Кто же творец победы?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Кто же творец победы?

Изменить свой ритм жизни Сталин не захотел даже в военные годы. Он по-прежнему вставал очень поздно. Однажды Василевский и Жуков, приехав к нему на дачу к двум часам дня, были приглашены на завтрак. Сталин пояснил:

— Я еще не успел позавтракать.

«Соответственно складывался и рабочий день всех остальных военных и гражданских руководителей, — вспоминал главный маршал авиации Александр Александрович Новиков. — Пока Сталин находился в Кремле, нечего было и думать об отдыхе: в любую минуту можно было ожидать вызова к Верховному или телефонного звонка от него».

В Кремле он появлялся только к вечеру, обычно после шести вечера, и работал до двух-трех часов ночи. Если Сталин был доволен положением на фронтах, предлагал посмотреть фильм, отказываться было нельзя. В генштабе ждали распоряжений, но приходилось сидеть в кино. Объяснить Сталину, что так нельзя, когда идет война, — никто не решался.

Адмирал Кузнецов рассказывал, что после официального ужина Сталин приглашал всех в небольшой кинозал. Несколько раз к удивлению собравшихся он требовал крутить картину «Если завтра война».

Приглашенные на очередной просмотр наркомы и генералы спрашивали друг друга:

— Какая будет сегодня картина?

Нарком черной металлургии Иван Тевосян, лукаво улыбнувшись, отвечал:

— Самая новая: «Если завтра война».

Этот широко известный в довоенные годы игровой фильм описывал победоносную войну над Германией, когда на помощь Красной армии приходил немецкий пролетариат. Война проходила совсем не так, как в картине, но Сталин совершенно не обращал на это внимания.

Когда начинался фильм, Сталин обыкновенно повторял присутствующим, что война началась для нас неудачно, потому что Гитлер напал неожиданно… Но то, что происходило на экране, ему нравилось. Он хотел видеть эту картину вновь и вновь. На большом экране советские войска немедленно переходили в контрнаступление и гнали врага, уничтожая его на чужой территории малой кровью, могучим ударом.

И звучала песня, написанная братьями Даниилом и Дмитрием Покрассами на стихи Василия Ивановича Лебедева-Кумача:

В целом мире нигде нету силы такой,

Чтобы нашу страну сокрушила, —

С нами Сталин родной, и железной рукой

Нас к победе ведет Ворошилов!

Вечер у Сталина заканчивался в три-четыре часа утра. После чего вождь отправлялся на дачу отдыхать, а руководители генштаба возвращались в наркомат и только потом ложились спать. Сон у них был недолгим. Они должны были встать пораньше, чтобы приготовиться к вопросам и упрекам вождя.

Нарком военно-морского флота адмирал Кузнецов вспоминал, что когда он командовал Тихоокеанским флотом, то считал, что где-то в генштабовских сейфах лежат все необходимые планы и разработки на случай войны. Оказавшись в Москве, он понял, что никаких продуманных планов нет. Есть только «указания товарища Сталина». Но если они сформулированы, то руководствоваться ими невозможно.

Механизм власти опирался не на четкую организацию, а на личные указания Сталина. Добиться чего-либо без его санкции было практически невозможно. А вождь не имел даже советников, которые докладывали бы ему особо срочные письма, удивлялся адмирал Кузнецов. Его письменные обращения к вождю оставались без внимания, какими бы срочными они ни были. И только когда он сам оказывался в сталинском кабинете, то мог попросить решить, наконец, «залежавшиеся» вопросы.

«Перед Отечественной войной и особенно после войны, — писал Жуков, — Сталину приписывали особо выдающуюся роль в создании вооруженных сил, в разработке основ советской военной науки, основных положений оперативного искусства…

Все это наворотили в угоду Сталину, чему способствовал он сам, распространявший версию о том, что якобы Ленин не знал военного дела и требовал от молодых работников ЦК досконального изучения основ военной науки и, в первую очередь, требовал этого от него, Сталина…

До Сталинградской битвы Сталин практически слабо разбирался в вопросах военной стратегии и еще хуже — в оперативном искусстве. Слабо разбирался и в организации современных фронтовых и еще хуже — армейских операций. В начале войны он пытался проявить свое личное оперативно-стратегическое искусство, основанное на его опыте времен Гражданской войны, но из этого ничего хорошего не получилось…

Не разбираясь глубоко в сложности, методах и способах подготовки современных фронтовых операций, Сталин зачастую требовал явно невыполнимых сроков подготовки и проведения операций. И они по его категорическим требованиям нередко начинались слабо подготовленными и недостаточно обеспеченными. Такие операции не только не достигали цели, но влекли за собой большие потери в людях и материальных средствах.

Ведя борьбу с врагом в 1941–1942 годах за выигрыш времени, Верховному главнокомандующему необходимо было с особой бережливостью относиться к сохранению людских ресурсов с тем, чтобы в нужный момент, оснастив их новейшей техникой, обрушить затем на врага. Но Сталин часто этого не делал.

Горячась, он нередко требовал вводить в сражения все новые и новые части, не считаясь с тем, что некоторые соединения войск, вводимые в бой, только что мобилизованы и еще не успели получить необходимую боевую подготовку».

«В первые дни войны, — вспоминал генерал Воронов, — Сталин был в подавленном состоянии, нервный и неуравновешенный. Когда ставил задачи, требовал выполнения их в невероятно короткие сроки, не считаясь с реальными возможностями».

Когда Сталин пришел в себя, он стал «проявлять излишнюю нервозность», нередко выводившую генштаб и аппарат наркомата обороны из рабочего состояния.

По мнению Жукова, большим минусом для Сталина было то, что за время войны он лично ни разу не побывал в войсках фронтов и своими глазами не видел боевых действий. Все выводы он строил на основе докладов своих заместителей, генштаба, командования фронтов и спецсообщений органов госбезопасности. Верховный только однажды выехал на фронт — в начале августа 1943 года.

Вообще говоря, странно было бы требовать от профессионального политика знания военного искусства. Он не только академий, но и вообще никаких высших учебных заведений не оканчивал и в армии не служил. Так что укорять его в незнании оперативно-стратегического искусства было бы несправедливо. Но Сталин мнил себя крупным стратегом. Он не просто взялся управлять войсками, не зная, как это делается, но фактически узурпировал военное руководство и лишил своих генералов самостоятельности. Когда он прислушивался к умным советам, его решения оказывались правильными. Когда руководствовался собственными представлениями, это заканчивалось большой кровью для Красной армии.

Так почему же для многих людей Сталин, из-за которого Красная армия едва не была разгромлена в сорок первом, из-за которого немецкие войска дошли до Волги, все еще остается великим вождем и победителем в войне?

Больше всего эту концепцию в послевоенные годы отстаивали военные в крупных чинах.

Во-первых, они мало что знали, находились под прессом сталинской пропаганды, методично калечащей сознание.

Во-вторых, они десятилетиями клялись в верности вождю. Что же теперь — признать, что служили человеку, погубившему армию?

В-третьих, именно Сталин поднял большинство из них на вершину власти. А они в душе понимали, что в иной ситуации, в конкуренции с более одаренными военачальниками не сделали бы такой замечательной карьеры. Он одарил их генеральскими погонами, создал комфортную уютную жизнь.

Люди, которые постоянно общались со Сталиным, были достаточно циничны. Они демонстрировали полную преданность вождю, но отнюдь не всегда проявляли рвение в исполнении служебного долга. Умелым чиновникам в погонах это сходило с рук.

Маршал Конев, как и Ворошилов, тоже полагал, что в определенном смысле Сталин был очень доверчивым. Доверчивость эта особого рода, оборотная сторона его мании величия. Вождь пребывал в уверенности, что человек, которому он смотрит в глаза, не посмеет соврать вождю и обязательно скажет правду. Поняв это, люди циничные, преданно глядя в глаза, преспокойно врали.

«Некоторые думают, что Сталин никогда ничего не забывал и, упаси бог, было не выполнить его указания, — писал заместитель наркома обороны по тылу генерал Хрулев. — На самом деле это далеко не так. Ежедневно решая сотни больших и малых дел, Сталин подчас давал самые противоречивые указания, взаимно исключавшие друг друга. Поскольку обычно никаких стенограмм и протоколов при этом не велось, то некоторые его распоряжения оставались невыполненными. Конечно, те, кто в силу различных причин рисковал идти на это, имели наготове лазейку, чтобы свалить вину на другого…»

Фотографии наших полководцев, на которых по всем швам трещали сшитые на заказ кители, свидетельствуют о том, что и во время войны они питались настолько усиленно, что это было вредно для их здоровья. И не из солдатского котла. Когда бойцы голодали и мерзли в окопах, маршалы и генералы вели более чем комфортную жизнь, многие из них вели себя просто по-барски.

Красная армия отличалась тем, что в ней кормили в соответствии с должностью. Начиная с командира взвода офицерам полагался дополнительный паек. Правда, известный писатель Григорий Яковлевич Бакланов, лейтенантом-артиллеристом прошедший всю войну, не видел в этом ничего дурного. Он своим доппайком делился с солдатами. Но дело не в окопных лейтенантах, которые не ели в одиночку.

При полевом управлении каждого фронта было несколько спец-столовых — военного совета, политуправления и просто военторговская — для низовых работников. И кормили там не так, как в окопах, где часто просто не хватало еды. Между тыловыми офицерами шла грызня за право обедать в столовой более высокого ранга, где кормили лучше и обильнее. Система дополнительных пайков, специальных столовых и других привилегий для начальства подрывала необходимый в армии дух солдатского товарищества.

10 ноября 1941 года начальник финансового отдела 5-й армии сообщил секретарю военного совета армии:

«В соответствии с указанием финансового отдела Западного фронта разрешается расходовать на представительские расходы Военного Совета Армии ежемесячно в сумме 1500 рублей с отнесением их на статью 9 сметы наркомата СССР.

Расходование этих средств должно производиться на организацию чая, завтраков во время заседания Военного Совета и его поездки только в пределах назначения, так как перерасходы покрываться не будут.

Основание: Директива финансового отдела Зап. фронта № 1/60 от 4 ноября 1941 года».

Что такое полторы тысячи рублей в ценах сорок первого? Большие это деньги или маленькие? Может быть, военным советам армий выделялись скромные средства, чтобы генералы могли попить чаю во время долгих заседаний?

Пол-литра водки осенью сорок первого стоили 11 руб. 50 коп., килограмм говядины — 12 рублей, свинины — 17, сливочного масла — 25, шоколадных конфет — 20 рублей (см. «Скрытая правда войны: 1941 год. Неизвестные документы»).

Так что это были порядочные деньги. Впрочем, в военные годы не деньги имели значение, а возможность получить дефицитные продукты. Этим высшее командование не обделяли.

29 сентября 1941 года секретарь военного совета Западного фронта батальонный комиссар Астапов обратился к начальнику Главвоенторга Зайцеву:

«Для проведения ряда мероприятий Военным Советом Западного фронта прошу Вашего распоряжения об отпуске:

1. Фруктов разных (виноград, груши, яблоки, апельсины, мандарины и консервированные фрукты).

2. Рыбных изделий (балык, семга, тешка, севрюга), икры.

3. Консервов рыбных (шпроты, сардины, кильки, бычки).

4. Вино-водочных изделий на 3000 рублей.

5. Кондитерских изделий в ассортименте.

6. Пива и фруктовых вод».

Виноград, балык и коньяк в больших количествах требовался командованию Западного фронта в сентябре сорок первого, в тот самый момент, когда судьба страны висела на волоске, когда части фронта отходили назад, когда рядовых красноармейцев не во что было одеть и нечем было кормить…

Вся система привилегий крупного армейского начальства сохранялась в неприкосновенности. Заместитель начальника генерального штаба 20 июня 1943 года обратился к начальнику штаба Дальневосточного фронта:

«В личном пользовании командующего 25-й армией содержатся семь легковых машин, семь шоферов, пять поваров. У членов Военного совета 25-й армии по три машины и по три шофера. Помимо этого содержится нештатная конюшня в составе 9 лошадей и 7 коноводов. В штабах фронта и армий на должностях шоферов, как правило, вместо рядового состава содержится младший начсостав.

Предлагаю ликвидировать обнаруженные нарушения штатной дисциплины».

О наказании командующего армией за непозволительное барство и речи не шло…

В мае 1943 года генерал-полковник Андрей Иванович Еременко, командующий войсками Калининского фронта, записывал в дневник впечатления от посещения командующего 43-й армией генерал-лейтенанта Константина Дмитриевича Голубева (см. «Независимое военное обозрение», № 15, 2000):

«Вместо заботы о войсках занялся обеспечением своей персоны. Он держал для личного довольствия одну, а иногда и две коровы (молоко и масло), три-пять овец (для шашлыков), пару свиней (для колбас и окороков) и несколько кур. Это делалось у всех на виду, и фронт об этом знал».

Генерал Еременко генерала Голубева не любил и в июне вернулся к описанию жизни командарма:

«Командный пункт генерала Голубева — новенький, рубленый, с русской резьбой пятистенок, прямо-таки боярский теремок. Кроме того, построен домик для связных, ординарцев, кухни и охраны. Подземелье и ход в него отделаны лучше, чем московское метро. Построен маленький коптильный завод. Голубев очень любит копчености: колбасы, окорока, а в особенности рыбу; держит для этого человека, хорошо знающего ремесло копчения. Член военного совета армии не отставал от командующего…»

И это происходило на фронте, где многие рядовые солдаты буквально голодали.

В 1943 году редакция «Красной звезды» отправила докладную записку Сталину о причинах массового авитаминоза в частях Калининского фронта, где немалую часть личного состава пришлось отправить в медсанбаты с диагнозом «истощение».

Интенданты вместо мяса выдавали яичный порошок, вместо картофеля и овощей — пшено. Теоретически это разрешалось инструкциями тыла Красной армии. Но такая замена продуктов вела к авитаминозу и истощению.

По распоряжению Сталина начальник ГлавПУРа Щербаков, главный интендант Красной армии Хрулев и начальник главного управления формирования и укомплектования войск Щаденко выехали на Калининский фронт. 24 мая 1943 года появилось постановление Государственного Комитета Обороны о «перебоях в питании красноармейцев». Начальника тыла фронта отдали под трибунал. Командующего фронтом генерала армии Максима Алексеевича Пуркаева сняли.

Его сменил Еременко. Он записал в дневнике:

«В первом квартале 1943 года было семьдесят шесть случаев смерти от истощения. В связи с этим происходила конференция врачей. Некоторые медики, в том числе и начальник санитарного управления фронта, доказывали, что наш паек плохой — мало калорий, из-за этого солдаты болеют дистрофией и умирают. Эту вредную теорию мы разбили. Организовали нормальное снабжение, контроль за сохранностью продуктов, и дело пошло на лад…»

28 июля 1942 года Сталин подписал знаменитый приказ № 227. Его зачитали тогда всем военнослужащим, но не опубликовали. Он оставался секретным до лета 1988 года, хотя мало кто из прошедших войну не ссылался на него.

Приказ был продиктован катастрофой на южном направлении, когда немецкие войска, разгромив Юго-Западный (маршал Тимошенко) и Южный (генерал Малиновский) фронта, вышли к Волге в районе Сталинграда. Приказ № 227 запрещал войскам отходить без приказа. Попавшая в безвыходное положение воинская часть или отдельный красноармеец должны были умереть, но не отступить.

Собственно говоря, в этом требовании не было ничего нового. Самовольный отход и раньше считался преступлением. Но до этого приказа дело отступившего командира рассматривал военный трибунал. Приказ № 227 разрешал стрелять в спину тех, кто дрогнул и отступил. Приказ свидетельствовал о растерянности и отчаянии Сталина, который не знал, что еще делать, как остановить отступающую по его же вине армию:

«Чего же у нас не хватает? Не хватает порядка и дисциплины в ротах, батальонах, в полках, в дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток. Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять нашу Родину…»

Многие историки и по сей день продолжают считать, что эти жесткие меры были необходимы, что без них бы не победили, словно признавая, что советский солдат сражался только из страха быть расстрелянным за отход. В реальности эти меры, как и всякая избыточная жестокость, только вредили.

Приказы «стоять насмерть» — особенно в начале войны — отдавались очень часто.

«Походило это, — считал маршал Константин Константинович Рокоссовский, — на стремление обеспечить себя (кто отдавал такой приказ) от возможных неприятностей свыше. В случае чего обвинялись войска, не умевшие якобы выполнить приказ, а “волевой” документ оставался для оправдательной справки у начальника или его штаба. Сколько горя приносили войскам эти “волевые” приказы, сколько неоправданных потерь было понесено!»

Приказом № 227 Сталин свою вину за уничтожение командных кадров и неподготовленность к войне ловко переложил на саму армию. Его слова «население нашей страны теряет веру в Красную армию, а многие проклинают Красную армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток» профессиональные военные воспринимают как клевету на армию.

И после выхода приказа советские войска продолжали отступать — и на сталинградском направлении, и на Северном Кавказе. Сам по себе приказ не мог изменить соотношение сил на фронте.

Что же стало причиной перелома в войне?

Накопился боевой опыт, появились прилично обученные резервы, солдаты больше не разбегались и не паниковали. Напротив, упорно сопротивлялись. Командный состав научился воевать и использовать слабости противника.

Войну выиграл не Сталин. Если бы не его провальная внешняя политика, Гитлер, скорее всего, и вовсе не решился бы напасть на Советский Союз. Если бы не преступная сталинская внутренняя политика, Красная армия не потерпела бы такого поражения летом сорок первого…

В чем вклад Сталина в победу? В том, что он стал осторожнее. Реже отдавал губительные для войск приказы. Дал больше самостоятельности тем, кто разбирался в военном деле. Если бы он с самого начала войны не вмешивался в дела командования и генерального штаба, потерь было бы меньше…

Войну выиграли такие полководцы, как Жуков, Рокоссовский, Василевский, Горбатов, — военные профессионалы, которых Сталин и его подручные не успели погубить. Но путь талантливых профессионалов к высшим должностям не был ни простым, ни легким. Выходцев из Первой конной сменили талантливые полководцы, показавшие себя в упорных боях: Конев, Малиновский, Толбухин, Петров, Говоров, Ватутин, Черняховский. Они ни в чем не уступали немецким генералам, солдатская честь не позволяла им воевать плохо…

9 октября 1942 года появился указ президиума Верховного Совета СССР «Об установлении полного единоначалия и упразднении института военных комиссаров в Красной армии». Освобождение армии от комиссаров, которые вмешивались в военные дела и сковывали волю командиров, тоже имело немалое значение.

Вся промышленность была ориентирована на военные нужды. Уже в сорок втором оборонный комплекс дал вдвое больше самолетов, чем германская индустрия, вчетверо больше танков, втрое больше орудий! Новые типы советских самолетов превосходили немецкие, немецкая авиация утрачивала господство в воздухе. Наконец появились в большом количестве штурмовики — Ил-2, способные поддержать пехоту и танки.

Необходимо учитывать еще одно важное обстоятельство — резко ухудшился качественный состав войск противника. С начала войны и до конца сорок второго года немецкие войска потеряли около трех миллионов солдат и офицеров. Людской потенциал Германии не позволял легко компенсировать такие потери. Потеряны были кадровые, хорошо подготовленные и обученные солдаты с боевым опытом. Им на смену прибывали неопытные резервисты и тыловики. Вынужденное использование войск союзников — венгров и румын — в значительной степени определило поражение под Сталинградом, где советские войска нанесли удар именно по румынским частям и легко прорвали фронт.

Войну выиграл советский солдат. И это не красивая фраза. Ситуация на фронте кардинально изменилась, когда стало ясно, что идет война на уничтожение — немцы намерены стереть Россию с лица земли. Это была война не за Сталина и не за социализм. За них умирать не хотели… Это была война за свой дом, за свою семью, за свою землю.

Литературный критик Лазарь Лазарев, тогда курсант Высшего военно-морского училища имени М. В. Фрунзе, писал, что ситуацию на фронте изменил не приказ № 227, а настроения в армии, где понимали, что нужно выбираться из страшной ямы, в которую попали, — иначе гибель. Летом сорок второго курсантов военно-морского училища три недели учили воевать в пехоте и бросили в составе бригад морской пехоты на фронт.

«Надо было, чего бы это каждому из нас ни стоило, упереться, — считает Лазарев. — И уперлись. Уперлись в Сталинграде, Воронеже, Новороссийске. Из мрака и ожесточения, которые были в наших душах (Пушкин, размышляя о том, что решило дело в 1812 году, назвал это “остервенением народа”), и родилась та сила сопротивления, с которой так победоносно наступавшие немцы справиться не смогли, сломались».

Не так просто сравнивать боевые качества красноармейца и немецкого солдата. Исход схватки решали выучка, умение владеть оружием и само его наличие, присутствие умелых командиров. И в бою немецкие части были такими же стойкими. Но неприхотливость, привычка обходиться малым, терпеливо переносить лишения — эти качества красноармейцев сыграли свою роль в самые тяжелые месяцы войны.

«Без отпусков, без солдатских борделей по талончикам, без посылок из дому, — писал поэт Борис Слуцкий, прошедший всю войну, — мы опрокинули армию, которая включала в солдатский паек шоколад, голландский сыр, конфеты. Зимой сорок первого наша снежная нора, согреваемая собственным дыханием, победила немецкую неприспособленность к снежным норам».

Но способность терпеть, не замечать собственную боль связана и с умением не замечать чужую боль. Академик Александр Николаевич Яковлев, воевавший в морской пехоте, говорил: «Это система, при которой человека не жалко, но это и система, при которой и человеку себя не жалко. И командиры не считались с потерями, и сами бойцы шли на смерть даже тогда, когда можно было обойтись меньшей кровью».

«В 1945 году страна вновь вернулась к коммунизму, тоталитарному обществу, массовым репрессиям, к нищете и голоду, — пишет доктор исторических наук Андрей Борисович Зубов. — Ни одна из надежд эпохи войны не реализовалась — ни надежда на освобождение из лагерей, ни надежда на роспуск колхозов, ни надежда на освобождение труда и совести. Сталин и его окружение украли у народа победу».

Вождь присвоил себе победу и по-своему паразитировал на том чувстве патриотизма, которое возникло в годы войны…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.