Сентябрь 1941 года

Сентябрь 1941 года

На рассвете 7 сентября в Одессу на лидере «Харьков» в сопровождении эсминца «Дзержинский» прибыл командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский. Как только «Харьков» приблизился к порту, батареи противника тут же открыли по нему огонь. Предвидя это, командование Одесского оборонительного района выслало торпедные катера, которые поставили дымовую завесу и помогли «Харькову» подойти к причалу. На палубе лидера лежали ящики с боеприпасами и оружием. Пройдя между ними, вице-адмирал Октябрьский поздоровался со встретившим его контр-адмиралом Жуковым и сказал:

– Да, жарким салютом встречаете. Ну, как дела?

– Как видите, – сдержанно ответил Жуков.

В тот же день состоялось заседание Военного совета Одесского оборонительного района, на котором было тщательно обсуждено и взвешено все, что можно предпринять для удержания Одессы. Адмирал Октябрьский рассказал о тяжелой обстановке на юге, о том, что гитлеровцам удалось форсировать Днепр в районе Берислава и Каховки, направить удар на Перекопский перешеек. На повестку дня встала судьба Крыма. В этой обстановке значение Одессы очень велико. Она оттягивала на себя большое количество войск противника и закрывала для него побережье Черного моря. Ведя здесь бои, Приморская армия защищала не только Одессу, но и весь Крым и весь юг страны.

Ночью командующий флотом Ф. С. Октябрьский и вице-адмирал Г. И. Левченко ушли из Одессы на лидере «Харьков». Они увидели обстановку своими глазами и обещали всяческую поддержку Одесскому оборонительному району. А положение в секторах все ухудшалось, и не было уже сил сдерживать напор противника. Командование ООР вынуждено было дать еще одну телеграмму в Ставку:

«Батареи противника интенсивно обстреливают Одессу. За последние 10 дней ООР имел только ранеными, размещенными в госпиталях, 12 тысяч… Местные людские ресурсы исчерпаны. Прибывшие маршевые батальоны пополняют только убыль. Имеем большие потери людей, особенно в командном составе. В связи с этим снижается боеспособность. Имеем потери в боевой технике. Имеющимися силами ООР не в состоянии отбросить противника от Одессы. Для решения этой задачи – оттеснить врага и держать город и порт вне артиллерийского обстрела – срочно нужна хорошо вооруженная дивизия».

Эта телеграмма полностью отражает и состояние дивизии генерала Петрова. 12 сентября противник, наступая в направлении Ленинталя, пытался расширить прорыв и выйти в район Сухого лимана. В батальоне стрелковых полков Чапаевской дивизии по 50 человек. Все, кто был до этого в тылу, вышли в первые траншеи, в том числе и штабы частей. Генерал Петров, установив на «пикап» два пулемета, то и дело сам вынужден был кидаться на участки намечающегося прорыва. Положение уже казалось безвыходным.

На исходе 13 сентября Петров доложил командарму о том, что его левофланговый 31-й полк под угрозой окружения. Командарм долго молчал и потом спросил:

– Что вы предлагаете?

– Надо чем-то поступиться. Прошу вашего разрешения отвести левый фланг на рубеж Сухого лимана. Сократится ширина фронта, и я его смогу еще некоторое время удерживать. Будет более эффективным огонь не только поддерживающей меня артиллерии, но и береговых батарей.

Софронов, не возражая, а как бы размышляя вслух, сказал:

– Но это значит, что противник будет постоянно держать под огнем город и с южной стороны. Это значит, что днем корабли не смогут входить в Одесский порт, потому что он будет и в сфере наблюдения, и в сфере досягаемости артиллерии противника. И вообще враг окажется еще ближе к городу…

Но все же генерал Софронов согласился с предложением Ивана Ефимовича, и 14 сентября, сокращая фронт и извлекая из этого еще какую-то возможность удерживать врага, Петров отвел левый фланг на рубеж Сухого лимана.

На следующий день из Москвы поступила телеграмма, которая имела очень большое значение для защитников Одессы. В ней говорилось:

«Передайте просьбу Ставки Верховного Командования бойцам и командирам, защищающим Одессу, продержаться 6–7 дней, в течение которых они получат подмогу в виде авиации и вооруженного пополнения. И. Сталин».

Иван Ефимович и комиссар дивизии бригадный комиссар А. С. Степанов довели содержание этой телеграммы до всех командиров и бойцов. Они обращали их внимание, что Ставка высоко оценивает стойкость защитников города и, понимая, что у них уже нет сил сдерживать натиск во много раз превосходящего врага, не приказывает, а просит! Просит защитников города сделать невозможное – продержаться еще хотя бы неделю. Помощь идет. Ставка обещала, значит, эта помощь будет!

Именно эта форма – просьба, а не приказ – оказала на людей огромное воздействие. Она прибавила сил. Людям хотелось оправдать веру Верховного Главнокомандования. И они совершили невозможное. Они выстояли эту неделю на тех же рубежах и удержали врага, как просила Ставка!

Как было трудно и как, несмотря ни на что, был высок боевой дух защитников Одессы, хочется проиллюстрировать еще одним отрывком из воспоминаний Ф. С. Блинова:

« – Соскучился по своему комдиву? – Голос капитана Харлашкина вроде бы веселый.

Я насторожился: почему представитель штаба армии заговорил о генерале Петрове? С Иваном Ефимовичем мы расстались дней десять назад, он командовал уже не нашей дивизией, а 25-й Чапаевской. Но одновременно ему были подчинены все войска Южного сектора, в том числе и кавдивизия. А командиром нашей дивизии назначили полковника Новикова – командира одного из полков 95-й Молдавской дивизии.

– Скоро увидишься с генералом Петровым! – подтверждая мою догадку, продолжал Харлашкин. – Я видел у полковника Крылова приказ – Пятому кавполку идти на помощь 25-й Чапаевской дивизии.

Вскоре действительно пришел приказ.

Совхоз Ульяновка, куда нам приказали прибыть, расположен между Большим Фонтаном и Люстдорфом (ныне – Черноморск). Часто бывал я здесь до войны с женой и дочками, мы выбирали красивое, живописное местечко и с наслаждением «пляжились», как говорят в Одессе. Но сейчас я оцениваю эти места с точки зрения пригодности к действиям кавалерии. Плохо, очень плохо. Причерноморская степь ровная, открытая. Где укрыть лошадей? Даже лесопосадок тут нет, в которых можно спрятаться, как в Лузановке.

На баштанах, во фруктовых садах полно сочных, сладких кавунов, яблок, груш, винограда. Но нас это не радует – среди яблок и арбузов конницу не спрячешь.

Я волнуюсь. Втайне надеюсь, что нас встретит Иван Ефимович Петров. Кадровый кавалерист, он очень любил наш полк. Я чувствовал: если будет хоть малейшая возможность, генерал встретит нас. Для полка это будет большой радостью – кавалеристы тоже любили генерала Петрова.

Так и есть – возле совхоза, поставив ногу на подножку своего знаменитого «пикапа», стоял наш бывший комдив. Иван Ефимович был сдержан, но с каким удовольствием смотрел он на кавалеристов!

– Товарищ генерал! 5-й кавалерийский полк прибыл для выполнения боевого задания.

– Полк, говоришь?

Генерал помрачнел. Назвать полком отряд, который стоял перед генералом, можно было с большой долей воображения: жестокие бои вывели из строя большинство командиров взводов и эскадронов, больше половины бойцов.

– Тяжело. Но будет еще тяжелее. Вот, видишь? Прямая дорога на Одессу! – генерал взмахнул рукой. – Семь километров от Татарки и Дальника. На днях две новые пехотные дивизии появились против нас – 5-я и 21-я. От наших 1-го и 3-го полков почти ничего не осталось – остатки влились в 25-ю Чапаевскую. Противник нацелился на Дальних и Татарку, с юга – на Сухой лиман, чтобы обстреливать отсюда город. Пленных захватили – Антонеску рвет и мечет: взять Одессу к 3 сентября! – На суровом лице генерала появилось подобие улыбки: – Это он уже десятый срок назначает. Вот смотри… – Иван Ефимович развернул карту. – Здесь, справа, у тебя 287-й полк чапаевцев. Они дерутся за Дальник на дороге Беляевка – Одесса, на хуторах Фрейденталъ и Красный Переселенец. Отряды 3-го и 7-го кавполков отступили от Ленинталя и теперь стоят перед самым Дальником. Фашисты уже стреляют из района Сухого лимана по Одессе из пушек. Ты видел, что делается в городе?

Да, я видел. При свете пожаров (проезжали мы Одессу, как обычно, ночью) больно было смотреть на истерзанный бомбами и снарядами город. Пожары, пожары – в городе светло, как днем, никакая светомаскировка не нужна. И если раньше одесситы страдали от бомб, то теперь фашисты с близкого расстояния методически разрушают дома из орудий.

Я внимательно слушал генерала. Его осунувшееся лицо подергивалось чаще, чем обычно. Если даже генерал Петров, который, по-моему, мог 24 часа в сутки не спать и быть свежим, так выглядел – дела наши тут не блестящи.

– И пополнения почти нет, – поморщился генерал. – Все, кто мог держать оружие, ушли из города на фронт. А морем с Большой земли кораблям очень трудно прорваться… – Иван Ефимович на мгновение задумался. – Новая дивизия появилась. В деле она еще, правда, не была, но авиаторы засекли ее в районе Беляевки. Пленные говорят: два полка 1-й румынской кавдивизии.

На следующий день я, конечно, сообщил своим товарищам эту новость. Кавалеристы приводили в порядок свои клинки – чистили, точили. Ох, как хотелось нам встретиться в открытом бою с румынской конницей!..»

Затем несколько дней шли тяжелые бои, доходившие до рукопашных схваток. Пришел день, когда конники показали себя и в конном строю. Продолжим рассказ Блинова:

«Мы отбили у фашистов потерянные 800 метров. Не успели отдышаться – зовет к телефону генерал Петров:

– Ну как?

– Все в порядке, товарищ генерал! Положение восстановлено.

– А Ленинталь?

Хутор Ленинталь нас измучил. Он клинком врезался в наши позиции. Что мы только не делали, чтобы забрать его обратно. Но силенок не хватало. А начальство все время нажимало. И сейчас генерал Петров вспомнил об этом клине – и, может быть, сам того не желая, уколол меня своим напоминанием. А нам не до жиру, как говорится, быть бы живу. Хорошо хоть эти 800 метров вернули. Людей в полку все меньше и меньше. Но я не докладываю генералу о положении – бесполезно. Ведь он сам все хорошо знает.

И все-таки генерал требует взять Ленинталь – слишком опасные позиции здесь у фашистов.

Чуть помолчав, Петров говорит:

– Хорошо, сам приеду.

Назавтра к скирде соломы, возле которой был мой КП, подъехал «пикап». Из машины вылез Иван Ефимович. Вид у него был очень утомленный. Отрывисто и коротко он сказал:

– Принимай пополнение. Последние остатки наскребли.

Подозвав старшину Ячунского, генерал что-то написал на листке из блокнота и, отдавая ему, сказал:

– Люди в-о-о-он в той посадке!

Через час я уже распределял бойцов по эскадронам. Правда, многие признались, что даже не держали в руках винтовку. Но были и кадровые солдаты, такие, кто уже нюхал порох.

Перед отъездом генерал отозвал меня в сторону. Помолчав, он сказал негромко:

– Очень трудно. Понимаю все. – И добавил: – Но отступать нельзя. Верховный Главнокомандующий просит держаться.

Петров показал мне телеграмму за подписью Сталина: «Ставка просит!» Меня до глубины души тронули эти слова. Иван Ефимович понимал мое состояние. Без лишних слов сказал:

– Доведите содержание этой телеграммы до каждого бойца!

…Петров приехал к ночи 18 сентября. Из «пикапа» не вылез, позвал меня в машину.

– Вот и твоим клинкам работа нашлась. Дождался, кавалерист! Румыны кавалерию пустили.

– Знаю, Иван Ефимович.

– Разведка?

– Да.

Два часа назад Махмудов с разведчиками обнаружили румынскую конницу. Разведчики насчитали около 500 сабель. Фашисты все-таки использовали ленинтальский клин между нашими стыками, недаром так тревожился из-за него Петров. Именно с этого клина в сумерках, маскируясь в высокой кукурузе, румынская кавалерия южнее Дольника просочилась к Татарке.

Когда Махмудов доложил мне об этом, в первое мгновение я хотел сразу поднять людей в седла – и вдогонку. Но удержался и позвонил генералу Петрову. Мне ответили, что он где-то на передовой. Промедление в этой обстановке грозило катастрофой. Я уже решил отдавать команду, но тут приехал Петров.

– Правильно сделал, что не полез ночью, они ловушку устроили. Во всяком случае сейчас, – Петров посмотрел на часы, – они в Татарке, остановились на ночевку, дальше идти побоялись. Что будем делать?

Таков был Иван Ефимович. Горячий, порывистый, он тем не менее в самые отчаянные минуты сохранял ясную голову и, хотя наверняка уже имел собственное мнение, всегда советовался с подчиненными.

– Думаю так, товарищ генерал. Атакуем их в Татарке перед самым рассветом в конном строю. Впереди – 3-й эскадрон, за ним – 2-й и 1-й…

– Согласен. Ворвешься в Татарку отсюда, с юга, и со стороны Одессы. А с запада дорогу из Татарки на Дольник оседлают 31-й Чапаевский полк и пешие кавалеристы 7-го кавполка…

И вот я должен дать команду: «Шашки к бою!» Последнее мгновение перед атакой. Нет, мы не всех, конечно, посадили в седло. Из пополнения мало кто имел дело с лошадьми. Настоящих кавалеристов в полку очень мало осталось – около 150 сабель. Они все передо мной, сидят в седлах. Я понимаю их. Через минуту-другую начнется жаркий бой, и не вернутся назад многие из нас, и лошади прибегут без всадников и будут тоскливо ржать, но это будет чуть позже, а пока мы все вдыхаем предутренний прохладный туман.

– Шашки к бо-о-о-о-ю!

Не узнаю свой голос. Команду подхватывают по эскадронам. С места срываемся галопом. Время, которое только что в предутренней вязкой тишине, казалось, совсем остановилось, теперь летит с бешеной быстротой. Мчусь, и все мне видится: справа от меня скачет Ваня Котенков, слева – Иван Бабенко, дальше – Ваня Петренко. Но нет их уже с нами…

С юга в Татарку ведут неглубокие овраги. По ним мы врываемся в село. В Татарке – одна широкая улица, вдоль которой стоят хаты. Это – дорога, на Одессу. У плетней во дворах – неоседланные кони, их много. Третий эскадрон (впереди – Гнатовский и Осипов с перевязанной рукой) первым врывается в село. Всадники молнией проносятся по улице, в каждую хату и во двор летят гранаты. Из хат выбегают полуодетые солдаты и натыкаются на первый и второй эскадроны. Идет рубка. Пригодились клинки, любовно сбереженные буденовцами! Врагов, сумевших спастись от наших сабель, встретили в окопах чапаевцы, а окончательный разгром прорвавшейся кавалерии довершила артиллерия.

Не посрамили буденновской славы кавалеристы нашего кавполка!»

Верховное Командование выполнило свое обещание. Выделена свежая, полностью укомплектованная, хорошо подготовленная 157-я стрелковая дивизия, которая, погрузившись на корабли в Новороссийске, была переброшена в Одессу.

После тщательной подготовки и разработки наступательной операции 22 сентября утром нанесен удар в Восточном секторе с целью вернуть оставленные ранее позиции в районе сел Дофиновка и Александровка и лишить противника возможности обстреливать город и порт со стороны Большого Аджалыкского лимана. Правее наступала 421-я стрелковая дивизия, недавно сформированная в Восточном секторе, она должна была содействовать и развивать успех.

В 3.00, за несколько часов до контрудара, 157-я дивизия и части Южного сектора генерала Петрова перешли в контратаку между Дальником и Сухим лиманом. Тем самым они стремились отвлечь внимание противника, сковать здесь, в Южном секторе, его части, а может быть, привлечь и его резервы, что и удалось, как показали последующие бои.

3-й морской полк высадился десантом в районе Григорьевки и по тылам противника шел в направлении Александровки и Чебановки навстречу наступающим. Действиями в тылу этот морской полк очень помог частям, наступавшим с фронта. Его организовал штаб Черноморского флота. Силы были выделены из Севастополя. Командовал десантом контр-адмирал Владимирский Л. А., а после его ранения контр-адмирал Горшков С. Г.

К концу дня 157-я и 421-я дивизии выполнили задачи, потеснив противника больше чем на десять километров.

Выполняя обещание о помощи осажденной Одессе, Верховное Главнокомандование прислало не только дивизию и маршевые роты. 23 сентября из Новороссийска пришел транспорт «Чапаев». Он доставил в Одессу новое секретное оружие, о котором раньше здесь никто ничего не знал и не слышал. Было принято решение пробу нового оружия на юге произвести в секторе генерала Петрова. «Катюши», как их уже тогда называли, были скрытно выдвинуты на огневую позицию и тщательно охранялись. Посмотреть, как будет действовать новое оружие, на НП генерала Петрова прибыли члены Военного совета ООР во главе с контр-адмиралом Жуковым.

Все приготовления были проделаны ночью. На рассвете части противника пошли в наступление. Петров выждал, пока стали четко видны цели, и сказал начальнику артиллерии армии полковнику Рыжи:

– Наверное, пора, Николай Кирьякович. Рыжи тут же скомандовал:

– Гвардейцы, огонь!

В тылу наших войск послышалось какое-то шипение, повизгивание, шарканье, взвились клубы дыма, из этого дыма вылетели огненные ракеты и понеслись в сторону атакующих. Ракеты точно накрыли противника и стали рваться с ослепительными огненными вспышками, с сильным грохотом. Когда дым рассеялся, вдали были видны только некоторые уцелевшие солдаты, убегавшие в тыл.

Так в сентябре 1941 года на участке дивизии генерала Петрова было применено на юге реактивное оружие, которое впервые «заговорило» в июле под Оршей и которому суждено было породить новую эру в военной теории и практике.

24 сентября 1941 года Совинформбюро сообщило:

«В результате успешно проведенной операции наших войск под Одессой румыны понесли серьезные потери людьми и вооружением. Общие потери румын убитыми, ранеными и пленными составляют не менее 5–6 тысяч солдат и офицеров, из них убитыми – 2 тысячи человек. По неполным данным, наши части захватили 33 орудия разных калибров, из них несколько тяжелых дальнобойных, 6 танков, 2 тысячи винтовок, 110 пулеметов, 30 минометов, 130 автоматов, 4 тысячи снарядов, 15 тысяч мин, большое количество ящиков с винтовками и гранатами».

Это был действительно большой успех, большая победа по масштабам боев здесь, на юге.

Командарм Софронов сказал, что теперь силами частей генерала Петрова и той же 157-й дивизии, которая будет переброшена в его сектор, надо нанести еще один контрудар. Этот удар должен получиться еще сильнее, потому что прибыли ранее отставшие 422-й гаубичный артиллерийский полк 157-й дивизии и ее же 141-й разведбатальон, в котором было 15 настоящих танков. Кроме того, на пополнение Приморской армии поступило 36 маршевых рот.

Генерал Петров со своим штабом, со своими верными помощниками день и ночь готовил этот контрудар, до мелочей отрабатывая взаимодействия частей и подразделений, чтобы быть уверенным в успешности общих действий, чтобы этот удар получился как можно более мощным и нанес противнику решающее поражение в Южном секторе. Генерал Петров предвидел еще и эффект от нового оружия – дивизион «катюш» должен был помогать ему в период артподготовки.

Все приготовления были закончены, войска находились в полной готовности для нанесения удара, который был назначен на 2 октября. Но 1 октября в Одессу прибыл из Севастополя за наркома Военно-Морского Флота вице-адмирал Гордей Иванович Левченко. Он привез информацию о событиях на других фронтах и приказ Ставки, который переворачивал всю жизнь защитников Одессы, как говорится, вверх дном.