Крепость и подворье

Крепость и подворье

Местопребыванием Тайной канцелярии в Северной столице стала Петропавловская крепость. Там же находились в предварительном заключении подследственные. В 1715 году в крепости была «взята в разработку» группа взяточников и казнокрадов, среди которых главным был петербургский вице-губернатор Я. Н. Корсаков. В 1718 году шло следствие по делу царевича Алексея, содержавшегося в Трубецком бастионе, где он и преставился 26 июня – через день после вынесения приговора. В казематах этого бастиона, находившегося на наибольшем удалении от парадных Петровских ворот, были устроены первые арестантские помещения, остававшиеся там даже после того, как в 1724 году в бастионе разместился Монетный двор.

При Петре I колодники сидели в камерах внутри крепостных стен – казематах или «казармах» «у Кронверских», «у Васильевских», «у Невских» и «у Петровских ворот»; в Алексеевском равелине (такие же помещения использовались под склады артиллерийских припасов и пороха или под архивы правительственных учреждений, в том числе архив Коллегии иностранных дел). Подследственных Тайной канцелярии могли размещать на гарнизонной гауптвахте; более знатных заключенных содержали в домах обер-коменданта и гарнизонных офицеров. Только со времен Екатерины II в крепости появились специальные тюремные корпуса, о которых еще пойдет речь ниже. Руководство и чиновники Тайной канцелярии обретались в отдельном, более комфортабельном помещении – так называемом «первом комендантском доме»: в документах упоминаются не только «казармы», где содержались колодники, но и «передняя светлица», «светлица секретарская», «судейская светлица» и восемь маленьких «конторок».[151]

В марте 1731 года Сенат во исполнение императорского указа повелел Ушакову «для отправления оных дел канцелярии быть в Преображенском на Генеральном дворе и именовать оную канцелярию тайных розыскных дел ‹…›. К тем делам определить сенатского секретаря Василья Казаринова и давать ему то жалование, по чему сенатским секретарям по штату определено: по шести сот рублев в год; подьячих определить тех, которые в доношении вашем написаны, кроме канцеляриста Гуляева ‹…›; и сторожей двух; заплечных мастеров двух же человек определить вам по своему рассмотрению; на дачу той канцелярии служителем жалованья и на кормовые колодникам и посылаемым в городы на прогонные деньги и на прочие канцелярские расходы отпускать ту сумму, которая положена была по штату на бывший Преображенской приказ по три тысячи по шестидесят рублев на год по ассигнации штатс-конторы; ‹…› для караулов в канцелярии и у колодников и посылок определить сержанта капрала, да солдат 30 человек с переменою лейб-гвардии из московского баталиона».[152]

Так Тайная канцелярия возродилась – сначала на «историческом» месте – под Москвой на «Генеральном дворе» Преображенского приказа, но уже в январе следующего года вместе с другими центральными учреждениями переехала в Петербург и снова разместилась в Петропавловской крепости.

В 1730-е годы для прикрытия куртины между двумя западными бастионами (Зотова и Трубецкого) был построен Алексеевский равелин – треугольное фортификационное сооружение, названное в честь царя Алексея Михайловича. Новое укрепление отделялось от основной части крепости рвом с водой (засыпанным в конце XIX века) и стало на долгие годы скрытой от глаз посетителей тюремной частью крепости.

Тайная канцелярия в разное время занимала в крепости разные строения, которые ныне не сохранились: в 1732 году она была размещена в бывшей Главной аптеке, в 1738-м переехала в деревянный дом на северном берегу крепостного канала недалеко от собора, а в 1748 году – в другое специально для нее выстроенное каменное здание вблизи Меншикова бастиона; ей же принадлежали Смирительный и Казенный комисский («комиссии проекта нового Уложения) дома, места расположения которых не установлены.[153] Однако известно, что новые «деревянные покои» в Алексеевском равелине начали строить в декабре 1769 года по распоряжению тогдашнего генерал-фельдцейхмейстера Г. Г. Орлова. К концу века они пришли в «великую ветхость», и на их месте в 1797 году сенатский архитектор Петр Патон возвел каменный «трехугольный» одноэтажный дом; подрядчиком при строительстве стал рижский купец Ветошников, выигравший «тендер» с торгов за сумму в 23 640 рублей.[154] Об этих помещениях мы еще расскажем читателям, когда речь пойдет о «клиентах» Тайной канцелярии.

К середине века в распоряжении Тайной канцелярии имелось в крепости почти два десятка зданий. В них было 42 колодничьи палаты – в «Старой тайной», «Старой оптеке», бывшей гарнизонной бане, в «старой Трезиной» (то есть канцелярии архитектора Доменико Трезини); в караульнях и казармах у крепостных ворот, в новом Иоанновском равелине и неизвестных помещениях «против магазейна», «на Монетном дворе», или «в доме у печатей».

Об интерьерах собственно канцелярских помещений мы имеем скудные сведения. Сидевший в крепости в конце 1750-х годов немецкий пастор Теге так описал их: «Пройдя ряд комнат, в которых сидели секретари и писцы, я введен был в длинную, прекрасно убранную присутственную залу. За столом, покрытым красным бархатом, сидел один только господин». Возможно, за бархат пруссак принял сукно, к тому времени уже несколько десятков лет покрывавшее стол следователя; во всяком случае, в канцелярской расходной книге 1718 года указано, что «сукно красное» было куплено для стола дьяка Ивана Сибелева. Там же упоминается о заказе сундуков «с нутряным замком» для хранения дел.[155]

Особым следственным изолятором и тюрьмой, кроме Петропавловской крепости, служил Шлиссельбург, расположенный недалеко от столицы, но в неприступном месте – на Ореховом острове на Неве, у ее истока из Ладожского озера. Именно в этой крепости содержали царицу Евдокию Федоровну (1725–1727), князей Долгоруковых (1738–1739), Бирона (1740–1741), Н. И. Новикова (1792) и свергнутого императора Ивана Антоновича.

Можно сказать, что в ведении Тайной канцелярии находилась также часть «немецкого кладбища» на Выборгской стороне – там хоронили арестантов, умерших от болезней или усердных трудов следователей.

Московский филиал Тайной канцелярии при Петре I занимал бывшее подворье рязанских архиереев в начале Мясницкой улицы, принадлежавшее митрополиту Стефану Яворскому.[156] В послепетровское время его архивы хранились в селе Преображенском. С другой стороны, указ Московской сенатской конторы от 18 марта 1762 года предписывал асессорам, секретарям и канцелярским служителям Московской конторы Тайной канцелярии «быть же при сенатской конторе у исправления о присылаемых по важности колодниках и представлениях дел в прежних их должностях особой экспедицией; и те дела им исправлять в тех покоях, где межевая канцелярия находилась».[157] Возможно, какое-то время так и было, но в 50-х годах XVIII века контора опять оказалась в Преображенском.

Строения ветшали, и в 1748 году Василий Казаринов жаловался начальству на отсутствие нормального архивохранилища «по силе генерального регламента» и невозможность для чиновников быстро получать информацию по прежним делам. Секретарь Михаил Хрущов направил в августе 1751 года в Петербургскую канцелярию доношение «о ветхости тайной конторы покоев и казарм и острога и протчего и о строении за тою ветхостию тайной конторы вновь». К тому времени «острог почти весь сгнил и в некоторых местах скважины и весь валитца, через которые скважины может человек пролезть; и на малые казармы звено повалило; и оные казармы и на них тако ж и на больших казармах и над конторою крышки весьма ветхи, от чего во время дождя превеликая течь; в нужниках нижние окошки сгнили, в которые может человек без нужды пролезть – за ветхостию их чинить никак невозможно».

Столичное начальство обеспокоилось возможностью побега арестантов и разрешило провести ремонт. Однако явившийся в контору для осмотра «фронта работ» архитектор Василий Обухов вынес вердикт, что ворота и застенок «весьма ветхи» и острог придется возводить вновь. Затем обсуждением сметы и строительством новых зданий занялся Сенат. Хрущов меж тем запросил канцелярию, где возводить новые строения: «на том же ли, или вблизости того на другом где месте, или же на Генеральном дворе», пояснив: «Ежели повелено будет строить против старых покоев, то оные покои весма будут тесны и колодников спрашивать повытчикам неудобны. А паче казарм весма мало, что по важным делам колодников сажать негде. И буде на прежнем месте повелено канцелярским служителям для исправления дел сидеть, тако ж и колодников где будет содержать? А по мнению тайной конторы надлежит старых покоев до того времени, покамест вновь сделают, не ломать, а те новые покои строить, уступя от конторы и от солдатской караульни вперед к горе, в праву сторону, или на том месте, где старое генерального двора строение имеется. Но токмо тайная контора сама собою, не доложа Тайной канцелярии, такого к строению места определить опасна». Опытный секретарь беспокоился не только об удобстве доставления колодников на допросы, но и о хранении документов и предлагал обязательно «для хранения дел ‹…› сделать каменную архиву за железными решетками, дверьми и затворами и к ней небольшую палату, где приказным служителям для разбирания дел сидеть».

Архитектор Обухов представил план и описание строений, благодаря которому мы теперь можем представить, какие помещения входили в состав Московской конторы Тайной канцелярии. Для нее предполагалось построить «шесть жилых светлиц с тремя сенми и протчим ‹…› из соснового лесу с принадлежащим показанным в том реестре украшением столярною и штукатурною работами и красками; да из елового лесу»; «для офицеров и солдат караульни и между ими сени»; острог – в длину около 40, а поперек – около 37 саженей (85 на 79 метров), с воротами и калиткою в них, в остроге десять больших и девять малых казарм, а между ними сени с навесами (сюда же входил «застенок с принадлежащим»); архив, а при нем «две полатки каменные ‹…› с сводами и с крышкою лещадною, дверьми, решетками и затворами железными, с одной печью и каменным крыльцом»; предусматривалось также сооружение дощатой конюшни.

После утверждения плана и сметы летом 1752 года состоялись торги на строительный подряд, которые в итоге выиграли московский купец Кондратий Кузнецов и крестьянин Емельян Варыханов из деревни Жулебино – вотчины П. Б. Шереметева. М. Хрущов донес в Тайную канцелярию: «А сего ж сентября 21 дня с подрятчиками о том всем строении в тайной конторе контракт с поруками заключен, и вчерашнего числа тайной конторы покои и протчее строение (кроме каменной архивы) заложено и строением начато».[158]

В новых покоях в середине века имелись «серебряная судейская чернилица, печать канцелярская, зерцало деревянное вызолоченное, часы стенные медные, ветхие с корпусом, зеркало в рамах, портрет блаженныя и вечно достойныя памяти государыни императрицы Елисаветы Петровны» – эту обстановку зафиксировал документ 1763 года. Здесь же находились «святые образа и церковные книги и ризы церковные, покупанные некоторые на казенные, а большею частию на колодничьи деньги по их желаниям».[159]

Спустя 20 с лишним лет контора снова сменила адрес: в 1774 году для проведения особо важного следствия над Емельяном Пугачевым и его ближайшими соратниками Тайной экспедиции были предоставлены старые палаты рязанского архиерейского подворья. После окончания дела дом на Мясницкой так и остался за московским филиалом до упразднения ведомства. 14 мая 1801 года генерал-прокурор А. А. Беклешов сообщил московскому военному губернатору И. П. Салтыкову: «Его императорское величество высочайше указав состоящий под бывшею в Москве Тайною экспедицией дом, что был до этого Рязанское подворье, отдать в ведомство приказа общественного призрения». Но даже после передачи площадей здесь еще некоторое время жили прежние начальники и сторожа экспедиции. В 1819 году подворье стало домом Библейского общества, а затем опять поступило в духовное ведомство, и в него перевели Московскую духовную консисторию, ранее располагавшуюся в Чудовом монастыре в Кремле.

При переселении на Мясницкую сыскное ведомство сохранило и «острог» в селе Преображенском. В декабре 1761 года А. И. Шувалов просил у Сената 5 195 рублей на его ремонт – но, кажется, так их и не получил: накануне смерти императрицы Елизаветы высших чиновников империи волновали другие проблемы, а потом вопрос и вовсе стал неактуальным в связи с упразднением Тайной канцелярии. В 1763 году Сенатская контора в Москве предложила «строения» Тайной конторы продать с торгов, но Екатерина II рассудила, что они «впредь для содержания колодников нужны быть могут». В результате комплекс зданий конторы и острога с десятью «большими» и девятью «малыми» казармами и караульней, «каменной архивой» и «ветхой избой» для служителей так и остался во владении нового сыскного ведомства.

Однако в 1780 году начальство Тайной экспедиции вновь заинтересовалось прежним владением и выяснило, что к тому времени деревянные постройки уже основательно подгнили и срочно требовали ремонта. По указанию московского главнокомандующего генерал-аншефа В. М. Долгорукова инспектор Каменного приказа инженер-капитан Михаил Мажиров составил план строений. Из него следует, что внутри обнесенного «стоячим палисадом» квадратного острога имелись две деревянные «номерные казармы» для узников и деревянный же корпус для персонала Тайной конторы; в центре острога стояла каменная «палатка», в которой так и хранился архив, поскольку в 1762 году сенатские чиновники отказались его принять по недостатку места. К счастью для историков, бумаги не пострадали – «палатка» стояла «в твердости»; однако ее крыша также требовала починки. Была составлена смета на ремонт – всего 622 рубля. Но к тому времени Тайная контора уже располагала вместительным Рязанским подворьем, и князь В. М. Долгоруков счел за благо перевести архив туда, а деревянные постройки в Преображенском продать на слом, поскольку в них «нужды предвидится тем менее, что ныне по благости Господней настоит спокойствие и тишина».[160]

После ликвидации Московской конторы Тайной экспедиции одно из принадлежавших ей строений на Мясницкой улице – трехэтажный дом рядом со зданием консистории – было передано под квартиры чиновников. В начале прошлого века бывший «дом ужасов» решили снести. Там уже не сохранилось пыточное оборудование, но в помещениях остались вбитые в стену кольца и крючья. Бытописатель Москвы Владимир Гиляровский передает со слов очевидца забавную деталь: в одной из комнат, где якобы в старину присутствовал при пытках сам Шешковский, постоялец использовал в качестве посудного шкафа глубокую нишу (аршин в глубину, полтора в ширину и два с небольшим аршина в высоту), представлявшую собой не что иное, как закрывавшийся железной дверью «каменный мешок», в который стоймя помещали преступников.