Глава 27 Жестокая наука фальши и арифметика потерь

Глава 27

Жестокая наука фальши и арифметика потерь

Историки утверждают, что сухопутную оборону Севастополя начали создавать только в начале июля 1941 года, выбрав на местности удобные позиции для прочной обороны. А генерал Моргунов в своих воспоминаниях даже приводит протоколы заседания специальных комиссий по выбору местности для воинских формирований. Кто хоть мало-мальски разбирается в военном деле и побывает в долине реки Бельбек, на высотах Мекензиевых гор, Федюхиных высот, Сапун-горы, тот поймет, что сама природа создала мощную оборонительную систему для Севастополя. Нужно было лишь разумно разместить войска, расставить батареи и также разумно их использовать.

После войны было написано множество книг о героической обороне этого южного города, но не давалось ответа, почему фон Манштейн силами двух пехотных дивизий 54-го корпуса, без танков, но с поддержкой осадных орудий и артиллерии, авиации 8-го авиакорпуса, с поддержкой одной бригады генерал-майора X. Циглера и трех румынских бригад — без существенных потерь, лишь выжидая удобное время, взял-таки Севастополь к 1 июля 1942 года.

А выжидать (но не бездействовать!) ему пришлось не так уж и мало: с осени 1941-го по лето 1942 года.

…Любой, кто подъезжает ныне к украинскому селу Верхне-Садовое, а в 1941 году это было русское село Дуванкой, на въезде может увидеть бетонированное сооружение — ДОТ (долговременная огневая точка). Точно такой же ДОГ находится напротив Камышловского моста (в прошлом — водоканал, ныне там построен поселок Вавилова); если ехать далее на Севастополь, то дорога у села Фруктовое поворачивает на Мекензиевы горы, а справа опять виднеется ДОТ. После войны, когда город считался закрытым, в этом капитальном строении находился контрольно-пропускной пункт. Это все

ДОТы из той же «линии Сталина», что и в Западной Украине, строительство которых координировали до войны Борис Михайлович Шапошников и доктор военных наук, профессор, известный фортификатор генерал-лейтенант инженерных войск Дмитрий Михайлович Карбышев.

Только вот строительство, на которое затрачивались немалые народные средства, было не чем иным, как демаскировкой, рассчитанной на общественный интерес Европы, — «доказательством», что товарищ Сталин в эти годы заботился не о чем ином, как об обороне СССР! Рассчитанным, конечно же, и на то, что потомки советских людей, как и многочисленные исследователи этой темы, голословно будут доказывать советским людям и человечеству, что СССР — не агрессор!

Чтобы никто — ни тогда, ни после! — во всем мире так и не понял, что Советская страна на самом деле готовилась не к обороне, а к широкомасштабной агрессивной войне.

Но война началась не по плану Сталина, и отступавшие части Красной армии практически не использовали так называемые УРы (укрепрайоны).

Вот в этих трех ДОТах начальнику инженерных войск ЧФ генерал-майору Хренову (впоследствии командующий саперной армии, генерал-полковник инженерных войск) было рекомендовано использовать в качестве живого щита… морских пехотинцев Отдельных батальонов морской пехоты. Замечу, что каждый ДОТ — это маленький гарнизон, автономный от других подразделений.

Когда авангард 54-го корпуса — бригада генерала Хайнца Циглера — вышел правым флангом на 3–4 км южнее станции Биюк-Сюрень (ныне ст. Сирень), а левым флангом подошел к деревням Заланкой и Биюк-Атаркой (после войны — Фронтовое и Холмовка, ныне в связи с объединением этих сел — Холмовка), немецкий генерал решил выслать разведдозор к деревне Дуванкой. Думаю, стоит сказать, что Хайнц Циглер — уникальный спецназовец (по современным оценкам), великолепно владевший русским языком и восточными единоборствами; и его подчиненные были профессионалами-спецназовцами, все как на подбор. Это только в советских фильмах, снятых в Ташкенте, немцы выглядели хилыми и тупыми уродами… На самом деле все было совсем не так.

Разведдозор, подкравшись к ДОТу на входе в деревню, обнаружил в нем двух прикованных цепью матросов, один у пулемета, второй чуть поодаль, чтобы мог подавать ленту с патронами. Вернувшись, разведдозор доложил генералу об увиденном, и тот распорядился расковать матросов. Во время допроса те заявили, что являются штрафниками за то, что не собирались воевать против немцев, ну а чтобы они не сбежали, оперуполномоченный особого отдела вместе с солдатами заградотряда заковали их. Они же и уведомили, что по пути к Севастополю в таком же положении находятся их товарищи еще в двух ДОТах.

Генерал-майор Циглер доложил об этом командиру корпуса генерал-лейтенанту фон Ханзену, а тот информировал командующего генерала фон Манштейна. С рассветом Эрих фон Манштейн прибыл на автомобиле в район деревни Биюк-Атаркой из своего НП в Юхари-Каралез, местное население которой, по словам его адъютанта, состояло из татар и русских. Генерал-полковник остановился вблизи железной дороги в двухэтажном особняке, в котором до 1917 года жил один из управляющих поместья, принадлежавшего великой княгине Екатерине Юрьевской, морганатической жене императора Александра II (а после войны в этом здании учились дети младших классов Верхне-Садовской средней школы, в том числе и я; в 80-е—90-е гг. XX века здание было снесено).

Фон Манштейн приказал Циглеру выдвинуть передовые подразделения бригады вдоль дороги до Мекензиевых гор. Один из батальонов бригады, чтобы предотвратить возможный прорыв частей 51-й Отдельной армии с востока, направился к лесисто-горным массивам и первую остановку сделал на Кая-Баше и в Темной балке, где впоследствии вермахтом будут размещены склады. Следующий батальон закрепился во втором доме управляющего на Горном ключе у самой железной дороги с противоположной стороны станции Бельбек. Іде в церкви на высоком холме, построенной в греческом стиле, шла служба протоиерея отца Никодима. Уникальный древний храм был разрушен наступающими частями Красной армии в мае 1944 года; но на руинах и поныне сохранилась цветная лазоревая роспись.

После короткого привала батальон из Темной балки направился к деревне Камышлы, где был встречен огнем 11-го дзота (долговременная земляная огневая точка) во главе со старшиной 1-й статьи С. Раенко, а также старшиной 1 статьи И. Четвертаковым, матросами А.Калюжным, Г.Доля и Н.Еремко. О приближении передового отряда вермахта командира дзота Раенко предупредил местный лесник Журко. И командир приказал Григорию Доле отправиться в Мекензиевы горы, в штаб отдельного батальона морпехоты за подмогой. К условленному времени Доля не вернулся, тогда Раенко с той же целью отправил матроса Еремко. Но не вернулся и тот (оба и остались в живых после войны).

Командование немецким передовым батальоном во главе с гауптманом (капитаном) Корренсом, изучив местность, доложило в штаб генерала Циглера, что взять дзот можно, но с него простреливается вся местность и не исключены потери. Поэтому офицер предложил генералу направить к условленному времени «штуку» в сопровождении двух «мессершмиттов», а он по радио скорректирует атаку люфтваффе. Что и было сделано. Точным ударом дзот был разнесен сброшенной немецкой бомбой. Погибли все матросы. Вот так было дело: твердо, по-военному расчетливо и трагично. Ну а советские историки и писатели — по раз и навсегда выведенным ими правилам политпропаганды — расписали «подвиг» дзота № 11 как нечто уникальное, словно бы целая эскадрилья непрерывно днями и ночами бомбила маленький гарнизон советских моряков-патриотов. И что те в течение этих дней сдерживали натиск превосходящих сил противника, общей численностью доходивших, по разным печатным источникам, от батальона до нескольких полков! Более того, советские фальсификаторы не погнушались придумать записку, из которой в угоду времени и политике «исчезали» слова, и которую якобы написал один из защитников, матрос Калюжный. Записку будто бы нашли на руинах дзота, после чего поместили в музей ЧФ. Там было: «Родина моя! Земля русская! Я сын ленинско-сталинского комсомола, его воспитанник… Я умираю, но знаю, что мы победим. Моряки-черноморцы! Деритесь крепче, уничтожайте фашистских бешеных собак! Клятву воина я сдержал. Калюжный». А затем, когда Хрущев и его чиновники «разоблачили культ личности Сталина», текст записки вдруг стал чуть короче: «Родина моя! Земля русская! Я сын Ленинского комсомола, его воспитанник…» Та же метаморфоза случилась в музее и с другими экспонатами…

Впрочем, дадим слово самим пропагандистам, ведь это и в самом деле любопытно прочесть, когда спадает с глаз красная коммунистическая повязка. «По всей стране разнеслась весть о славном подвиге героического гарнизона дзота № 11, состоявшего из матросов-комсомольцев… Гитлеровцы атаковали эту огневую точку (здесь следовало бы написать по аналогии: огневую точку сталинцев. — Авт.), но не смогли ее взять. Тогда они обстреляли дзот из тяжелых минометов и одновременно обошли его с трех сторон. Дзот бомбардировала авиация. Трое суток моряки-комсомольцы отражали бешеные атаки врага, в которых участвовало до батальона пехоты. В бою пал командир отделения Раенко…Уже сотни трупов (!!! — Авт.) немецких солдат и офицеров устилали подходы к дзоту, а гитлеровцы не прекращали атаки. В ночь на 20 декабря на помощь к героям-морякам подошло подкрепление: заместитель политрука М. Н. Потапенко и матросы-коммунисты П. Корж и К. И. Король. (Вот ведь здорово: сотни «бешеных фашистов» не могут прорваться к дзоту вместе с авиацией, а тут трое отважных коммунистов во главе с зам. политрука — нате-с, проползли! — Авт.) Они доставили боеприпасы и ручные пулеметы. Немцы продолжали осаждать дзот. И только вечером 20 декабря, когда в живых остались три тяжелораненых краснофлотца, фашистам удалось окружить огневую точку. Герои сражались до последнего патрона и врагу не сдались. Через несколько дней подразделение моряков выбило гитлеровцев из дзота. В нем была найдена записка…» и т. д. и т. п. («История Великой Отечественной войны 1941–1945». В 6 томах. М., 1961, т. 2, с. 306–307). Но вот ведь лживая, наглая чушь: якобы в кармане одного из «многих сотен убитых немцев», лежавших в районе дзота, лежала записка, в которой он написал: «За два дня мы девять раз атаковали высоту, занимаемую русскими, потеряли больше ста человек, а когда после десятой атаки наконец заняли ее, то обнаружили там трех человек и два разбитых пулемета». Надо же: высоту заняли, а потом кто-то неведомый взял да и убил несчастного немца «в районе дзота» (?!); эта глупость приведена в книге П.А. Моргунова «Героический Севастополь» (с. 180).

Операция с дзотом № 11 завершилась быстро. Для того чтобы организовать уничтожение дзота после предложения офицера вермахта и организации вылета «Юнкерса-87» в сопровождении двух «мессершмиттов», понадобилось меньше часа (!). Передовой аэродром базирования люфтваффе находился в Сарабузе (ныне станция Остряково, поселок Гвардейское).

Пожалуй, единственное, что сделало флотское командование в деле укрепления обороны секторов Севастополя, так это существенно увеличило численность сухопутных частей за счет снятых с кораблей матросов.

В городе тогда насчитывалось более 100 самолетов. Хотя историки, как впоследствии и генерал армии Батов, подробно описывая тот период, указывают, что противник вел бои во много крат превосходящими силами при поддержке 13 артдивизионов и 700 самолетов (цифры разнятся в сторону увеличения) и стремился захватить Севастополь с ходу. Как говорится, без комментариев…

54-му корпусу генерала фон Ханзена, имевшему лишь 2 пехотные дивизии, бригаду генерала Циглера и 3 румынские кавбригады, непросто было продвигаться к Севастополю. Еще раз обращаю внимание на то, что фон Манштейн, в это время организовывая бои местного значения, чтобы «противник не дремал», выжидал тактический момент изменения общей обстановки на Восточном (по терминологии другой стороны — советско-германском) фронте. Так что ни о каком захвате с ходу, как это любили делать красные командиры, речь не шла — немецкий генерал-фельдмаршал знал цену человеческой жизни. Так что это не слабость и не отсутствие знаний военного дела Эрихом фон Манштейном, а высокопрофессиональное чутье и расчет, как с наименьшими потерями взять плацдарм противника в самый выгодный для себя момент. Это и есть наименьшими силами разгромить во много крат превосходящие силы противника; не только благодаря таланту и уму, но и — благодаря хорошо поставленной войсковой и агентурной разведке, отчего он всегда имел необходимые сведения о неприятеле, продвижении его войск и намерениях.

Разведка внесла значительную лепту в блестящие победы немецкого генерал-фельдмаршала фон Манштейна. Возможно, для многих это будет открытием, но я укажу, что на него работали:

— немецкое разведывательное подразделение на территории Румынии МАК («Марине Айнзацкомандо дес Шварцен Мер»),

— подразделение абвера НБО («Нахрихтенбеобахтер»),

— морская разведка «Кондор»,

— армейская разведка «Абвер-2»,

— разведка 8-го авиакорпуса,

— непосредственно бригада генерала Циглера,

— румынская «Специальная служба информации», имевшая 3 подразделения: «Чентру-1, -2, -3»,

— личная разведка генерал-фельдмаршала фон Манштейна (работала в контакте с резидентурой Ватикана на Балканах, которую ему передал, уходя в отставку, генерал-фельдмаршал фон Рундштедт).

Фон Манштейну не нужны были героические подвиги своих солдат и офицеров. Для него война — жестокая арифметика потерь своих подчиненных, у которых в Германии остались родные и близкие, которые никогда ему не простят бездарную гибель (если таковая случается) своих сыновей, мужей, отцов, братьев, любимых.

А советскому командованию нужен был массовый героизм кретинизма, когда на смертельный свинцовый огонь пулеметов противника посылаются огромные толпы красноармейцев и краснофлотцев, — во имя победы, во имя сытой и довольной жизни мехлисов, октябрьских, азаровых, Кулаковых, Львовых, черняков, колгановых, во имя безбедного существования комиссаров госбезопасности, имя которым легион…

И еще штришок «праведной» лжи. В конце дня 30 октября правым крылом 54-го корпуса немцы вблизи поселка Ни-колаевка вошли в боевое соприкосновение с береговой батареей № 54 под командованием лейтенанта И. И. Заики. И — опять та же история с фальсификацией: разведотдел флота и отдел контрразведки СМЕРШ донесли в Москву, что «лишь через два дня в результате длительного боя гитлеровцам удалось захватить батарею», но морякам при этом удалось уничтожить 16 (!) танков и 7 автомашин пехоты. По всем параметрам танки в Крыму являлись страшным бредом фантазии комиссаров и чекистов. К слову, зачем на батарею, которая стреляет осколочными снарядами в пехоту, направлять батальоны вермахта? Ведь у фон Манштейна имелась осадная артиллерия, и именно орудием «Карл» ее можно было уничтожить, но… лейтенант Иван Заика в день трагической развязки передал по радиостанции, что у него на исходе боеприпасы и что, по его предположению, батарея, оставшись без снарядов, может быть окружена противником, если тот появится. Шифровку доложили генерал-майору Моргунову, который тут же информировал о ее содержании командующего. На что тот отреагировал: «Принимай решение как знаешь!» Присутствовавший при этом сотрудник отдела контрразведки СМЕРШ Владимир Ермолаев (детдомовец, воспитанник A.C. Макаренко; расстрелян в 1943 году как «не обеспечивший удержание высоты советскими солдатами» под Курском) убежденно высказался, что Заика собирается сдаться фашистам, и внес предложение уничтожить батарею, пока этого не случилось. Генерал Моргунов попытался возразить, но увидев, что рука особиста легла на кобуру, беспрекословно передал приказ о… нанесении удара по КП 54-й батареи; через несколько минут снаряды с оглушительным ревом начали перепахивать позиции батарейцев. Последнее, что успел прокричать Заика, было: «Уходите! Уходите! Это бьют свои!» Эти горькие приказы он отдавал местным жителям, которые находились поблизости; те бросились в разные стороны, но слова эти не забыли и после войны передавали сию правду… Все батарейцы погибли.

Та же участь постигла и батарею старшего лейтенанта Ивана Пьянзина. Когда об этом доложили члену Военного совета дивизионному комиссару Н. И. Кулакову, тот приказал записать в боевой журнал действий ЧФ о том, что командиры этих батарей «вызвали огонь на себя, когда поняли, что их окружил превосходящий во много раз противник»; так оно и осталось в истории…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.