«Татарский» период

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Татарский» период

Историки много спорили о том, почему Иван III так долго ждал, прежде чем освободиться от ордынской зависимости – пусть номинальной, но унизительной для его монаршьего достоинства и для престижа государства. Хотя верховная власть Орды на деле ничего уже не значила, Иван не ездил с поклонами хану, перестал платить ему дань, был намного богаче и сильнее, все же в глазах иностранных государств великий князь продолжал оставаться вассалом «варварского» азиатского царства.

В романтические времена исторической науки преобладало мнение, что тут сказалось влияние Софьи Палеолог: гордая византийская царевна была-де оскорблена положением супруги татарского данника. Но эта версия сомнительна. Во-первых, эмигрантке и бесприданнице, прежде жившей из милости при папском дворе, негде было набраться особенной гордости. Во-вторых, непохоже, чтобы человек склада Ивана Васильевича мог быть подвержен чьему-то влиянию. Ну и наконец, с момента «византийского» брака до разрыва с Ордой прошло целых восемь лет.

На самом деле удивительно другое: почему прагматичный и осторожный Иван вообще пошел на этот шаг, во многих отношениях для него невыгодный.

Государь хорошо умел считать деньги, а для его казны юридическая подчиненность хану была очень прибыльна. В качестве всерусского великого князя Иван III исправно собирал со всех земель «выход», то есть ордынскую дань, однако не отправлял ее татарам, а оставлял в собственной казне. В этом, видимо, и заключалась главная причина, по которой Москва совершенно не торопилась провозглашать независимость.

Кроме того, несмотря на оскудение и внутренние раздоры, в военном отношении татары оставались еще сильны, и затевать с ними большую войну было рискованно. Иван брался за оружие, только когда был полностью уверен в победе, а тут еще неизвестно чем закончилось бы – не повторилась бы история с отцом, которому численное преимущество войска не помешало попасть в татарский плен. Бросать вызов хану, пока за спиной оставался ненадежный Новгород, готовый стакнуться с главным соперником – Литвой, рассудительный Иван не намеревался.

К освобождению от ордынской зависимости великого князя подтолкнули определенные обстоятельства – иначе так называемое татаро-монгольское иго наверняка длилось бы еще сколько-то лет, хотя вряд ли долго. В самодержавном государстве, которое строил Иван, не было места для двусмысленности касательно источника верховной власти: он мог быть только один.

Татарские ханства в середине XV века. С. Павловская

Следует учитывать еще и то, что в 1480 году, когда агрессивность ордынского хана Ахмата вынудила великого князя принимать решение, сложилась ситуация, которой было жалко не воспользоваться. Новгородская республика только что была окончательно сломлена и угрозы больше не представляла, а во втором из враждебных Москве татарских царств, Казанском, началась смута (о ней чуть ниже).

Тем не менее Иван Васильевич, как мы увидим, сильно колебался и был очень недоволен этой вынужденной войной. Он боялся поражения и небезосновательно опасался за свои тылы.

Теперь давайте посмотрим, в каком состоянии в это время находился татарский мир, расколовшийся на части после распада Золотой Орды.

С Русью граничили три ханства. Нижневолжские степи принадлежали так называемой Большой Орде, правопреемнице Золотой Орды и номинальной владычице русских земель. Севернее находилось Казанское царство, подчинившее себе приволжские племена – марийцев, чувашей, мордвинов. На Крымском полуострове и в северном Причерноморье утвердилась династия Гиреев.

Все эти государства враждовали между собой; с каждым из них Иван III вел себя по-разному.

Успех его татарской политики основывался на дружбе и союзе с Крымским ханством, которое он очень ловко использовал то против Большой Орды, то против Литвы. Об истории и значении этого ключевого для Москвы альянса будет рассказано в главе о дипломатии Ивана III.

С Большой Ордой, требовавшей изъявлений покорности и выплаты долгов по дани, хорошие отношения были невозможны, но Иван до поры до времени старался ограничиваться мелкими стычками: так сказать, показывал зубы, чтобы его не трогали.

Казань была слабее, и с ней великий князь вел себя напористей, но в основном обходился средствами политическими – потихоньку подкармливал там партию своих сторонников.

В 1479 году умер казанский хан Ибрагим, и царство погрузилось в смуту: сыновья от одной ханши, Фатимы, схватились с сыновьями от другой ханши, Нур-Султан. Вторая фракция ориентировалась на Москву. В любом случае, удара с этой стороны в 1480 году можно было не опасаться.

Однако перестал опасаться Казани и хан Большой Орды, ему этот момент тоже показался удобным для нападения. Ахмат был сильным военным вождем, который сумел подчинить своевольных татарских мурз и уже двадцать лет правил в своих обширных владениях твердой рукой. Он давно мечтал о возобновлении русской дани. В 1472 году даже попробовал повоевать с Русью и сжег небольшой город Алексин, однако для решительного сражения у него не хватило сил, пришлось уйти.

Теперь Ахмат подготовился более основательно. Он собрал большое войско и, главное, сговорился с Казимиром Литовским о совместных действиях. Кроме того, он наверняка знал, что зимой 1479–1480 годов чрезвычайно обострились отношения Ивана с братьями, Андреем Большим и Борисом.

Мы имеем представление о притязаниях Ахмата по грамоте, отправленной им осенью 1480 года, когда обсуждались условия замирения. Условия были умеренными. Во-первых, хан добивался символического признания Москвой вассального статуса (Иван должен был носить на шапке какой-то «знак Батыя»); во-вторых, выплаты долгов (довольно скромной суммы в 4 200 рублей); и, в-третьих, требовал подвергнуть опале его личного врага, касимовского царевича Даньяра.

То, чего, скорее всего, не было: Иван III топчет «басму». Н. Шустов

Одна из самых известных легенд отечественной истории гласит, что разрыву с Ордой был придан торжественно-декларативный характер. Якобы к Ивану III явился татарский посол с требованием поклониться «басме» (ханскому изображению), а великий князь кинул басму на пол и топтал ее ногами.

Эпизод с «топтанием басмы» перекочевал в учебники из «Казанской истории», составленной почти век спустя. Георгий Вернадский предполагает, что автор перепутал басму с пайцзой, ханским ярлыком, поскольку у мусульманского владыки не могло быть никаких портретов, и вообще считает этот драматический эпизод «чистым вымыслом». Правдоподобнее предположение, высказанное еще С. Соловьевым, что Иван Васильевич раз за разом отказывался встречаться с ханскими посланцами и сколько было возможно тянул время.

Эффектные жесты были не в характере великого князя, да и вряд ли он стал бы обострять и без того плохие отношения такой демонстрацией. Войну инициировала не Москва, а Орда.

В начале 1480 года разразился кризис. В тылу у Ивана Васильевича подняли мятеж младшие братья – их войско встало лагерем в Великих Луках; на вассальную Псковскую республику напал Орден; враждебные литовцы готовились к войне; разгромленный Новгород при первом же поражении Москвы мог снова взбунтоваться. Процитирую замечательного исследователя этой эпохи Руслана Скрынникова: «Опасность угрожала Москве с трех сторон. От Мценска к Калуге двигался Ахмат-хан с татарами. Удельные князья могли в любой момент подойти из Великих Лук. Королю Казимиру принадлежала Вязьма, и его войска могли достичь Москвы за несколько дней».

Но обычно неторопливый Иван III при необходимости умел действовать быстро. Угрозу междоусобной войны он решил, дав отступного, – и братья не только успокоились, но и пришли со своими дружинами помогать против Ахмата.

От литовской опасности Иван избавился при помощи крымских союзников. Они вторглись во владения Казимира с юго-востока, и королю стало не до Москвы.

Но от ордынского войска отбиться можно было только силой оружия, а этого великий князь очень не любил.

Не зная, откуда ждать удара, и осторожничая, он распределил полки вдоль рубежа со Степью. Ахмат двигался параллельно этой оборонительной линии к западу, рассчитывая найти слабое место и заодно надеясь встретиться с войском своего литовского союзника.

Наконец главные силы обеих армий встали напротив друг друга, у реки Угры, недалеко от Калуги. Псковская летопись сообщает, что в русском войске было 180 000 человек, но это, несомненно, сильное преувеличение. По расчетам Р. Скрынникова у Ахмата было 30–40 тысяч воинов, и у русских на Угре примерно столько же, хотя общая численность великокняжеской армии, прикрывавшей московскую территорию с разных направлений, была значительно больше.

Государь держался на безопасном расстоянии от Угры и вообще, как уже было рассказано, сильно нервничал, так что это даже вызвало недовольство у москвичей и духовенства. Иван III был выдающимся государственным стратегом, но героя из себя никогда не изображал, и в «Стоянии на Угре», в отличие от, скажем, Куликовской баталии, героического мало. Впрочем, по-настоящему умелый правитель никогда не доводит дело до того, чтобы его народу понадобилось проявлять героизм – последнее, отчаянное средство спасения в критической ситуации.

Если коротко пересказать суть последующих событий, она сводится к следующему. Две рати простояли на месте почти всю осень, то и дело ввязываясь в стычки, но не решаясь затеять сражение. Русским это было не нужно, да и государь не велел; татары боялись форсировать Угру и всё ждали, не придет ли Казимир. Казимир не пришел, у ордынцев кончились припасы, лошади съели весь корм, начались холода – и татары убрались несолоно хлебавши. Так недраматично закончилось двух-с-половиной-вековое татаро-монгольское владычество над Русью.

Однако интересны некоторые подробности «стояния».

О том, как сильно Иван III был напуган ордынским нашествием, свидетельствует некоторая истеричность действий, обычно несвойственная этому хладнокровному, уверенному человеку. Он сам сжег Каширу, чтобы она не досталась татарам (хотя они туда и не пошли); спалил московские посады (то есть весь город за пределами московских стен); отправил жену и государственную казну далеко на Север (что, собственно, и возмутило москвичей); пытался насильно увезти из действующей армии и наследника, но Иван Молодой был боевитее отца и наотрез отказался.

Иван Иванович и воевода Даниил Холмский (Шелонский победитель) руководили боем, начавшимся 8 октября и с перерывами продолжавшимся четыре дня. Это была единственная сколько-нибудь серьезная попытка ордынцев переправиться на русский берег. Неширокие броды не давали Ахмату развернуть свою конницу; русские пушки и пищали вели огонь по столпившейся массе татар, и те в конце концов отступили.

Ахмат встал лагерем, сказав, что подождет, пока река покроется льдом.

Приехал из Москвы и Иван Васильевич, но устроил свою ставку на безопасном расстоянии от Угры. Он попробовал договориться с ханом о мире, послав щедрые дары. Ахмат ответил: хорошо, но приезжай сам. Когда великий князь отказался, предложил прислать сына или брата. Потом согласился на простого боярина.

И тут, в конце октября, вдруг ударили ранние морозы, и Угра встала. Памятуя об угрозах Ахмата, Иван велел войскам отступать.

Но татары не стали нападать и по льду. Ахмату воевать тоже не хотелось. Он придумал другое решение. Вместо того чтобы лезть под московские пули и сабли, повернул свое оголодавшее, измерзшееся войско в литовскую сторону – в отместку за неисполнение Казимиром союзнических обязательств. Там, не встречая сопротивления, татары набрали богатой добычи и ушли назад, в степь.

В результате «Стояния на Угре» Иван оказался двойным триумфатором. Он – притом почти без потерь – посрамил Большую Орду, а заодно ее руками наказал другого заклятого врага, Литву.

Однако Ахмату литовские трофеи на пользу не пошли. Точнее говоря, они его погубили.

Слух об огромной добыче вызвал зависть у хана Сибирской (Тюменской) орды Айбека. Он вместе с ногайскими татарами дождался момента, когда Ахмат распустит войско по домам, и напал на ставку. Ахмат был убит, а его сыновья растащили улус на куски.

После этого Большая Орда кое-как просуществовала еще двадцать лет, уже не представляя для Руси никакой угрозы. В 1502 году ее окончательно добили крымцы.

После бескровной победы над Ахматом великий князь всерьез занялся проблемой Казанского ханства. Оно было слабее Большой Орды в военном отношении, но постоянно докучало русскому приграничью разбойничьими набегами и мешало Москве распространять свое влияние на заволжский регион.

Миниатюра «Стояние на Угре». Лицевой летописный свод (© РИА Новости)

Здесь Москве помогли раздоры внутри ханского рода. В 1486 году претендент на престол Мухаммед-Эмин явился к Ивану за покровительством и помощью.

В следующем году всё тот же князь Холмский пошел вместе с «промосковскими» татарами на Казань, осадил ее и вынудил к сдаче. Ханом стал Мухаммед-Эмин, признавший главенство Ивана Васильевича и даже не смевший без его санкции выбрать себе жену. Когда враги свергли московского ставленника (это произошло в 1495 году), великий князь не дал Казани выйти из-под своего контроля и посадил ханом другого удобного ему царевича, Абд-аль-Латифа. Через несколько лет вновь заменил его на Мухаммед-Эмина. Одним словом, начиная с 1487 года Казань никакой опасности для Москвы не представляла. Третье татарское царство, Крым, поддерживало с Русью союзнические отношения. Таким образом, за восток и за юг Иван III мог быть спокоен.

Теперь настало время вплотную заняться западом, то есть Литвой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.