Опричная гроза

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Опричная гроза

Царь забрал в опричнину Суздальский, Можайский и Вяземский уезды, а также около десятка других, совсем мелких. Уездные дворяне были вызваны в Москву на смотр. Опричная дума во главе с Басмановым придирчиво допрашивала каждого о его происхождении, о родословной жены и дружеских связях. В опричнину отбирали «худородных» дворян, не знавшихся с боярами. Аристократия взирала на «новодельных» опричных господ с презрением. Родовитые немецкие дворяне Таубе и Крузе с пренебрежением отзывались об опричной гвардии, составленной из «косолапых и нищих мужиков», которые «были привычны ходить за плугом и вдобавок не имели ни полушки в кошельке». Опричников называли еще «скверными человеками».

Сам царь, находившийся во власти аристократических предрассудков, горько сетовал на то, что вынужден приближать мужиков и холопов. Впавшему впоследствии в немилость опричнику Василию Грязному он писал: «…по грехом моим учинилось, и нам того как утаити, что отца нашего князи и бояре нам учали изменяти, и мы и вас, страдников, приближали, хотячи от вас службы и правды». Укомплектованное из незнатных детей боярских опричное войско должно было стать надежным орудием в руках самодержца.

Известия об опричных «переборах людишек» способствовали возникновению историографического мифа о борьбе дворянства с боярством в XVI в. Царь Иван, писали современники, специально отбирал в опричнину «худородных» дворян, чтобы с их помощью разделаться с высокородной знатью. В действительности опричнина не привела к разделению высшего сословия на знать и низшее дворянство. Большинство мелких помещиков остались в земщине и терпели опричные злоупотребления наряду с прочими земскими людьми. Опричнина сохранила сложившуюся к тому времени структуру «служилого города». В опричнину были зачислены главным образом уезды с развитым поместным землевладением. Государев двор в XVI в. оставался оплотом привилегий дворянских верхов. Низшее городовое дворянство не имело такой единой для всей страны организации, как Государев двор, а потому было разобщено в большей мере, чем знать и высшее дворянство. Опричная реформа не привела к объединению низшего дворянства, а еще больше разъединила его. Опричнина сохранила деление дворян на «дворовых» и «городовых». Начальные люди опричнины и более знатные дворяне, принятые в «государеву светлость», составили опричный Государев двор. Подавляющая часть опричников служила в качестве городовых детей боярских поуездно.

О дворянском оскудении писал Курбский. Несомненно, к середине столетия в России появилось множество обнищавших, беспоместных детей боярских, которым приходилось пахать землю. О таких Таубе и Крузе писали следующее: «Если опричник происходил из простого рода и не имел ни пяди земли, то великий князь давал ему тотчас же 100–200 или 50–60 и больше гаков земли».

Опыт организации «тысячи лучших слуг» не был забыт. Тысячники были разбиты на три статьи: детям боярским высшей статьи полагалось 200 четвертей, третьей статьи — 100 четвертей. Опричники были разделены на четыре статьи. Беспоместным и «худородным» уездным помещикам четвертой статьи положен был оклад в 50–60 четвертей. Благодаря близости к особе царя опричники могли рассчитывать на быстрое продвижение по службе и, что особенно важно, на прибавки к поместным дачам и окладам.

Иногородние служилые люди, переведенные в опричные уезды, теряли старые поместья и получали новые в опричнине. В полном соответствии со старинными удельными традициями они сохраняли вотчины, оставленные ими в земской половине царства. Высланные из опричнины дворяне, по-видимому, такой привилегией не пользовались. Они утрачивали свои вотчинные владения, попавшие в удел.

Местнические порядки отнюдь не были уничтожены в пределах опричного «удела». Штаден писал, что «князья и бояре, взятые в опричнину, распределялись по ступеням не по богатству, а по породе». Карьера немца-опричника рухнула, когда выяснилось, что он не вышел породой, а кроме того, проявил себя с худшей стороны на службе.

При зачислении в государев удел каждый опричник клятвенно обещал разоблачать опасные замыслы, грозившие царю, обещал, что не будет молчать обо всем дурном, что узнает.

Удельные вассалы царя носили черную одежду, сшитую из грубых тканей. Они привязывали к поясу у колчана некое подобие метлы. Этот отличительный знак символизировал решимость вымести из страны измену.

Сохранились свидетельства о том, будто опричники привязывали на шею лошади собачью голову. Описывая царский выезд, один современник упомянул о собачьей голове у седла царя. Но то была искусно сделанная серебряная голова, щелкавшая зубами при езде. Опричники не могли иметь при себе отрубленные головы собак, потому что летом им пришлось бы в силу естественных причин менять эти головы ежедневно. Может быть, свидетельство о головах имело в виду один из зимних походов опричной армии? В любом селе или городе собаки встречали опричников громким лаем и кусали тех, кто врывался во двор. Опричники безжалостно убивали собак, нередко заодно с хозяевами. Собачьи головы вешали на лошадей для устрашения народа.

Опричная тысяча была создана как привилегированная личная гвардия царя. Московская летопись сообщает, что 1000 голов детей боярских, отобранных в опричное войско, были «испомещены заодин» в опричных уездах. Документы Разрядного приказа не оставляют сомнений в том, что царский указ не остался на бумаге. Разряды содержат следующие данные о численности детей боярских опричных уездов во время сбора ополчения в 1572 г. (в скобках приведены сведения об участии детей боярских в полоцком походе 1563 г.): по Суздалю — 210 (636); по Можайску — 127 (486); по Вязьме — 180 (314); по Козельску — 130 (290); по Галичу — 150 (250); по Медыни — 95 (218); по Малому Ярославцу — 75 (148); по Белеву —? (50). Итак, накануне опричнины поименованные уезды могли выставить в поле около 2400 конных детей боярских, а после опричных переборов людишек — всего около 1000. По меньшей мере половина местных уездных помещиков не была принята на опричную службу и была выселена в земские уезды. Чем были вызваны столь широкие выселения? Очевидно, власти старались создать в пределах опричной территории крупный фонд свободных поместных земель, чтобы обеспечить дополнительными «дачами» привилегированный охранный корпус, в особенности же его командный состав.

Грозный не желал ехать в Москву, пока был жив его главный «изменник» князь Александр Горбатый. Этот великий боярин в свое время выдал дочь за князя Ивана Мстиславского и благодаря этому стал родственником царя.

Из надписи на могильной плите Горбатых в Троице-Сергиевом монастыре следует, что Александр и его сын «преставились» 7 февраля 1565 г. В качестве родственника самодержец уже 12 февраля прислал в Троицу 200 рублей на помин души князя Александра.

Полагают, что царь вернулся в Москву из Слободы 2 февраля (А. А. Зимин). Эта дата взята из записок Таубе и Крузе. Однако хронология — наиболее уязвимая часть их сочинения. Наиболее достоверна хронология официальной московской летописи, согласно которой Иван IV прибыл в столицу 15 февраля 1565 г. Таким образом, Горбатые были убиты до его возвращения в царствующий град, а следовательно, и до утверждения указа об опричнине Боярской думой.

Расправа с Горбатым отличалась крайней жестокостью. Боярина доставили к месту казни вместе с сыном. Будучи ободран палачом, князь Петр первым положил голову на плаху. Однако отец не хотел видеть гибели сына и, отстранив юношу, сам лег под топор. Петр поцеловал отрубленную голову, после чего принял смерть. Род Горбатых пресекся.

Боярская дума безропотно подтвердила право монарха казнить и миловать подданных по своему произволу, без суда и следствия.

Грозный недаром исправлял официальную историю своего царствования. Летописи заменили отсутствующие следственные материалы, скомпрометировав многих влиятельных приверженцев Старицких.

Боярин князь Иван Куракин и боярин князь Дмитрий Немого-Оболенский, которых летописные приписки изображали вождями боярского заговора в пользу Старицких, были пострижены в монахи и заточены в монастырь. Разжалованный боярин князь Семен Ростовский, некогда приговоренный к смертной казни, был схвачен на воеводстве в Нижнем Новгороде и убит. Голову убитого опричники привезли в Москву царю.

Жертвами опричнины стали еще двое знатных дворян, не входивших в думу: брат убитого ранее боярина Юрия Кашина — князь Иван Кашин — и князь Дмитрий Шевырев. Последнему уготована была самая мучительная казнь. Его посадили на кол. Передают, будто Шевырев умер не сразу: как бы не чувствуя лютой муки, он сидел на колу, как на престоле, и распевал каноны Иисусу.

Официальный летописец описал первые деяния опричнины кратко, со многими пропусками, умолчав о самом главном. Можно ли поверить тому, что все дорогостоящие затеи опричнины — организация опричного войска, выделение особых владений царя и пр. — имели целью устранение из думы пятерых бояр?

Давний спор о целях и назначении опричнины невозможно решить без новых источников и фактов. Перед исследователем открыты два пути. Он может обнаружить в архивах неизвестный ранее пласт архивных документов. Применительно к русскому Средневековью такие находки очень редки. Вражеские нашествия и пожары безжалостно уничтожили почти все древние русские архивы. Поиски архивных документов требуют упорного труда. При этом нет никакой уверенности, что труд принесет плоды.

Другой путь — новые интерпретации известных ранее документов. Те, кто избрал этот путь, могут рассчитывать на серьезные открытия, если им удастся разработать новые методы критики источников, не одинаковые для разных видов документов.

На оценку опричнины решающим образом повлияли два открытия: во-первых, находка в архивах поземельных кадастров и, во-вторых, реконструкция исчезнувшего опричного архива (см. ниже главу о Синодике опальных).

Исход архивных разысканий зависит не только от меры затраченного труда, но также от интуиции и удачи. Самое важное — найти путеводную нить, верное направление поиска. Можно провести в архиве полжизни и ничего не обнаружить. Чаще всего верный путь помогают найти противоречия, обнаруженные в источнике.

В официальном летописном отчете об учреждении опричнины сказано, что после казни изменников царь «положил опалу» на некоторых дворян и детей боярских, «а иных сослал в вотчину свою в Казань на житье з женами и з детми».

Никаких пояснений насчет того, кем были жертвы царского гнева, попавшие в ссылку, в источнике нет. Дети боярские составляли основную массу дворянского сословия. Какое значение могла иметь ссылка неких детей боярских? Глухое летописное известие не привлекло особого внимания исследователей. Однако интуиция подсказывала, что летописец сознательно умолчал об известных ему фактах.

Первые же находки подтвердили возникшее подозрение. Книги Разрядного приказа сохранили следующую запись: «Того же году (1565) послал государь в своей государевой опале князей Ярославских и Ростовских и иных многих князей и дворян… в Казань на житье…» Разрядная книга определенно утверждает, что жертвой опричных выселений стали не обычные дворяне, а титулованная знать. Но подобно летописи, Разрядные книги отличаются редким лаконизмом.

Наука немыслима без специализации. Ее бремя ощущают не только физики или математики, но и историки. Одни изучают политическую историю, для чего обращаются к летописям и запискам иностранцев. Другие занимаются аграрной историей, исчисляют размеры пашни, крестьянские дворы и оброки. Каждый поневоле замыкается в своем круге источников.

Поиски были безуспешными, пока не выходили за рамки традиционного круга источников. Но однажды мне в голову пришла несложная мысль: не следует ли поискать в архивах поземельные кадастры, никогда не привлекавшиеся для исследования политической истории? Мысль пришла в самое неподходящее время, во время путешествия на байдарках по озеру Селигер. Стояла невыносимая жара. Но на озерных плесах и на извилистых протоках посреди зеленых лужаек веяло прохладой.

Идея не давала покоя. Она заставила прервать путешествие, сложить рюкзак и отправиться в Москву, в архивы. Поиски на первых порах не дали никаких результатов. И все же обращение к архиву принесло ожидаемые плоды.

Перед исследователем лежали писцовые книги Казанского края — древние манускрипты в кожаных переплетах, источенных временем. Чернила на их страницах выцвели, и прочесть их было затруднительно. Первым сюрпризом была дата, помеченная в книге, — 7073 г. от сотворения мира. То было время учреждения опричнины — 1565 г. от Рождества Христова. Это означало, что казанские книги были составлены в прямой связи с исполнением царского указа о ссылке опальных дворян на дальнюю восточную окраину государства.

Листая книгу, я смог составить полный и точный список лиц, сосланных опричниками в Казанский край в 1565 г. Я чувствовал примерно то же, что и Али-Баба, попавший в пещеру сокровищ.

Достоверность поземельного кадастра не вызывала ни малейшего сомнения. Казанские писцы строго запротоколировали имена опальных князей и детей боярских, «которых государь послал в свою вотчину в Казань на житье» и велел наделить казанскими поместьями. Следуя писцовым книгам, можно заключить, что в ссылку попали примерно 180 лиц. Около двух третей ссыльных носили княжеский титул. А это значит, что опричные санкции имели в виду не дворян вообще, а верхи княжеской аристократии.

Один из самых осведомленных писателей XVI в., Джильс Флетчер, живо описал меры, с помощью которых Грозный подорвал влияние удельно-княжеской знати после учреждения опричнины. Суть этих мер, по словам английского посла, состояла в том, что царь завладел всеми наследственными имениями и землями княжат, а взамен дал им на поместном праве земли, которые находились на весьма далеком расстоянии и в других краях государства.

Власти не пожелали обременять себя заботами о содержании ссыльных и по этой причине решили наделить их землями в местах поселения на восточной окраине. Присланный из Москвы окольничий Никита Борисов произвел в 1565–1566 гг. описание всех наличных земель Казанского края, включая земли татарские, чувашские, мордовские и земли дворца. Распределением поместий ведала местная администрация, во главе которой Грозный поставил самых знатных и влиятельных лиц из числа ссыльных.

Члены семьи Куракиных, управлявшие Казанским краем, были в глазах Грозного неблагонадежными лицами и потому подверглись опале в первую очередь. Главный казанский воевода боярин князь Иван Куракин был схвачен сразу же после учреждения опричнины и насильственно пострижен в монахи. Его родной брат боярин Петр Куракин был снят с поста главного воеводы Смоленска и отправлен на воеводство в Казань вместе с братом Григорием Куракиным.

1 мая 1566 г. царь объявил о прощении опальных, но Куракиным было отказано в праве вернуться в Москву: «В Казани осталися воеводы годовать, и поместья у них не взяты казанские». Князей Петра и Григория Куракиных продержали на окраине 10 лет, после чего князь Петр Куракин был вызван в Москву и казнен. Итак, вопреки всем сомнениям Грозный передал управление Казанским краем в руки опальных, которые сами должны были заниматься распределением казанских поместий.

Главные воеводы Казанского края — опальные бояре князья Петр Куракин и Андрей Катырев-Ростовский — при поместном «окладе» в 1000 четвертей пашни смогли получить не более 120–130 четвертей пашни и перелога (заброшенной пашни). Прочие княжата должны были довольствоваться еще меньшими поместьями. Некоторые дворяне были «испомещены всем родом». 12 князей Гагариных получили одно крохотное поместье на всех.

Архивные писцовые книги позволяют установить достоверные и полные списки казанских ссыльных. Но они не помогают ответить на более важный и никем не исследованный вопрос: что стало с земельным имуществом опальных? Источники дают основание заключить, что ссыльные дворяне получали казанские поместья взамен старых земельных владений, а не в дополнение к ним. Авторы официальной летописи определенно указывали на то, что ссылка дворян в Казанский край сопровождалась конфискацией их имущества. «А дворяне и дети боярские, — писал летописец, — которые дошли до государские опалы, и на тех (царь) опалу свою клал и животы их имал на себя».

Вновь найденные документы дают надежный ключ к решению загадки опричнины. Два учреждения играли исключительную роль в системе управления Русским государством: аристократическая Боярская дума и Государев двор. Двор был подобен пирамиде, на вершине которой стояли члены думы, ниже — «служилые» (удельные) князья и титулованная знать, занесенная в княжеские списки, наконец, нетитулованное старомосковское боярство. Кроме князя Владимира Старицкого, все прочие «служилые» князья были потомками недавних выходцев из Литвы и других стран. Число их было совсем невелико, и среди русской коренной знати они оставались чужаками.

Несравненно большим политическим весом обладали потомки местных княжеских династий Владимиро-Суздальской земли, исчислявшиеся несколькими сотнями лиц. Нижегородское, Ростовское, Ярославское, Стародубское княжества попали в орбиту московского влияния едва ли не со времен Дмитрия Донского. Их присоединение обошлось без кровавой борьбы, а потому местная княжеская знать избежала катастрофы, постигшей новгородскую боярскую знать. Она сохранила в своих руках значительную часть родовых земельных богатств.

Служба княжат определялась их землевладением. «Служилые» князья занимали высшие ступени иерархии, потому что владели великими удельными вотчинами. По тому же принципу формировались суздальские и оболенские княжеские списки. Особой привилегией службы при дворе по княжеским спискам пользовались исключительно или преимущественно те дворяне, которые сохранили родовые вотчины на территории некогда принадлежавших им великих и удельных княжеств. Князья, растерявшие родовые владения, переходили на службу в те уезды, где располагались их поместья и другие владения. Дворовые списки 1552–1562 гг. дают наглядное представление о том, какую долю родовых вотчин сохранила на пороге опричнины коренная русская титулованная знать. Ниже приведены данные о числе лиц, служивших по княжеским спискам (в скобках для сравнения приведены сведения о количестве дворян из тех же княжеских семей, служивших по уездам): Суздальские князья — 3(11); Ростовские — 18 (37); Ярославские — 83 (77); Стародубские — 35 (25); Оболенские — 56 (12). Итак, коренная княжеская знать продолжала сидеть крупными гнездами на родовых вотчинах в пределах некогда принадлежавших им княжеств, сохраняя тесные связи с местными землевладельцами, в свое время служившими их предкам.

Знать, сохранившая свои земли под властью Москвы и успешно служившая при московском дворе, не стремилась вернуться к раздробленности посредством расчленения государства на отдельные княжества и земли. Но могущественное боярство пыталось любой ценой сохранить власть, которой оно пользовалось в период раздробленности, а для этого надо было сохранить порядки, обеспечивавшие политическое господство и привилегии аристократии. Традиции раздробленности, господствовавшие на протяжении веков, не могли исчезнуть в XVI в. мгновенно, и не было иных общественных сил — носителей этих традиций, кроме могущественной княжеской знати.

Американский историк Роберт Крами утверждает, что казанская ссылка не оказала значительного влияния на судьбы российского боярства, так как среди титулованных и нетитулованных ссыльных дворян только 21 человек принадлежал к аристократическим «кланам». Он исключает подавляющее большинство князей, казанских ссыльных, из состава аристократии. Это очевидное недоразумение. Крами тщательно классифицировал кланы, принадлежавшие к боярской элите в XVII в. Но положение московской аристократии в XVI в. было совсем иным. С начала XVII в. трон заняли Романовы, и суздальская знать утратила привилегии, определяемые родством с царствующей династией. Родовое землевладение этой знати подверглось дроблению.

Точное представление о российской аристократии времен Ивана Грозного дают подлинные документы Государева двора середины XVI в. К знати принадлежали прежде всего те кланы, которые проходили службу при дворе по княжеским спискам и были представлены в Боярской думе. Можно установить, что в середине XVI в. четыре княжеских дома (Суздальский, Ростовский, Ярославский и Стародубский) имели 17 представителей в Боярской думе. 142 дворянина служили по особым княжеским спискам, а всего по дворовым спискам служили 289 лиц из названных фамилий.

Сопоставление казанских книг и дворовых документов позволяет выявить истину. Опричные судьи отправили в Казань подавляющую часть ростовских князей, записанных в княжеский список, и лишь немногих из тех 30 лиц, которые служили по уездным спискам. Ссылке подверглись князья И. Ю. Хохолков (записан первым в княжеском списке), А. И. Катырев (записан вторым), И. Темкин и М. Темкин (их отец Г. И. Темкин записан третьим; в тексте имеется помета «почернен»); дети боярина Д. Ю. Темкин и И. Ю. Темкин, Н. Д. Янов и Ф. Д. Янов, И.Ф., В.Ф. и М. Ф. Бахтеяровы. Из числа записанных в княжеский список опалы и ссылки избежали лишь несколько человек, например семья Гвоздева-Приимкова. Против имени В. В. Волка-Приимкова в тексте сделана помета: «Почернены. Помечен в Торжек». Перевод в Торжок из Ростова не спас Волка, и он также был отправлен в ссылку.

Опричный суд, выборочно назначавший ростовским князьям меру наказания, по-видимому, учитывал такие признаки, как служба и землевладение. В ссылку попали многие из тех, кто имел право на думный чин или же преуспел по службе. На поселение в Свияжск был отправлен боярин А. И. Катырев, который оставался единственным представителем Ростовского дома в Боярской думе накануне опричнины. Царский спальник И. Ю. Хохолков до ссылки занимал высокий пост наместника Нижнего Новгорода. В. Волк-Приимков служил воеводой в Мценске. Ссылке подверглись сыновья и племянники боярина Ю. Темкина, сын старицкого боярина В. Темкина, двое спальников Яновых, сын и племянник бывшего боярина С. Лобанова и др.

Гонения на членов Ярославского княжеского дома носили аналогичный характер. По указу 1565 г. в казанскую ссылку были сосланы следующие лица, проходившие службу в Государевом дворе по княжескому списку: Ф. И. Троекуров, А. Ф. Аленкин-Жеря, Ю. И. Сицкий, Д. Ю. Меньшой Сицкий, Д.В. и И. В. Чулков-Ушатый, С. Ю. Меньшой Ушатый, И. Г. Щетинин с братией (всего 7 человек), С. И. Баташев-Засекин, Ф. И. Засекин-Сосунов, А. П. Лобан Засекин-Солнцев, Д. В. Засекин-Солнцев, В. Д. Жирового-Засекин, А. И. Ноздрунов-Засекин, И. И. Черного-Засекин, Д. П. Засекин, М. Ф. Засекин. Меры в отношении Ярославского дома подтверждают выявленную особенность опричной политики. В Казань попали 37 князей Ярославских, их сыновей и братьев из фамилий, проходивших службу по княжеским спискам. Что же касается 77 князей, которые несли службу по городам, из них в ссылку отправились всего 7 человек.

Среди Ушатых князь С. Ю. Меньшой владел вотчиной в 8 тысяч четвертей пашни и мог вывести в поход 25 вооруженных слуг. В самом начале опричнины он был сослан в Казань, а все его земли конфискованы в казну.

Очень крупные вотчины были конфискованы у князей Сицких. Один из них, Д. Ю. Меньшой Сицкий, владел до опричнины вотчиной в 4800 четвертей пашни. После ссылки в Казань он также расстался со своими владениями.

В дворовых документах 1550–1561 гг. числились примерно 60. Стародубских князей, из которых 35 проходили службу по княжеским спискам. Ссыльнопоселенцами стали по крайней мере 14 лиц, поименованных в стародубском княжеском списке.

Княжеские списки Дворовой тетради, подтверждавшие право суздальской знати, ближайшей родни правящей династии, на исключительные привилегии, стали своего рода проскрипционными списками. Это превращение можно объяснить, обратившись к переписке Грозного и Курбского. В письме Курбскому, написанному на пороге опричнины, Иван утверждал, что по вине его советников Боярская дума отказала монарху в повиновении, причем ответственность за это несли не одни бояре, но и некие дети боярские. Сильвестр с Адашевым, писал Иван IV, мало-помалу «всех вас бояр в самоволство нача приводити, нашу же власть с вас (бояр. — Р.С.) снимающе и в супротисловие вас (бояр. — Р.С.) приводяще и честию вас мало не с нами ровняюще, молотчих же детей боярских с вами честью уподобляюще, и тако помалу сотвердися сия злоба».

Как истолковать сетования царя по поводу возвышения «молотчих» детей боярских? Подразумевать в этом случае под «молотчими» мелкопоместных уездных детей боярских невозможно, потому что никому не могло прийти в голову равнять их честью с боярами. Очевидно, государь имел в виду верхушку Государева двора, детей боярских из знатнейших семей, записанных в княжеские списки. Они почти сравнялись с боярами честью, а значит, ограничили монаршую власть. За эту провинность они должны были понести наказание. История казанской ссылки доказывает это с полной очевидностью.

Опричные репрессии обезглавили не только Боярскую думу, но и другой важнейший институт в системе русской монархии — Государев двор. Царь сослал в Казань как раз тех «молодших» (по отношению к Боярской думе) детей боярских, которые стояли ступенью ниже думных людей и несли службу по особым княжеским спискам. Лица, занесенные в эти списки, занимали высшие воеводские посты, получали кормления, крупные денежные и поместные оклады, наконец, думные чины в первую очередь. В княжеских списках фигурировала первостатейная знать.

Сведения об опричных репрессиях и Государевом дворе проясняют вопрос о характере и целях опричнины в момент ее учреждения.

Казнь боярина Александра Горбатого-Суздальского, зачисление Суздальского уезда в опричнину, конфискация вотчин у суздальских землевладельцев и ссылка в Казань ростовских, ярославских и стародубских князей не оставляют сомнений в том, на кого обрушила опричнина самый тяжкий удар.

Среди старомосковской знати более всего пострадали три знатные фамилии: Шереметевы, Морозовы и Головины. Но Шереметевы подверглись гонениям до опричнины. Боярина Владимира Васильевича Морозова опричники уморили в тюрьме. Видный воевода Андрей Шеин-Морозов, его родня Михаил Шеин и Петр Шестов-Морозов отправились в опале в Казанский край. Окольничий Петр Головин был казнен, а его племянник Иван Головин попал в казанскую ссылку. Аналогичной была участь окольничего Михаила Лыкова, воеводы Якова Данилова и нескольких других знатных дворян.

Старомосковская знать численностью превосходила суздальскую. Но от указа о казанской ссылке она пострадала несравненно меньше.

Учреждая опричнину, Иван IV преследовал четко выраженную политическую цель — ввести в стране самодержавные порядки, утвердить свою неограниченную власть. Если главный удар опричнины пал на голову суздальской знати, то это значит, что именно она ограничивала власть монарха в наибольшей мере.

Объединение русских земель вокруг Москвы привело суздальских князей на московскую службу. Покинув великие и удельные престолы, князья собрались в Москве, чтобы управлять Русской землей вместе со своей «братией» — московскими князьями. Суздальская знать находилась в прямом родстве с правящей династией: их общим предком был владимирский великий князь Всеволод Большое Гнездо. Суздальские князья далеко разошлись в своем родстве, и в их среде постоянно царили раздор и соперничество. Но всех их объединяло сознание своих исключительных политических прав. Младшая «братия» московских государей, полная зависти к правящей династии, плотной стеной окружала трон. Политические притязания и могущество суздальской знати внушали царю наибольшие опасения. Именно по этой причине опричнина при своем учреждении имела отчетливо выраженную антикняжескую направленность.

Имела ли казанская ссылка всеобъемлющий характер? Установленные автором количественные данные не дают оснований для такого вывода. В самом деле, в составе Государева двора служили около 300 представителей суздальской знати, тогда как в ссылку попало менее трети. Иван Грозный не помышлял о том, чтобы полностью избавиться от своей меньшой братии. Однако с помощью опричных конфискаций царь старался подорвать родовое землевладение суздальских князей и тем самым покончить с их исключительным влиянием.

Некогда Иван III подверг опале новгородских бояр и сослал их в московские города. Иван IV лишил родовых и прочих земель около 80–90 семей опальных княжат и попытался превратить их в мелких казанских помещиков — опору царской власти в неспокойном инородческом Казанском крае. Таким образом, опальные были сохранены для царской службы.

Указ об опричнине предусматривал конфискацию «животов» (имущества) у опальных ссыльных. Очевидцы (Таубе и Крузе) подтверждают, что опричники грабили опальные семьи, а затем увозили их в ссылку. Соседи-землевладельцы спешили вывезти из опальных имений крестьян. Лишившись господ, княжеские гнезда разорялись и пустели. Катастрофа была столь велика, что никакие дальнейшие амнистии и частичный возврат родовых земель опальным князьям не могли ликвидировать ее последствий.

Согласно данным официальной летописи, при учреждении опричнины были публично казнены пятеро. По размаху эти репрессии никак не соответствовали военным приготовлениям опричнины. Сколь бы влиятельными ни были казненные люди, царь мог уничтожить их без разделения государства и учреждения опричной гвардии. Факты, относящиеся к казанской ссылке, позволяют объяснить парадокс. Особая вооруженная сила понадобилась царю в тот момент, когда он замыслил осуществить широкую конфискацию княжеских земель. Власти сознавали, что незаконное с точки зрения традиций отчуждение вотчин — без суда, без всякой провинности со стороны землевладельцев — вызовет сильнейшее негодование, и готовились подавить противодействие знати вооруженной рукой.

До поры до времени Грозный преследовал в думе сторонников удельного князя Владимира Старицкого, но не трогал его самого. К концу первого года опричнины Грозный мог торжествовать победу над суздальской знатью. Трудности были позади, и ничто не мешало самодержцу вмешаться в жизнь брата, возможного претендента на царский трон. Подданным был преподан еще один урок. Если государь имел право беспрепятственно забирать в казну родовые вотчины Суздальских князей, то он мог на основании чрезвычайных полномочий проделать то же самое в отношении удела князя Владимира.

В январе — марте 1566 г. специальная земская боярская комиссия во главе с конюшим Иваном Федоровым-Челядниным произвела «обмен» наследственного Старицкого удельного княжества на новые владения. Грозный постарался придать мене почетный характер. В XIV в. князья из династии Калиты жаловали Звенигород с уездом старшему из удельных сыновей. В 1566 г. князь Владимир Андреевич получил Звенигород, но с одной-единственной звенигородской волостью. Иван III благословил второго сына, Юрия, городом Дмитровом. Князь Владимир Старицкий получил взамен удельной столицы Старицы город Дмитров с уездом.

Иван IV передал брату Стародуб Ряполовский, некогда бывший фамильным владением князей Стародубских.

При учреждении опричнины царь забрал в опричнину «митрополичи места» вместе с конфискованным у Старицких старым двором в Кремле. В 1566 г. он пожаловал брата и «веле ему ставить двор на старом месте, подле митрополича двора». В придачу князь Владимир получил «дворовое место», конфискованное у главы думы Мстиславского. Князь Владимир вернул себе старое подворье по той причине, что Грозный решил ставить себе «опричный двор» (каменный замок) напротив земского Кремля — за Неглинной.

Войско удельного князя перестало существовать в прежнем виде. На территории вновь образованного удела государевы помещики численно превосходили удельных детей боярских.