Глава 6. Тупик
Глава 6. Тупик
Истощение наступательных сил всех воюющих армий зимой 1914 года, сперва на западе и чуть позже на востоке, привело к тому, что весной 1915 года в Европе установились новые границы. Они не имели ничего общего с прежними, кое-как охраняемыми, проницаемыми границами довоенных лет, которые можно было пересечь без предъявления паспорта на редких таможенных постах и без всяких формальностей в других местах. Новая граница напоминала "limes" римских легионов, земляной вал, отделяющий обширную военную империю от всего остального мира. Действительно, ничего подобного этому Европа не видела со времен Римской империи — ни при Шарлемане, ни при Людовике XIV, ни при Наполеоне — вплоть до начала "холодной войны" тридцать лет спустя.
Тем не менее в отличие от "limes" и "железного занавеса" новая граница не означала ни социального, ни идеологического барьера. Это было не более чем укрепление, созданное равно с целью как оборонительной, так и наступательной, разделяющее противоборствующие стороны. Такие укрепления выкапывались и прежде — в Вирджинии и Мэриленде во время Гражданской войны в США, Веллингтоном в Полуостровной войне в Португалии, а также в Чатальдже под Стамбулом во время Балканских войн и русскими царями в Диком поле (так называемая "Черта") в XVII–XVIII столетиях. Но ничто не могло сравниться по протяженности, глубине и сложности с новой европейской границей 1915 года. От Мемеля на Балтике до Черновца в Карпатах и от Ньивпорта в Бельгии до швейцарской границы в районе Фрайбурга линия земляных укреплений протянулась почти на две тысячи километров. Колючая проволока, изобретение американских скотоводов семидесятых годов XIX века, начала появляться весной, натянутая между противоположными окопами. Кроме того, были построены подземные убежища (блиндажи), а также вспомогательные и резервные линии в тылу. При всем при том новая граница, по сути, представляла собой канаву, достаточно глубокую, чтобы укрывать человека, и достаточно узкую, чтобы быть трудноуязвимой целью для навесного огня при артобстреле. Она была снабжена выступами, предназначенными рассеивать взрывную волну, улавливать осколки или шрапнель и чтобы встречать нападающих винтовочным огнем с более близкой дистанции. В сырой или каменистой почве окопы делались неглубокими, с высокой земляной насыпью на внешней стороне, и обычно выкладывались мешками с песком. Чем суше и податливее была земля, тем в меньшей степени она требовала поддерживающей "облицовки" — деревянной крепи или плетня вдоль внутренних стен рва, — но и тем более глубоких блиндажей, которые начинали строить, подкапывая ближайшую к неприятелю стенку рва таким образом, чтобы защитить вход от попадания снарядов. Вскоре они превращались в глубокие убежища, в которые приходилось спускаться по лестницам. Глубина галерей, выкопанных немцами в меловых породах Артуа и Соммы, иногда достигала десяти метров и более. Это должно было сделать их надежной защитой при самых яростных артобстрелах.
При этом все еще не существовало никакой стандартной системы траншей. Их вид менялся в зависимости от местности и от фронта. Схема разрабатывалась в зависимости от особенностей местности, плотности войск — высокой на западе и низкой на востоке, — тактической доктрины и направления продвижения войск, оставлявших за собой линию обороны. На широких участках Восточного фронта весной 1915 года нейтральная полоса, пространство, разделяющее передовые противоборствующих сторон, могло составлять три-четыре тысячи метров. Между Горлице и Тарнувом, южнее Кракова, в месте, где был осуществлен знаменитый австро-немецкий прорыв, окопы "представляли собой не намного больше, чем узкие, плохо связанные друг с другом канавы с одним или двумя рядами колючей проволоки, натянутой перед ними, и связь с тылом часто проходила по открытому грунту… Также не предусматривалось практически никаких резервных позиций". Напротив, на западе нейтральная полоса обычно была двести — триста метров шириной, зачастую и того меньше, а местами ее ширина составляла всего двадцать пять метров. Активные боевые действия превратили траншеи в настоящую "международную" границу из колючей проволоки, которую обе стороны постоянно приводили в порядок. Колючая проволока получила широкое распространение с весны 1915 года, хотя проволочные заграждения, натянутые на деревянные стойки, а позже на винтовые колья (их не надо было вбивать, а потому они устанавливались бесшумно), пока еще применялись ограниченно. Плотные полосы заграждений в пятьдесят метров глубиной были разработаны уже в последующие годы. Англичане ввели практику выкапывать в тылу фронта "вспомогательную линию", отделенную от первой линии двумя сотнями метров. К ней обычно добавлялась поверхностная "резервная" линия, расположенная еще на четыреста метров дальше. Соединяя эти линии и связывая их также поперечинами, получали "ходы сообщения", которые позволяли доставлять подкрепление и партии рациона из тыла под прикрытием. Схематически эти укрепления оказывались весьма похожими на любое оборонительное сооружение восемнадцатого столетия: "параллели", связанные крытыми траншеями. Однако всякая схематическая стройность быстро исчезала, когда окопы оставлялись из-за затопления или переходили к врагу в ходе боя. Новые траншеи всегда выкапывались так, чтобы "улучшить" линию передовой или возместить потери в ее протяженности, возникшие в ходе отступления. При этом старые вспомогательные траншеи и ходы сообщения становились новой линией фронта. После успешного наступления войска оставляли за собой целую систему окопов, возможно, только затем, чтобы, имея возможность использовать их тем или иным способом, получить локальное преимущество. Западный фронт, как видно по первым аэрофотосъемкам, быстро превратился в лабиринт сдвоенных ходов и тупиков, в которых порой умудрялись заблудиться солдаты, а иногда и целые соединения. В результате возникла необходимость в проводниках, которые знали топографию этого лабиринта и сопровождали батальоны, сменявшие Друг друга на фронтовой вахте. Также появились вывески, указывающие на более прочные участки окопов и руины жилых построек. В Ипрском выступе зимой 1914–1915 года еще оставались следы построек, которым "Томми" (британские солдаты) дали такие названия, как "Коттедж Трамвайный вагон", "Ферма Баттерси", "Отдых нищего", "Яблочная вилла", "Подвалы Белой Лошади", "Канзасский крест", "Кукольный дом".
Британцы, прибывшие к Ипру в октябре 1914 года чтобы блокировать разрыв в линии Западного фронта, зарывались в землю где только можно и настолько, насколько можно. Один человек мог вынуть кубический фут земли за три минуты, то есть обеспечить себя укрытием за полчаса; потом такие одиночные укрытия соединялись в единый ров, и получался окоп. Однако чаще первым убежищем становился уже существующий ров или дренажная канава. После углубления или после дождя эти готовые убежища заполнялись водой и могли снова стать пригодными для обитания только ценой огромного труда или же вообще становились негодны. С такой ситуацией столкнулся 2-й королевский Уэльсский стрелковый батальон к югу от Ипра в октябре 1914 года. "Дороги и большинство полей ограничены по краям глубокими канавами… почва большей частью глинистая или песчаная… ротные командиры отправляют своих людей копать траншеи позади группы прикрытия, [удерживающей фронт против немцев]… [роты] С и D копают отделениями уставные окопы с перемычками. [Рота] А копает взводами… Рота В копает вспомогательный окоп… и оставила один взвод на позиции. Другие три взвода отправились в сухую канаву за Подвальной фермой, укрепленную ивовыми прутьями… и улучшили ее лопатами". В декабре в соседнем секторе они захватили подобный участок. "В течение двадцати четырех часов было только одно — дождь, дождь, дождь. Началось зимнее половодье, канава превратилась в русло потока, который устремился в реку; это была одна из основных дренажных канав в этой низинной местности. Парапеты падали справа и слева, в канаве-окопе возникло быстрое течение, и ее пришлось оставить". С помощью королевских инженерных войск и с использованием леса с местной лесопилки, траншея в конечном счете была укреплена, а ее стенки подняты над уровнем воды. "Доски приходится втыкать в движущуюся массу грязи… людям, работающим, стоя обеими ногами… в воде, на расстоянии крика от неприятеля… Итогом двух недель тяжелого труда стала сухая траншея с полом выше уровня, на который вода обычно поднималась во время наводнения… В 1917 году она все еще оставалась самой сухой во всем секторе".
Долговечность этой траншеи была необычна. Если бы Даже Западный фронт был неподвижен, только некоторые окопы смогли бы оставаться в своем исходном состоянии с 1914 по 1917 год. Описанный ниже случай со стрелками, имевший место в январе 1915 года на позициях около реки Лис, южнее Ипра, объясняет, почему:
"Лис все еще поднимался, так что было решено прекратить копать траншеи и начать строить бруствер. Сегодня [25 января] работы начались… В тех местах, где вода стояла у самой поверхности, было зачастую трудно найти почву, достаточно твердую, чтобы заполнить мешки для песка, так что в течение следующих недель батальон трудился, строя брустверы из жидкой грязи. Деревянные каркасы для парапета инженеры сделали разборными. Эти секции, большие плетни из хвороста, листы рифленого железа и бесчисленные мешки с песком, переносились каждую ночь… Слева от передовых позиций батальона обнаружилась выемка, через которую значительную часть траншей можно было бы осушить, сделав пригодными для размещения людей… Пока сооружались бруствер и траншея, рота, устраивавшая в секторе проволочные заграждения, соперничала с ней в упорстве… ряды колючей проволоки, через несколько метров закрепленные на кольях, тянулись по всей линии фронта. В течение тех недель, пока полоса окопов не была завершена, эти участки оставались разъединенными. Чтобы удержать позиции роты, приходилось удваивать численность или постоянно менять дислокацию, бросая вызов немецким снайперам, которые были основной причиной потерь в течение первых месяцев года".
Понемногу батальоны, подобно 2-му батальону королевских Уэльсских стрелков, превращали британский сектор фронта в удобную для обороны и в меру пригодную для жилья линию. В то же время немцы стремились отступить от Марны на территорию, которая позволяла бы им избегать сырости, а низинные, хорошо просматриваемые участки оставлять неприятелю. В результате их положение оказалось более выгодным. Это была продуманная стратегия использования полевых укреплений, как отмечалось командирами преследовавших их французских частей, которые одна за другой были остановлены, едва достигнув Марны. 13 сентября Франше д’Эспре в своем вечернем сообщении Жоффру в GQG[13] сигнализировал, что Пятая армия столкнулась с прежде не встречавшимся явлением — организованной системой окопов, расширяющейся за городом Реймсом в обе стороны. Наступающие части не могли ни обойти эту преграду, ни преодолеть ее. В течение нескольких последующих дней все остальные армейские командиры передали аналогичные сведения. 15 сентября Фош сообщил из расположения Девятой армии, что он остановлен линией укреплений, протянувшейся на восток от флангов Пятой армии. 16 сентября Саррай из Третьей армии сигнализировал, что ведет непрерывный бой с неприятелем, который "окружил Верден сетью окопов", и пехота не может взять их приступом. В тот же день Кастельно, в свою очередь, обнаружил, что Шестая армия, находившаяся под его командованием, наткнулась на непрерывную линию окопов, которую войска не могли обойти. 17 сентября Дюбай, командующий Первой армией, сообщил, что его передовые позиции пересекает сплошная линия окопов, на строительство которых немцы бросили местное население. Следовательно, на территории от Реймса до швейцарской границы немцы уже достигли успеха в выполнении приказа Мольтке от 10 сентября — "окопать и держать" позиции, занятые после отступления от Марны, в то время как от Эны на север к Ла-Маншу линия окопов строилась частями, путем серии коротких фланговых перемещений, которые проваливались одно за другим. Последний из этих этапов "Бега к морю" и закончился эпизодами углубления и расчистки канав, откачки воды и тяжелых плотницких работ, как это описывают офицеры 2-го батальона королевских Уэльсских стрелков. Все это делалось под огнем неприятеля, окопавшегося выше в сухой земле на горных кряжах, возвышавшихся над Ипром и его окрестностями на востоке.
Британцы, недавно получившие полезный урок в Южной Африке, где буры на реках Моддер и Тугела показали им ценность усложнения системы окопов, компенсировали недостатки своих просматриваемых позиций во Фландрии, обеспечивая надежность защиты как против внезапного нападения пехоты, так и от артиллерийского обстрела. Немцы, которые в последний раз занимались строительством земляных укреплений в 1871 году, вокруг Парижа, и теперь пополняли свои сведения о принципах окопной войны косвенным образом, на примере русско-японской войны, имели иную доктрину. В двух инструкциях, выпущенных 7 и 25 января 1915 года, Фалькенгайн распорядился, чтобы западные армии укрепили передовые линии настолько, чтобы можно было гарантировать что они смогут удержать позиции даже при небольшой численности войск при длительных атаках превосходящих сил противника. Настойчивость требований Фалькенгайна на этот счет была вызвана необходимостью изыскивать силы для переброски подкреплений из Франции и Бельгии на восток, где сражения в Мазурии и на Висле, вкупе с необходимостью поддержать австрийцев в Галиции, создавали все возрастающую утечку его ресурсов. Он уже послал туда тринадцать дивизий. Еще семь, не считая образованных на месте, были отправлены туда прежде, чем кризис на востоке завершился. Более того, туда были брошены его лучшие силы, включая 3-ю гвардейскую дивизию, и еще шесть дивизий мирного времени и четыре резервных дивизии первой линии, включая 1-ю резервную гвардейскую дивизию. Это составляло более одной десятой его действующей западной армии и треть формирований прусской армии мирного времени, рассчитывавшей в основном на их наступательные качества.
Армия на востоке разрослась до ужасающих размеров. Хотя оставшиеся на западе армии все еще включали в себя отборные части, однако начиная с этого времени число непрусских формирований в их составе — баварцев, саксонцев и гессенцев, более слабых войск запаса и дивизий, состоящих из необученных призывников, стало несоразмерным. Неудивительно, что в подобных обстоятельствах оборонительная доктрина Фалькенгайна, получившая силу приказа, казалась драконовскими мерами. Линия передовой представляла собой основную линию обороны и сооружалась с большим запасом прочности. Ее было необходимо удерживать во что бы то ни стало и немедленно отбить контратакой, если позиция была потеряна. Вторую линию надо было сооружать только в качестве меры предосторожности. Некоторые немецкие генералы, в том числе принц Руппрехт, командующий Шестой армией, которая противостояла англичанам во Фландрии, вообще возражал против окопов на второй линии, полагая, что войска передового рубежа не так твердо сдерживают противника, если знают о том, что им есть куда отступать. Только после того как 6 мая 1915 года вышел приказ OHL, всему немецкому фронту было предписано в обязательном порядке укреплять окопы второй линии, проходящей в двух-трех тысячах метров позади первой. К этому времени, однако, основная линия обороны превратилась во внушительное укрепление. В меловых породах Артуа и Соммы, на высотах Эны и Меза, немецкая пехота выкапывала глубокие убежища, способные защитить от снарядов. Позади окопов, стенки которых были усилены деревом и железом, торчали бетонированные пулеметные точки. Парапеты сооружались толстыми и высокими, внутренняя поверхность траншей была покрыта деревянным настилом. С военной точки зрения, передовые позиции немцев укреплялись от недели к неделе. Как жилье, они даже стали комфортабельными. В более глубоких блиндажах появилось электрическое освещение, а также постоянные спальные места, настилы на полу, обшитые стены и даже ковры и картины. Во все стороны из подземных командных постов тянулись телефонные линии к батареям артиллерийской поддержки. Немцы обосновывались здесь надолго.
Французы не могли позволить себе таких удобств. Оккупация Франции — департаментов Нор, Па-де-Кале, Сомма, Уаэа, Эна, Марна, Арденны, Мез, Мер-и-Мозель и Вогезы, частично или полностью оказавшихся в руках неприятеля к октябрю 1914 года, — была вторжением врага, которого было необходимо заставить повернуть назад как можно раньше. Оккупация была не просто нарушением целостности национальной территории. Это было серьезное нарушение всей экономической жизни Франции. Восемьдесят департаментов, непосредственно не охваченных войной, были в основном сельскохозяйственными. На территории десяти занятых немцами департаментов располагалась значительная часть французского промышленного производства и большинство каменноугольных и железорудных месторождений страны. Даже для того чтобы вести войну, их было необходимо безотлагательно возвратить Вследствие этого Жоффр осудил идею сооружения непроницаемой передней линии обороны по немецкой модели, поскольку хотел использовать позиции, занятые его солдатами, в качестве базы для наступления через нейтральную территорию. Тем не менее он перенял у Фалькенгайна некоторые моменты, в силу необходимости сэкономить силы. В то время как его немецкий оппонент собирался превратить весь Западный фронт в пассивный сектор, с тем чтобы высвободить силы для переброски на восток, Жоффр решил разделить его на пассивные и активные секторы, причем первые обеспечивали вторым войска для атак. Линии разбивки были продиктованы особенностями географии. Сырые и холмистые сектора — Фландрия на севере, высоты Меза и Вогезов на юге — было решено сделать пассивными. Активные сектора должны располагаться в наиболее напряженных точках. Особенно большая нагрузка ложилась на большой немецкий выступ в меловых горах Соммы в Аррасе и в Шампани вблизи Реймса.
Обе попытки наступления в этих секторах в декабре оказались преждевременными. Первая битва в Артуа 14–24 декабря, закончилась безрезультатно. Зимняя битва в Шампани, начавшись 20 декабря, продлилась, с несколькими долгими перерывами, до 17 марта и стоила французам потерь в 90 тысяч человек, не принеся никакого выигрыша в территории. Подобные же сражения местного масштаба, и столь же безрезультатные, произошли южнее, в Аргони, близ Вердена, на Сен-Мийельском выступе и вокруг Хартман-Вайлеркопф в Вогезах — основного пункта, куда обе стороны посылали свои специализированные горные войска — егерей и альпийских стрелков, и те тратили время и силы на бесплодные стычки друг с другом. "Старине Арману", как французы называют это место, было суждено стать могилой для многих их лучших бойцов. Жоффр пришел к выводу, что французская армия пока слишком плохо оснащена, а немецкие окопы слишком надежно укреплены, чтобы был достигнут сколь-нибудь значимый результат, которого требовало осуществление его планов. В течение января он выпустил две инструкции о том, как должен быть организован фронт.
Первая гласила, что активные сектора должны состоять из опорных пунктов, расположенных так, чтобы зона огня покрывала территорию и спереди, и на флангах. Пассивные зоны, расположенные между ними, должны были быть укомплектованы только наблюдателями и хорошо защищены проволочными заграждениями, но при этом поддерживаться огнем из активных зон. Вдоль всего фронта в активных и пассивных секторах должны быть сооружены два пояса колючей проволоки, около двадцати метров друг от друга и глубиной около десяти метров, с промежутками для прохода патрулей. За линией опорных пунктов должна была располагаться вторая линия обороны с укрытиями от снарядов, предназначенными для контратакующих рот. Проверка передовых позиций восьми французских армий показала, что большинство работ, требуемых Жоффром, уже выполнены. Поэтому в своем втором январском письме он оговорил, в качестве особого условия, что передовую необходимо усилить посредством выкапывания второй линии обороны примерно в двух милях позади нее, устроенной по образцу первой. Это делалось в качестве меры предосторожности на случай местного прорыва противника. Эти работы уже были завершены в верденском и реймсском секторах. Жоффр добавил общую инструкцию, согласно которой передовые позиции должны удерживаться с минимально возможными усилиями, с целью сохранения человеческих резервов и во избежание потерь. Командирам было приказано избегать продвижения аванпостов на расстояние, слишком близкое к вражеским позициям, — практики, которую он полагал ненужной растратой человеческих жизней.
Эта концепция была прямо противоположна той, что разрабатывало британское командование. Основным положением последней было "овладение нейтральной полосой". Линия окопов строилась как можно ближе к вражеским, и с нее совершались постоянные налеты на противника. Первый такой рейд был организован ночью с 9 на 10 Ноября 1914 года около Ипра Гарвальскими стрелками 39-го индийского корпуса. Свирепые нападения на вражеские позиции под покровом темноты были излюбленной тактикой, применяемой в сражениях на индийской границе. Этот первый маленький смертоносный удар наглядно продемонстрировал пользу, которую принесло бы введение военной практики диких племен в "цивилизованное" военное искусство западных армий. "Случай устанавливает прецедент", и поэтому англичане сделали такие операции своим излюбленным тактическим приемом, а немцы — его скопировали. Французы, несмотря на их длительный опыт войны с местными племенами в Северной Африке, никогда не проявляли подобного энтузиазма по поводу этих варварских налетов и резни. Размещая куда большее количество полевых орудий в резервах своих корпусов, чем это делали британцы или немцы, они предпочитали удерживать позиции на расстоянии с помощью огня артиллерии, которую, после решения проблемы нехватки снарядов зимой 1914–1915 года, обеспечивали боеприпасами в достаточном количестве.
Различия этих трех методов, которыми Западный фронт удерживался вдоль той линии, по которой он установился в ноябре, не были бы столь очевидны для наблюдателя, который осматривал фронт с воздуха весной следующего года. Его взгляду предстал бы однообразный вид сплошной полосы бурой изрытой земли, на которой уничтожена растительность и разорены строения, примерно в шесть километров шириной. Позже, по мере того как мощность артиллерии росла, а локальные стычки пехоты создавали преимущество то одной, то другой стороне, зона разрушений неизбежно расширялась. Что должно было мало измениться в течение последующих двадцати семи месяцев, так это длина самого фронта, вернее той линии на географической карте, которая его изображает. Благодаря усилиям обеих сторон никаких заметных изменений не происходило, пока в марте 1917 года немцы не сдали центральный сектор Соммы и не отступили на менее протяженные и более прочные, заранее подготовленные позиции в тридцати километрах позади. До тех пор Западный фронт месяц за месяцем сохранял почти каждый метр своей длины, образуя нечто вроде перевернутой S протяженностью 750 километров от Северного моря до швейцарской границы. Он начинался в Ньивпорте в Бельгии, где ленивый Изер изливается в море между высокими бетонными дамбами, разделенными расстоянием в тридцать метров. Восточный берег удерживали немцы, западный — французы: Жоффр не мог заставить себя вверить этот ключевой пункт бельгийцам, даже несмотря на то, что они защищали бы свою собственную территорию. Ниже комплекса ньивпортских шлюзов линия фронта проходила на юг вдоль берега Изера по совершенно плоской местности, где чередуются свекольные поля и оросительные каналы, над которыми по дамбам проходят дороги, до Диксмюде, где отроги Фламандских хребтов образуют небольшие возвышенности, спускающиеся к морю. После наводнения в ноябре 1914 года значительная часть этой территории оказалась под водой, в результате чего образовался непроходимый барьер на пути германских войск, занимавших обвалованные окопы на восточной стороне.
Ниже Диксмюде линия фронта снова проходила почти на уровне моря до Ипра, который она огибала, образуя неглубокую петлю — "Выступ", обозреваемый с ноября 1914 года и до октября 1918 года из немецких окопов на высотах Пашендаля и Гелювельта. Средневековая торговля шерстью принесла Ипру изобилие, отразившееся в прекрасном соборе и великолепном Зале ткани. Оба были разрушены весной 1915 года, как и крепостные валы семнадцатого века и казармы девятнадцатого века в Северной части города, мимо которых прошагало столько тысяч британских солдат, двигавшихся на юг тем путем, на котором, как считалось, они наилучшим образом защищены от обстрела вражеской артиллерии по дороге в окопы и обратно. За Ипром местность повышается по направлению к "Фламандской Швейцарии" — Кеммелю, Касселю и Moн-де-Кату, где разместились штабы британских генералов. Войска, отпущенные с передовой, находили отдых в небольших городках Попринж — "Поп" — и Байель. "Поп" стал местом смешения притягательных увеселений для BEF[14]: знаменитый "Тальбо-Хауз", управляемый преподобным Табби Клейтоном — для идейных и верующих, кто был готов, как он настаивал, забыть за этими дверями о должностных различиях; и известные дурной репутацией "Скиндлз" — для офицеров, которые искали хорошей еды и компании женщин легкого поведения. Сегодня "Скиндлз" мало кому известен, но "Тальбо" сохранился. Его часовня, "Верхняя комната", дышит англиканской религиозностью провинциальных солдат-добровольцев, бросившихся с головой в ад первой войны двадцатого столетия.
Географические преимущества юга Ипра, так приглянувшиеся немцам, становятся более очевидны на хребтах Обер и Мессины, частой цели британских атак, и в каменноугольном бассейне вокруг Ланса, где отвалы и выработки обеспечивали выгодную наблюдательную позицию — конечно, до тех пор, пока они не были уничтожены артиллерийскими обстрелами, Рядом, в Ля-Бассе, линия фронта входила на территорию Франции и начинала подниматься на меловые гребни Артуа, Здесь в древности в поисках водоносных пластов, которые лежат глубоко под поверхностью земли, инженеры-гидравлики изобрели артезианский колодец — колодец Артуа, — и здесь природа создала наилучшие условия для размещения немецких оборонительных позиций из всех, какие им только удавалось найти на всей протяженности Западного фронта. Полоса меловых пород расширяется к югу, пересекая Сомму, и входит в Шампань, но нигде немцам не удавалось получить большего преимущества перед неприятелем, чем в Вими. Здесь к востоку склоны гребней вдруг неожиданно и резко обрываются к равнине Дуэ, Отсюда линия фронта устремлялась к крупной стратегической железной дороге, "длинной рокаде", протянувшейся с северо-запада на юго-восток и связывавшей Лилль и Мец. Граница между нагорьем и равниной в Вими выражена очень явно. Именно это необычное место немцы должны были удержать любой ценой, и это им удавалось, невзирая на регулярные атаки войск союзников, — пока оно не было отбито во время легендарной высадки канадского десанта в 1917 году.
Ниже Вими линия фронта проходила немного восточнее Арраса, еще одной сокровищницы средневековой архитектуры, построенной благодаря шерсти и разрушенной в годы войны, а теперь восстановленной, начиная с подвалов — тех самых подвалов, где укрывались десятки тысяч солдат союзников, — и продолжалась по низинам Соммы. Сомма — непривлекательная река, болотистая и извилистая, но сельская местность, которая ее окружает, радует глаз видами, похожими на Англию. Река протекает среди многочисленных зеленых холмов и лощин — пейзаж, напоминающий равнины Солсбери или Нижний Сассекс. Подобные места должны были быть хорошо знакомы британцам. С 1916 года, по мере того как численность британских войск росла, длина их части линии фронта неуклонно увеличивалась в южном направлении и почти достигала долины Соммы в Перонне, которая должна была образовать новую границу с французской частью линии фронта на весь оставшийся период войны. Последняя, даже после того как часть ее севернее Соммы перешла к англичанам, по-прежнему оставалась длиннее английской. Сразу к югу от Соммы она проходила через сельскую местность, не столь открытую и более лесистую, чем на севере, пока не достигала Нуайона на Уазе. Это была ближайшая к Парижу точка линии фронта, менее 90 км от столицы. Большую часть войны шапка газеты, издаваемой крупным политиком-радикалом Жоржем Клемансо, должна была включать фразу "Нуайон у немцев". Здесь линия фронта резко поворачивала на восток, следуя по склону хребта между реками Эна и Элет — это был первый сектор, где немцы закрепились после Марнской битвы, и, таким образом, ставший исходной частью Западного фронта. Этот хребет известен как "Дамская дорога", с тех пор как на его вершинах был устроен увеселительным парк для прогулок дочерей Людовика XV.
На восток от этого хребта, неудачное нападение на который в 1917 году спровоцировало "мятежи" во французской армии, линия проходила по холмам выше Реймса, Которые большую часть войны находились в пределах зоны огня немецкой артиллерии. Далее, все еще уклоняясь к востоку, линия окопов пересекает каменистое плато Сухой Шампани, по иронии судьбы — один из самых больших учебных полигонов французской армии мирного времени. Отсутствие там зарослей и деревьев делали его подходящим для маневров крупных групп войск и тренировок артиллерии — всех этих довоенных репетиций маневренной войны, которые в реальной обстановке Западного фронта оказались полностью бесполезными.
На востоке Шампани, близ Сен-Мену, линия фронта входила в лес Аргони, скопление деревьев, ручьев и небольших холмов. В этой местности ни одна из сторон не могла проводить крупные операции, но тем не менее она постоянно оставалась спорной. Над Аргонью вздымались высоты Меза, увенчанные укреплениями Вердена и окруженные на востоке немецкими окопами, которые затем спускались на равнину Вевр, Она имела решающую значимость для немцев, поскольку открывала легкие подступы к их крупной крепости Мец, и они упорно сражались в первых битвах 1914 года, чтобы се удержать. В конце сентября им наконец удалось достичь реального преимущества, позволившего им укрепиться на той стороне Меза, на Сен-Мийельском выступе, который обеспечивал плацдарм за наиболее важным водным препятствием на всем Западном фронте и был постоянной проблемой для французов. Этому месту было суждено оставаться в руках немцев до сентября 1918 года, когда оно было отбито американцами. Ниже Сен-Мийеля преимущество было на стороне французов. В течение Приграничного сражения им удалось удержать город Нанси и такие высоты по соседству с ним, как Баллон-д’Альзас, откуда открывался обзор во всех направлениях. Обладание гребнями Вогезов и руслом реки Мер, путь которой пролегает через эти горы, обеспечивало французам безопасность восточной оконечности Западного фронта. Свои последние 80 километров фронт проходил в основном в пределах немецкой территории — правда, до 1871 года принадлежавшей Франции, — через Вогезы, через ущелье Бельфор, вплоть до швейцарской границы у деревни Бонфоль. Здесь швейцарская армия, полностью мобилизованная для военных действий, контролировала конечные пункты оборонительных линий с нейтральной территории.
Стратегия Западного фронта
Сейчас стратегическая география Западного фронта легко читается. Она легко читалась и прежде, поскольку в значительной мере определяла планы, которые каждая из противоборствующих сторон строила в начале окопной войны и в последующие годы. На значительной части фронта стиль крупных операций, привычный для обеих сторон, был неприменим. В соответствии с этим стилем, мощный артиллерийский обстрел должен был подготовить путь для крупномасштабных наступлений пехоты, за которой в открытую для вторжения страну следовала кавалерия. Таким участком фронта был район Вогезов. Как французы, так и немцы считали вполне возможным удерживать его силами второсортных дивизий, усиленных горной пехотой, которая время от времени использовалась в сражениях за высоты. Действительно, южнее Вердена с сентября 1914 по сентябрь 1918 года ни с одной из сторон не было предпринято каких бы то ни было активных действий, и этот участок протяженностью 260 километров стал считаться "неактивным". С другой стороны, например, Аргонь была признана непригодной для проведения наступательных действий; то же мнение, но по другим причинам сложилось и о фламандской береговой зоне. Первый участок был слишком пересеченным, изрезанным потоками и заросшим, последний — слишком пропитан водой, чтобы провести атаку. Чтобы исход операции был благоприятным, необходима твердая почва и свободный путь для наступления. В Аргони артиллерийские обстрелы превратили эту лесистую местность в настоящие джунгли, непроходимые завалы переломанной растительности; на болотах Фландрии, лежащих на уровне моря, они быстро превратили почву в трясину. В центре же — высоты Эны и Меза, которые должны были бы стать спорной территорией, за которую ведутся упорные бои, давали защитникам слишком большое преимущество перед атакующими, чтобы усилия последних увенчались должным успехом. Следовательно, только в сухих меловых горах Соммы и Шампани атаки обещали завершиться убедительной победой. Первый участок располагался ниже сырых фламандских земель, последний — выше гористой лесной зоны департамента Мер-и-Моэель. Они выделись на фоне остальных участков фронта, благодаря возвышенностям Эны и Меза, образуя два выступа линии фронта, напоминающие плечи. Исходя из военной логики, именно на эти плечи нападающая сторона должна направить максимальные усилия, а защитники наилучшим образом подготавливаются, чтобы противостоять нападению.
Кто были нападающие и кто защитники? В августе 1914 года атаковали немцы. На картах Шлиффена можно увидеть "линию 31-го дня", со сверхъестественной точностью совпадающую с ранним Западным фронтом. В сентябре французы контратаковали. Сражения во время "Бега к морю" проходят вдоль устойчивой линии в Артуа, Пикардии и Фландрии. Схема железнодорожной сети объясняет, как это получилось. В начале кампании 1914 года немцы захватили линию Мец — Лилль, идущую с севера на юг в пределах завоеванной ими территории. Французы, в свою очередь, удерживали контроль над линией Нанси — Париж — Аррас. Последняя была ближе к линии сражений, чем первая, и эта близость объясняет, почему французам было легче, чем их противникам, вовремя доставлять резервы туда, где они более всего требовались, что и позволяло им выигрывать одно сражение за другим.
"Бег к морю", таким образом, может быть лучше всего представлен как серия патовых ситуаций на последовательных ступенях лестницы, вертикали которой были образованы этими жизненно важными железными дорогами. Амьен, Аррас и Лилль, около которых проходила главные сражения "Бега к морю", расположены на пересекающих страну линиях, связывающих два больших пути с севера на юг. Поскольку физическая и экономическая география в ходе борьбы оставались неизменными, стратегическое преимущество оставалось за французами, хотя тактическое было за немцами, выбравшими лучшие участки земли для решающих столкновений.
Поскольку стратегическая география — крупный детерминант выбора военной стратегии, географическое преимущество, полученное французами, склоняло их к атаке. География, конечно, не была ни единственным аргументом для принятия такого решения, ни дополнительным для решения немцев ожидать атаки на Западном фронте. Реальные причины были совсем другими. Франция, как жертва германского нападения в августе 1914 года и как участник кампании, понесший в результате нее наиболее крупные территориальные потери, была вынуждена атаковать. Этого требовали и национальная гордость, и нужды национальной экономики. Германия, напротив, должна была занять оборонительную позицию, поскольку неудачи, преследовавшие ее на востоке в ходе войны на два фронта, требовали, чтобы войска были посланы из Франции в Польшу. На карту была поставлена безопасность империи, равно как и выживание Австрии, союзника Германии. Армия Габсбургов серьезно пострадала в ходе сражений в Галиции и Карпатах. Этнический баланс был нарушен, людские и материальные резервы почти исчерпаны. Если бы русские возобновили свои усилия, это могло бы не просто поставить ее на грань краха, но и вытолкнуть за эту грань. По сути дела, результатом событий 1914 года было не расстройство "Плана Шлиффена", но угроза краха позиции Центральных держав в Восточной Европе.
Определенные коррективы, призванные уменьшить этот риск, были сделаны еще в последнюю неделю августа, когда в результате Танненбергского кризиса 3-я гвардейская и 38-я дивизии были переведены из Намюра в Восточную Пруссию. За ними с сентября по декабрь последовали еще десять. Мольтке не хотел этого. Его преемник Фалькенгайн возмущался каждой такой переброске. Он верил, что войну можно выиграть только с использованием крупных сил на западе. Там французская армия восстанавливалась после потерь, которые понесла в ходе первых сражений кампании, — были сформированы 33 новые дивизии, — в то время как французская промышленность переходила в режим военного времени. Англичане создали целую новую армию из добровольцев, обучая свои формирования мирного времени — Территориальные силы для действительной военной службы. Вместе они должны были составить почти шестьдесят дивизий, не считая войск Канады и Австралии, которые спешили через Атлантический и Тихий океан на помощь родине. Фалькенгайн не знал этих цифр в точности, но его впечатление, что собрались огромные силы, было вполне верным. Эти меры должны были в краткий срок удвоить численность войск, противостоящих немцам на Западном фронте, тогда как сами они уже достигли пределов расширения, определяемых людскими ресурсами. Количество их пехотных дивизий могло повышаться за счет уменьшения численности каждой, при этом расчет делался на то, что имеющиеся артиллерия и пулеметы возместят уменьшение огневой мощи. Абсолютный предел, свыше которого армия не могла быть увеличена, был близок.
В этих обстоятельствах Фалькенгайн убедил себя, что 1915 год должен быть годом наступления на Западе и обороны на Востоке, чтобы на уровне большой политики заставить Россию заключить сепаратный мир. Однако ему недоставало для этого полномочий. Хотя кайзер, как Верховный главнокомандующий, утвердил его на посту начальника Генерального штаба в январе 1915 года, когда он оставил пост военного министра, Фалькенгайн отчетливо осознавал, что реальный престиж кабинета относится на счет Гинденбурга, героя Танненберга, и его командующего Восточным штабом Людендорфа. Он не мог настаивать на том, чего они не хотели, и наоборот, то, что они считали желательным, он должен был допустить в обязательном порядке. Мало того, Людендорф провел активную кампанию, чтобы подорвать первенствующее положение Фалькенгайна, которое немецкая система делала и без того несколько неопределенным. В то время как Жоффр осуществлял власть правительства в прифронтовой зоне, а Китченер, назначенный в переломный момент войны на должность государственного военного секретаря, также эффективно действовал в качестве главнокомандующего, Фалькенгайн не был ни верховным командиром, поскольку это звание принадлежало кайзеру, ни даже его непосредственным подчиненным, поскольку между ним и Вильгельмом II стоял Военный кабинет, орган без исполнительных полномочий, но с весьма широким кругом влияния. Именно через Военный кабинет Людендорф и начал свою интригу. Ему помогал канцлер Бетман-Гольвег, всеми силами распространявший среди немецкой общественности восхищение Гинденбургом. В январе 1915 года канцлер обратился в Военный кабинет с предложением заменить Фалькенгайна Гинденбургом, что позволило бы начать широкое наступление на востоке. Когда старшие должностные лица Военного кабинета заметили, что кайзер симпатизирует и доверяет Фалькенгайну, который был его другом молодости, и испытывает неприязнь к Людендорфу, которого полагает чересчур амбициозным, канцлер забрал прошение. Вскоре после этого, однако, он встретился с агентом Людендорфа в Штабе верховного командования, майором фон Хефтеном, который предложил ему обратиться непосредственно к кайзеру. Бетман-Гольтвег не только последовал его совету, но и постарался заручиться поддержкой императрицы и кронпринца, чтобы поддержать восточную стратегию Гинденбурга и Людендорфа. Фалькенгайн дал отпор. Сначала он напрямую поставил перед Гинденбургом вопрос о его отставке с занимаемого поста, хотя это был бы шаг, невозможный в глазах общественного мнения Германии, а затем — о переводе Людендорфа из Восточного штаба в штаб австро-немецкой армии в Галиции.
Когда Гинденбург обратился к кайзеру с просьбой о своем восстановлении, тот нашел, что он зашел слишком Далеко. Вильгельм II пришел к выводу, что герой дня начал оспаривать полномочия высшего командования. Тем не менее он не мог руководствоваться только собственными желаниями. Под давлением жены, сына, канцлера, даже смещенного фон Мольтке, кайзер цеплялся за Фалькенгайна, в то же время зная, что должен также поддержать и Гинденбурга и предоставить ему значительную часть того, чего тот хотел. В результате был достигнут компромисс. Фалькенгайн, хотя и чувствовал себя оскорбленным, решил не расстраивать стратегии прошением об отставке, пришел к личному соглашению с Гинденбургом и согласился на восстановление Людендорфа в Восточном штабе. Гинденбург, понимая, что Фалькенгайна сместить не удастся, удовлетворился уже полученным обещанием переброски войск с запада на восток и, таким образом, предоставленной ему свободой действия, чтобы попытаться использовать шанс одержать в дальнейшем победу над русскими. Он надеялся, что можно будет высвободить больше войск, если представится убедительный случай организовать наступление, которое выведет из строя русскую армию и стабилизирует до сих пор постоянно изменяющуюся обстановку на Восточном фронте. Из этих надежд рождался план возобновления сражений восточнее Кракова, которые в начале мая должны были завершиться глобальным прорывом в направлении Горлице — Тарнув. Тем временем дискуссия между немецкими "западниками" и "восточниками" продолжалась, производя много шума, но приходя к какому-либо разрешению.
В стане союзников таких разногласий пока не было. Несмотря на отсутствие какой-либо международной командной организации, подобной Объединенному комитету начальников штабов, который так успешно координировал англо-американскую стратегию в ходе Второй Мировой войны, неформальное взаимопонимание между британским и французским Генеральными штабами оказывалось весьма эффективным. Русский штаб также был представлен через своих офицеров взаимодействия как во французском, так и в британском штабе. Фельдмаршал Френч был, во всяком случае, одного мнения с генералом Жоффром. Жоффр имел лишь одно желание: изгнать захватчиков с национальной территории. Френч разделял это желание, хотя, в отличие от своего собрата по оружию, не столько по причине горячего патриотизма, сколько из соображений стратегического расчета. Как ни удивительно, он верил, подобно Гинденбургу, что исход войны решится на Восточном фронте. Тем не менее, "пока русским не [удается] завершить дело", он был уверен, что правильной политикой для Великобритании будет использовать для операций на Западном фронте все пригодные для этого войска. Их численность быстро увеличивалась. В начале 1915 года BEF было вполне достаточно, чтобы разделить их на две армии — Первую и Вторую. Территориальные силы были переброшены во Францию в полном составе, кроме того, начали появляться первые дивизии добровольцев Новой армии Китченера. Вскоре британцы смогли увеличить свою часть фронта, так что она должна была превысить по протяженности линию их союзника и найти достаточно сил, чтобы начать наступление по собственной инициативе.