Красная Армия теряет свой облик
Красная Армия теряет свой облик
Постепенно в Красной Армии начались перемены, о которых раньше никто не думал, а на первых порах был не ясен их смысл. Слова «красноармеец» и «боец» заменили словами «солдат и «рядовой»; одновременно появились «офицер», «офицерский состав»; стала устанавливаться преемственность с дореволюционной армией и военной историей России.
Все чаще упоминались Суворов, Кутузов, Брусилов, Ушаков, Нахимов и другие полководцы и флотоводцы. Постепенно стали исчезать введенные в годы революции и Гражданской войны наименования «Красная Армия», «Красный Флот», уступив место «Советской Армии», «Советскому военно-морскому флоту». И уж совсем ошеломляющим явился Указ Президиума Верховного Совета СССР о введении погон в Вооруженных силах страны. Зимой 1943 года погоны украсили форму советских воинов. Эти перемены были значительны, словно вместе с ними начинался новый период войны. Правда, некоторые солдаты говорили тогда: «Какая разница — хочу так, хочу этак: командир или офицер?» Кто-то порадовался: «Может, ребята, теперь офицеры станут меньше материться и лучше командовать, чем раньше командиры?»
В те годы можно было услышать не только от солдат, но и от офицеров, что жизнь после войны изменится к лучшему, и часто солдаты связывали это с надеждой, что отменят колхозы. Несмотря на строгую военную цензуру писем, до фронта доходила информация — как жилось на селе. И если, как утверждает советская пропаганда, без колхозов мы не выдержали бы натиск врага, то с такой же уверенностью можно считать, что никакое другое землеустройство не смогло бы так обирать крестьян, как это делалось через колхозы. В годы войны село стало типичной некрасовской деревней, с ее нищетой и произволом местного начальства, которые с трудом можно было оправдать невзгодами военного времени.
Нас переодели в новую форму с погонами. Мы глядели друг на друга с изумлением: погоны на плечах… Такое раньше видели лишь в театре или на экране в кино. Привыкли быстро и испытывали гордость.
Особая заслуга «солдатского телеграфа» состояла в осведомлении солдат о характере, способностях и профессиональных качествах их командиров. Что собой представляет командир: «палочник», то есть тот, кто бьет подчиненных палкой, мордобойщик, матерщинник, расстрельщик? Или и то, и другое, и третье? «Глухарь» или отец-командир? «Сухарь» или добрейшая душа? Удалой мужик или «заяц-трусишка»? Важно было знать, на что командир способен. Шевелит ли мозгами? Как он относится к начальству: по принципу «Чего изволите?», «Есть, будет сделано!» или «Подумаю». К этим характеристикам часто прислушивались и сами командиры. О палке командующего Калининским фронтом И.С.Конева ходили легенды. Силу ее испытали многие командиры. Командира 4-го Украинского фронта Еременко признали самым крупным мордобойщиком Красной Армии. Генерал часто оправдывал свои скверные действия и поступки разрешением Верховного.
При Сталине цена человеческой жизни упала так низко, как никогда прежде в России. В других государствах, участвовавших во Второй мировой войне, мифологизировались герои, уничтожавшие множество неприятельских солдат, танков, самолетов, кораблей, но отнюдь не ценой собственной жизни. Исключением были только японские «камикадзе». В этом отношении Сталин и его генералы вполне разделяли самурайскую традицию, согласно которой главное для воина — героически погибнуть в бою, а не сохранить свою жизнь, чтобы продолжать уничтожать врагов.
Если танкистам удавалось на поле боя спастись или выскочить из разбитого и горящего танка и под огнем противника добраться в целости до «своих», то смершевцы их обвиняли в преступлении. «Как же так: бросили танк!» Или, например, когда без разрешения начальства открывали артиллерийский огонь, такую ситуацию рассматривали и квалифицировали как преступление, хотя в этом была необходимость.
В советской системе люди были винтиками, и казалось, что их так много, что можно без труда пожертвовать миллионом-другим. Слова Еременко о Жукове: «Следует сказать, что жуковское оперативное искусство — это превосходство в силах в 5–6 раз, иначе он не будет браться за дело, он не умеет воевать не количеством и на крови строит свою карьеру», применимы почти ко всякому советскому полководцу, начиная с Верховного.
Откуда добывал сведения «солдатский телеграф»? Какими, никому не ведомыми, тропами они добирались до солдатской массы? Об одном таком случае, в котором я непосредственно участвовал, расскажу.
Вдруг полк, где я служил, подняли по тревоге, и через пару часов уже вся дивизия двинулась ускоренным маршем к ближайшей станции. Шли всю ночь, не зная — куда и зачем нас ведут? Что если гитлеровский зверь вновь прыгнул на Москву? Тут кто-то припомнил слова комиссара: «Смертельная опасность нависла над страной: немец рвется к Волге!» Точку в самых различных слухах поставил «солдатский телеграф»: «Дивизию срочно отправляют под Сталинград!»
За ночь отшагали километров около тридцати. Ничего не объясняя, колонну остановили, направили в лес. Короткий отдых чуть-чуть оживил после нелегкого перехода. Затем завернули обратно вслед за ушедшей техникой и тыловыми частями. «Солдатский телеграф» тут же отстучал новую весть: «Сталин узнал о нас и приказал не снимать ни одного солдата из-подо Ржева!». Так я не попал в Сталинград. Известно, что в 42-м отправили под Сталинград около пятидесяти дивизий, в том числе несколько с Западного фронта. Нашу, еще формируемую, дивизию почему-то не тронули.
Позже, примерно три-четыре месяца спустя, когда мы находились в бывших немецких траншеях на левом берегу Волги (ноябрь — декабрь 42-го и январь — февраль 43-го), «солдатский телеграф» принес два новых сообщения. Сперва о победе под Сталинградом. Теперь мы сообщали немецким солдатам об этом событии — о крупном поражении германской армии. В это же время стало известно о новом наступлении на нашем фронте подо Ржевом. Оно длилось с 25 ноября по 20 декабря 1942-го и закончилось страшным поражением. Ни центральная, ни фронтовая печать не проронила о нем ни слова.
«Солдатский телеграф» высоко ценили солдаты. Старались комиссары и особисты перекрыть все возможные каналы получаемых нами неофициальных сведений! Пытались внушить солдатам их вредность и лживость. Объявляли их вражеской пропагандой. Убеждали, будто «солдатский телеграф» отвлекает фронтовиков от боевых задач, вносит сумятицу в умы людей. Ничто не помогало: все их усилия оказывались бесполезными! Мы уже не мыслили себе жизни на передовой без «солдатского телеграфа».
Я не помню ни одного случая в годы войны в военно-пехотном училище, где я учился 4 месяца, а затем на фронте, — что кто-либо из командиров или комиссаров рассказывал бы нам, солдатам, о немцах: об их профессиональном уровне, об их фронтовом быте, об их оружии. Известно, что наш противник представлял высокообученное войско, оснащенное новейшей техникой. Немецкие солдаты с юных лет постоянно имели дело с техникой — радио, телефоном, электрическими приборами… Наша пехота состояла на 70 %, если не больше, из крестьян в солдатских шинелях. Многие из них впервые увидели железную дорогу, когда их повезли на фронт.
Существенную роль сыграл «солдатский телеграф» в борьбе с вражеской пропагандой. Информация — вещь живучая. Она может существовать долго и бродить по свету. И ее часто принимают за правду. Когда немецкая армия вторглась в Советский Союз, солдаты и офицеры вермахта увидели нищету русской жизни, жуткие условия действительности. Одним из первых пропагандистских произведений нацистов стала 60-страничная брошюра «Советский Союз — глазами германских солдат. Письма с Востока». Письма были тщательно отобраны и призваны укрепить национал-социалистическое сознание в армии, подчеркивая важность наступления германской армии на Советскую Россию, в целях освобождения народа от большевизма. Если бы это было так!
К 60-летию Победы в Париже была издана книга «Я это видел». Она состоит из тщательно отобранных писем ветеранов, которые они присылали в газету «Известия», разумеется, с началом перестройки в стране, примерно через 40 лет. Комментирует все 300 отобранных писем писательница Светлана Алексиевич. «Это не герои, а обычные люди, или, как они сами о себе говорят, фронтовой пролетариат. Их рассказы просты и бесхитростны… И от этого они еще страшнее… Все письма — солдатские, принадлежат ли они перу рядового или полковника. Строчка одного из них: «На войне побеждают солдаты и генералы тоже, если они хорошие солдаты…»
Приведем одно из этих писем — Б.Иванцов. Минеральные Воды:
«…Всего хватало, в том числе смешного. Как-то в боевом донесении я написал, что батарея уничтожила десять человек, рассеяла около взвода. Вызывает начальник штаба полка: «Мало! Напиши — уничтожено до взвода, рассеяно до роты… Потом приписки вошли в норму. Опыт приходит с кровью, с бессмысленными потерями. Только что заняли боевые позиции в сторону соседнего совхоза. Для выбора наблюдательного пункта выехали командир дивизиона и саперы на двух «зисах». Вдруг подзывает меня командир дивизии и приказывает открыть огонь по совхозу: «Там немцы — только что донесла разведка». У меня голова кругом, руки трясутся. А он размахивает пистолетом перед моим носом. Ну я и прибавил к измеренному расстоянию 600 метров, рассчитывая на перелет. Но карта оказалась не точной. Огонь накрыл совхоз. Я бегал со слезами на глазах, истошно вопил. Помкомандира полка в каком-то диком помешательстве дико материл полковника. Говорят, этот тип плохо закончил».
Кстати, лгал ли «солдатский телеграф»? Ошибался в спешке — бывало. Зато, в отличие от печати, он никогда не вызывал ни обиды, ни разочарования, а, напротив, скрашивал фронтовой быт.
Часто «солдатский телеграф» легко и просто разносил по траншеям шутки, анекдоты, смешные истории. От смеха, а порой и хохота частенько как-то неуютно становилось начальству. Как ни старались недруги «солдатского телеграфа», а загубить его так и не смогли.
Впечатляющий эпизод в истории «солдатского телеграфа» на Ржевской земле — это известие об уходе немцев из Ржева. Известно, что фронтовое и армейское начальство часто «трусило», с оглядкой на Верховного, медлило вступить в город, опасаясь новых осложнений, хотя получило много сообщений от разведчиков об уходе немцев.
Сохранились воспоминания, например, командира одного из полков 220-й дивизии подполковника Сковородкина, а также писательницы Елены Ржевской, да и самих разведчиков, подтверждающие сказанное. В результате немцы спокойно оставили город и сумели оторваться от наших частей. Совсем уж позорный факт! 2 января 1942 года немецкие части бежали из Ржева. Отсутствовали в городе три дня. Армейская и дивизионная разведка прозевала внезапное исчезновение противника. Хотя «солдатский телеграф» донес это необычное известие до отдельных командиров, но, может быть, слишком поздно.
Если бы Жуков и Конев двинули тогда войска и взяли бы Ржев, сколько бы сохранилось человеческих жизней и как изменилась бы оперативная обстановка на всем фронте…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.