Тайна областных управлений
Тайна областных управлений
До сих пор не опубликовано ни одного расстрельного списка, куда были бы включены офицеры из тех, что похоронены под Катынью. Доказательства у российских историков точно те же самые, что у геббельсовского эксгуматора доктора Бутца: отсутствие присутствия документов, проясняющих судьбу пленных офицеров. Но ведь директивы, рапорты и прочая внутренняя документация НКВД — не предвыборная листовка, где избирательный штаб старательно обходит все неудобные вопросы. Люди там работали далеко не слюнявые. И если офицеров действительно расстреляли, то какого лешего начальник УПВ Супруненко посылает начальнику 2-го отдела ГУГБ НКВД, «главному контрразведчику» страны Федотову в совершенно секретном порядке следующую бумажку, судя по дате, предназначавшуюся для Сталина:
Справка о быв. военнопленных польской армии, содержавшихся в лагерях НКВД.
3 октября 1941 г.
1. Всего поступило быв. военнопленных, захваченных частями Красной Армии и интернированных, доставленных из Прибалтики 130 242 [чел.].
2. Отпущено из лагерей и отправлено в западные области УССР и БССР в 1939 году а) 42 400 ч[ел].
3. а) Изъявивших согласие выехать на оккупиров[анную] территорию немцами в октябре и ноябре м[есяце] 1939 г. жителей террито[рии] Польши, отошедш[ей] к Германии а) 42 492 ч[ел].
4. Передано немцам в 1940–1941 гг. инвалидов, жителей территории быв. Польши, отошедшей Германии, лиц немецкой национальности, а также по запросам немецкого посольства в 1940–1941 гг. 562 ч[ел].
5. Отправлено в распоряжение УНКВД в апреле — мае 1940 г. через 1-й спецотдел 15 131 ч[ел].
6. Отправлено в пункты формирования польской армии в IX–X 1941 г. 25 115 ч[ел]…
и т. д.
Что за секреты во внутренней переписке? Или Супруненко полагал, что если написать о расстрелах открытым текстом, Федотов, став нечаянно причастным тайне, от стыда застрелится? До того и после того в документах НКВД при необходимости совершенно спокойно писали аббревиатуру ВМН или её синоним «1 категория», и вдруг, когда речь зашла о поляках, Супруненко стыдливо потупил глазки и проблеял: «отправлены в распоряжение УНКВД»; Федотов, надо полагать, засмеялся и пальчиком погрозил: вот ведь что придумал, пра-а-ативный!
Более того, расстрел нескольких тысяч человек остался тайной и для внутренней статистики ведомства. Согласно данным Олега Мозохина, в 1940 году было вынесено 1863 смертных приговора (в 1939 году — 2601). Кто бы ни приговаривал поляков, кто бы их ни расстреливал — в любом случае это внутренняя операция НКВД, а значит, она вошла бы в показатели. Получается, поляков казнили настолько тайно, что засекретили эти казни даже от собственной статистики?
Так что, невзирая на скрежет зубовный, придётся признать, что «отправить в распоряжение УНКВД» означало именно отправить в распоряжение УНКВД, и более ничего. Зачем — это уже второй вопрос. Что потом с ними стало — третий. Но почему обязательно на расстрел? Ничто другое в голову не приходит? Тогда надо меньше читать на ночь «демократическую» литературу — а лучше и вообще её не читать.
…Что же, согласно имеющимся документам, произошло с теми военнопленными, которых не отпустили и не выслали в Германию ещё в 1939 году?
Забегая вперёд, скажем, что ни в одном из сборников опять же нет ни одного, даже косвенного свидетельства о расстреле военнопленных офицеров. То ли их плохо искали, то ли искали хорошо, но нашли не то, что хотели… Так что тема собственно расстрела полностью вынесена в комментарии: мол, написано «отправили в распоряжение тов. Токарева», а понимать следует так, что убили… Почему именно так следует понимать? Ну а как же ещё-то? Это ведь все знают, и президент признал…
Зато при внимательном прочтении документов находится несколько проскользнувших свидетельств о нерасстреле. И мы их непременно предъявим…
…Итак, кроме трудовых лагерей для рядовых и унтер-офицеров, используемых на работах, в начале 1940 года существовали три «спецлагеря»: офицерские — Козельский и Старобельский и Осташковский. Начнём с последнего, поскольку о нём известно больше всего. Каковы его функции?
Из докладной записки начальника 1-го отдела УВП НКВД А. В. Тимкова. 9 декабря 1939 г.
I. Характеристика контингента
В Осташковском лагере содержится на 1 декабря 1939 г. 5963 чел.
Из них: полиция кадровая 5033 чел.
Жандармы 40 чел.
Тюремщики 150 чел.
служащ(ие) КОПа 41
Осадники 27
Юнаки 8
офицеры всех категорий 263 (включая полицию и жандармерию)
солдаты и мл. начсостав 127
запас полиции 169
Штатские 105
Из общего количества 5963 чел. — 1919 чел. проживали на территории, отошедшей к Советскому Союзу, 196 чел. — в Виленской области и 3848 чел. — на территории, отошедшей к Германии.
Основную массу так называемого запаса полиции составляют рабочие и крестьяне, никогда ранее в полиции не служившие, а вследствие пожилого возраста или недостаточных физических данных для службы в армии приписанные к полиции.
Среди солдат и мл. начсостава много из КОПа и стражи граничной. Солдаты этой категории в основной своей массе ничем не отличаются от других солдат польской армии, зато среди мл. начсостава много сверхсрочников, служивших в КОПе по 9–15 лет. Многие плютоновые и сержанты были начальниками стражниц и при их участии происходили переброски польских шпионов на нашу территорию.
Наиболее разношёрстная категория — это штатские. Среди них имеются рабочие, крестьяне, адвокаты, студенты, служащие магистратов и др.
Есть лица, называющие себя членами Коммунистической партии.
Среди офицеров имеется значительная категория запасников, по профессии учителей, врачей, фармацевтов и т. п. Эти люди по окончании средней школы были призваны на действительную военную службу и после прохождения годичной школы подхорунжих получили звание подпоручиков запаса.
Дальнейшее задержание в качестве военнопленных лиц, относящихся к запасу полиции, рядовых КОПа и стражи граничной, а также офицеров запаса из числа трудовой интеллигенции (советской территории), считаю нецелесообразным.
Освобождение этих категорий следует, однако, проводить после повторного персонального опроса и проверки сомнительных лиц по местожительству, т. к. среди них есть лица, скрывающие свою действительную принадлежность к кадрам полиции и КОПа.
Мл. начсостав КОПа сверхсрочной службы без тщательной фильтрации и агентурной проработки освобождать не следует.
Уже из этой докладной ясно, какой контингент собирали в Осташковском лагере. Это люди, которые по своему служебному положению могли быть причастны к довоенной работе против СССР — шпионажу, переброске банд — а также к преследованиям польских коммунистов, карательным акциям и пр. Кроме того, в полицию, естественно, отбирали идеологически устойчивых граждан — а значит, настроенных резко антисоветски. На допросах они все, конечно, стали взятыми по мобилизации и аполитичными, однако следователи им не верили, и были правы.
Вскоре в Осташков стали отправлять саботажников, отказников, антисоветски настроенных пленных из других лагерей. Почему туда? Всё просто: это был единственный лагерь, где работали следственные бригады НКВД. По крайней мере, в документах нет упоминаний о следствии, которое проводилось бы в других лагерях.
По состоянию на 8 апреля 1940 года в Осташковском лагере находилось 6364 чел.
Из них:
а) офицеров армии 48 чел.
б) офицеров полиции и жандармерии 240
в) мл. комсостава полиции и жандармерии 775
г) рядовых полицейских и жандармов 4924
д) тюремщиков 189
е) разведчиков и провокаторов 9
ж) ксендзов 5
з) осадников 35
и) торговцев 4
к) переведённых из быв. польских тюрем 4
л) судебных работников 5
м) солдат и мл. комсостава 72
н) прочих (проверяются для решения вопроса о дальнейшем направлении) 54
К тому времени 443 человека уже были отправлены из лагеря. Стало быть, к моменту принятия решения пленных там числилось несколько больше — 6879 человек.
Что могла инкриминировать этим людям советская власть?
На полицейских, жандармов, тюремщиков распространялась статья 58–13:
«Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственной или секретной (агентура) должности при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны (от 3 лет до ВМН)».
Сотрудникам разведки и пограничной стражи могли инкриминировать и 58–6 — шпионаж (те же меры).
На отказников, организаторов «волынок» на производстве распространялась ст. 58–14 — «контрреволюционный саботаж» (от года до ВМН).
Тем, кто был причастен к переброске банд на советскую территорию, светила 58–8 и 58–9 (терроризм) — очень серьёзная статья, по которой в СССР было много смертных приговоров.
И наконец, для резко антисоветски настроенных пленных, не скрывавших своих взглядов, существовала самая массовая 58–10 — «антисоветская пропаганда и агитация» (от шести месяцев).
Кроме того, в СССР существовал ещё контингент «социально опасных», на которых никакие статьи не распространялись, однако их тоже могли репрессировать в превентивном порядке, с учётом предвоенного времени.
Следующий вопрос: если следовать логике времени, что могла сделать с этими людьми советская власть?
Существует несколько более поздний документ — докладная записка Супруненко, касающаяся 1525 польских полицейских, интернированных в Латвии и Литве и после присоединения этих государств к СССР переданных в Козельск. Написана она год спустя, в марте 1941 года. Там говорится:
«По полученным материалам из местных органов НКВД установлено, что многие полицейские, содержащиеся в Козельском лагере, при бегстве в Латвию и Литву уничтожили материалы полиции. Часть полицейских вступала в карательные отряды и жестоко расправлялась с населением, встречавшим части Красной Армии.
В процессе агентурной разработки интернированных в лагере установлено, что основная масса полицейских, жандармов и других служащих карательных органов относятся враждебно к мероприятиям Советского правительства.
Многие из них высказывают, что по освобождении из лагеря будут бороться за восстановление Польши и мстить тем, кто лояльно относится к Советской власти.
Отдельные полицейские высказывают намерения бежать из лагеря с наступлением весны…
Учитывая, что перечисленные категории интернированных являются активными и непримиримыми врагами Советской власти, считаю необходимым…»
Что, расстрелять?! Не совсем так…
«…на всех их, по имеющимся учётным делам и агентурным материалам, оформить заключения для рассмотрения на Особом совещании».
Но ведь Особое совещание — это значит расстрелять?
Опять же — не совсем так…
Согласно положению об Особом совещании при НКВД СССР, оно имело право в отношении тех людей, которые были признаны общественно опасными, применять ссылку и высылку, а также заключать их в исправительно-трудовые лагеря. Тех, кого подозревали в шпионаже, вредительстве, диверсиях и террористической деятельности, отправляли в тюрьму. По сути, это было превентивное заключение и плохо увязывалось с презумпцией невиновности — но обстановка в стране хронически не вылезала из чрезвычайности, и советское правительство достаточно долго пользовалось этим наследством Российской империи (Сталин, например, ни разу не был предан суду — все свои ссылки и тюрьмы он прошёл исключительно по решению Особого совещания при МВД РИ). В то время Особое совещание имело право приговаривать к заключению сроком до 8 лет — то есть пленные, дела которых шли через ОСО, гарантированно оставались в живых.
…Ещё нам известно, что 4 декабря в Осташковский лагерь выехала следственная бригада НКВД. К 30 декабря было оформлено 2000 следственных дел, из них на Особое совещание — 500, или 25 %. А остальные? Непонятно… То ли не успели, то ли не на ОСО. А куда?
В самом начале марта начальник особого отделения Осташковского лагеря Корытов рассказывал начальнику особого отдела УНКВД по Калининской области Павлову о совещании в УПВ по поводу «разгрузки» Осташковского лагеря. В числе прочего он сообщал следующее:
В Москву я был вызван, как уже Вам сообщал, телеграммой начальника Управления по делам военнопленных т. Сопруненко. По приезде на место т. Сопруненко заявил, что он вызвал меня по требованию начальника 1-го спецотдела по вопросу организации отправки в[оенно]пленных после вынесения решений Особым совещанием…
…В начале совещания мне предложили высказать точку зрения О[собого] о[тделения], как бы мы мыслили организовать отправку.
Исходя из настроений в[оенно]пл[енных], их численности, а главным образом, имея в виду, что весь этот контингент представляет из себя активную к[онтр]р[еволюционную] силу, я свои соображения высказал:
1. Подготовку к отправке производить в том же духе, как производили ранее при отправке в Германию и районы нашей территории, т. е. соблюдая принцип землячества, что будет служить поводом думать осуждённым, что их подготавливают к отправке домой.
2. Решение Особого совещания здесь у нас, во избежание различного рода эксцессов и волынок, ни в коем случае не объявлять, а объявлять таковые в том лагере, где они будут содержаться. Если же в пути следования от в[оенно]пленных последуют вопросы, куда их везут, то конвой им может объяснить одно: «На работы в другой лагерь»…
…Как скоро мы будем разгружаться.
Из представленных нами 6005 дел пока рассмотрено 600, сроки 3–5–8 лет (Камчатка), дальнейшее рассмотрение наркомом пока приостановлено.
Стало быть, дела большей части заключённых всё-таки в итоге отправили на Особое совещание. Что логично: они с их антисоветскими настроениями идеально вписывались в понятие «социально опасны», особенно с учётом СВБ. Камчатка, конечно, место не слишком радостное, да и лагерь — не санаторий, но, как отчётливо видно из этого документа, речь о расстреле не идёт вообще. Да и не факт, что осуждали всех. Как мы помним, ещё в первом донесении говорилось, что некоторые категории заключённых целесообразно вообще освободить, и какие в отношении этих людей были приняты решения, мы опять же не знаем…
Что было с пленными из Осташкова дальше? Известно, что их передали в распоряжение УНКВД по Калининской области. Самым надёжным свидетельством того, что заключённые Осташковского лагеря были расстреляны, считаются донесения начальника Калининского УНКВД Токарева, состоявшие зачастую из нескольких слов, вроде следующего:
«14/IV[по] восьмому наряду исполнено 300».
В комментариях к этим записочкам пишут:
«отправка в Калининское УНКВД, т. е. на расстрел».
Почему пресловутый «восьмой наряд» означал расстрел, а не, скажем, посадку картошки на совхозных полях, известно только составителям сборника. Да и как бы то ни было, «исполнено» было менее трёх тысяч, а отправлено Токареву — шесть. Где остальные?
Итак, судя по вышеприведённым документам, тех заключённых Осташковского лагеря, которые были признаны социально опасными, отправляли в лагеря на срок от 3 до 8 лет. Надо полагать, кого-то и освобождали или переводили в обычные лагеря для военнопленных — например, тех же рядовых пограничников. Но неужели же в руки НКВД не попал ни один человек, заработавший себе более суровую кару, чем 8 лет лагеря? Такие преступления, как пытки и казни коммунистов, убийства мирных жителей во время карательных экспедиций, переправка банд на советскую территорию, измена Родине (отыскались среди осуждённых и бывшие советские граждане, в своё время перебежавшие к полякам) — их не могло не быть. А значит, имели место и соответствующие приговоры. Ну и где же эти люди?
Тех, кто совершил конкретные преступления по уже упоминавшимся пунктам 58-й статьи, должна была судить Военная коллегия или трибуналы военных округов. В донесениях из лагеря об этом нет ни слова. Но 22 февраля вышла директива замнаркома внутренних дел, которая позволяет бросить лучик света на эту тайну:
«По распоряжению народного комиссара внутренних дел тов. Берия предлагаю всех содержащихся в Старобельском, Козельском и Осташковском лагерях НКВД бывших тюремщиков, разведчиков, провокаторов, осадников, судебных работников, помещиков, торговцев и крупных собственников перевести в тюрьмы, перечислив их за органами НКВД.
Все имеющиеся на них материалы передать в следственные части УНКВД для ведения следствия».
В общем-то всё правильно: выездная следственная бригада сортирует заключённых и оформляет маловажные дела, а людьми, которые могут быть причастны к серьёзным преступлениям, занимаются в тюрьмах, и следствие там ведут не в пример более вдумчивое. И тех, кто имел шансы за прошлые дела либо попасть в заключение на длительный срок, либо быть приговорённым к ВМН, отправляли в тюрьмы.
Много ли было тех, кого отправили согласно директиве от 22 февраля? К тому времени по всем трём лагерям — около 200 человек. Естественно, далеко не все из них получили высшую меру. Кто-то, конечно, получил. Кроме того, в директиве шла речь только об обитателях лагерей для военнопленных, — а многих ведь арестовывали по месту жительства и отправляли сразу в тюрьмы. Сколько же было расстрельных приговоров? В любом случае не больше, чем 1863 минус бывший нарком Ежов с подельниками.
Очень серьёзный исследователь Катынского дела Сергей Стрыгин полагает следующее[126]:
«Абсолютное большинство „расстрельных“ приговоров (ориентировочно 98–99 %) — по различным составам 58-й статьи. Очень многие шли по ст. 58–13 УК РСФСР (и аналогичным ст. 54–13 УК УССР, ст. 70 УК БССР). Также весьма популярна была ст. 58–6 „Шпионаж“. От 50 до 100 человек расстреляли по „бытовым“ статьям УК (разбой, бандитизм, групповые изнасилования).
Но были и весьма экзотические уголовные дела. Например, расстрел свыше 20 человек (насчитал в базе данных 22 человека, но выловил далеко не всех) по обвинению в принадлежности к Русской фашистской партии, как написано в справке по этому уголовному делу, „…нелегально существовавшей на территории бывшей Польши“ (самое крупное отделение в гор. Здолбунов Ровенской области). Фамилии расстрелянных польских граждан соответствующие: Волков, Калашников, Иванов, Пресман и т. д. Очень хорошо иллюстрирует обвинения против СССР в „геноциде польского народа“!»
А также выложил он фрагменты расстрельных списков — поскольку все приговоры к ВМН в то время утверждались на Политбюро.
Протокол № 20 заседания комиссии Политбюро по судебным делам. 19 марта 1940 г.
«20. ВЫСОЦКИЙ Казимир Иванович постановлением военного трибунала Киевского военного округа от 21 декабря 1939 г. приговорён к расстрелу по ст. ст. 54–6 ч.1 и 80 УК УССР за вооружённые нелегальные переходы на территорию СССР с целью шпионажа в пользу иностранного государства.
[ПОСТАНОВИЛИ: ] Согласиться с применением расстрела к Высоцкому К. И.
…
29. ВЕРТОГРАДСКИЙ Алексей Павлович постановлением военного трибунала войск НКВД Киевского округа от 23 декабря 1939 г. приговорён к расстрелу по ст. 54–1 „б“ УК УССР.
Военная Коллегия Верхсуда СССР приговор о расстреле Вертоградского оставила в силе, изменив квалификацию его преступления со ст. 54–1 „б“ на ст. 54–6, 206–7 п. „б“ и 206–14 п. „в“ УК УССР за дезертирство из погранотряда, побег на территорию бывшей Польши и шпионаж в пользу последней.
[ПОСТАНОВИЛИ: ] Согласиться с применением расстрела к Вертоградскому А. П.
…
34. ВАВИЛИН Сергей Никифорович постановлением военного трибунала войск НКВД Киевского округа от 23 декабря 1939 г. приговорён к расстрелу по ст. 54–1 „б“ УК УССР.
Военная Коллегия Верхсуда СССР приговор о расстреле Вавилина оставила в силе, изменив квалификацию его преступления со ст. 54–1 „б“ на ст. 54–6 ч.1, 206–7 п. „б“ и 206–14 п. „в“ УК УССР за дезертирство в 1930 г. из Ямпольского погранотряда, побег с оружием в руках на территорию быв. Польши и шпионаж в пользу последней.
[ПОСТАНОВИЛИ: ] Согласиться с применением расстрела к Вавилину С. Н.
…
38. КОНДРАШОВ Фёдор Иванович постановлением военного трибунала войск НКВД Киевского округа от 27 ноября 1939 г. приговорён заочно к расстрелу по ст. 54–1 „б“ УК УССР за дезертирство из Ямпольского погранотряда и побег с оружием на территорию быв. Польши.
[ПОСТАНОВИЛИ: ] Согласиться с применением расстрела к Кондрашову Ф. И».
(РГАСПИ, ф. 17, оп. 166, д. 622, лл. 6–19)
Протокол № 23 заседания комиссии Политбюро по судебным делам. Май 1940 г.
«ШОФЕР Юзеф Юзефович приговором выездной сессии Станиславского облсуда от 22 февраля 1940 года приговорён к расстрелу по ст. 54–13 УК УССР за то, что будучи зам. коменданта Хотимирского полицейского участка, бывшей Польши, производил облавы и аресты коммунистов и комсомольцев, применяя к последним пытки и избиения, вынуждая их давать показания о революционной деятельности.
[ПОСТАНОВИЛИ: ] Согласиться с применением расстрела к Шоферу Ю. Ю.
…
9. МАСТАЛЕРШ Казимир Иосифович приговором Станиславского облсуда от 6 февраля 1940 года приговорён к расстрелу по ст. 54–13 УК УССР за то, что будучи зам. руководителя польской фашистской партии — „Партии народного воссоединения“ вёл активную борьбу против коммунистического, революционного движения бывш. Западной Украины, направленную на захват и присоединение Советской Украины к бывшему польскому государству.
[ПОСТАНОВИЛИ: ] Согласиться с применением расстрела к Масталерш К. И.
10. БЫК Ульян Иванович приговором Львовского обл. суда от 26–28 февраля 1940 года приговорён к расстрелу по ст. 54–4 УК УССР за то, что будучи членом а/с фашистской организации „Луги“ по заданию немцев арестовывал евреев в момент захвата Яворова. Накануне вступления РККА в Яворов отдал распоряжение о сожжении всех архивов полиции и списков всех легальных и нелегальных партий.
Бывший подофицер польской армии.
[ПОСТАНОВИЛИ: ] Согласиться с применением расстрела к Бык У. И.
…
12. ПОЛИЩУК Иван Терентьевич приговором Волынского областного суда от 27 февраля 1940 года приговорён к расстрелу по ст. 54–13 УК УССР за то, что являясь руководящим работником комсомола Западной Украины выдал 60 человек комсомольцев и коммунистов, которые были осуждены.
В прошлом судим польским судом.
[ПОСТАНОВИЛИ: ] Согласиться с применением расстрела к Полищук И. Т».
(РГАСПИ, ф. 17, оп. 166, д. 624, л. 82)
Протокол № 30 заседания комиссии Политбюро по судебным делам. 19 августа 1940 г.:
«…8. ЛУЖНЫЙ Михаил-Николай Юльянович постановлением военного трибунала 12 Армии Киевского военного округа от 26 мая 1940 года приговорён к расстрелу по ст. 54–6 ч. 1 УК УССР за активный шпионаж в пользу Венгрии и представителей кр. элементов бывшей Польши.
[ПОСТАНОВИЛИ: ] Согласиться с применением расстрела к Лужному Михаилу-Николаю Юльяновичу.
9. КРЕМЕНСКИЙ Альбин Юльянович постановлением военного трибунала Белорусского особого военного округа от 31 мая 1940 года приговорён к расстрелу по ст. 68 п. „а“ УК БССР за активный шпионаж в пользу бывшей Польши. В прошлом судим за кражу.
[ПОСТАНОВИЛИ: ] Согласиться с применением расстрела к Кременскому А. Ю.
…
14. ТУРЯНСКИЙ Роман Владимирович постановлением Военной Коллегии Верхсуда СССР от 16 июля 1940 года приговорён к расстрелу по ст. ст. 58–6 ч.1 и 58–11 УК РСФСР за шпионаж в пользу Германии и бывш. Польши и участие в украинской военной организации, ставившей своей целью отторжение УССР от СССР. Кроме того, с 1924 по 1928 г., будучи членом ЦК КПЗУ проводил раскольническую деятельность внутри партии. В прошлом судим за к.р. деятельность.
[ПОСТАНОВИЛИ: ] Согласиться с применением расстрела к Турянскому Р. В.
…
23. ЯКУБОВСКИЙ Стефан Феликсович постановлением военного трибунала 5 Армии Киевского особого военного округа от 13 мая 1940 года приговорён к расстрелу по ст. 54–6 УК УССР за шпионаж в пользу бывш. Польши за денежное вознаграждение.
[ПОСТАНОВИЛИ: ] Согласиться с применением расстрела к Якубовскому С. Ф.
24. КАЛИТА Мечеслав Томашевич, ЛЯУТЕРБАХ Тадеуш Викторович, ЖИБУР Збигнев Иосифович, ДАЛЬМАН Марьян Рудольфович и ГРАНОВСКИЙ Мечеслав Владиславович постановлением военного трибунала 12 Армии Киевского особого военного округа от 16–19 апреля 1940 года приговорены к расстрелу по ст. ст. 54–6 ч.1, 54–2 и 54–11 УК УССР за активный шпионаж в пользу бывш. Польши и участие в повстанческой к. р. организации.
[ПОСТАНОВИЛИ: ] Согласиться с применением расстрела к Калита М. Т., Ляутербах Т. В., Жибур З. И., Дальман М. Р. и Грановскому М. В».
(РГАСПИ, ф. 17, оп. 166, д. 628, лл. 110–136)
Как видим, все это персонажи чрезвычайно характерные, состав преступления налицо, судебный приговор имеется и по всем правилам утверждён. Теперь мы получили представление, за что в реальности расстреливали в СССР польских граждан. По расчётам Стрыгина, таковых было около 1000 человек. С учётом того, что всего в 1940 году было казнено 1863 человека, наверное, ещё меньше.
Всё это вполне соответствует логике времени — в том, что касается тяжести преступлений, масштабу репрессий тех лет, советскому Уголовному и Уголовно-процессуальному Кодексам, а в самих документах вполне выдержан стиль того времени. Но вот беда — всё это не имеет ни малейшего отношения к польским офицерам из Козельского и Старобельского лагерей.
Что же сталось с офицерами?
По состоянию на 8 апреля в Козельском и Старобельском лагерях содержалось (согласно сводке УПВ НКВД):
1. Старобельский лагерь
Всего содержится в лагере 3894 чел.
Из них:
а) генералов 8 чел.
б) полковников 55
в) подполковников 126
г) майоров 316
д) капитанов 843
е) др[угих] офицеров 2527
ж) ксендзов 9
з) помещиков 2
и) крупных государствен[ных] чиновников 5
к) полицейских 1
л) сын полковника 1
м) лакей Мосьцицкого [2] 1
2. Козельский лагерь
Всего содержится в лагере 4599 чел.
Из них:
а) адмиралов 1 чел.
б) генералов 4
в) полковников 26
г) подполковников 72
д) майоров 232
е) капитанов 647
ж) капитанов Морфлота 12
з) капитанов Морфлота 1 ранга 2
и) капитанов Морфлота II ранга 3
к) др[угих] офицеров 3480
л) ксендзов 8
м) помещиков 9
н) крупных государствен[ных] чиновников 61
о) солдат и мл. комсостава (отправляются на строит[ельст]во № 1). 5
п) прочих (проверяются для решения вопроса о дальнейшем направлении) 37.
Итого 8493 человека. В течение апреля — мая 1940 года их, как говорится в официальных документах, отправили в распоряжение УНКВД. Согласно данным, приведённым в справке, датируемой примерно серединой мая 1940 года, из Осташковского лагеря в распоряжение Калининского УНКВД было направлено 6287 чел., в Юхновский лагерь — 112 чел., из Козельского лагеря в распоряжение УНКВД по Смоленской области — 4404 чел, в Юхновский лагерь — 205 чел.; из Старобельского лагеря в распоряжение УНКВД по Харьковской обл. — 3896 чел., в Юхновский лагерь — 78 чел.
На каких основаниях?
Если воспользоваться аналогией, можно было бы предположить, что те, кого отправили в Смоленское и Харьковское УНКВД, тоже прошли через Особое совещание и получили аналогичные приговоры. Но, во-первых, мы не знаем, всех ли обитателей Осташковского лагеря проводили через Особое совещание. А во-вторых, 20 февраля начальник УПВ НКВД направил Берии следующее предложение касательно Козельского и Старобельского лагерей.
«В целях разгрузки Старобельского и Козельского лагерей, прошу Вашего распоряжения на проведение следующих мероприятий:
1. Всех тяжелобольных, полных инвалидов, туберкулёзников, стариков от 60-ти лет и выше, из числа офицерского состава, которых насчитывается около 300 человек, отпустить по домам.
2. Из числа офицеров запаса, жителей западных областей УССР и БССР — агрономов, врачей, инженеров и техников, учителей, на которых нет компрометирующих материалов, отпустить по домам.
По предварительным данным из этой категории может быть отпущено 400–500 человек.
3. На офицеров КОПа (корпус охорони погранична), судейско-прокурорских работников, помещиков, актив партии „ПОВ“ и „Стрелец“, офицеров 2-го отдела бывш. польглавштаба, офицеров информации, (около 400 человек), прошу Вашего разрешения оформить дела для рассмотрения на Особом совещании при НКВД.
Следствие по этим категориям желательно вести в наркоматах внутренних дел БССР и УССР, а в случае невозможности сосредоточить всех перечисленных в Осташковском лагере, где и вести следствие».
А остальные? Едва ли обычные армейские офицеры более «социально опасны», чем офицеры пограничной стражи или разведчики. И если последние удостоены всего лишь Особого совещания, то первые, получается, и на него не наработали. Так что всё ещё больше запутывается.
Вроде бы есть сведения, что какое-то количество из отправленных в Калинин и Харьков расстреляли. Сколько? В книге «Харьковская Катынь» её автор С. Заворотнов приводит показания единственного оставшегося в начале 90-х годов в живых свидетеля — бывшего работника внутренней тюрьмы Харьковского УНКВД М. В. Сыромятникова.
«Примерно в мае 1940 года во внутреннюю тюрьму НКВД начали прибывать большие группы польских военнослужащих. Как правило, это были офицеры польской армии и жандармы. Как нам тогда объяснили, эти поляки попали в плен Красной Армии при освобождении в 1939 году западных областей Украины и Белоруссии. Откуда они прибывали в Харьков, мне об этом не известно. В Харьков их доставляли по железной дороге в специальных вагонах. С УНКВД выезжали машины, на которых поляков доставляли в здание УНКВД… Как правило, в тюрьме они находились недолгое время: день-два, а иногда и несколько часов, после чего их отправляли в подвал НКВД и расстреливали. Расстреливали их по приговорам или указам судебным решениям, мне об этом не известно. Мне приходилось несколько раз сопровождать их в подвал, и я видел, что в подвальные помещения их заводили группами. В подвале находился прокурор, кто именно я уже не помню и комендант Куприй… и несколько человек из комендатуры. Кто именно расстреливал поляков, мне об этом не известно.
…Расстрелы поляков производились по мере их поступления в УНКВД. Сколько их было доставлено в УНКВД по Харьковской области я не знаю, и примерно сказать не могу, так как я заболел и попал в госпиталь…»
Однако при повторном допросе Сыромятников всё же вспомнил, сколько было поляков:
«Вопрос. Уточните, когда поляков привезли?
Сыромятников. Да в начале 1940 г. весной. Привезли их из Ворошиловградской области, там лагерь есть. Привезли их в Харьков… Сколько их привезли? Машины 2–3».
Две-три машины — это максимум около 60–80 человек.
Сыромятников участвовал и в похоронах расстрелянных. Он говорил, что их хоронили в лесопарковой зоне, где были вырыты две-три большие ямы. Насколько большие?
«Вопрос. А яма-то глубокая была?
Сыромятников. Ну как обычно окопы делали противотанковые.
Вопрос. Но Вы вот говорили, что яма одна такая была большая, что туда машина заезжала?
Сыромятников. Машина заезжала. Это такая яма, что танк туда становится.
Вопрос. Сколько, примерно, в машину грузили трупов?
Сыромятников. Сколько положено — двадцать пять…
Вопрос. Сколько Вы там дней работали, напомните пожалуйста?
Сыромятников. 6 дней по-моему был, а затем заболел. Шесть поездок сделали. Машин по одной было, а потом по две. Это мне говорили»[127].
(Каким образом из вышеприведённого следует, что в Харькове расстреляли 3900 польских офицеров — знает, наверное, только автор книги.)
Но это именно «вроде бы», поскольку Сыромятников не знал, откуда были казнённые офицеры — из лагеря или, может быть, из тюрем, где велось следствие…
Что сталось с остальными? Считается, что их отправили прямым ходом в распоряжение УНКВД и там сразу же расстреляли. Но вот смотрите, какая интереснейшая бумажка!
Справка о составе военнопленных, содержащихся в Севжелдорлаге [128]. Июнь 1940 г.
Всего содержится 7866 чел.
Из них: кадровых военнослужащих и полицейских 3359 чел.
Призванных из запаса 3805 чел.
Призванных из отставки 526 чел.
Гражданских лиц 176 чел.
…
Жителей территории, отошедшей к СССР 4265 чел.
Жителей территории, отошедшей к Германии 3601 чел.
Кадровые военнослужащие, призванные из запаса и из отставки — это, по армейской терминологии, разделение для офицерского состава. Но ведь других офицеров, кроме тех, что содержались в Козельске и Старобельске, в советском плену не было — по крайней мере, исчисляемых тысячами. Неужели мы нашли их в июне 1940-го — тех, которые, согласно официальной версии, были вот уже два месяца как мертвы? Или это какие-то другие пленные?
Есть и другие. 10 мая 1940 года замнаркома внутренних дел Чернышев приказывает всех польских военнопленных, работавших на предприятиях Наркомчермета, отправить на станцию Котлас, в распоряжении СВЖД. Это были рядовые и унтер-офицеры. Эшелоны отправлялись с 20 по 24 мая — но когда они добрались до места? По нашим дорогам да по нашим пересылкам можно ведь долго странствовать…
Год спустя, 22 апреля 1941 года, Сопруненко докладывает:
«В… Севжелдорлаге НКВД с июля 1940 г. находятся на работах 7772 человека военнопленных рядового и младшего начсостава быв. польской армии, жителей территории СССР — 3970 человек и жителей территории, отошедшей к Германии — 3802 человек».
Получается, что пленные из Наркомчермета попали в СЖДЛ только в июле? А ведь справка относится к июню. Опечатка? Но разделение-то — офицерское! Остальных в УПВ не разбивали по категориям: «кадровые», «из запаса», «из отставки», а просто писали: «рядовые и младший начсостав».
Да и цифры другие. И не просто другие — в конце концов, их уменьшение можно объяснить заболеваемостью, откомандированием и пр. Но число пленных с территории, отошедшей к Германии, при общем уменьшении числа, увеличилось!
Зато совпадает другая цифра. Давайте-ка вспомним показания майора Ветошникова из первой части:
Из стенограммы заседания СК. 23 января 1944 г.
«…Потёмкин. Какое количестве находилось в трёх названных лагерях?
Ответ. У меня в лагере было 2932 человека, в лагере № 3 — более 3 тысяч, в лагере № 2 — примерно полторы, максимум 2000».
Получается примерно 7500–8000 человек.
Да, но как они вместо Смоленска оказались на севере? И как оттуда попали обратно в Смоленск?
Об этом мы можем только гадать. Но гадать-то — можем!
Итак, представим себе самую стандартную из стандартных ситуаций. Северо-Печорская дорога — стратегическая (в этом регионе все дороги стратегические). План напряжённый, сроки жесточайшие. Берия срочно приказывает откомандировать туда пленных из Наркомчермета — но пока ещё они доберутся… Зная советские темпы и бардак, месяца через два. А в Смоленске ситуация тоже типичная: людей надо отправлять, а лагеря не готовы. И тогда нарком приказывает офицеров из Козельска, назначенных к отправке в Смоленск и, возможно, тех из назначенных в Харьков, кто помоложе и посильнее, отправить на СВЖД заткнуть дырку до прибытия постоянного контингента.
Возможна ли такая ситуация? Не просто возможна — она стандартна. В воспоминаниях лагерников постоянно появляются такие краткосрочные командировки: отправили куда-нибудь строить дорогу на месяц-другой, потом снова вернули в лагерь.
Неужели мы нашли их живыми?!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.