Новый мир. Эпоха Юстиниана и дальнейшее

Новый мир. Эпоха Юстиниана и дальнейшее

Империя Юстиниана пострадала от длительного конфликта с Персией, от войн на других фронтах, а также от катастроф, вызванных естественными причинами (наиболее тяжелой из них стал великий мор). Некоторые войны он начал сам, и во всех случаях какие бы то ни было выгоды или приобретения более чем уравновешивались (если можно так выразиться) затратами и потерями. К концу правления Юстиниана империя не стала заметно сильнее, а ее ресурсы, несомненно, очень сократились. События тех лет явно обнаружили ограниченность сил Восточной империи VI века. Ей не удалось восстановить свою власть над утраченными территориями на Западе и возродить былое величие единой империи. Основная масса населения западных территорий встретила византийцев с очевидной симпатией. Несмотря на это, обычно проходило некоторое время, прежде чем провинциалы убеждались, что присутствие восточных римлян будет постоянным и, следовательно, поддерживать их не опасно. Коррупция и продажность восточных командующих и чиновников в ряде случаев положила конец симпатии местных жителей к византийцам. Император не мог в полной мере контролировать своих представителей — во многом точно так же, как его военачальники часто вынуждены были бороться за власть над своими войсками. Военные успехи империи при Юстиниане отчасти объяснялись способностями горсточки одаренных военачальников — прежде всего Велизария и Нарсеса — и (куда в большей мере) все еще значительными ресурсами империи. Временами римляне могли нанимать войска и привлекать фонды для проведения столь масштабных кампаний, что с ними могли тягаться только персы. Если константинопольское правительство было настроено достаточно решительно и желало задействовать ресурсы в полной мере, то, вероятно, ни одно из западных королевств не смогло бы противостоять ему длительное время^{584}.

Да, проблем в период царствования Юстиниана было немало. И все же императору повезло: ему не довелось стать свидетелем начала полномасштабной гражданской войны. В 532 году в Константинополе разразились беспорядки; во главе их стояли две основные партии, поддерживавшие крупнейшие команды гонщиков на колесницах, состязавшиеся в цирке. Традиционно эти партии относились друг к другу крайне враждебно, но когда они объединились, обычные неприятности быстро переросли в нечто куда более серьезное. Некоторые влиятельные лица, по-видимому, усмотрели здесь возможность положить конец существовавшему режиму; вероятно, они в первую очередь способствовали эскалации насилия. Один из уцелевших племянников Анастасия был провозглашен императором, и первые попытки подавить мятеж провалились. Согласно одной из легенд, Юстиниан готов был бежать, и лишь решимость Феодоры, вспомнившей старое присловье: «Власть — это лучший саван», — удержала его. Так как на самом деле поговорка звучала: «Тирания — это лучший саван», — более чем вероятно, что эта история представляет собой злостную выдумку, направленную против державной четы[72]. Какова бы ни была причина, Юстиниан отказался бежать. Велизарий и Нарсес двинули войска против мятежников и перебили их. Недавно провозглашенного императора предали казни[73], хотя наверняка он был лишь безвольной марионеткой в чужих руках^{585}.

В этой ситуации Юстиниан едва не был сброшен с трона соперником, однако, подобно всем императорам, он всегда весьма подозрительно относился ко всевозможным угрозам такого рода. Велизарий доказал свою верность, перебив мятежников — во многом так же, как Наполеон, которого стала «продвигать» Директория после знаменитого «свиста картечи»[74]. Позднее Велизарий подпал под подозрение, когда остготы предложили провозгласить его императором Западной империи. Также ходили слухи, что он вместе с другими организовал заговор с целью взять в свои руки решение вопроса о престолонаследии, когда во время мора ожидалась смерть Юстиниана. Велизария несколько раз отстраняли от командования и отправляли в отставку, когда император переставал верить в его лояльность, — и это несмотря на то, что он, безусловно, был одним из наиболее сведущих в военном искусстве и, вероятно, одним из самых верных командующих Юстиниана. Как всегда, император прежде всего заботился о собственной безопасности, принося в жертву разнообразные нужды, связанные с ведением войн за рубежом. Феодора также подстроила уход в отставку одного из высших чиновников, пользовавшихся наибольшим доверием Юстиниана, и опалу императора на него — префекта претория Иоанна Каппадокийского. Сфабриковав заговор, ее агенты — в том числе жена Велизария Антонина — сумели убедить Иоанна обвинить самого себя^{586}.

Подозрительность по отношению к товарищам по службе укоренилась в среде имперской бюрократии столь же глубоко, как и коррупция. Юстиниан предпринял несколько попыток преодолеть ее, прежде всего мешая нормальной для того времени практике продажи должностей, в том числе наместничеств. Несмотря на все усилия императора, успехи носили крайне ограниченный характер. Люди, начинавшие карьеру на императорской службе, ожидали получения больших доходов за счет неофициальных подарков, делавшихся, дабы заслужить их благоволение. Таков, попросту говоря, был порядок вещей, существовавший с тех пор, как мир стоит^{587}.

Куда более длительное влияние на следующие поколения оказала предпринятая Юстинианом кодификация римского права. В 529 году состоявшая у него на службе группа экспертов-правоведов[75] составила «Кодекс Юстиниана», заключавший в себе все имперские законы и подтверждавший их силу. Законы, исключенные из собрания, автоматически отменялись. Таким образом он заменил все более ранние своды законов, в том числе и тот, что был составлен при Феодосии II почти за сто лет до этого. В 533 году «Кодекс» был дополнен «Дигестами», включавшими в себя краткое изложение постановлений и идей всех крупных римских юристов имперского периода. Другим значительным трудом стали «Институции», предназначавшиеся тем, кто изучал право, в качестве руководства. На следующий год вышло новое издание «Кодекса». Все эти труды были выполнены на латинском языке и в свое время оказали глубокое влияние на развитие права в Европе. Юстиниан также продолжал издавать новые законы или юридические нормы, известные под названием новеллы (многие из них — на греческом языке)^{588}.

Ни одна юридическая инициатива Юстиниана не оставляла сомнений в том, что законы писаны императором-христианином. По-видимому, он всерьез принимал идею, что, будучи императором, являлся представителем Бога на земле. Если многие его предшественники пытались укрепить единство с церковью, то Юстиниан, безусловно, взял на себя куда более активную роль в определении того, какой должна быть ортодоксальная теология. Предметом основных разногласий по-прежнему являлся вопрос о том, был ли Христос во время своей земной жизни двуедин по своей природе или же обладал двумя самостоятельными сущностями — человеческой и божественной. Второй вариант, сформулированный в определении Халкидонского собора еще в 451 году, стал ортодоксальным положением, которое и пытался ввести Юстиниан. Это вызывало значительное противостояние, и было широко известно, что сама Феодора симпатизировала противникам этой доктрины. И прямые вмешательства Юстиниана, и периодические проявления его непоследовательности в вопросах религии вызывали подозрения у многих церковных деятелей. Это, безусловно, стало одной из причин продолжительных трений в отношениях с папами, хотя свою роль сыграло и нежелание признать равенство папы и патриарха в Константинополе. Однако власть императора не ставилась под сомнение. Юстиниан мог не колеблясь сместить любого епископа, в том числе и папу, и верховного епископа, или патриарха Константинопольского^{589}.

К тому времени, когда на престол взошел Юстиниан, стало ясно, что основы культуры империи изменились и теперь ее идеология более обязана христианству, нежели классической традиции. По-прежнему кое-кто из известных людей придерживался язычества, но издавна существовавшие литературные жанры, включая повествования о событиях светской истории и многие формы поэзии, исчезали. Философская школа в Афинах закрылась: в какой-то момент группа философов бежала в Персию, чтобы иметь больше свободы для продолжения своих изысканий. Позднее они разочаровались и получили разрешение возвратиться в империю (это оговаривалось в соглашении 532 года между Юстинианом и Хосровом). Книги всех видов стали редкостью. Правильность языка — по преимуществу греческого, поскольку большинство обитателей Восточной империи никогда не ставило латинский язык высоко — перестала играть важную роль в качестве признака подлинной утонченности и образованности. То же касалось и знания Гомера и других великих сочинений языческой литературы^{590}.

Параллельно изменился и внешний облик городов; то же можно сказать об их принципиальном значении в жизни общества. Прежде общественные дела, церемонии и торговля велись на открытом пространстве в центре города — форуме, или агоре. К VI веку эти виды деятельности стали осуществляться на одной прямой улице — кардо, — по обеим сторонам которой стояли лавки. Со временем такие дороги стали заполняться более или менее постоянной застройкой и выглядеть во многом как базары на Ближнем Востоке. Среди других общественных зданий храмы скорее всего играли в жизни общин главную роль. Театры утратили прежнее значение; общественные бани пребывали в упадке. Роскошь и сложные ритуалы, связанные с посещением бань, перестали быть одним из важнейших элементов цивилизованной жизни^{591}.

В эпоху Ренессанса для Восточной империи был выдуман термин «Византия», отчасти потому что это облегчало народам Западной Европы возможность объявить себя истинными наследниками римской цивилизации. Население Восточной империи никогда не переставало именовать себя римлянами — ромеями, а свою империю — Римской. (Они также имели обыкновение называть себя христианами, видя в этом наименовании синоним слова «римляне».) Преемственность империи Юстиниана по отношению к империи Августа очевидна, но с точки зрения могущества она выглядела куда слабее своего великого предка. Ее мощь была велика, но не превышала мощи Персии Сасанидов. От сверхдержавы, некогда обладавшей всей полнотой власти над огромной частью мира — почти надо всем известным миром, — осталось одно воспоминание. События, происшедшие в течение ста лет после смерти Юстиниана, лишь подтвердили эту истину^{592}.

Юстиниану наследовал его племянник Юстин II (предполагают, что он сделал его своим преемником за несколько часов до смерти). В 572 году Юстин начал новую войну против персов. То был единственный случай в VI веке, когда римляне стали инициаторами крупного конфликта против своих соседей на востоке (какой очевидный контраст с агрессией против Парфии и Персии в более ранний период!) В данной ситуации дело обернулось для них крайне неблагоприятно, и постаревший Хосров взял крепость Дару. Шок, пережитый Юстином, по-видимому, привел к тому, что он полностью лишился рассудка (и так и не оправился от перенесенного удара); вследствие этого у императора появился коллега. На эту роль был избран немолодой, верный ему придворный, чиновник по имени Тиверий, и при нем римляне добились больших успехов в борьбе с Персией. В ходе этих кампаний сумел сделать себе имя военачальник по имени Маврикий, и его популярность у солдат побудила значительных лиц при дворе сделать его императором, когда в 582 году Тиверий скончался. Война продолжалась; события развивались благоприятно для римлян, чему также способствовала гражданская война, вспыхнувшая в Персии в 590 году^{593}.

Удача по-прежнему улыбалась то одной, то другой стороне; зачастую противникам облегчал задачу хаос, начинавшийся на территории то Византии, то Персии. В 602 году узурпатор по имени Фока поднял восстание против Маврикия; тот бежал из Константинополя и был убит. Не прошло и года, как Фоке бросил вызов новый узурпатор. Персы не замедлили воспользоваться слабостью римлян и предприняли серию мощных наступлений. Методично действуя, они завоевали значительные территории Месопотамии и Римской Армении. Через несколько лет они подчинили себе Сирию, вновь захватив Антиохию. Палестина также попала в руки врага, когда персы в 614 году вошли в Иерусалим. Римлянам потребовалось почти десять лет, чтобы стабилизировать положение в государстве, а затем в течение ряда лет в ходе тяжелых боев они вернули себе власть над большей частью утраченных провинций^{594}.

Тем временем на юге произошли события, неожиданные и для Рима, и для Персии. Купец по имени Мухаммед из арабского города Мекки стал провозвестником новой религии и объединил арабские племена. Он учил, что существует только один Бог, а не сложно определяемая Троица, которую исповедовали и о которой спорили христиане. Иисуса он почитал как пророка — одного из целого ряда пророков, величайшим из которых явился Мухаммед. Мухаммед скончался в 632 году, но его последователи добивались одного успеха за другим. И Персия, и Рим истощили свои силы в долгой борьбе друг с другом. Персии Сасанидов суждено было пасть первой: всего за несколько лет она потерпела полный крах. Затем в 636 году арабы одержали полную победу над римлянами близ реки Ярмук[76]. Вскоре они заняли Палестину, Сирию и вскоре после этого — сам Египет. Впоследствии их армии прошли по Северной Африке и захватили тамошние римские провинции^{595}.

История о том, как арабы объединились и достигли столь невероятных успехов в завоеваниях, любопытна, но ее не стоит рассказывать здесь, так как это отняло бы у нас слишком много времени. К концу VII века Восточная империя продолжала существовать — ей суждено было продержаться до XV века, — но теперь то были лишь жалкие остатки территорий, которыми правил Юстиниан. Сверхдержава перестала существовать за несколько столетий до того, как он взошел на трон. Ко времени арабских завоеваний облик средневековой Европы еще не установился окончательно. Европейское общество было лишено благ цивилизации, бывших при римлянах привычным явлением в течение многих столетий. Оно также состояло из людей менее искушенных, уровень образованности в нем был ниже, а купцы путешествовали на куда более близкие расстояния и продавали куда меньше товаров, чем в дни расцвета империи. В сравнении с ним мусульманский мир сохранил куда больше характерных особенностей греко-римской цивилизации, к которым арабы прибавили собственные идеи и усовершенствования. Отчасти это произошло потому, что они происходили из земель, где формирование цивилизации произошло задолго до прибытия греков и римлян. И мир ислама, и — в свое время — «варвары» Запада, следуя далее по пути развития, вновь открывали старые идеи или изобретали новые. Марк Аврелий понимал, что мир постоянно меняется, но окажись он в VII веке, вряд ли из того, что он увидел на землях, некогда составлявших подвластную ему империю, многое показалось бы ему знакомым.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.