Глава 17 Четвертый крестовый поход и завоевание Константинополя

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 17

Четвертый крестовый поход и завоевание Константинополя

Относительная неудача Третьего крестового похода хотя и вызвала уныние на Западе, однако не заставила отказаться от идеи завоевания Иерусалима. Внезапная смерть Саладина (ходили слухи, что к ней приложили руку ассасины, что, впрочем, маловероятно) и последовавший вслед за этим распад Эйюбидской державы всколыхнули надежды католического мира. Сын Фридриха Барбароссы, молодой и энергичный император Генрих VI, отправил в Палестину несколько крупных немецких отрядов, которым удалось достичь некоторого успеха – были отвоеваны Бейрут, Лаодикея и несколько мелких городов. При поддержке папы Целестина III германский император начал подготовку к большому крестовому походу. Однако над немцами в крестоносном движении словно тяготел злой рок. Когда большое немецкое войско было уже готово отправиться в Святую Землю, Генрих VI неожиданно умирает в возрасте всего тридцати двух лет. Армия, скрепленная только волей руководителя, немедленно распадается[66], и идея крестового похода вновь повисает в воздухе.

Положение меняется в начале 1198 года. В Риме умирает Целестин III, и на апостольский престол под именем Иннокентия III всходит самый молодой из кардиналов – в момент избрания ему было тридцать семь лет – Лотарио Конти, граф Сеньи. Понтификат этого чрезвычайно деятельного первосвященника стал самым знаменитым в истории папства. Иннокентий III почти сумел добиться реализации программы своего великого предшественника Григория VII. Используя временную слабость Империи, он смог стать верховным арбитром Европы, а такие крупные европейские государства, как Англия, Португалия и Арагон при нем вообще стали вассалами апостольского престола. Однако первой задачей Иннокентия III становится организация по-настоящему значительного крестоносного предприятия. Папские послания с призывом к крестовому походу были направлены в большинство стран Европы. Принявшим крест папа обещал полное отпущение грехов всего за один год военной службы в Христовых целях. Сам он отдавал на нужды святого паломничества десятую часть своих доходов.

Как обычно, папские призывы воспламенили немалую часть священников и монахов. Среди этих пропагандистов крестового похода особенным пылом отличался Фульк из Нейи – «второе издание» Петра Пустынника. Его проповеди собирали тысячные толпы; вскоре пронесся слух, что он может исцелять и творить чудеса. Необразованный человек, но красноречивый фанатик, Фульк впоследствии утверждал, что из его рук приняли крест двести тысяч человек. Стоит, однако, отметить, что все эти сотни тысяч, если они и были, никакой роли в крестовом походе не сыграли, ибо простой народ, с особенной охотой шедший за Фульком, был просто-напросто отстранен от участия в нем.

Но в одном случае агитация Фулька из Нейи все же сработала в нужном направлении. Произошло это на рыцарском турнире в Экри осенью 1199 года. На турнир съехались многие владетельные сеньоры и сотни рыцарей. Прибывший сюда же Фульк попросил разрешения выступить перед блестящим обществом и имел огромный успех. Тибо, граф Шампанский, и Людовик, граф Блуаский и Шартрский, приняли крест из рук проповедника. Их пример оказался заразительным, особенно в Северной Франции. В феврале 1200 года к крестоносцам присоединился граф Балдуин Фландрский, а с ним и большинство его вассалов. С этого времени подготовка крестового похода перешла во вторую фазу – фазу необходимых технических решений.

Весь 1200 год прошел в совещаниях вождей похода. Военным предводителем был избран Тибо Шампанский – как первый принявший крест. С целью обеспечить доставку крестоносцев в Святую Землю, было отправлено посольство в Венецию и... этот выбор северофранцузских графов оказался роковым и для Святой Земли, и для судеб всего крестоносного движения. Венецианцы, для которых святые цели давно стали пустым звуком, заломили за перевозку крестоносного войска неслыханную цену – восемьдесят пять тысяч марок серебра (около двадцати тонн)[67]. Пиза и Генуя, которые могли бы стать альтернативой венецианцам, в это время сошлись во взаимной распре, и послы были вынуждены подписать драконовский договор.

Как бы то ни было, но с подписанием договора наступил решающий этап подготовки похода – время сбора денежных средств и необходимых военных и продовольственных припасов. Но в разгар этой подготовки неожиданно умирает совсем еще молодой (двадцать три года) Тибо Шампанский, и поход остается без руководителя. Для глубоко религиозной Европы это было уже слишком.

* * *

Два военных вождя – Генрих VI, а за ним граф Шампанский – умирают один за другим в самом расцвете сил. Большинство начинает считать, что над намеченным походом висит проклятие, он неугоден Богу. Вскоре от предложенной чести стать предводителем крестоносцев отказываются графы Эд Бургундский и Тибо Барский. Судьба похода становится довольно туманной.

Выход был найден одним из послов в Венецию. Маршалу Шампани Жоффруа де Виллардуэну, будущему хронисту похода, удалось подыскать человека, достаточно авантюрного по складу характера, и в то же время пользующегося бесспорным авторитетом в католическом мире. Это был маркиз Бонифаций Монферратский, брат прославленного Конрада Монферратского – героя обороны Тира от Саладина, убитого ассасинами в миг его триумфа – Конрад был провозглашен королем Иерусалимским. Месть за брата, склонность к авантюрам, хорошая возможность разбогатеть – тот ли, другой повод, или все они вместе сыграли здесь роль, но Бонифаций Монферратский с радостью согласился возглавить «Христово воинство».

Выборы нового предводителя и сбор колоссальной по тем временам суммы для выплаты венецианцам сильно задержали начало паломничества. Лишь весной 1202 года пилигримы начали отправляться из своих земель. И здесь сразу возникли накладки. Значительная часть крестоносцев отказалась явиться на сбор в Венецию – либо не доверяя известным своей хитростью венецианцам, либо из желания сэкономить деньги. Конечно, сыграло свою роль и то, что среди крестоносных вождей не было по-настоящему авторитетной фигуры – в отличие от Второго и Третьего походов, где во главе войск стояли короли и императоры. Теперь же каждый барон или граф, не связанные вассальными отношениями, тянули одеяло на себя, не считая нужным подчиняться воинской дисциплине. Результат оказался весьма плачевным – к августу 1202 года в Венеции собралась только третья часть тех сил, которые должны были участвовать в походе. Вместо тридцати пяти тысяч, которых венецианцы обязывались перевезти по договору, на острове Лидо под Венецией сошлось от одиннадцати до девятнадцати тысяч человек. Между тем Венеция потребовала выплаты всей огромной суммы, хотя теперь такое количество кораблей было уже не нужным. Естественно, всю сумму собрать не удалось: таких денег у этой относительно небольшой части войска просто не было. Дважды объявлялся сбор средств, и все же тридцати четырех тысяч марок не хватило. И тогда венецианцы предложили «выход» из положения.

Корабль крестоносцев. Макет

В качестве компенсации за недостающую сумму крестоносцам предлагалось принять участие в походе на город Задар – крупный порт на Адриатическом море, который уже давно являлся торговым конкурентом Венеции. Существовала, правда, одна маленькая неувязка – Задар был христианским городом, и война с ним никак не соотносилась с борьбой за веру. Но венецианский дож[68] Энрико Дандоло, фактически, взял крестоносных вождей за горло. Ведь огромная сумма – более пятидесяти тысяч марок – была уже выплачена, и венецианцы отнюдь не собирались ее возвращать. – «Вы не можете выполнить условия договора, – заявил Дандоло крестоносцам, – мы, в таком случае, можем умыть руки». Крестовый поход оказался на грани полного краха. Более того, у воинствующих паломников элементарно не было средств на пропитание, а венецианцы ни в коей мере не собирались кормить их бесплатно. Запертые на острове Лидо, как в тюрьме, под угрозой голодной смерти, «Христовы воины» были вынуждены согласиться на венецианские предложения. И в октябре 1202 года гигантский флот из двухсот двенадцати судов отплыл к Задару.

Под стены города флот прибыл 12 ноября. Началась осада, которую пилигримы, явно чувствуя себя обманутыми, вели весьма неохотно, а многие из них прямо заявили задарским послам, что не собираются воевать против христианского города, ибо это противно Богу и церкви.

Вновь потребовалось вмешательство Энрико Дандоло[69], и под его давлением недовольство, назревавшее в стане осаждающих, удалось на время потушить. Графы и бароны обязались продолжить осаду, и в конце концов 24 ноября Задар капитулировал.

Однако на третий день после завоевания конфликт между паломниками и венецианцами вспыхнул вновь, и дело дошло до открытого сражения. Инициаторами раздора были простые крестоносцы, среди которых были особенно сильны религиозные настроения. Их ненависть к Венеции, ставшей на пути святого, Божьего дела, была весьма велика. Бой на улицах Задара продолжался до глубокой ночи, и лишь с большим трудом крестоносным вождям удалось унять эту распрю, унесшую жизни более ста человек. Но хотя лидерам войска и удалось удержать солдат от дальнейших столкновений, раскол в армии продолжался. К этому времени сюда уже дошли слухи, что Иннокентий III крайне недоволен нападением на христианский город и может отлучить все воинство от церкви, что автоматически делало весь поход нелегитимным[70].

В конце концов опасения крестоносцев не оправдались. Папа простил пилигримам грех войны против христиан, разумно переложив вину на венецианцев, которых и отлучил от церкви. Но тем временем, пока еще «Христовы воины» с опаской ожидали папского вердикта, произошло событие, которое окончательно повернуло поход со «стези Господней» и превратило его в небывалую по своим масштабам авантюру. В начале 1203 года в Задар, где крестоносцам пришлось задержаться на всю зиму (в те времена по Средиземному морю зимой не плавали), прибыли послы от царевича Алексея, сына свергнутого византийского императора Исаака Ангела.

Здесь стоит ненадолго обратиться к византийской истории, поскольку без понимания ситуации, сложившейся в «империи ромеев» к этому времени, невозможно будет понять и весь дальнейший ход событий. А в конце XII – начале XIII веков Византия переживала тяжелые времена.

«Серебряный век» Комнинов[71] для греческой империи закончился в 1180 году со смертью базилевса Мануила – внука Алексея I Комнина. С этого момента страна вступает в эпоху политических бурь, гражданских войн и дворцовых переворотов. Короткое, но страшно кровавое правление его брата Андроника завершилось его гибелью в огне восстания, крушением династии Комнинов и воцарением на престоле представителя новой династии – Исаака Ангела. Но Ангелы были далеко не чета своим великим предшественникам. Страна так и не знала спокойствия, ее потрясали мятежи, наместники не подчинялись приказам базилевса. В 1191 году был утрачен Кипр, завоеванный Ричардом Львиное Сердце; тогда же восстала и вскоре обрела независимость Болгария. А в 1195 году брат Исаака Ангела Алексей, воспользовавшись недовольством армии, производит военный переворот и объявляет себя императором Алексеем III. Исаака по его приказу ослепляют и сажают в башню-тюрьму вместе с его сыном и наследником, также Алексеем. Однако в 1201 году молодому Алексею удается бежать, и он направляется в поисках помощи к германскому императору Филиппу, который женат на его сестре Ирине. Филипп принял родственника с почетом, но в военной поддержке отказал, поскольку в самой Германии в это время шла ожесточенная борьба за верховную власть. Однако он посоветовал Алексею обратиться за помощью к крестоносцам, только что захватившим Задар, и пообещал всяческую поддержку в этом. В конце 1202 года германские послы, представлявшие и императора Филиппа, и византийского царевича Алексея, отправились за содействием к крестоносцам.

Прибыв на Восток, послы делают крестоносным вождям ошеломляющее и очень заманчивое предложение. Пилигримов просят отправиться к Константинополю и военной силой помочь вернуться на престол императору Исааку или его наследнику Алексею. За это от лица Алексея они обещают выплатить крестоносцам умопомрачительную сумму в двести тысяч марок серебром, снарядить десятитысячную армию для помощи крестоносцам в Святой Земле и, кроме того, содержать на византийские деньги большой отряд из пятисот рыцарей. А самое главное, царевич Алексей обещает вернуть Византию в лоно католической церкви, под власть папы римского.

Грандиозность посулов, несомненно, произвела на латинских графов и баронов должное впечатление. Ведь тут и деньги огромные, более чем вдвое перекрывающие весь венецианский долг, и дело справедливое – возврат власти законному императору. А уж переход Византии в католичество – это по святости сравнимо разве что с отвоеванием Иерусалима у неверных. Конечно, поход в Святую Землю опять откладывается на неопределенный срок, да и успех предлагаемого предприятия отнюдь не гарантирован. Но разве это важно, когда на кону такие деньги?! И вожди похода согласились.

Однако убедить простых паломников в необходимости в очередной раз отложить продвижение в Святую Землю оказалось вовсе не легко. Многие из крестоносцев приняли крест три, а то и пять лет назад. Поход и без того чрезмерно затянулся, и тысячи наиболее фанатично настроенных пилигримов требовали, чтобы их немедленно везли в Акру. Даже уговоры священников не очень-то помогали, и вскоре часть наиболее непримиримых покинула войско и направилась на кораблях к берегам Леванта. Но ядро армии удалось сохранить, более того – с уходом недовольных прекратились непрерывные раздоры. В мае 1203 года вся венецианско-крестоносная рать погрузилась на корабли и двинулась к Константинополю.

26 июня гигантская эскадра (с примкнувшим к ней по пути царевичем Алексеем) бросила якорь в Скутари[72], на азиатском берегу Босфора. В этом месте ширина знаменитого пролива менее одного километра, поэтому все действия крестоносцев были для византийцев как на ладони. В том числе, грекам было совершенно ясно, что крестоносная рать не слишком велика по размерам, ведь даже такой большой флот мог везти не более тридцати тысяч человек[73]. Это подготовило полную неудачу первичных переговоров: ведь греки даже в самом городе располагали значительными силами, а вся византийская армия превосходила крестоносное войско в несколько раз. И если бы сама империя оставалась прежней, такой, как четверть века назад, судьба паломников была бы печальной. Но со времен Комнинов уже много воды утекло. Авторитет верховной власти упал до предела. Узурпатор Алексей III был чрезвычайно непопулярен в народе и опирался только на преданную ему дружину варангов[74].

11 июля, уяснив, что дальнейшие переговоры бессмысленны, крестоносцы начали высадку у стен Константинополя. Начиналась его первая осада. Здесь «Христовым воинам» сразу улыбнулась удача. Воспользовавшись нерасторопностью греков, они смогли захватить крепость Галату на противоположном от Константинополя берегу бухты Золотой Рог. Это отдало им в руки всю Константинопольскую гавань и позволило прекратить подвоз морским путем войск, боеприпасов и продовольствия осажденным. Затем город был окружен и с суши, причем крестоносцы, как и при осаде Акры, построили укрепленный лагерь, что сослужило им немалую службу. 7 июля была разбита знаменитая железная цепь, преграждавшая путь в бухту, и венецианские суда вошли в гавань Золотой Рог. Таким образом, Константинополь был осажден и с моря, и с суши.

Самым удивительным в этой беспримерной осаде являлось то, что число осаждающих было много меньшим, чем количество защитников города. Жоффруа де Виллардуэн вообще утверждает, что на одного ратника-пилигрима приходилось двести византийских воинов. Это, конечно, явное преувеличение; однако не подлежит сомнению, что осажденные располагали армией, в три-пять раз превышающей крестоносное войско[75]. Но греки не смогли ни помешать высадке пилигримов, ни противостоять захвату гавани. Эта явная слабость защитников города свидетельствует о степени развала византийских политических структур и полном расколе греческого общества, еще до прибытия крестоносцев постоянно балансировавшего на грани гражданской войны. Фактически самая многочисленная, греческая часть войска не представляла собой реальной боевой силы, поскольку имела в своих рядах много сторонников свергнутого Исаака Ангела. Греки вовсе не рвались защищать крайне непопулярного в народе Алексея III, возлагая надежды, главным образом, на варяжских наемников. Двадцать лет непрерывных смут и переворотов не прошли для империи даром. В момент чрезвычайной опасности великая греческая держава оказалась расколотой и ослабленной, абсолютно неспособной защититься даже от не очень сильного врага, что и доказали последующие события.

План Константинополя

В течение десяти дней с 7 по 16 июля крестоносцы вели подготовку к штурму города. 17 июля наступил решающий день. С суши константинопольские стены были атакованы французскими крестоносцами во главе с Балдуином Фландрским (Бонифаций Монферратский остался охранять лагерь, так как существовала опасность атаки извне); с моря на приступ двинулись венецианцы под предводительством Энрико Дандоло. Атака Балдуина вскоре захлебнулась, натолкнувшись на ожесточенное сопротивление варягов, но нападение венецианцев оказалось довольно успешным. Ведомые бесстрашным слепым (!) стариком, который лично возглавил штурм, итальянские моряки доказали, что умеют воевать не только на море. Им удалось захватить сначала одну башню, а затем еще несколько, и даже ворваться в город. Впрочем, их дальнейшее наступление застопорилось; а вскоре ситуация изменилась настолько, что заставила венецианцев отступить из города и даже оставить уже завоеванные башни. Виной тому было критическое положение, в котором оказались французские пилигримы.

После того, как была отбита атака с суши, Алексей III наконец решился нанести удар по крестоносцам. Он вывел из города почти все свои войска и двинулся на французский лагерь. Французы, однако, были к этому готовы и заняли позицию у укрепленных палисадов. Войска сблизились до расстояния арбалетного выстрела, и... византийцы остановились. Несмотря на свое огромное численное превосходство, греческая армия и ее не уверенный в себе полководец опасались перейти в решительное наступление, зная, что в поле франки очень сильны. Несколько часов оба войска стояли друг против друга. Греки надеялись выманить крестоносцев подальше от прочных укреплений лагеря, пилигримы же с ужасом ждали неизбежной, как им казалось, атаки. Ситуация для крестоносцев была по-настоящему критической. Судьба греческой империи, судьба крестового похода и всего крестоносного движения решалась здесь, в этом многочасовом молчаливом противостоянии.

Рыцари-тевтонцы в бою. Миниатюра XIV века

Нервы дрогнули у Алексея III. Так и не осмелившись идти на приступ, он дал приказ к отступлению в Константинополь. В ту же ночь византийский базилевс бежал из города, прихватив с собой несколько сот килограммов золота и драгоценностей. После этого еще восемь лет незадачливый узурпатор будет метаться по стране в поисках союзников, пока в 1211 году не окажется в стане сельджуков, и после поражения сельджукской армии от греков же (!) не закончит жизнь в плену у своего преемника, никейского императора Феодора Ласкариса. Но это уже другая история.

В Константинополе же бегство императора было обнаружено утром следующего дня и вызвало настоящий шок. Город, безусловно, был способен обороняться еще долго, но дезертирство базилевса окончательно сломило решимость византийцев. Верх взяли сторонники примирения с франками. Был торжественно освобожден из тюрьмы и восстановлен на престоле слепой Исаак Ангел. Сразу же с сообщением об этом были отправлены послы к крестоносцам. Эта весть вызвала небывалое ликование в войске пилигримов. Неожиданный успех объяснялся не иначе как Господним промыслом – ведь армия, еще вчера стоявшая на краю гибели, сегодня могла праздновать победу. Бонифаций Монферратский отправляет послов к Исааку Ангелу с требованием подтвердить условия договора, подписанного его сыном. Исаак пришел в ужас от непомерности требований, но, находясь в безвыходном положении, был вынужден подтвердить договор. А 1 августа в торжественной обстановке был коронован царевич Алексей, ставший соправителем своего отца под именем Алексея IV.

Итак, крестоносцы, по существу, выполнили свою задачу. Законный император водворился на престоле, он во всем был покорен своим благодетелям. Вскоре паломники получают от Алексея IV примерно половину оговоренной суммы – около ста тысяч марок. Этого вполне достаточно, чтобы наконец полностью расплатиться с Венецией. И пилигримы вспоминают о настоящей цели похода, ради которой они и принимали крест – освобождении Иерусалима. Вновь становится слышен голос простых паломников, рвущихся в Святую Землю. Но небывалый, невероятный успех уже вскружил головы вождям, и они уговаривают нетерпеливых подождать, пока Алексей IV полностью расплатится по счетам. Жажда наживы оказалась сильнее богоугодных устремлений, и после недолгих споров крестоносцы откладывают поход в Палестину до следующей весны. Возможно, на это решение повлияла и просьба Алексея о военной помощи, поскольку он, громко именуясь «базилевсом ромеев», реальной властью обладал только в самом Константинополе. Он и в столице чувствует себя нетвердо, так как население крайне недовольно огромными платежами крестоносцам, ради чего Алексею даже пришлось конфисковать и расплавить драгоценную церковную утварь. Императорская казна пуста, попытка займа у константинопольских богачей безуспешна: они вовсе не горят желанием поддержать ставленника ненавистных латинян. Сами крестоносцы понимают, что в этой ситуации новому базилевсу трудно выполнить условия договора, и решают помочь ему в укреплении власти в империи. Вскоре около половины франкского войска уходит вместе с Алексеем во Фракию; после ряда успешных осад и сражений они возвращаются в ноябре 1203 года с чувством хорошо выполненного долга. Однако Алексей после возвращения в столицу победителем становится все менее сговорчивым. Под разными предлогами он оттягивает дальнейшие платежи. Взбешенные этим, крестоносные вожди отправляют к обоим императорам послов с требованием немедленно расплатиться. Однако Алексей отказывается от дальнейших взносов, так как положение в городе накалено до предела, и новые поборы неминуемо приведут к восстанию. Бедные Ангелы оказались меж двух огней. Алексей пытается объяснить ситуацию венецианскому дожу – тот явно умнее своих французских коллег – но и Энрико Дандоло непреклонен: или деньги, или война. Так с конца ноября крестоносная авантюра переходит в следующую фазу – борьбы против законного императора.

Штурм Константинополя. С картины Тинторетто

Сами крестоносцы чувствуют юридическую уязвимость своей позиции, поэтому боевые действия ведутся весьма вяло. Недовольство действиями «паломников Христовых» выражает и Иннокентий III, который весьма раздосадован непрерывным откладыванием похода в Святую Землю. Да и сам Алексей стремится к примирению с крестоносцами. Иногда, впрочем, он показывает зубы, как 1 января 1204 года, когда византийцы сделали попытку сжечь с помощью брандеров[76] весь венецианский флот. Благодаря мастерству итальянских моряков, попытка эта не удалась, и «странная война» продолжалась.

Все изменилось 25 января 1204 года, когда в Константинополе вспыхнуло яростное восстание. Во главе его стояли, главным образом, монахи, для которых была ненавистна заявленная Алексеем идея о подчинении восточной церкви римскому папе. В течение трех дней весь город, за исключением императорских дворцов, находился в руках повстанцев. В этих условиях византийская верхушка, опасаясь уже за собственную жизнь, решилась на государственный переворот – с целью успокоить население. В ночь на 28 января императорский советник Алексей Дука, по прозвищу Мурзуфл[77], арестовывает Алексея IV и бросает его в тюрьму. На следующий день Мурзуфла коронуют как базилевса ромеев. Старый Исаак, получив известие об аресте сына и коронации узурпатора, не выдерживает потрясения и умирает. Через несколько дней по приказу Мурзуфла убивают и Алексея IV. Восстание плебса гаснет само собой, а Мурзуфл под именем Алексея V становится единоличным правителем империи.

Коронация Алексея V значительно ухудшила положение крестоносцев. Мурзуфл еще при Ангелах был известен как один из наиболее ярых противников латинян. Едва придя к власти, он подтвердил это, в ультимативной форме потребовав от «Христовых воинов» в восьмидневный срок очистить византийскую территорию. Крестоносцы, естественно, отказались – тем более, что зимой это так или иначе было невозможно. Однако в лагере паломников воцарилось уныние. Ситуация виделась довольно беспросветной. Оба их византийских ставленника погибли, тем самым была потеряна и возможность внести раскол в византийские ряды. Положение усугублялось наступившим голодом: ведь всякие поставки продовольствия полностью прекратились. Армия, находившаяся на грани голодной смерти, питалась почти исключительно кониной, и ежедневно десятки, а то и сотни людей умирали от голода и лишений. К тому же греки почти ежедневно устраивали вылазки и нападения, которые, хотя и не давали какого-либо серьезного результата, держали крестоносное воинство в постоянном напряжении.

Неожиданный и счастливый для «рыцарей Христа» перелом наступил в феврале. Мурзуфл получил известие, что большой отряд крестоносцев во главе с графом Генрихом, братом Балдуина Фландрского, покинул укрепленный лагерь в поисках продовольствия. Алексей V счел момент удачным для того, чтобы разбить крестоносцев по частям. Он взял наиболее боеспособную часть своего войска и бросился в погоню за французским отрядом. Греки сумели довольно незаметно подойти и всей силой обрушились на арьергард крестоносцев. Однако католические рыцари еще раз показали, что в ближнем конном бою им нет равных. Несмотря на огромный численный перевес, греки потерпели сокрушительное поражение. Погибли десятки их знатных воинов, а сам Мурзуфл был ранен и бежал в Константинополь, под защиту крепостных стен. Ужасным ударом для византийцев стала и потеря в этом сражении одной из величайших святынь империи – чудотворного образа Божьей Матери, по преданию, написанного самим евангелистом Лукой. Рыцари Генриха захватили также императорское знамя и знаки царского достоинства.

Тяжелое поражение и утрата святынь очень сильно ударили по боевому духу защитников Империи. В свою очередь, крестоносцы воодушевились этой победой и, вдохновляемые фанатично настроенным духовенством, решились на борьбу до победного конца. В марте состоялся совет руководителей похода, на котором было решено штурмовать Константинополь. Мурзуфл, как цареубийца, подлежал казни, а нового императора крестоносцы должны были выбрать из своей среды. Были также оговорены правила раздела добычи; при этом венецианцы и паломники получали, соответственно, по 3/8, а еще одна четверть переходила вновь избранному императору. То же касалось и раздела земель.

9 апреля, после тщательной подготовки, начался штурм. На этот раз он производился только с кораблей, на которые загодя были установлены осадные орудия и штурмовые мостки и лестницы. Однако византийцы хорошо подготовились к обороне, и подошедшие корабли были встречены греческим огнем и градом огромных камней. И хотя крестоносцы проявили немалое мужество, атака вскоре полностью захлебнулась, а изрядно потрепанные корабли вынуждены были отойти к Галате.

Тяжелое поражение вызвало сильное смятение в крестоносном воинстве. Пошли слухи, что это сам Бог наказывает за грехи паломников, до сих пор не выполнивших святой обет. И здесь свое веское слово сказала церковь. В воскресенье, 11 апреля, состоялась всеобщая проповедь, на которой многочисленные епископы и священники разъяснили паломникам, что война со схизматиками – врагами католической веры – дело святое и законное, а подчинение Константинополя апостольскому престолу – великое и благочестивое деяние. Наконец, именем папы римского церковники провозгласили полное отпущение грехов всем, кто на следующий день пойдет на приступ города.

Так католическая церковь, после долгих колебаний и сомнений, окончательно предала своих восточных братьев. Лозунги борьбы с исламом, за священный город Иерусалим, были преданы забвению. Жажда поживиться в богатейшем городе мира, в котором, к тому же, находились важнейшие христианские реликвии, оказалась сильнее изначальных святых целей. Крестоносное движение, тем самым, получило тяжелый, как позже выяснилось, смертельный удар от своего основоположника – римской католической церкви.

Вступление крестоносцев в Константинополь. Гравюра Г. Доре

Участь Константинополя, однако, еще вовсе не была решена. Его защитники, вдохновленные победой 9 апреля, не собирались сдаваться, а в крестоносном войске ощущалась нехватка осадных машин, потерянных при первом штурме. Судьбу приступа решил случай. Один из самых мощных кораблей шальным порывом ветра прибило прямо к башне, и смелый французский рыцарь Андре Д’Юрбуаз смог взобраться на ее верхний ярус и в яростной схватке сумел оттеснить его защитников на нижние этажи. Почти тут же ему на помощь пришло еще несколько человек; корабль был накрепко привязан к башне, и после этого ее захват стал лишь вопросом времени. А взятие этого мощного укрепления позволило высадить под стену большой отряд со штурмовыми лестницами. После кровавого боя этой группе удалось овладеть еще несколькими башнями, а вскоре захватить и ворота. В результате этого исход штурма был предрешен, и к вечеру 12 апреля франки овладели почти четвертой частью Константинополя. Алексей V бежал из города, бросив его защитников на произвол судьбы, но не забыв, между прочим, прихватить казну.

Однако и после этого рано было утверждать, что город уже обречен. Часть константинопольской знати, решившая продолжать борьбу, собралась в храме Святой Софии, где выбрала новым императором Феодора Ласкариса, родственника Ангелов, известного своими воинскими талантами. Но и сами «Христовы воины» отнюдь еще не были уверены в победе и, опасаясь контрнаступления греков, подожгли ту часть города, что отделяла их от противника. Вскоре, впрочем, выяснилось, что в поджоге, уничтожившем, кстати, едва ли не половину города, не было никакой необходимости. Феодор Ласкарис, наскоро проведя смотр еще остававшихся верными войск, пришел к неутешительному выводу, что дальнейшее сопротивление с такими силами невозможно. Он собрал всех лично преданных ему людей и этой же ночью бежал на азиатский берег Босфора, откуда рассчитывал продолжить борьбу. Забегая вперед, скажем, что его расчет вполне оправдался. Ласкарису удалось объединить вокруг себя большую часть малоазийских владений Византии, и вскоре он превратился в одного из главных соперников победителей-крестоносцев. Он стал основателем так называемой Никейской империи и долгие годы вел борьбу, по большей части довольно успешную, против католических рыцарей и их союзников.

Судьба же византийской столицы теперь была, увы, предрешена. Утром 13 апреля крестоносные отряды, не встречая на своем пути никакого сопротивления, расползлись по всему городу, и начался повальный грабеж. Невзирая на призывы вождей соблюдать дисциплину и беречь если не имущество, то хотя бы жизнь и достоинство греков (призывы, впрочем, весьма лицемерные, ибо сами вожди показали себя первейшими из бандитов), «солдаты Христа» решили воздать себе за все лишения, перенесенные за время зимней лагерной жизни. Крупнейший город мира был подвергнут небывалому доселе опустошению и разгрому. Многочисленные константинопольские церкви были ограблены до основания, алтари были разнесены на куски, а священные сосуды здесь же, на месте, переплавлялись в слитки. Жертвами разбоя стали и дома богатых горожан, и сами их жители, которых пытками и угрозой смерти заставляли отдавать припрятанные сокровища. Не отставали от солдат и католические священники и монахи, которые особенно рьяно охотились за важнейшими христианскими реликвиями, а их в городе за девять веков было собрано немало.

Захваченные сокровища были неисчислимы. Даже те «трофеи», которые через несколько дней удалось собрать в одном из охраняемых монастырей для последующего дележа, оценивались не менее, чем в четыреста тысяч марок серебром. Но еще больше было расхищено, прилипло к алчным рукам графов и баронов (особой ненасытностью в грабеже отличился Бонифаций Монферратский). Как утверждал один из участников штурма Константинополя, Робер де Клари, в византийской столице находилось, по словам греков, две трети всех богатств мира. Это, конечно, преувеличение, но то, что город на Босфоре был богатейшим в мире, не подлежит сомнению. Современные историки считают, что общая стоимость добычи, захваченной крестоносцами, превышала миллион марок серебром, а может быть, достигала и двух миллионов. Таким образом, она превысила ежегодный доход всех стран Западной Европы, вместе взятых! Естественно, после такого разгрома Константинополь уже никогда не оправился, а восстановленная только в 1261 году Византийская империя оставалась лишь бледной тенью когда-то великой мировой державы.

Завоевание Константинополя, по сути, знаменовало собой окончание крестового похода, хотя значительная часть крестоносцев, получившая феоды на землях разгромленной империи, осталась доводить дело захвата до конца. Вскоре после взятия византийской столицы императором вновь провозглашенной Латинской империи был объявлен Балдуин Фландрский. Хороший куш отхватил себе и Бонифаций Монферратский, получивший богатое Фессалоникийское королевство. Не были обижены землями и другие, более мелкие вожди похода – в пределах бывшей Византийской империи образовалось около десятка независимых или полунезависимых государств. Впрочем, участь двух главных оказалась печальной: император Балдуин уже в следующем 1205 году потерпел сокрушительное поражение от болгарского царя Иоанна Асеня и вскоре погиб в болгарском плену; Бонифаций Монферратский был убит в незначительной стычке с теми же болгарами, а его голова была послана тому же Иоанну Асеню и украсила собой его пиршественный стол.

Вообще, несмотря на грандиозный, небывалый успех Четвертого крестового похода, его влияние на крестоносное движение в целом следует признать сугубо отрицательным. Во-первых, завоевание Константинополя и основание Латинской империи и малых крестоносных государств раскололи доселе единый театр военных действий. Святая Земля, остро нуждающаяся в добровольцах, получала их теперь все меньше и меньше, поскольку большинство христианских рыцарей предпочитало теперь бороться за веру не в отдаленной Палестине, а на гораздо более близком Балканском полуострове. Во-вторых, захваченная добыча и земли, и само отношение католической церкви – инициатора крестовых походов – к этим завоеваниям разрушили самый дух «святого паломничества». Жажда наживы оказалась сильнее дающего только духовное удовлетворение стремления к освобождению христианских святых мест. Победа часто превращается в поражение: таким поражением для всего христианского мира стал открывший в итоге исламу дорогу в Европу Четвертый крестовый поход.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.