ТРАВЛЯ ПАСТЕРНАКА
ТРАВЛЯ ПАСТЕРНАКА
В пятьдесят восьмом году нобелевскую премию по литературе присудили Борису Леонидовичу Пастернаку.
Вместо радости за выдающегося соотечественника власть испытывала злость и раздражение.
Фактически премии был удостоен роман Пастернака «Доктор Живаго». Годом ранее роман появился на итальянском, потом на других иностранных языках. Опубликовать роман на русском языке Пастернаку не позволили.
Первым проявил бдительность Дмитрий Трофимович Шепилов. За два месяца до присуждения Пастернаку нобелевской премии его назначили министром иностранных дел, но он все еще оставался секретарем ЦК и не забывал об идеологических делах.
Двадцать четвертого августа пятьдесят шестого года КГБ доложил в ЦК, что роман Пастернака передан итальянскому издателю. Отдел культуры ЦК получил указание оценить роман. Познакомиться с текстом не составило труда, поскольку автор предложил его журналам «Знамя» и «Новый мир», альманаху «Литературная Москва» и Гослитиздату.
Тридцать первого августа Шепилов информировал товарищей по партийному руководству:
«Мне стало известно, что писатель Б. Пастернак переправил в Италию в издательство Фельтринелли рукопись своего романа „Доктор Живаго“. Он предоставил указанному издательству право издания романа и право передачи его для переиздания во Франции и в Англии.
Роман Б. Пастернака — злобный пасквиль на СССР.
Отдел ЦК КПСС по связям с зарубежными компартиями принимает через друзей меры к тому, чтобы предотвратить издание этой антисоветской книги за рубежом…»
Отдел культуры и международный отдел ЦК развернули бурную деятельность в надежде помешать изданию романа. Не получилось. Затем столь же тщетно пытались сорвать присуждение Борису Пастернаку Нобелевской премии в области литературы. И это не вышло.
Двадцать третьего октября пятьдесят восьмого года Борис Леонидович был удостоен Нобелевской премии по литературе «за выдающиеся достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа».
В тот же день по записке Суслова президиум ЦК принял решение организовать кампанию осуждения Пастернака, поскольку присуждение ему премии «является враждебным по отношению к нашей стране актом и орудием международной реакции, направленным на разжигание холодной войны».
Старшим идеологическим секретарем была Екатерина Алексеевна Фурцева. Ей поступали все бумаги по «делу Пастернака». Она требовала от отделов ЦК принятия мер, она же одобряла или отвергала предложения отделов.
Суслов и Поспелов были у нее на подхвате. Фурцева и Суслов оба были членами президиума, но Екатерина Алексеевна тогда еще нравилась Хрущеву, а Михаил Андреевич не очень. Академик Петр Николаевич Поспелов был кандидатом в члены президиума, то есть чином пониже.
Шестнадцатого февраля пятьдесят девятого года председатель КГБ Шелепин отправил в ЦК записку о «выявлении связей Б.Л. Пастернака с советскими и зарубежными гражданами»:
«Докладываю, что органами госбезопасности выявлены следующие связи Пастернака из числа советских граждан: писатель Чуковский К.И., писатель Иванов В.В., музыкант Нейгауз Г.Г., народный артист СССР Ливанов Б.Н., поэт Вознесенский А., редактор Гослитиздата Банников Н.В., ранее работал в отделе печати МИДа СССР, переводчица Ивинская О.В., работает по договорам, является сожительницей Пастернака…»
За Пастернаком, его домом следили. Активизировали осведомителей в писательской среде, недостатка в которых КГБ никогда не ощущал.
Восемнадцатого февраля Шелепин отправил в ЦК подробную справку о взглядах Пастернака и истории публикации романа. В записке есть несколько грубых фактических ошибок, что свидетельствует о неважной осведомленности чекистов, надзиравших за идеологической сферой. Но зато поэту давалась оценка, достаточная для того, чтобы его погубить:
«Для всего его творчества характерно воспевание индивидуализма и уход от советской действительности. По философским взглядам он убежденный идеалист.
Как видно из агентурных материалов, Пастернак среди своих знакомых неоднократно высказывал антисоветские настроения, особенно по вопросам политики партии и Советского правительства в области литературы и искусства, так как считает, что свобода искусства в нашей стране невозможна…
В результате наблюдения за Пастернаком установлено, что ряд лиц из числа его близкого окружения также не разделяет точки зрения советской общественности и своим сочувствием в известной мере подогревает озлобленность Пастернака…»
Через день генеральный прокурор Роман Руденко тоже отправил записку в ЦК. Он предложил к уголовной ответственности Пастернака не привлекать, а в соответствии с пунктом «б» статьи седьмой закона о гражданстве СССР от девятнадцатого августа тридцать восьмого года лишить его советского гражданства и выслать из страны.
Предусмотрительный Руденко приложил к записке проект указа президиума Верховного Совета СССР «О лишении советского гражданства и удалении из пределов СССР Пастернака Б.Л.»
Двадцать седьмого февраля вопрос о Пастернаке обсуждался на президиуме ЦК с участием Шелепина. Позвали и генерального прокурора Руденко. Идею выслать поэта из страны Хрущев отверг. Предложил другое:
— Предупреждение от прокурора ему сделать и сказать, что, если будет продолжать враждебную работу, будет привлечен к ответственности.
Поэта вызвали в генеральную прокуратуру. Допрос проводил сам Руденко. Пастернаку пригрозили привлечь к уголовной ответственности по статье 64-1 УК — измена родине, если он будет продолжать встречаться с иностранцами.
Поэту, которым страна должна была гордиться, устроили настоящую травлю.
Двадцать девятого октября первый секретарь ЦК ВЛКСМ Семичастный, выступая на комсомольском пленуме, сказал:
— Если сравнить Пастернака со свиньей, то свинья не сделает того, что он сделал. Он нагадил там, где ел, нагадил тем, чьими трудами он живет и дышит. А почему бы этому внутреннему эмигранту не изведать воздуха капиталистического? Пусть он стал бы действительным эмигрантом и пусть бы отправился в свой капиталистический рай. Я уверен, что и общественность, и правительство никаких препятствий ему бы не чинили, а, наоборот, считали бы, что этот его уход из нашей среды освежил бы воздух.
Речь ему, конечно, написали, что именно сказать — продиктовали сверху, но страсть и темперамент были подлинными.
На следующий день доклад Семичастного был опубликован в «Комсомольской правде». Это был жест на публику, поскольку Хрущев уже решил, что высылать поэта не будет.
Сталин, похоже, удивительным образом ценил Пастернака. Может быть, ему нравилось, что письма вождю великий поэт заканчивал словами: «любящий Вас и преданный Вам Б. Пастернак». Хрущеву, который мало что читал и не слишком интересовался литературой и искусством, Пастернак был совершенно чужд. Хрущев хотел, чтобы литература и писатели приносили практическую пользу. Если уж он был недоволен академиками, которые слишком мало уделяют внимания практике, то несложно представить себе, как его раздражали писатели, творящие недоступное ему высокое искусство.
Поэт не вынес травли. Интерес к нему органов госбезопасности не утих. Теперь он приобрел меркантильный характер.
В ночь с тридцатого на тридцать первое мая шестидесятого года Борис Пастернак скончался. Возник вопрос о его наследстве. Сам поэт под давлением властей не смог получить ни копейки из гонораров, выплаченных ему за рубежом.
После его смерти родные оказались в бедственном положении и рассчитывали на эти гонорары, а государство само не прочь было прибрать его денежки.
Двадцать второго сентября шестьдесят первого года Шелепин сообщил в ЦК:
«По имеющимся в Комитете госбезопасности неофициальным данным, в банках ФРГ сосредоточено около 8 миллионов марок, в банках Англии — 100 тысяч фунтов стерлингов, в банках ряда скандинавских стран — 108 тысяч шведских крон…
Комитет госбезопасности полагает целесообразным поручить Инюрколлегии принять меры по введению жены Пастернака Пастернак З.Н. в права наследования, что даст возможность получить указанную валюту в фонд Государственного банка СССР».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.