Чудовище в обличье монаха

Чудовище в обличье монаха

Architeuthis, шеф-кальмар, ? название как нельзя более подходящее. Но почему «монах»? Потому, что Стенструп, всегда добросовестный и играющий по правилам, считал, что гигантский кальмар уже получил имя в научной литературе и о нем следует напомнить при присвоении ему нового имени. Эрудиция датского натуралиста не ограничивалась старыми скандинавскими текстами. Он знал «Общую историю рыб» Гийома Ронделе из Монпелье и был просто потрясен описанием «чудовища в одеянии монаха», которое он там нашел. Французское издание этого сочинения датируется 1558 годом, а латинское 1554-м. Вот это описание:

«В наше время в Норвегии было поймано морское чудовище после большой бури, которому все, кто его видел, дали имя „монах“. У него было человеческое лицо, но очень грубое, с голым блестящим черепом. На плечах его как будто бы лежал капюшон, два длинных ласта вместо рук, тело кончалось большим хвостом. Средняя его часть была значительно шире и имела форму военного плаща.

Изображение, на основании которого я даю это описание, было передано мне очень именитой дамой, Маргаритой де Валуа, королевой Наваррской, которая его получила от одного дворянина, передавшего аналогичный портрет императору Карлу V, пребывавшему тогда в Испании. Этот дворянин утверждал, что он сам видел это чудовище в Норвегии, выброшенное морем во время бури на берег в местности под названием Дизе, недалеко от города Денелопох».

Стенструпу не стоило труда понять, о каком городе идет речь. Название его, несомненно, следовало читать как ден Елепох (Еллебоген), а это старое название города Мальме, расположенного напротив Копенгагена, на другом берегу пролива Зунд, каковой и обозначен в тексте словом Дизе, что надо читать как Ди Зунд.

Оставалось найти следы этого происшествия в местных хрониках. Сначала он нашел упоминание о нем в работе историка Серенсена Беделя, зафиксировавшего самые замечательные события на протяжении жизни Фредерика II, короля Дании и Норвегии. За 1545 год среди прочего можно было прочитать:

«Странная рыба, похожая на монаха, была поймана в Зунде: длина ее составляла приблизительно 2 метра 40 сантиметров».

Все это подтверждало правильность умозаключений Стенструпа и позволяло исправить орфографические ошибки господина Ронделе и его издателя. Но дата происшествия была указана неточно, так как две другие хроники относили его к более позднему времени.

На основании суммы всех этих документов складывалась такая картина этого происшествия: «Чудовищная и удивительная рыба с обличьем монаха» была поймана в Зунде в 1550 году. Отловленное сельдяной сетью, животное испускало душераздирающие крики, когда его вытаскивали из воды. Через день после поимки оно еще жило, так как сеть держали в воде. По форме головы и чертам лица это фантастическое существо из-за бритого черепа напоминало человека, а точнее, монаха. Но при человеческой голове у него было тело, члены которого были как будто бы обрезаны и искалечены…

Тело монахообразного чудовища было доставлено в Копенгаген королю Христиану III, который приказал немедленно предать его земле «для того, как говорит его историограф, чтобы не давать народу повода для распускания скандальных слухов».

Познакомившись с этими старыми документами, Стенструп вспомнил, как и следовало ожидать, о «морском монахе», упомянутом Адамом Олеариусом в его «Кабинете достопримечательностей Гетторфа». Сравнивая его изображение с описанием «ужасного морского чудовища», выловленного между Катвиком и Шевенингеном, он понял, что речь, несомненно, идет об изуродованном теле гигантского кальмара. Но тогда не являлся ли также кальмаром и «морской монах», пойманный в Зунде?

Сравнивая изображение кальмара с наивным портретом «чудовищной и удивительной рыбы», приведенным Ронделе, датский натуралист нашел некоторое сходство в их силуэтах. В складках «монашеского одеяния» чудовища он увидел восемь конечностей рогача, в обрубках рук ? его два длинных щупальца, умышленно расположенных подходящим для данного случая образом. А бритая гладкая голова, по его мнению, была задним концом туловища кальмара. Что же касается криков пойманного животного, Стенструп посчитал их звуком двигательного сифона головоногих, действительно иногда напоминающим крик новорожденного ребенка.