После Опричнины

После Опричнины

Истребление опричной верхушки в 1570 году еще не стало концом Опричнины – там просто сменились предводители. Но вскоре у Ивана IV появилась серьезная причина усомниться в эффективности придуманной им системы «государства в государстве».

Это произошло после драматических событий 1571 года, когда Русь чуть не завоевали крымцы (об этом – в следующей главе). В ходе сражений выяснилось, что «земские» войска и полководцы бьются намного лучше опричников, которые, оказывается, годны лишь бесчинствовать над безоружными.

Как обычно, царь свалил вину не на систему, а на отдельных лиц. Новый глава опричной думы князь Михаил Черкасский (брат покойной Темрюковны) сел на кол; казни подверглись и другие деятели царской «гвардии».

В 1572 году Грозный упразднил Опричнину и вообще запретил вспоминать это слово (как будто народ по приказу мог забыть те страшные годы).

Оказалось, что охранный корпус, выведенный за рамки закона и наделенный особыми полномочиями, не способен стать опорой государства. Выражаясь современным языком, спецслужба не может заменить собой всю государственную машину, а управление посредством голого террора приводит к злоупотреблениям и развалу.

Вероятно, Ивану удалось бы изменить социальную базу самодержавия, попробуй он опереться на всё дворянское сословие в целом, но царь этого не сделал, да и не мог сделать, поскольку значительная часть дворян, в особенности провинциальных, была тесно связана с крупными вотчинниками – боярами и князьями.

В результате опричной «реформы» царь так и не создал новой опоры престола, а лишь расшатал и истерзал прежнюю, не лишив ее, однако, всей силы. Аристократия, запуганная и ослабевшая, все равно оставалась единственной хоть как-то функционировавшей административной инфраструктурой государства. До окончательного заката боярства было далеко; знати еще предстояло взять реванш.

Разочаровавшись в Опричнине, царь не окончательно отказался от деления Руси на две части – «свою» и «чужую», просто «государева» половина теперь стала называться «дворовой», то есть принадлежащей царскому двору.

В 1575 году Грозный проделал еще один небывалый трюк: снял с себя государево звание и передал его касимовскому хану Саин-Булату, которого года за два перед тем окрестили и нарекли Симеоном Бекбулатовичем.

Новая затея выглядела совершенным юродством. Грозный держался при потешном «государе» с шутовской приниженностью, скромно сидел среди бояр, «бил челом», называл себя «Иванцом Васильевым». Но воцарению Симеона предшествовала очередная оргия кровавых казней, так что у подданных не возникало никаких сомнений, кто в стране хозяин.

Симеон Бекбулатович. И. Сакуров

Странный маскарад длился менее года. Затем, якобы вняв мольбам подданных и будучи недоволен Симеоновым произволом, Грозный соизволил вернуться на престол, спровадив низложенного «монарха» из Москвы в Тверь.

«Произвол», который учинил Симеон Бекбулатович, заключался в том, что он приказал уничтожить все документы, на основании которых церковь владела землями. Вновь став царем, Иван выдал монастырям и епархиям новые грамоты, но они сильно отличались от прежних. Существует версия, что была осуществлена огромная жульническая афера, в которой временный «государь» исполнял роль прикрытия. Суть махинации излагает англичанин Флетчер: «К концу года заставил он нового государя отобрать все грамоты, жалованные епископиям и монастырям, коими последние пользовались уже несколько столетий. Все они были уничтожены. После того как бы недовольный таким поступком и дурным правлением нового государя, он взял опять скипетр и, будто бы в угодность церкви и духовенству, дозволил возобновить грамоты, которые роздал уже от себя, удерживая и присоединяя к казне столько земель, сколько ему самому было угодно. Этим способом он отнял у епископий и монастырей (кроме земель, присоединенных им к казне) несметное число денег: у одних 40, у других 50, у иных 100 тысяч рублей, что было сделано им с целью не только умножить свою казну, но также отстранить дурное мнение об его жестоком правлении, показав пример еще худшего в руках другого царя».

Такая замаскированная экспроприация могла понадобиться царю, потому что он готовился к военной кампании, призванной переменить ход бесконечной Ливонской войны, а денег кроме как у церкви взять было негде.

В последние годы «царская» половина страны чаще именовалась «уделом», и правила ею своя «удельная» дума, в которой вели дела новые фавориты: Нагие (родственники новой царицы), Богдан Бельский – племянник покойного Малюты и зять того же Малюты – Борис Годунов, то есть сплошь люди, не связанные со старой знатью, которую больной и одолеваемый страхами царь к себе не подпускал.

Казни в этот период не прекратились, но перестали быть массовыми и случались эпизодически.

Внешние и внутренние дела страны обстояли скверно. Царь недужил, дряхлел, стал всерьез подумывать о том, чтобы бросить свой «удел» и, забрав казну, эмигрировать в Англию.

Нечаянное убийство наследника престола, произошедшее в 1581 году, фактически означало, что древней династии наступает конец. Долгое и бурное царствование, когда-то блистательно начинавшееся, завершалось полным крахом.