Коронация

Коронация

И вот 7 мая 1724 года наступил звездный час лифляндской Золушки – она была коронована императорской короной. Это было чрезвычайно красочное, торжественное и новое для России зрелище. К нему готовились долго. Петр учредил даже особую воинскую часть – конную роту кавалергардов. В нее взяли из армии самых рослых и видных красавцев. Им сшили роскошную униформу зелено-красного цвета с широкими золотыми галунами и вышитыми на плечах золотыми гербами. Капитаном этой придворной роты царь назначил Павла Ягужинского.

Петр не решился нарушить традицию – коронацию провели в Москве. Немало потрудились в Кремле, который в то время был довольно запущенным и грязным. От Красного крыльца Кремлевского дворца до Успенского собора, где проходила церемония, был проложен деревянный помост, устланный красным сукном, так что привычные грязь и скаредство не были видны участникам торжества. Особенно роскошно был украшен и без того великолепный Успенский собор: бархат, золото, драгоценные камни кресел, персидские ковры, золотая парчовая дорожка от царского места к Святым вратам – все сияло и горело византийской, восточной роскошью. Торжественна, длинна и величава была и сама церемония. Под нескончаемый звон московских колоколов, залпы салюта, звуки полковых оркестров, в окружении кавалергардов и разодетой знати (этому был посвящен особый указ) Екатерина Алексеевна направилась в Успенский собор. На ней было роскошное пурпурное с золотом платье прямо из Парижа, бриллианты в высокой прическе. Даже царь – любитель затрапезной одежки – был разодет, как французский король: в небесно-голубом кафтане с серебряной вышивкой работы самой царицы и в шляпе с белым пером.

В соборе он, подозвав к себе архиереев, кратко сказал, что из манифеста всем известно его намерение короновать жену, посему «извольте оное ныне совершить по чину церковному». И действо началось: произнесение символа веры, ектения, Евангелие, молитвы. После этого Петр вместе с ассистентами укрыл Екатерину парчовой, подбитой горностаями мантией, которая тяжелым, многокилограммовым грузом легла на крепкие плечи боевой подруги императора. Затем Петру поднесли корону, украшенную редкостными жемчужинами, камнями и яхонтом величиной больше голубиного яйца, и он возложил ее на голову коленопреклоненной супруги. Стоявшие поближе могли видеть, что Екатерина в этот момент не выдержала – она заплакала и пыталась обнять ноги своего повелителя, но он отстранился. В тот день Петру нездоровилось, и как только церемония закончилась, он ушел во дворец.

Праздник же только начинался. Екатерина направилась в Архангельский собор, Меншиков шел сзади и – о ирония судьбы! – незадолго перед этим обвиненный в казнокрадстве, бросал в народ золотые и серебряные медали. Вечером был пир на весь мир. Тысячная толпа на площади перед дворцом не знала, куда бежать – то ли к жареному быку, набитому жареной птицей, то ли к двум винным фонтанам, бившим на огромную высоту, ибо резервуары с вином находились на колокольне Ивана Великого. Счастливы были те, кто пришел с кружками. Глядя на озаренное огнями фейерверка вечернее небо, многие москвичи думали так же, как и голштинский придворный Ф. В. Берхгольц, записавший в свой дневник: «Нельзя не подивиться Промыслу Божию, вознесшему императрицу из низкого состояния, в котором она родилась и прежде пребывала, на вершину человеческих почестей».