбы за честь и свободу Тихого Дона».

По предложению германской разведки Краснов выпустил воззвание, в котором призывал казаков вместе с немцами участвовать в вооруженной борьбе против Советского Союза. Это воззвание сыграло немалую роль в объединении реакционно настроенных казаков и белоэмигрантов и создании антисоветских казачьих формирований именно в те дни битвы за Кавказ, о которых я рассказываю в этой книге.

Другой не менее известный в годы гражданской войны белогвардейский генерал-лейтенант, Шкуро Андрей Григорьевич, 1887 года рождения, происходил из семьи казачьего офицера, в 1907 году окончил Николаевское кавалерийское училище. Первую мировую войну завершил в чине полковника. В 1918 году сформировал контрреволюционный отряд и действовал как раз в этих местах, куда его привезли теперь фашисты, – Ставрополь, Ессентуки, Кисловодск. Затем командовал казачьей бригадой, конным корпусом в армии Деникина. Шкуро всегда отличался садистской жестокостью и недисциплинированностью, что вызывало к нему антипатию даже среди белогвардейского командования. Соратник по боям первой мировой войны и многолетней борьбе с Советской страной «черный барон» Врангель был о нем нелестного мнения. Вот его слова:

«Шкуро я знаю по работе его в лесистых Карпатах… Отряд есаула Шкуро во главе со своим начальником, действуя в районе 18-го корпуса, в состав которого входила моя уссурийская дивизия, большей частью находился в тылу, пьянствовал и грабил и наконец по настоянию командира корпуса генерала Крымова был с участка корпуса снят».

А вот англичанам Шкуро импонировал, и глава английской миссии при штабе Деникина генерал Хольман вручил Шкуро орден – королевскую награду. В эмиграции Шкуро постоянно участвовал во всех авантюристических замыслах контрреволюционеров. Жил небогато, вдохновлялся лютой злобой к большевикам и надеждами на войну. Вот короткая сценка из воспоминаний певца А. Вертинского, характеризующая образ жизни Шкуро между войнами:

«Однажды в Ницце во время съемки ко мне подошел невысокого роста человек, одетый в турецкий костюм и чалму (снималась картина „Тысяча и одна ночь“).

– Узнаете меня? – спросил он.

Если бы это был даже мой родной брат, то, конечно, в таком наряде и гриме я бы все равно его не узнал.

– Нет!

– Я – Шкуро. Генерал Шкуро.

В одну секунду в памяти всплыл Екатеринодар. Белые армии отступают к Крыму. Концерт, один из последних концертов на родине. Он уже окончен. Я разгримировываюсь, сидя перед зеркалом. В дверях появляются два офицера в белых черкесках.

– Его превосходительство генерал Шкуро просит вас пожаловать к нему откушать после концерта!

Отказываться нельзя. Я прошу обождать. У подъезда штабная машина. Через пять минут вхожу в освещенный зал.

За большими накрытыми столами – офицеры. Трубачи играют встречу. Из-за стола поднимается невысокий человек с красным лицом и серыми глазами.

– Господа офицеры! Внимание! Александр Вертинский!

Меня сажают за стол генерала. Начинается разговор. О песнях, о «том, что я должен сказать», о красных, о белых…

Какая даль! Какое прошлое!

Много крови пролил этот маленький человек. Понял ли он это хоть теперь? Как спится ему? Как мажется?..

Я молчал. Экзотический грим восточного вельможи скрывал выражение моего лица. Но все же Шкуро почувствовал мое настроение и нахмурился.

– Надо уметь проигрывать тоже, – точно оправдываясь, протянул он, глядя куда-то в пространство.

Свисток режиссера прервал наш разговор. Я резко повернулся и пошел на «плато». Белым мертвым светом вспыхнули осветительные лампы, почти не видные при свете солнца. Смуглые рабы уже несли меня на носилках.

Шкуро тоже позвали. Он быстро шел к своей лошади, на ходу затягивая кушак. Всадники строились в ряды…

«Из премьеров – в статисты, – подумал я. – Из грозных генералов – в бутафорские солдатики кино. Воистину – „судьба играет человеком…“.

Не только в кино, но и в жизни Шкуро играл низкие и подлые роли. Причем не судьба его заставляла опускаться низко. Работая статистом в кино, можно было прокормиться, но зад горел от пинка, которым вышибли из России. Хотелось мстить большевикам любым, даже самым подлым способом. И Шкуро становится «статистом» при гитлеровцах.

Уже в первые месяцы войны Шкуро по заданию фашистов приступил к формированию «русского охранного корпуса» из белоказаков и других белогвардейцев. Тогда же Шкуро заявил о своем желании по первому зову немцев принять участие в войне против СССР и обратился с ходатайством разрешить ему сформировать и самому возглавить диверсионный отряд для действий в тылу Красной Армии на Северном Кавказе.

Шкуро активно участвовал в антисоветской обработке казаков, призывая их к вооруженной борьбе против СССР. В кубанские станицы Шкуро всегда являлся со своим знаменем черного цвета, на котором была изображена волчья голова. Это знамя носил за ним ординарец. В своих речах Шкуро расписывал карательную деятельность «волчьей сотни» в период гражданской войны в России.

Шкуро по указанию гитлеровского генерала Бергера написал обращение к казакам, в котором говорилось:

«Я, облеченный высоким доверием государственного руководителя СС, громко призываю вас всех, казаки, к оружию и объявляю всеобщий казачий сполох. Поднимайтесь все, в чьих жилах течет казачья кровь, все, кто еще чувствует себя способным помочь общему делу… Дружно отзовитесь на мой призыв, и мы все докажем великому фюреру и германскому народу, что мы, казаки, верные друзья и в хорошее время, и в тяжелое».

Привлекая белогвардейских генералов на свою службу, гитлеровцы в то же время не особенно им доверяли, им позволялось формировать части из казаков, а что касается командования этими частями, то оно было поручено гитлеровскому генералу фон Паннвитцу.

Как известно, эта попытка (не только военная – в поисках дополнительных сил, – но и политическая акция гитлеровцев на Кавказе) полностью провалилась.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.