Глава 24 Как Молотов и Риббентроп определили границы «незалежной» Прибалтики

Глава 24

Как Молотов и Риббентроп определили границы «незалежной» Прибалтики

20 марта 1939 г. министру иностранных дел Литвы Юозасу Урбшису был вручен так называемый «ультиматум Риббентропа» – требования Германии вернуть Мемельскую область. В противном случае немцы грозили восстанием местных «фольксдойче», а если хоть один из них будет убит в ходе беспорядков, то в Литву войдут части вермахта. Литовское правительство обратилось за помощью к Англии, Франции и Польше, но те ограничились лишь соболезнованиями. Через два дня Сметона принял условия Риббентропа. 23 марта германо-литовский договор о воссоединении Мемельской области с Германией был подписан.

Посланник Литвы в Москве Ю. Балтрушайтис сообщил о подробностях этих переговоров наркому иностранных дел СССР М.М. Литвинову 29 марта 1939 г.: «Риббентроп обращался с Урбшисом весьма грубо, вручив ему проект соглашения и потребовав немедленного подписания. Когда Урбшис стал возражать, Риббентроп заявил, что Ковно будет сровнен с землей, и что у немцев все для этого готово».[191]

23 марта в Мемель вошла эскадра германских кораблей. На «карманном линкоре» «Дойчланд» прибыл сам Адольф Гитлер, который произнес помпезную речь с балкона городского Драматического театра. Мемельская область была включена в состав рейха.

Интересно, что правительство Литвы решило обратить потерю Клайпеды в свою пользу. 4 мая 1939 г. литовский посланник в Берлине Казис Шкирпа по заданию литовского правительства обсудил с начальником отдела Прибалтики в МИДе Германии В. Грундхерром вопрос о возвращении Литве Виленской области в случае начала германо-польской войны.

С началом немецкого наступления на Польшу правительство Литвы сосредоточило на польской границе все три свои дивизии, а польское командование, в свою очередь, выставило заслон из двух дивизий на литовской границе. Однако советское правительство не хотело, чтобы Литва дружила с Гитлером против Польши, и после соответствующего дипломатического демарша литовские войска остались на своих позициях.

11 апреля Гитлер утвердил «Директиву о единой подготовке вооруженных сил к войне на 1939–1940 гг.», в которой предусматривалось, что после разгрома Польши Германия должна взять под свой контроль Латвию и Литву. Как было сказано в приложении к директиве: «Позиция лимитрофных государств будет определяться исключительно военными потребностями Германии. С развитием событий может возникнуть необходимость оккупировать лимитрофные государства до границы старой Курляндии и включить эти территории в состав империи».[192]

23 августа 1939 г. в Москве был подписан Пакт о ненападении между Германией и СССР. Позже его заморские русофобы и отечественные либералы назовут «пактом Молотова – Риббентропа». Дело в том, что в дипломатии уже много столетий договора именуются по названиям населенных пунктов, где они были подписаны. Например, Парижский мир 1856 г., Мюнхенский пакт 1938 г., Ялтинские соглашения 1945 г. и т. д. Соответственно, договор должен называться Московским.

В дополнительном секретном протоколе к договору говорилось:

«1. В случае территориальных и политических преобразований в областях, принадлежавших прибалтийским государствам (Финляндии, Эстонии, Латвии, Литве), северная граница Литвы будет являться чертой, разделяющей сферы влияния Германии и СССР. В этой связи заинтересованность Литвы в районе Вильно признана обеими Сторонами.

2. В случае территориальных и политических приобретений в областях, принадлежащих Польскому государству, сферы влияния Германии и СССР будут разграничены приблизительно по линии рек Нарев, Висла и Сан».[193]

Замечу, что большинство международных договоров XVII—ХХ веков содержали секретные статьи или дополнительные протоколы, и всякие истерики по поводу существования секретного протокола к Московскому договору неуместны.

1 сентября германские войска вступили на польскую территорию. 3 сентября Англия и Франция объявили войну Германии, и германо-польский конфликт превратился в мировую войну. В течение первых же двух недель польские войска были наголову разбиты, а польское правительство бежало в неизвестном направлении. 17 сентября в Польшу вступили части Красной армии с целью взять под защиту белорусское и украинское население земель, которые были захвачены в 1918–1920 гг. поляками. Вечером 18 сентября начальник польского гарнизона Вильно полковник Я. Окулич-Козарин отдал приказ своим частям отойти без боя. Тем не менее в Вильно в ряде мест произошли уличные бои, в которых в основном участвовали польские учащиеся гимназий и члены военизированных формирований. К вечеру 19 сентября танковые части советской 11-й армии полностью овладели городом Вильно. В боях за Вильно 11-я армия потеряла 13 человек убитыми и 24 ранеными, было подбито пять танков и четыре бронемашины.

Как уже говорилось, секретный протокол разделил Прибалтику. Эстония и Латвия входили в сферу влияния СССР, а Литва – Германии. 20 сентября в МИДе Германии был составлен проект договора с Литвой, фактически превращавший ее в германский протекторат. Утром 25 сентября Гитлер подписал директиву № 4, согласно которой следовало «держать в Восточной Пруссии наготове силы, достаточные для того, чтобы быстро захватить Литву, даже в случае ее вооруженного сопротивления».

Судя по всему, советская разведка работала оперативно, и через несколько часов Молотов позвонил послу Шуленбургу и попросил его прибыть в Кремль к 20 часам. Там Сталин, согласно докладу Шуленбурга, предложил: «из территорий к востоку от демаркационной линии все Люблинское воеводство и та часть Варшавского воеводства, которая доходит до Буга, должны быть добавлены к нашей порции. За это мы отказываемся от претензий на Литву».[194] Шуленбург пообещал немедленно доложить своему правительству.

27 сентября в Москву вновь прибыл Риббентроп, и в тот же день был подписан германо-советский договор о дружбе и границе между СССР и Германией, а также новый секретный протокол. В этих документах были учтены предложения Сталина – кусок Польши отошел к Германии, а Литва вошла в сферу интересов СССР. В секретном протоколе советское правительство обязалось не чинить препятствий этническим немцам, проживавшим в Прибалтике, если те пожелают уехать в рейх.

10 октября 1939 г. в Москве был подписан «Договор о передаче Литовской республике г. Вильно и Виленской области и о взаимопомощи между СССР и Литвой». Согласно этому договору, в целях закрепления дружбы между СССР и Литвой Советский Союз передает Литве город Вильно и Виленскую область с установлением новой границы между СССР и Литвой.

27 октября литовские войска под командованием генерала Виткаускаса пересекли польско-литовскую границу и на следующий день вступили в Вильно. К этому времени в Виленской области проживало 457 тысяч человек, из которых менее 100 тысяч были этническими литовцами, а в самом Вильно их было менее 2 %.

Передача Вильно вызвала протест в Белоруссии, где этот город считали «исконно белорусским». Любопытно, что до конца сентября 1939 г. советские газеты печатали материалы об «историческом праве белорусов на Вильно». Смену ориентации нарком иностранных дел В.М. Молотов объяснил так: «Виленский край принадлежит Литве не по своему населению. Мы знаем, что большинство населения в этом регионе – не литовцы. Но историческое прошлое и стремления литовского народа тесно связаны с городом Вильно, и правительство СССР сочло необходимым пойти навстречу этим моральным соображениям».[195]

Забегая вперед, скажу, что в ноябре 1940 г. из состава Белорусской ССР Литве были переданы три района – Гадутишковский, Паречский и Свентянский.

После окончания войны литовские советские власти начали притеснять белорусов. Литовская пропаганда утверждала, что «они не белорусы, а „потерянные литвины“, что им нужно лишь сменить фамилии, добавив „ас“, „ис“ или „ус“. После окончания Второй мировой войны в Вильно были закрыты белорусская гимназия, белорусский Музей имени И. Луцкевича, начала выходить газета „Червоны штандар“ на польском языке. Белорусам-католикам вбивалось в головы, что они самые настоящие поляки. Менялась белорусская топонимика: Медники стали называться Мединкай, Свентяны – Швенченис и т. д.».[196]

Население Литвы в целом поддерживало заключение договора с СССР. Вот как описывал события, происходившие в Каунасе на следующий день после подписания советско-литовского договора, временный поверенный в делах СССР в Литве Ф.Ф. Молочков в своем письме от 14 октября 1939 г. на имя заведующего отделом Прибалтийских стран Наркомата иностранных дел СССР А.П. Васюкова:

«11 октября 1939 г.

С утра весь город украсился государственными флагами. На улицах царило исключительное возбуждение: люди целовались, поздравляли друг друга, обменивались мнениями и т. п. Бросалось в глаза, что главной причиной возбуждения среди уличной массы была передача Литве Вильно и Виленского края. В 11 часов дня работа учреждений, промышленных и торговых предприятий была прекращена. Рабочие и служащие были призваны демонстрировать перед Военным музеем и домом Президента… После речи Сметоны неожиданно для всех выступил журналист Палецкис. Он заявил, что действительным виновником торжеств является СССР, а не отдельные литовские учреждения и лица, которые ничего не сделали и сделать в отношении Вильно не могли, что напрасно имя СССР игнорируется. Затем потребовал отставки правительства, как он заявил, насилия и бесправия.

Получилось замешательство. Президент при последних словах ушел с балкона.

Затем колонны демонстрантов по Лайсвес-аллее стали расходиться по домам. Однако для того чтобы эти колонны не прошли мимо здания Полпредства (находится в конце этой улицы), полиция стала направлять поток людей в боковые улицы.

Все же у здания Полпредства с криками «ура» и лозунгами по адресу Советского Союза были демонстрации: большой колонной студенты, затем группа актеров драмы Гостеатра и две огромные демонстрации рабочих…

Вечером у здания Каунасской тюрьмы собралась толпа в 300 человек, главным образом рабочих и трудовой интеллигенции. Состоялся митинг с требованием амнистии, реформ и отставки правительства.

Вызванные наряды полиции и засада митинг разогнали, сильно избив и переарестовав многих участников…»[197]

Однако в договоре с Литвой был и секретный протокол, согласно которому СССР имел право содержать на территории Литвы «20 тысяч человек наземных и воздушных сил».

Еще раньше, чем с Литвой, Советский Союз заключил пакт о взаимопомощи с Эстонией и Латвией. И оба пакта имели секретные приложения. Так, согласно договору, подписанному 28 сентября 1939 г. в Москве, Эстония обеспечивала за Советским Союзом право иметь на островах Сааремаа, Хийумаа и в городе Палдиски базы военно-морского флота с ограниченным контингентом обслуживающего персонала.

Базы эти сдавались в аренду. Границы баз, их точная дислокация, численность войск и цена аренды предусматривались особым соглашением.

По этому пакту базы не нарушали суверенитета Эстонии, так как участки, отводимые под базы и аэродромы, оставались территорией Эстонской республики.

Как видим, термин «ограниченный контингент» был в моде еще тогда. 10 октября 1939 г. оный «контингент» был ограничен 25 тысяч человек.

5 октября 1939 г. в Москве был подписан пакт о взаимопомощи между СССР и Латвией. Согласно ему, Латвия предоставляла СССР право на организацию военно-морских баз в городах Лиепая и Вентспилс и базы береговой артиллерии на побережье между Вентспилсом и Питрагсом для охраны Ирбенского пролива.

Все базы предоставлялись на условиях арендной платы.

СССР вводил в Латвию для охраны баз ограниченное количество советских войск, численность которых определялась особым соглашением.

С чисто военной стороны Советский Союз приобрел огромные стратегические преимущества, получив базы в Прибалтике. Следует заметить, что во многих случаях части РККА размещались в казармах, построенных русским Военным ведомством, а рядом находились могилы русских военных, служивших в этих гарнизонах в течение двух столетий. Линкоры и эсминцы становились у тех же причалов, которые они были вынуждены покинуть двадцать с лишним лет назад из-за германского наступления.

Важным моментом являются указания Сталина осенью 1939 г. не только не форсировать процесс «советизации» лимитрофов, а, наоборот, осаживать местных коммунистов.

Так, итальянский посол в Эстонии В. Чикконарди сообщал в Рим 11 ноября 1939 г.: «В настоящий момент Советский Союз не заинтересован в ускорении хода событий в Прибалтике… Когда во время прибытия русских войск в Эстонию представители местных коммунистов направились в советское полпредство, чтобы передать послание Сталину, то полпредство само попросило эстонскую полицию вмешаться и арестовать их. Утверждается, что московское правительство сообщило эстонскому правительству о своем намерении не только не одобрять ни одного движения местных коммунистов, но и оставить за эстонским правительством полную свободу противодействия этому и даже подавления, с использованием в случае необходимости крайних мер».[198]

Нарком иностранных дел Молотов для предотвращения выступлений прибалтийских коммунистов направил 23 октября 1939 г. полпреду СССР в Эстонии К.Н. Никитину телеграмму, в которой писал: «Нашей политики в Эстонии в связи с советско-эстонским Пактом взаимопомощи Вы не поняли. Из Ваших последних шифровок видно, что Вас ветром понесло по линии настроений „советизации“ Эстонии, что в корне противоречит нашей политике. Вы обязаны, наконец, понять, что всякое поощрение этих настроений насчет „советизации“ Эстонии или даже простое непротивление этим настроениям на руку нашим врагам и антисоветским провокаторам. Вы таким неправильным поведением сбиваете с толку и эстонцев, вроде Пийпа [член Госдумы Эстонии, министр иностранных дел Эстонии], который думает, видимо, что ему теперь необходимо говорить просоветские речи 7 Ноября. Вы должны заботиться только о том, чтобы наши люди, и в том числе наши военные в Эстонии, в точности и добросовестно выполняли Пакт взаимопомощи и принцип невмешательства в дела Эстонии, и обеспечить такое же отношение к пакту со стороны Эстонии. Во всем остальном, в частности 7 Ноября, Вы не должны выходить за обычные рамки работы полпредства. Главное, о чем Вы должны помнить, – это не допускать никакого вмешательства в дела Эстонии».[199]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.