Спина

Спина

Множество загадок задали историкам этруски, споры о которых не затихают и сегодня. Мало того, что спорят о самом народе, так еще и знаменитую Спину потеряли — тот самый город, о котором в один голос говорят древние авторы. Правда, античные летописцы помещали Спину на вполне конкретное географическое место — в долину реки Пад (сегодня это По). Уж не призрак ли он и в самом деле, этот великий город? Венеция этрусков? Но уже в средние века от этой «жемчужины Этрурии» не осталось никакого следа.

Дионисий Галикарнасский говорит, что Спину основали пеласги — народ, живший в Греции до прихода греков и вытесненный последними оттуда. Удержаться там пеласги, однако, не смогли, и им на смену пришли этруски. Народ этот — один из самых загадочных в истории человечества. Этруски были учителями римлян. Однажды этруски увидели несколько деревень на холмах. Из них они построили город, назвали Римом и правили им полтораста лет. До самого своего исхода из истории римляне неукоснительно блюли каноны этрусского градостроительства, суть которых в том, что мир есть круг, разделенный на четыре части двумя пересекающимися под прямым углом прямыми дорогами, и каждому положено находиться в своей части. Возьмите план любого римского города, и везде вы найдете две эти дороги (cardo и decumanus). Возьмите план сельской округи любой римской общины (centuria), и тут эти же дороги будут в обязательном порядке. Более того, кощунственно сказать, римляне вслед за этрусками даже небо поделили на четыре части и расписали, какому богу в какой части жить и командовать. (Все это очень облегчает работу археологов, потому что достаточно определить границы одного квартала, и весь план города на ладони.)

Расцвет Спины пришелся на V век до Р.Х. В это время она была главным портом Адриатики, через нее шла вся торговля между Средиземноморским миром и Северо-Западной Европой, своеобразным перевалочным пунктом. Сюда поступали товары из Греции, Финикии, Персии, Египта и отправлялись дальше — в Галлию, Германию, на Британские острова, даже в Балтию, откуда поступали металлы и янтарь. Есть все основания предполагать, что рунические письмена Европы происходят от этрусского алфавита. Сама Спина активно торговала солью, товаром собственного происхождения.

Понятно, что при таком статусе города этрусским он был чисто номинально. Кроме соседей, умбров, лигуров и венедов (племя славянского происхождения), в Спине постоянно проживали представители почти всех народов Средиземноморья (греки, например, составляли не менее четверти), выполняя роль торговых агентов. О богатстве Спины говорит тот факт, что дары ее общины Дельфийскому оракулу считались самыми щедрыми и удивительными.

Однако такое благополучное существование продолжалось чуть более века. По непонятным причинам город стал увядать, более того, он превратился в пиратское гнездо, а плавание по Адриатическому морю стало сопряжено со всеми вытекающими отсюда опасностями. В I веке н. э. Страбон уже писал не о городе, а о деревне Спине. Потом она и вовсе пропала.

Но о Спине не забывали. Не раз вспоминает о ней Боккаччо. Кардуччи в знаменитой оде оплакивает судьбу Спины, царицы Адриатики, чей голос умолк, задушенный беспощадным временем. Историки же (археологов в нашем понимании еще не было) в ответ пожимали плечами. Они не только не могли указать местонахождение полулегендарного города, но даже не брались назвать причину его упадка. Кто-то пытался связать упадок Спины с нашествием галлов на Италию в 387 году до Р.Х. (тогда они сумели даже взять Рим, который на самом деле никакие гуси не спасли), но галлы пришли и ушли, а свято место пусто не бывает, к тому же такое хлебное.

Не будем дальше испытывать терпение читателя: главным врагом Спины оказалась река По, на берегу которой находился город. С каждым годом илистые наносы все более и более отдаляли Спину от кормильца-моря. Уже в IV веке до Р.Х. город находился в трех километрах от моря, но упорством и трудолюбием жителей все-таки был связан судоходным каналом. К I веку н. э. это расстояние увеличилось до пятнадцати километров. Перенести город к морю жители не могли, так как все побережье представляло собой сплошную топь из болот и лагун. Город был обречен и превратился в деревню, обитатели которой добывали себе пропитание рыбной ловлей и огородами.

В XII веке река По прорвала дамбу и переместила свое русло на север, к Венеции. Местность быстро преобразилась на много километров вокруг Спины. Теперь она представляла заболоченную низину с илистыми лужами и мелкими озерками. То, что когда-то называлось почвой, медленно, но оседало. Город ушел под воду так основательно, что на поверхности не осталось никаких следов, только угри копошились в иле, да раз в году лягушки приветствовали приход весны оглашенным кваканьем.

Не находя на местности следов крупного города, энтузиасты-историки конца средневековья выдвинули гипотезу, что остатками Спины является мелкий порт Фельсины, расположенный неподалеку от Равенны в устье реки Рено. И это несмотря на утверждения средневековых хроник, что правый рукав дельты По когда-то назывался Спинетико.

Дело, может быть, и не сдвинулось бы с мертвой точки, если бы в поисках выхода из земельного кризиса итальянское правительство не разработало в 1913 году план осушения южной части современной дельты реки По поблизости от Комаккьо, средневекового городка, расположенного километрах в тридцати от административного центра Феррара. Комаккьо лежал на островах посреди болот и лагун в отдалении от моря, жители его, которым некуда было бежать за лучшей долей, поддерживали свое существование рыбной ловлей. Мелиорация сулила городу былое благополучие.

Осушение началось в 1919 году, когда Муссолини основал фашистскую партию. Едва между прорытыми каналами появились пригодные для возделывания посевные участки, агрономы стали рыть землю, экспериментируя с посадками. И повсюду они натыкались на древние гробницы. Сходство самих гробниц с этрусскими погребениями в других районах Северной Италии, адекватность добытых вещей заставили власти пристальней взглянуть на ситуацию. Пролежав столько веков под водой, гробницы имели все шансы остаться целыми. Надо отдать должное Муссолини: поставив себе цель — возрождение былого могущества Римской империи, — он тратил на археологию больше, чем на боевую и политическую подготовку штурмовиков. Про мелиорацию забыли напрочь, официальные раскопки доверили местному археологу А. Негриоли и директору департамента древностей в Эмилии С. Ауриджемма. К 1935 году было открыто более 1200 гробниц, не считая тех, которые разграбили жители Комаккьо под покровом ночи и в межсезонье, полагая, очевидно, таким способом возместить потери от, казалось бы, обретенной земли.

Количество обнаруженных вещей было столь велико, что под их хранение пришлось выделить дворец в Ферраре, который еще в эпоху Возрождения построил Людовик Сфорца. (Теперь он заполнен полностью этрусскими древностями и называется Феррарский национальный музей археологии. Это одна из лучших коллекций Италии.) Среди множества вещей, извлеченных из некрополя, были и бронзовые подсвечники этрусского стиля, и янтарные ожерелья, и египетские сосуды из стекла и алебастра, и краснофигурные аттические кратеры. Присутствие греков обозначалось не только их продукцией, но многочисленными надгробными плитами на древнегреческом языке. Возраст находок колебался от V до III веков до Р.Х. Не было никакого сомнения, что такой разнообразный по характеру материал мог принадлежать только крупному портовому пункту, выполнявшему роль перевалочного пункта, то есть никто не сомневался, что в долине Треббия обнаружен некрополь Спины.

Но где же сам город? По всем правилам этрусского землеустройства, он должен был находиться рядом. Обследование округи некрополя (там, где это позволяла природа, отступившая перед мелиораторами) не дало никаких обнадеживающих результатов. Находки были, но ни к этрускам, ни к нужному временному интервалу они отношения не имели. Все понимали, что Спина где-то рядом: вот прах ее жителей, вот вещи ее жителей, — а город исчез, и даже сквозь землю провалиться не мог, потому что копали до материка, где позволяли подпочвенные воды.

В 1953 году на черный рынок древностей вдруг хлынул поток первоклассных этрусских вещей, аналогичных тем, что выставлялись в Феррарском музее. Неужели Негриоли и Ауриджемма схалтурили и не выбрали некрополь в долине Треббия до конца? Внедренные агенты быстро прояснили ситуацию: около того же Комаккьо, в районе долины Пеги, что южнее долины Треббии, начались осушительные работы; находки именно из тех мест.

Итальянские власти и на этот раз отреагировали мгновенно. (Вот бы у кого поучиться российскому правительству, которое не в состоянии сохранить не только то, что в земле или на земле, но даже то, что чуть ли не чудом попадает в музеи!) Весь предполагаемый район находок был изъят из землепользования и передан в распоряжение археологов.

В 1954 году профессор П. Ариас из Катанийского университета и будущий директор Феррарского музея Нерео Альфиери вновь бросились разгадывать тайну Спины. Именно последнему и суждено было стать тем человеком, который вернул город-призрак на этот свет. Впоследствии про него рассказывали легенды: скажем, если Альфиери поручали разыскать совершенно утерянный римский храм, то он шел к пастухам и просил показать самую главную местную святыню, и пастухи приводили его к замшелым камням, едва показывавшимся из земли.

Однако и на этот раз вещи, попавшие на черный рынок, имели к городу Спине касательное отношение. Они происходили из еще одного некрополя Спины. Выбрать его, чтобы сберечь для потомства, казалось невыполнимой задачей, так как некрополь все еще находился под водой, местами достигавшей метровой глубины. К этому надо добавить, что гробницы не находились на дне: до них предстояло преодолеть полтора метра ила и грязи. В большинстве мест уровень воды был слишком низок, чтобы воспользоваться лодкой, и одновременно не позволял работать, стоя по колено или по пояс в воде и чувствуя, как сапоги засасывает ил. Но археологам на первое время пригодился опыт рыбаков-грабителей из Комаккьо. Они привязывали к рукам и ногам некое подобие лыж и на четвереньках одолевали трясину. Время от времени ловцы угрей (в рабочее время) прощупывали ил шестами со стальными наконечниками и крючьями, которыми и вытягивали добычу.

Понятно, что о традиционных методах раскопок археологам пришлось забыть сразу. Заложить классический раскоп они не могли уже потому, что стены его оползали тут же. Да и рассчитывать первое время они могли только на «трех землекопов, три бадьи и три лопаты». (Правда, в последующие годы Ариас и Альфиери не знали, куда деваться от добровольцев.) Опыт накапливался достепенно. Скрепя сердце, археологи вынуждены были отказаться от привычных инструментов и взять на вооружение брандспойт, которым находки вымывались на поверхность. При этом, не зафиксированные на месте в гробнице, они утрачивали половину своей научной ценности. Археологи это прекрасно понимали, но выбора у них не было: главное, опередить ловцов угрей из Комаккьо. В этом темпе им удавалось в погожий день выбирать по пятнадцать гробниц. Позже они сколотили из досок раму, которая удерживала воду и грязь, и раскопки приобрели более профессиональный вид.

К концу первого сезона Феррарскому музею были переданы вещи из 342 гробниц. К 1963 году число раскопанных погребений перевалило за три тысячи.

Уже тогда по научному миру пополз слушок, что Ариас и Альфиери давно нашли Спину, но предпочитают молчать, пока не «разделаются» с некрополем. Археологи на это отвечали, что если уж кто и найдет Спину, то наверняка рыбаки из Комаккьо, которые всегда поспевают первыми.

Предметы из некрополей Треббии и Пеги были однотипны и одностильны, да и датировка их совпадала. Не было никаких сомнений, что оба некрополя принадлежали «спрятавшемуся» от них городу, крупному и богатому. Правда, собственно этрусских вещей в могилах было не так уж и много в процентном соотношении, в основном они были представлены терракотовыми сосудами в виде животных. Археологи определили их как флаконы для благовоний. Из-за трудностей при проведении работ не удалось установить четкую типологизацию гробниц. Вероятно, различный тип гробниц зависел от места в некрополе, что весьма характерно для этрусков, определявших место каждого в его «четверти». Это подтверждается и строго геометрической планировкой некрополей, которую выявила аэрофотосъемка. И тем не менее некрополи Спины не шли ни в какое сравнение с гробницами классической Этрурии: со склепами, стены которых покрыты фресками, с богатством погребального инвентаря, с каменными саркофагами, статуарно изображавших на крышках умерших. В Треббии и Пеги лишь иногда устанавливали стелу или складывали горку из камней. Покойников, возможно, хоронили даже без гробов (хотя они могли и не сохраниться). Только в двух случаях были обнаружены небольшие каменные саркофаги с пеплом. Все это скорее всего объясняется тем, что в округе господствовала аллювиальная почва и песок, камень надо было везти издалека.

Однако некоторые закономерности археологам удалось проследить. Умерших всегда клали головой на северо-запад, погребальную утварь ставили справа, независимо от состояния или касты каждый держал в руке обол Харона — плату за проезд в царство теней. И еще один вывод напрашивался сам собой: поскольку в некрополе Пеги захоронения были гораздо многочисленнее, следовало предполагать, что и располагался он ближе к городу.

Все годы в свободное от раскопок некрополя время Альфиери бродил по окрестностям, говорил со стариками, рыл шурфы, пытался восстановить древнюю карту береговой линии и старые рукава По. Такую карту ему удалось создать по отложениям наносов в дельте и расположению дюн. Он даже выяснил, что некрополи некогда располагались на гребне вытянутой песчаной косы, соответственно и город должен был стоять на подобной косе. Но участок возможного месторасположения Спины по- прежнему был слишком велик, к тому же большая его часть находилась под водой. Альфиери не сдавался. Он призвал на помощь историческую географию в надежде, что какое-нибудь из окрестных названий средневековых поселений должно сохранить хотя бы намек на античный город. 28 июля 1956 года в архиве Равеннской епархии он наконец обнаружил упоминание о церкви Сайта-Мария в Падо-Ветере. Название деревни ясно указывало, что когда-то она стояла на берегу древнего русла По (Пада). Самой церкви давно и след простыл, но местечко, где она стояла, было известно и теперь под именем Паганелла.

Альфиери уже не сомневался, что нашел Спину, и горько просчитался: в районе Паганеллы ему удалось собрать лишь поздний, римский материал.

В конце концов, удача улыбнулась ему. Альфиери узнал, что инженер из Равенны В. Валвассори проводит аэрофотосъемку трассы будущего осушительного канала, который пройдет через долину Пеги. Альфиери помчался в Равенну. На цветных снимках, сделанных при помощи разных фильтров, он тут же увидел в километре от бывшей церкви Санта-Мария геометрически правильные контуры древнего поселения. Отчетливо прослеживались не только городские кварталы, но и широкий искусственный канал протяженностью около трех километров. От него тоненькими струйками расходились второстепенные артерии. С воздуха Спина поразительно напоминала Венецию.

При последующих аэрофотосъемках с разных высот и при разном освещении Альфиери получил четкий план города с каналами, кварталами и площадями. Две главные водные артерии Спины четко соответствовали классическим cardo и decumanus. Параллельно им тянулись на равноудаленном расстоянии более мелкие каналы. Спина четко соответствовала описанию Страбона: «Деревянный город, вдоль и поперек пересеченный каналами; передвигаться по нему можно лишь по мостам и на лодках». Площадь, которую занимала Спина, составляла примерно 3 квадратных километра, население — до полумиллиона человек.

Когда осушили долину Пеги, город стало возможным «прочитать» и с земли: заиленные каналы четко выделялись полосами темно-зеленой травы, на месте бывших кварталов колыхалась скудная желтая растительность. Природа дала в руки археологов карту города еще до начала раскопок.

Теперь требовалось находками доказать, что это именно Спина. В первом же раскопе рабочие наткнулись на деревянные столбы, вбитые в илистую почву до твердого грунта. Это было первым доказательством: свайный фундамент под строения, существующий и сейчас в Венеции. Следом пошли и осколки керамики, определенно относящиеся к V–IV векам до Р.Х. К тому же она была идентична найденной в некрополях. До сей поры Спину раскапывают, но о величественных руинах, видимо, следует забыть: город из дерева и кирпича вряд ли оставил потомкам что-либо монументальное, наподобие древних пирамид. А поскольку город умирал медленно, не было необходимости прятать какие-либо клады, а если такая необходимость и была, будущая судьба города заставила бы их перепрятать значительно дальше. А вот вероятность обнаружить билингвы — двуязычные тексты, столь любимые археологами и столь необходимые для расшифровки языка этрусков, остается высокой.