Глава 5 Экономическая деятельность

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 5

Экономическая деятельность

I

При воцарении Петра русской промышленности, собственно говоря, не существовало, и в России был только один крупный негоциант: царь. Во времена дуумвирата Петра и Ивана крупное вознаграждение было обещано капитану французского корабля за ввоз в страну белой бумаги, вина и еще некоторых других товаров, которые трудно было получить иным способом. Тогда же первый русский экономист Посошков написал книгу – свое «Завещание», где провозглашал презрение к богатству. Двадцать лет спустя тот же автор написал уже на белой бумаге, изготовленной в России. «Рассуждение о бедности и богатстве», где пытается придумать средства увеличить богатство государства и частных лиц и, раньше Смита и Тюрго, выясняет выгоду работы сдельной перед работой поденной. Петр совершил свое дело.

Дело это весьма значительное. По напряженности усилий, разнообразию и изобретательности примененных средств, логическому сцеплению руководящих нитей, несмотря на некоторую непоследовательность, оно заслуживает почетного места в истории гениального работника. Увеличить благосостояние частных лиц, усиливая в то же время доходы государства, создать одновременно новые источники обложения и новые источники производства, заменить привозные товары произведениями отечественной промышленности; возбудить деятельность народа и его дух предприимчивости; принудить праздный люд, монахов, монахинь, нищих занять место в рядах трудящегося населения: устранить равнодушие и даже враждебность администрации к силам производительным, внести изменение в неудовлетворительное правосудие, устранить недостаточное развитие кредита, отсутствие общественной безопасности, создать третье сословие, ввести, наконец, Россию в современное экономическое движение – всего этого Петр желал и всего добивался.

Успех его предприятия был отчасти испорчен досадным совпадением и коренной ошибкой. Совпадением была война с ее последствиями и неизбежными требованиями. Она превратила Петра, убежденного противника монополии, в создателя новых монополий, разрушавшего одной рукой то, что творила другая. Ошибкой была его уверенность в возможности создать жизнь торговую и промышленную, снабдить это создание органами, соответствующими его нуждам, придать ему плоть и кровь, затем управлять его движениями, поворачивать его направо и налево, как создаваемыми и командуемыми полками, путем указов и под угрозой палки. Компании торговые и промышленные явились в 1699 году первой попыткой такого рода. Голландцы вначале этого испугались, но, в конце концов, стали смеяться.

Война требовала денег; содержание постоянных войск дало на Западе толчок духу меркантилизма, и вот Петр является рьяным подражателем Кольбера. Правда, национальные заветы тоже были на стороне Кольбера. Уже при Алексее Михайловиче, а может быть, и раньше, право ввоза оплачивалось на русской таможне венгерскими червонцами или голландскими талерами. Петр сохранил, усилив ее, эту систему, удержавшуюся до наших дней. Он воспретил вывоз драгоценных металлов, не обращая внимания на предостережения Бодэна и Чайльда об опасности такого приема. Никогда не читавший Клока, Шредера или Декера, Петр зашел дальше их, запрещая своим подданным принимать отечественную монету в уплату за свои товары. По Марпергеру, около 1723 года Россия зарабатывала несколько бочек золота ежегодно разменом с заграницей. Петр верил и в благодетельность протекционизма. Повелитель страны, до наших дней оставшейся почти исключительно, в смысле внешней торговли, производительницей сырых продуктов, запретил вывоз некоторых из этих продуктов, например, льна, и настолько ограничил право вывоза остальных, что оно являлось почти запрещением. В ожидании возможности одеть всю армию в сукно местного производства он сам не признавал иного для своего платья и сделал его обязательным для ливрей. Когда француз, по имени Маморон, основал в Москве фабрику чулок, москвичам было запрещено покупать их в ином месте. Промышленники, находившиеся под покровительством царя, колебались употреблять на шляпы выработанный ими войлок: появился указ, придавший им храбрость: им разрешалось продавать свой товар, только выпустив на рынок известное количество головных уборов своего производства.

Такая настойчивость убеждений, такое обилие мер поощрительных и принудительных, поддержки нравственной и денежной, постепенно делали свое дело. Возникали заводы, некоторые субсидируемые, другие эксплуатируемые непосредственно государем, остальные, наконец, существовавшие собственными средствами. Императрица содержала фабрику тюля и фабрику крахмала в Екатерингофе. Петр, ограничивший сначала свою деятельность производством предметов, относящихся к мореплаванию: парусного полотна, селитры, серы, кожи, оружия, постепенно и отчасти помимо воли тоже расширил ее сферу. Мы видим его фабрикантом коломянки в Петербурге, бумаги – в Дудергофе, сукна – почти повсеместно.

К несчастью, все эти учреждения далеко не процветали. Напрасно государь продавал коломянку с убытком, отдавая по пяти копеек за аршин материю, обходившуюся ему в пятнадцать. Но он, по обыкновению, продолжал упорствовать, даже расширял дело, стремясь ввести в своем государстве производство предметов роскоши. Россия вырабатывала ковры и гобелены, не имея еще бумагопрядильной фабрики! И, как всегда, царь не ограничивался побуждением, он разил с плеча. В 1718 году указом было предписано употреблять сало вместо дегтя при обработке юфти. Давался срок два года «для обучения сему, после чего, если кто будет делать юфти по-прежнему, тот будет сослан в каторгу и лишен всего имения».

Но, разбрасываясь таким образом во все стороны, Петр наконец наткнулся на почву благодарную, непосредственно производительную, неисчерпаемо богатую, и сейчас же его стремительность, горячность, созидательное увлечение начали творить чудеса. Он занялся рудниками. Уже при Алексее Михайловиче голландец и датчанин добывали руду и в окрестностях Москвы построили заводы и отливали пушки. При вмешательстве Петра дело приняло грандиозные размеры. Надо сказать, что война в этом случае вдохновляла, руководила и побуждала творца. Повелев указом с 1697 года устройство железоделательных заводов в Верхотурье и Тобольске, царь имел в виду исключительно военные цели: ему нужны были пушки и ружья; но раз принявшись, он шел все дальше и дальше, и современное широкое развитие горной промышленности России обязано своим возникновением ему.

Государь начал с добывания и обработки железной руды; позднее его охватила лихорадка золота, как того следовало ожидать. Он увлекался еще больше, собирал все указания, исследовал все пути. Правда, многочисленные организованные им экспедиции: Бековича-Черкасского в Персию в 1717 году, Лихарева в Сибирь в 1719 году – остались без результатов. До 1720 года открыты были единственные серебряные рудники. Но попутно была найдена медь, опять железо и в 1722 году каменный уголь. Тридцать шесть литейных заводов было устроено в Казанской губернии и тридцать девять – в Московской.

Частная инициатива – за исключением единичного случая Демидова – долго бездействовала. Указ, изданный в 1719 году, дает в этом отношении характерные указания: он объявляет свободным и общедоступным изыскание и добывание всевозможных металлов на всех без различия землях. Собственники рудоносных земель имеют лишь право первенства. Тем хуже для них, если они замедлили им воспользоваться. «Если они не могут или не захотят того, то право на построение заводов предоставляется другим, с уплатою землевладельцу 32-й доли прибыли, дабы Божье благословение под землей втуне не оставалось». Кто утаит руду или будет мешать ее добыванию, тот подвергается телесному наказанию и смертной казни. В 1723 году законодатель сделал, еще шаг: он намеревался окончательно прекратить систему коронной промышленной монополии. К уставу, выработанному мануфактур-коллегией, он присоединил манифест, приглашавший частных лиц заменить государство в эксплуатации учреждений всякого рода, им созданных, предлагая выгодные условия. И столь разносторонние настойчивые усилия не остались бесплодными; созидательное движение жизни разрасталось, расширялось, и отечественная промышленность сделалась действительностью.

II

История торговли при Петре почти целиком история отечественной торговли. При восшествии на престол Петр имел сильное желание отказаться от царских прав, превращавших его в самого крупного и даже единственного крупного купца государства. Но ему пришлось покориться закону войны: он остался купцом, чтобы зарабатывать деньги, ничего не делая наполовину, он увеличил количество своих дел, монополизируя более чем прежде, поглотив окончательно, всецело весь рынок, внутренний и внешний. Создавая новые отрасли торговли, он лишь увеличивал список монополий. Оптовый покупатель, мелочной торговец, он торговал в Москве даже венгерским вином! Одно время, поглощенный заботами управления и разочарованный неопределенностью доходов, извлекаемых из торговых предприятий, он решил сдавать последние на откупа. Меншиков взял архангельскую рыбную ловлю, ворвань и тюленьи кожи. Потом надежда на близкий мир уменьшила финансовые затруднения государя, и он вернулся к своим природным, либеральным стремлениям. В 1717 году торговля хлебом была объявлена свободной, а в 1719 году были уничтожены все монополии. В то же время торговая коллегия, существовавшая с 1715 года, стала проявлять плодотворную деятельность, занимаясь между прочим коммерческим Образованием торгового класса, посылая десятками за границу, в Голландию и в Италию, молодых людей, избранных среди сыновей крупных московских купцов, число которых быстро увеличивалось. Дипломатия государя работала, в свою очередь, над расширением международных сношений. Война ранее привела в этом отношении к досадным компромиссам, например, к продаже в 1713 году городу Любеку чрезвычайных прав и привилегий за тридцать с чем-то тысяч талеров и к подобным же условиям с Данцигом и Гамбургом. С 1717 года Петр решительно стремился покончить с этими заблуждениями и в переговорах, начатых в это время с Францией, уже не затрагивал подобного вопроса, так же, как в инструкциях, данных консульствам, учрежденным одновременно в Тулоне, Лиссабоне и Лондоне.

Иногда Петр поддавался еще искушению управлять довольно произвольно судьбами этих нарождавшихся сношений. Доказательством тому служит история С.-Петербургского порта, так же как форменные сражения великого мужа с иностранными и русскими купцами, упорно предпочитавшими Архангельский порт. Когда царь истощил средства миролюбивого убеждения, когда он увидал, что ни создание обширного Гостиного двора, ни специальная магистратура, составленная по большей части из иностранцев, ни труды, им потраченные, для сосредоточения в своей новой столице их излюбленного товара, конопли, по дешевым ценам и в изобилии, не могли их туда привлечь, он решительно прибегнул к заветам предков. Он не произвел прямой насильственной перевозки архангельцев в Петербург, как великий князь Василий поступил с псковичами, переселив их в Москву; но повелел архангельцам впредь покупать или продавать коноплю не иначе, как в Петербурге.

Мера принесла плоды, каких и следовало ожидать. Новая столица еще представляла собой отвратительный пакгауз. Система каналов, предназначенная соединить Волгу с Невой посредством Ладожского озера, еще оставалась в проекте. Выдающийся английский инженер Перри, на которого было возложено исполнение работ, недовольный дурным обращением, которое ему пришлось перенести, отказался от них в самом начале. Второй канал, придуманный Петром для избежания опасного плавания по Ладожскому озеру, оставался незаконченным до 1732 года. Третья система, основанная на использовании рек связующих, послужила лишь к обогащению мельника Сердюкова, предложившего и воспользовавшегося слишком поспешно ему предоставленной концессией, чтобы застроить берега Уны и Шлины мельницами и кабаками, никакого отношения к Петербургскому порту не имеющими. Поэтому конопля, кожи и остальные товары, так как с 1717 года две трети всех продуктов обязательно направлялись в Петербург, доставлялись с большим трудом, обремененные громадными издержками за провоз, и, не находя здесь себе покупателей, нагромождались грудами, обесценивались благодаря большому скоплению и, наконец, портились, в особенности конопля.

Все равно! Добром или силой Петербург должен был сделаться торговым портом. В 1774 году туда пришло только шестнадцать иностранных кораблей, год спустя уже пятьдесят, сто девятнадцать в 1722 году, сто восемьдесят в 1724 году. Петр положил основание системе водных сообщений, которую его преемники, в том числе и Екатерина II, старались закончить и усовершенствовать и которая, соединяя бассейн Волги с бассейнами Невы и Двины, то есть море Каспийское с морем Балтийским и Белым, заключала на занятом каналами пространстве в триста две версты семьдесят шесть озер и сто шесть рек. Здесь произошла громадная затрата богатств, труда и даже человеческих жизней; но сила России и тайна ее судьбы всегда по большей части заключались в желании и возможности не задумываться над жертвами для достижения намеченной цели. Долготерпеливые мужики, десятками тысяч погребенные в финских болотах, и на этот раз покорялись довольно безропотно.

Петр не придавал такого же значения развитию сухопутных сообщений и не обращал никакого внимания на них. Он не проводил дорог. Это до сих пор одна из слабых сторон России с экономической точки зрения, а недостаточное количество существующих шоссе исключительно дело рук инженеров института путей сообщения, основанного только в 1809 году. Однако великий муж относился с должной заботливостью к караванной торговле, организованной его предками. Он сам ей занимался, закупая в Венгрии сборы токайского винограда, перевозя полученное из него вино в Москву на сотнях подвод и отправляя на них обратно в Венгрию произведения Сибири. Направляя на Балтийское морс и на Запад наибольшее напряжение усилий, он не терял из виду, как мы указывали, своей юго-восточной границы и торговые интересы, требовавшие его вмешательства. Возможно, что, достигнув Бухары, он завязал бы впоследствии торговлю с Индией. В Астрахань уже прибывали отдельные караваны, привозившие не только шелковые и бумажные материи бухарского производства, но также товары из Индии; драгоценные камни, золотые и серебряные изделия. Во всяком случае, Петру удалось завладеть сначала течением Иртыша, обладание которым ограждали от калмыков и киргизов границы Сибири, потом Колыванскими горами, где открытые позднее сокровища осуществили греческую сказку о золотых россыпях, охраняемых гномами. Удержавшись в Азове, Петр также продолжал бы и, может быть, достиг бы восстановления древнего торгового пути венецианцев и генуэзцев. Отброшенный к Каспийскому морю, он, понятно, сделал попытку переместить этот путь, направив его из Астрахани в Петербург. Великая экспедиция 1722 года, предположенная и начатая закладка большого города – складочного пункта – при устьях Куры, где пять тысяч человек татар, черемисов, чувашей работали в минуту смерти царя, по-видимому, указывают на существование подобной мысли.

Можно сказать, что план был отчасти фантастический, даже безумный, причем совершенно отсутствовал какой-либо расчет возможностей, расстояний, расходов по перевозке. Но, несмотря на несоразмерную отважности предприятия и забвение, какому предали его ближайшие преемники, некоторый результат был достигнут: намеченный путь к рынкам Персии и Индии составляет часть наследия, колоссальным активом которого Россия продолжает пользоваться и в настоящее время.

III

Такой разносторонний, почти всеобъемлющий человек не мог не быть земледельцем. И действительно, он был им, и даже страстным. В истории сельского хозяйства России царствование Петра также составляет эпоху. Он не довольствовался тем, чтобы научить своих крестьян сажать картофель, как позднее Фридрих; крестьянам подмосковным он показывал с серпом в руках, как надо убирать хлеб, под Петербургом – как плести лапти. Он считал крестьян учениками, а себя воспитателем, запрещал им носить подошвы, подбитые большими гвоздями, потому что от этого портились полы, определял ширину грубого холста, какой они ткали на своих бердах. Восхитившись во Франции садом сельского священника, он сейчас же по возвращении в Россию распек свое духовенство: «Почему они у себя не заводят таких огородов!» Он занимался выбором семян для посева, разведением скота, удобрением полей и применением орудий и способов усовершенствованного хозяйства; пробовал развести виноград на земле донских казаков и заботился о его более успешной культуре в окрестностях Дербента, где приказал испробовать лозы персидские и венгерские. В 1712 году им были устроены первые конские заводы, в 1706 году заведены первые стада баранов в теперешних губерниях Харьковской, Полтавской и Екатеринославской, где в настоящее время бараны разводятся в громадном количестве. Петр был также первым лесничим своей Родины. Первым он встал на защиту лесов против господствовавшего безрассудного истребления. Для этого, правда, он употреблял способы, навряд ли применимые в настоящее время даже в России: вдоль берегов Невы и Финляндского залива, на пятиверстных промежутках были поставлены виселицы для назидания опустошителям. Даже в черте теперешнего Петербурга, на месте, занятом теперь таможней, тогда возвышался еловый лес. Так как порубки в нем все-таки не прекращались, то Петр приказал сделать облаву, повесить каждого десятого из пойманных ослушников и наказать кнутом остальных.

Вообще на почве экономического прогресса стремление Преобразователя натолкнулось на двойное препятствие: нравственного и политического свойства. Помеченный 13 марта 1706 года указ, обращенный к Сенату, карал смертной казнью местных купцов, которые, придерживаясь усвоенной ими привычки, на что сильно жаловались их английские покупатели, примешивали к кипам конопли испорченное волокно или даже камни для увеличения веса. Поднятие нравственного уровня торговли и промышленности, тем не менее, осталось задачей, завещанной будущему. Под конец царствования элементы деятельности торговой и промышленной, созданные, вызванные почти из небытия великим творцом, пребывали еще в диком состоянии. В 1722 году Бестужев сообщал из Стокгольма о прибытии туда нескольких русских купцов из Або и Ревеля: «Они привезли небольшое количество грубого холста, деревянных ложек, орехов и продают эти товары по улицам в санях, варя себе кашу на открытом воздухе; отказываются повиноваться требованиям полиции, напиваются, ссорятся, дерутся и представляют постыдное зрелище отвратительной нечистоплотности».

Политическим препятствием были финансы. В истории великого царствования финансовая политика составляет темное пятно. Из всех отраслей создания Петра эта отрасль, по-видимому, наиболее непосредственно внушена, вызвана войной, что на ней и отразилось. Прежде всего она вовсе не имеет преобразовательного характера, кроме того, она почти всегда откровенна и отвратительна. Мы лишь вкратце дадим ее обзор.

IV

Денежные средства, какими располагал Петр при своем восшествии на престол, не могут быть поставлены и прямую параллель со средствами остальных европейских государств. По сообщению Голикова, они не превышали 1 750 000 руб. Основываясь на бюджете, настолько тощем, материальное существование Русского государства приняло бы, даже касаясь только внутренней стороны, независимо от всяких усилий, устремленных за его пределы, вид неразрешимой загадки, если не считаться с совершенно особыми условиями, в каких оно тогда находилось. Прежде всего, помимо содержания армии на самом государстве не лежало почти никаких повинностей. Оно не платило своим служащим: они были обязаны ему служить взамен раздаваемых им привилегий или получали жалованье косвенным образом, путем кормления. Оно не поддерживало дорог, тогда не существовавших, и так далее. Вот, например, бюджет расходов 1710 года. Он весьма поучителен в этом отношении.

Содержание армии 1 252 525 р.

« артиллерии 221 799»

« флота 444 288»

« гарнизонов 977 896»

Расходы по набору 30 000»

« закупке оружия 84 104»

Содержание дипломатии 148 031»

Остальные расходы (включая жалованье

фельдцейхмейстерам) 675 755».

До воцарения Петра в 1679 году была принята весьма важная благодетельная мера в этой первобытной организации, а именно – централизация доходов в приказе большой казны, замененном в 1699 году ратушей. Великий муж своим вмешательством только уничтожал все сделанное. Ему было слишком некогда, чтобы следовать программе, обещавшей дать удовлетворительные результаты только через долгий срок. Нуждаясь в больших деньгах и немедленно, он поступал подобно запутавшимся сыновьям богатых родителей. Вместо того чтобы продолжать централизацию и таким образом постепенно уничтожать отдельные управления, местные, высасывавшие и поглощавшие народное богатство, он придумывал новые органы для выжимания соков: «военно-финансовые комиссии», возложив на них собирание налогов, созданных для войны. Вместо того чтобы стремиться увеличить производительность источников дохода, уже существовавших и соответствовавших производительным силам страны, он принял политику финансового грабительства, обременяя наудачу налогами все, что ему казалось пригодным для обложения, до бород своих подданных включительно. Он приказывал отбирать у столяров дубовые гробы, чтобы, перенеся в монастыри, продавать «вчетверо дороже» в пользу казны. В 1700 году присвоил сборы, взимаемые с торговцев частными лицами, собственниками площадей, где происходили базары; в 1704 году наложил руку на кабаки; в 1705 году захватил монополию на продажу соли и табака; в 1707 году распространил этот прием на целый ряд продуктов, составлявших главнейшие отрасли вывоза. Между прочим, по совету Котошихина он сделал опыт переплавки монеты, но этим лишь достиг большого обеднения, уменьшив почти наполовину стоимость рубля.

Лучше удалась попытка более разумной эксплуатации оброчных статей созданием в 1704 году специального приказа, помещенного в доме Меншикова (Ижорской канцелярии). Эта мера подняла доходы, получившиеся из этого источника, с 299 000 до 569 000 рублей. Но так как расходы увеличивались одновременно с этим, то царская казна оставалась пустой. Между ратушей и новыми учреждениями по сбору податей с первой минуты возгорелась борьба, поддерживая неурядицы и расхищения. Великая реформа, административная и финансовая, 1708 года внесла в такое положение дел лишь новую путаницу и беспорядок. Именно – взаимное вспомоществование доходами между различными канцеляриями. В 1711 году в бюджете Московской губернии оказывается дефицит; приказывают передать туда доходы артиллерийского приказа, в сущности никаких доходов не имеющего и поддерживаемого субсидиями, выдававшимися ему остальными ведомствами. Начались споры, взаимные упреки и вообще замешательство.

В 1710 году в беспрерывных войнах и постоянной нужде в деньгах Петр схватился за мысль о ревизии кадастра или списков обитаемых домов и обрабатываемых земель, на чем основано было взимание главных, искони принятых и чисто народных податей. Результат получился плачевный: с 1678 года – года последней переписки – оказалось уменьшение на пятую часть подлежащих обложению собственностей. На севере сокращение доходило до сорока процентов на сто. Таковы были последствия рекрутских наборов – бегства плательщиков податей. Петр не задумался над выбором средств, чтобы помочь беде, и принятый им способ, вероятно, соответствовал народному духу, потому что применение его сохранилось до нашего времени относительно некоторых разрядов плательщиков: оказывающиеся налицо платят за отсутствующих. Общий доход, получавшийся в 1678 году, должен был быть снова восстановлен. Но, очевидно, такое мероприятие не могло содействовать приостановлению переселенческого движения, и действительно, положение дела принимало все более опасный оборот. С 1704 года до 1709 года, хотя бюджеты постоянно заканчивались с видимым дефицитом, однако перерасходы покрывались остатками от предыдущих лет:

1701 1702 1703 1704 1705 1706 1707 1708 1709 г.

Доходы 2,86 3,15 2,73 2,49 2,64 2,52 2,41 2,02 2,76

Расходы 2,25 2,47 3,34 3,24 3,34 2,71 2,45 2,22 2,70

Но в 1710 году появился настоящий дефицит и, конечно, стал с каждым годом увеличиваться. Попытки сделать заем за границей окончились неудачей. Имевшихся в распоряжении сумм едва хватало на ведение войны; решились употреблять их исключительно для этой цели; остальным общественным учреждениям предоставлялось справляться, как знают. Наконец, средств, не хватало даже для войны, и только тогда сознание бедственного положения проникло в душу Петра, а в уме зародилась одновременно мысль о применении принципов более рациональных и приемов более разумных. Вскоре вслед за тем пребывание во Франции познакомило царя более непосредственно с экономическими доктринами, начинавшими распространяться в западных странах, и, окончательно отказавшись от приемов насилия и грабежа, он, с одной стороны, пытался увеличить средства страны, а следовательно, и платежную способность, учреждением торговой коллегии: с другой стороны – улучшить эксплуатацию ресурсов с фискальной точки зрения обшей реформой податей, производившейся с 1718 по 1722 год.

Реформе этой давалась разнообразная оценка. Бесспорно, замена подати поземельной поголовною, установление вместо подати подворной с обитаемого жилья и посошной – с обрабатываемой земли, подати подушной – с каждого человека, – придало фискальной системе Русского государства характер искусственный и не соответствующий народному духу, что сохранилось и до настоящего времени. Из числа современников им возмущался Посошков: «Душа величина неосязаемая и неоценимая, как может подлежать обложению?» Позднее красноречивый историк финансовых установлений России, граф Дмитрии Толстой ярко обрисовывал пагубное влияние нововведения на экономическое развитие страны. Среди русских государственных людей только граф Канкрин, правда, один из лучших министров финансов, какими обладала Россия за два столетия, пытался выступить в защиту этой системы. Немедленные и ощутимые результаты реформы говорят в ее пользу. Приход единственного прямого налога, получаемого царем, возрос более чем вдвое, поднявшись сразу с 1,8 до 4,6 миллиона, и бюджет последних лет царствования улучшился, по крайней мере, в смысле поступающих доходов. В 1725 году баланс, по сообщению Голикова, равнялся 9 776 554 рублям. И в то же время новый дух, положенный в основу управления финансами, принес свои плоды: в рубрике расходов мы видим кредит в 47 371 рубль на школы, 35 417 рублей на содержание госпиталей и приютов. Однако прогресс был очень незначителен и скорее внешний, чем действительный.

Что касается прежде всего доходов, а затем расходов, бюджеты, таким образом составляемые, продолжали оставаться зрительным обманом. В действительности государство получало и тратило гораздо больше, чем то было показано; доходы его увеличивались многочисленными арендными статьями, выплачивавшимися натурой и даже деньгами: даровой доставкой съестных припасов и фуража – для войск во время похода, полбочки ячменя и полбочки овса, доставляемых каждым крестьянином для содержания гражданских властей; уплатой пенсий, возлагавшейся казной на частных лиц. Такой пенсией пользовалась княгиня Анастасия Голицына, получавшая ее от Алексея Милославского взамен освобождения его от воинской повинности. То же самое относительно расходов в 1713 году. Подьячие секретного приказа сенатской канцелярии пожаловались на недостаточность своего содержания и получили в виде усиления его ассигновку на доходы всех иностранных и всех строгановских дел, за исключением архангельских товаров.

Таким образом повторялись ошибки прошлого, и сохранение их при неполном и неискусном применении новых методов представляло препятствие для более удачного восприятия благодетельных сторон нового строя. Содержание армии – предмет наибольшей заботы и наибольшего обременения для казны – являлось также яблоком раздора между управлением финансов, наскоро преобразованным в 1708 году, и военной коллегией, расстраивавшей его работу стремлением подражать обычаю, принятому в Швеции. В Швеции обыкновенно население заботилось о пропитании войска посредством контрактов, заключенных с правительством и являвшихся скорее пользой, чем обременением. Здесь армия и народонаселение относились друг к другу как заимодавец и должник, а вмешательство правительства ограничивалось подтверждением долгового обязательства всей силой авторитета. Такая система заключала в себе все неудобства вечного билета на постой.

И всегда главная причина – недостаточность нравственного воспитания – присоединялась к остальным, чтобы испортить в принципе наиболее разумные и плодотворные мероприятия и уничтожить их последствия. Взяточничество фискальных чиновников и легкая возможность для плательщиков благодаря тому избавиться от части своих обязательств вошли в пословицу. Мы читаем в документе, по-видимому, вполне искреннем: «Если бы нашелся неподкупный комиссар, что оказалось бы чудом в России, то у помещика имеется другой способ его обмануть, соединив на время вместе несколько домов, которые легко потом разобрать и возвратить на старое место в несколько часов, потому что они состоят из сложенных бревен и приспособлены для переноски».

В 1722 году благодаря Персидскому походу снова появился дефицит в угрожающих размерах. В 1723 году указ повелевает выплачивать жалованье гражданским и военным служащим производствами Сибири за неимением другой монеты; после чего в том же году было приказано сделать вычеты из этого содержания для пополнения неотложных нужд казны, причем чиновникам приходилось устраиваться любым способом для возвращения денег, ими не полученных. В 1724 году, по сообщению саксонского резидента Лефорта, не платят ни войскам, ни флоту, ни коллегиям, «ни кому бы то ни было», и все жаловались на нищету. Перед смертью Петра дипломатический корпус считал себя в опасности вместе со всеми иностранцами, проживавшими в столице, ожидая насилий со стороны простонародья, умиравшего с голода, и солдат, не получавших жалованья за шестнадцать месяцев.

Вызванная потребностями войны, постоянно приспособлявшаяся к ее нуждам и надобностям, финансовая политика великого царствования обанкротилась даже перед армией.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.