Глава одиннадцатая. ВРАГИ

Глава одиннадцатая.

ВРАГИ

Продолжать ли мне вспоминать, как о чем-то новом или прежде неслыханном, о совершившемся благодаря Твоей доблести отвоевании провинции Галлия, о покорении целой расы варваров, коли эти триумфы в сей части Римской империи были поименованы как наиболее заслуживающие славы благодарным гласом народного признания — [благодарным] настолько, что Тебе позавидовал твой двоюродный брат — император?

Благодарственная речь Клавдия Мамерина, обращенная к императору Юлиану (произнесена 1 января 362 года)^{291}

Несмотря на весь великолепный церемониал при императорском дворе, каждого императора постоянно преследовал страх перед узурпациями. Угроза имела очень личный и непосредственный характер, поскольку претенденты на престол, очевидно, хотели не уничтожать империю, а захватить власть в ней. Больше всего императоров по-прежнему погибало от рук соперников. Узурпаторы, добившиеся успеха, нуждались в поддержке значительной части армии. Императоры могли пытаться следить за тем, насколько верны им старшие офицеры, и доверять важные командные посты лишь наиболее лояльным. Они по-прежнему заставляли солдат давать им клятву в личной верности и напоминали о ней посредством парадов и донативов, раздававшихся во время крупных празднеств, устраивавшихся государством в течение всего года. И тем не менее императоры неизбежно оставались практически для всех солдат и подавляющего большинства офицеров лишь смутными образами, будучи весьма далеки от них.

Императору приходилось в течение всего своего правления жить, сознавая, что армия может обратиться против него. Он не мог распустить армию и даже значительно сократить ее численность, дабы таким образом ослабить ее мощь. Во-первых, любое серьезное сокращение привело бы к появлению множества безработных офицеров, не говоря уже о демобилизованных войсках. Наименьшее возможное зло в этой ситуации состояло в росте разбоев в провинциях; когда Септимий Север распустил преторианцев, число вооруженных нападений с целью грабежа в Италии резко увеличилось. Еще вероятнее, что они немедленно стали бы политической опорой для узурпатора, который пообещал бы вновь принять их на службу^{292}.[43]

Но главная причина невозможности сокращения войск заключалась в том, что армия была необходима. Никто из внешних врагов Рима не угрожал его существованию. Племена не составляли единой силы; по большей части они ограничивались набегами и лишь изредка могли «откусить» и занять малые территории в приграничных областях. Персы были более сплочены и искусны в военном деле, но даже они надеялись максимум на отвоевание части земель, отнятых Римом. Войны за пределами империи велись отнюдь не «не на жизнь, а на смерть» (по крайней мере с точки зрения римлян), однако воевать приходилось часто. Вдоль протяженных границ Рима жило немало врагов империи, не угрожавших ее целостности, но представлявших несомненную опасность. Ведь преступления с применением насилия не угрожают существованию современных демократий, но из этого, в свою очередь, не следует, что их можно попросту игнорировать, даже если правительство и избиратели отказываются признать, что в некоторых районах уровень преступности высок. Римлянам необходимо было сдерживать племена, совершавшие набеги, насколько на это было способно правительство. Войны также играли центральную роль в имперской идеологии. Одержать победу над внешними противниками для императора означало дать высшее доказательство его способности управлять страной, и любой успех занимал важное место в императорской пропаганде. Желание славы, несомненно, вдохновляло одного правителя за другим на ведение кампаний на приграничных территориях.