Скандал в день милиции (Зиновий Высоковский / Евгений Весник)

Скандал в день милиции

(Зиновий Высоковский / Евгений Весник)

10 ноября 1974 года советская милиция отмечала свой профессиональный праздник. Вечером в Колонном зале Дома союзов состоялся традиционный концерт, на котором выступали признанные мастера отечественной эстрады. Среди них был и «пан Зюзя» из «Кабачка „13 стульев“, в миру – актер Зиновий Высоковский. Причем, по первоначальной задумке сановных начальников, пан Зюзя ни в каком праздничном концерте выступать был не должен – он тогда угодил в опалу из-за своих эстрадных монологов. Но сам министр внутренних дел Николай Щелоков пробил ему место в концерте. Дело было так.

За несколько дней до концерта Щелоков лично позвонил Высоковскому домой и пригласил его приехать к себе на Огарева, 6. «Хочу записать на магнитофон ваш монолог еврея-аптекаря из „Интервенции“. Уж очень он мне нравится, я ведь сам бессарабский человек» (Щелоков до приезда в Москву работал в Молдавии, а этот монолог услышал на юбилейном вечере Театра сатиры в самом начале октября, когда театр справлял свое 50-летие). Отметим, что в этом монологе не было ничего крамольного, за исключением одного – он произносился от лица еврея на том самом характерном одесском сленге, который с недавних пор (с 1970 года, когда обострились отношения СССР и Израиля) на советском телевидении уже не практиковался. Чтобы читатель понял, о чем идет речь, приведу небольшой отрывок из упомянутого монолога:

«В те самасшедшие дни я сибе думал, я думал сибе – ведь подумать только, что когда-то наше ремесло – Аптека – было самое мирное – касторка, рыбий жир, на худой конец пиявки… Люди умирали у меру… Я сибе спрашивал, я спрашивал сибе – куда девались старые добрые болезни? Где ишиас? А? Больше того, где геморрой? Я видел перед собой одни сплошные раны… Резаные, колотые, рваные. Это шутка сказать, но три года подряд я не видел анализа мочи… Люди перестали интересоваться и своей мочой. Они начали интересоваться политикой…»

Судя по всему, услышать этот монолог на праздничном концерте Щелоков захотел не случайно. В этом заключалась какая-то особая стратегия министра в той игре, которую он вел на политическом Олимпе. В том противоборстве либералов и державников, которая не прекращалась в высшей советской элите, Щелоков чаще всего поддерживал первых, тем самым пытаясь убить сразу двух зайцев: бросал вызов министру обороны А. Гречко (тот тяготел к державникам) и пытался перехватить пальму первенства у шефа КГБ Ю. Андропова (тот слыл либералом). Именно в этом контексте и стоит рассматривать то предложение, которое Щелоков сделал Высоковскому.

Между тем запись монолога проходила прямо в апартаментах Щелокова. В качестве записывающего устройства был использован магнитофон «Грюндиг», который хозяину кабинета подарил министр внутренних дел ФРГ. Когда все было закончено, Щелоков выразил желание, чтобы артист выступил с этим же монологом и на концерте в День милиции. «Не могу, – ответил ему Высоковский. – С некоторых пор наше телевидение не подпускает меня к себе на пушечный выстрел». – «Ничего, теперь подпустит», – с металлом в голосе сказал министр и тут же набрал по вертушке номер председателя Гостелерадио Лапина. Их разговор занял всего лишь несколько минут: Лапин заверил Щелокова, что лично внесет имя Высоковского в список приглашенных артистов, причем даже не будет «литовать» (подвергать предварительной цензуре) текст его монолога. О том, как прошло его выступление на концерте, вспоминает сам З. Высоковский:

«В конце первого отделения выхожу я. В жилетке и в очках. Прямой эфир. В зале несколько сот людей в погонах. Я тихо (как и полагается по образу) бормочу первые слова монолога: „Сумасшедшее время. Сумасшедшая жизнь. Сумасшедшие люди. Все куда-то бегут…“ В зале наступает гробовая тишина. За сценой слабый стон и шорохи: упала в обморок редактор с телевидения. Я стараюсь не замечать зал, я думаю о телезрителях, которые должны корчиться от смеха, для них я работаю. Из зала нет ни одной улыбки, полное ощущение, что я читаю некролог всем членам Политбюро. Щелоков быстро понял, что меня надо спасать, приподнялся в своем седьмом ряду и хлопнул в ладоши. Один раз. Зал разразился шумными аплодисментами. Я на ватных ногах откланялся. За сценой от меня шарахались, как от чумного. Я решил не ждать ни угощений, ни благодарностей, ни машины и тихо поплелся на выход. Героем концерта был Юрий Гуляев. Ему Щелоков даже прислал записку: „Юра, я прошу тебя выступить и во втором отделении“. И Гуляев-то меня и догнал: „Ты что? Куда ты?“ Обнял меня и водил за собой повсюду, пока навстречу нам не попался Щелоков. Тот облобызал Гуляева, Юра подсказал: „А Зяма?“ Министр пожал мне руку и громко произнес: „Вы человек большого мужества и сделали большое дело!“ Только моя рука отцепилась от руки Щелокова, как тут же ее облепили все кому не лень: пожалте на банкет, позвольте вас, а не угодно ли машину, ах, как нам понравилось… Через несколько дней в „Нью-Йорк таймс“ появилась статья: „На вечере полицейских Высоковский на для всех понятном языке отпускал шутки по поводу эмиграции евреев из СССР. Этого узнаваемого языка мы не слышали по телевидению ни разу за всю историю СССР. Не есть ли это язык, что начинается потепление…“

Между тем это был не единственный скандал на том праздничном концерте. В нем еще выступал актер Евгений Весник (кстати, тоже еврей), который согласно сценарию должен был выступить с юмористической композицией из книги «Габровские уловки». Однако его выступление настолько понравилось зрителям, что те стали бисировать. И тогда Весник на свой страх и риск прочитал еще одну вещь – монолог Городничего из «Ревизора». Этот номер тоже был встречен «на ура», но два дня спустя разразился скандал – его вырезали из повторной телетрансляции.

Когда Весник позвонил на ЦТ и поинтересовался, в чем дело, ему ответили: дескать, из-за вас сняты с работы редактор и режиссер съемки этого злополучного концерта. Весник очень удивился: «Я же читал Гоголя!» На что ему ответили: «Во-первых, редактор не согласовал с вами текст, во-вторых – режиссер на тексте Городничего „Ничего не вижу. Вижу какие-то свиные рыла вместо лиц, а больше ничего…“ – без злого умысла приказал телеоператору дать панораму лиц, сидевших в первом ряду!» В итоге после этого скандала Весника не приглашали в милицейские ТВ-концерты в течение 12 лет!