Неформальные нормы Сталина: Политбюро как инструмент личной власти

Неформальные нормы Сталина: Политбюро как инструмент личной власти

Первое официальное заседание Политбюро после войны, на котором присутствовали восемнадцать человек, состоялось 29 декабря 1945 года[157]. На этом заседании по инициативе Сталина было решено «установить регулярные заседания Политбюро ЦК каждые две недели по вторникам в 8–9 часов вечера»[158]. Эта попытка Сталина реанимировать Политбюро как регулярно действующую формальную структуру заслуживает внимания. Нельзя исключить, что Сталин хотел продемонстрировать верность принципам ленинизма и «внутрипартийной демократии» в связи с переходом к мирной жизни. Однако, несомненно, существовали и другие, более прагматичные причины сталинской инициативы. Создание определенной институциональной ниши для Политбюро знаменовало важный шаг в преодолении той чрезвычайной системы управления военных лет, которая организационно обеспечивала укрепление элементов «коллективного руководства». Характерной чертой этой системы была структурная нерасчлененность высшей власти, когда Политбюро, по сути, слилось с другими инстанциями, такими как ГКО, СНК, Ставка Верховного главнокомандования. Во время войны, как свидетельствовали очевидцы событий, они не всегда могли определить, в работе какого органа принимали участие. В зависимости от характера вопроса решение оформлялось от имени ГКО, Политбюро или Совнаркома[159]. Еще одним отличительным качеством военной системы власти были максимально упрощенные неформальные процедуры согласования решений. «Часто крупные вопросы мы решали телефонным разговором или указанием на совещании или на приеме министров (наркомов. — Авт.). Очень редко прибегали к письменным документам», — свидетельствовал А. И. Микоян[160]. Микоян напрямую связывал существование таких процедур с изменением характера отношений в руководстве страны: с укреплением позиций членов Политбюро и ростом лояльности Сталина к соратникам. Твердое намерение Сталина «восстановить порядок», проявившееся в атаках против руководящей «пятерки», не могло не вызвать соответствующие структурно-процессуальные реорганизации. Решение о восстановлении регулярной работы Политбюро, принятое 29 декабря 1945 года, было таким образом органичным дополнением других инициатив Сталина, утвержденных в этот день: о реорганизации руководящей «пятерки» в «шестерку», об уходе Берии с поста наркома внутренних дел, о снятии подшефного Маленкову наркома авиационной промышленности[161]. Восстановление бюрократической рутины было важным условием как совершенствования регулярной управленческой системы, так и воссоздания иерархии диктатуры.

В последующие несколько месяцев, хотя и с огромным нарушением установленной периодичности, Политбюро действительно несколько раз собиралось в полном составе[162]. Однако затем оно перестало проводить официальные заседания вообще. После 4 мая 1946 года вплоть до конца 1952 года, когда на XIX съезде партии были образованы новые руководящие органы, в протоколах Политбюро зафиксированы всего четыре формальных заседания в полном составе и с определенной заранее повесткой дня — 2, 6 сентября 1946 года, 13 декабря 1947 года и 17 июня 1949 года[163]. Произошло это потому, что Сталин полностью вернулся к предвоенному алгоритму принятия решений, согласно которому делами Политбюро фактически занималась неформальная руководящая группа Политбюро: с конца 1945 года — «шестерка», а с октября 1946 года «семерка»[164]. Создание «семерки» означало, что от работы Политбюро фактически отсекалась половина (7 из 14) членов и кандидатов в члены Политбюро (А. А. Андреев, К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович, Н. С. Хрущев Н. А. Булганин, А. Н. Косыгин, Н. М. Шверник). Причинами такого отсечения могло быть плохое здоровье (как в случае с Андреевым), удаленность от Москвы (Каганович и Хрущев работали на Украине), недостаточно высокий статус (как у Булганина, Косыгина и Шверника) или опала (в случае с Ворошиловым).

О порядке работы руководящей группы нет возможности судить на основании документов. Протоколы ее заседаний не велись. Решения оформлялись от имени формальных структур — Политбюро или Совмина. Руководящая группа, «шестерка», созданная 29 декабря 1945 года, формально была конституирована как комиссия Политбюро по внешним делам[165]. Это отражало приоритетность международных вопросов в работе самого Сталина. Однако очевидно, что замена формального Политбюро руководящей группой означала существенное расширение круга ее компетенции. Формально это положение было зафиксировано в начале октября 1946 года при создании «семерки». Как уже говорилось, одним из аргументов, который выдвинул Сталин в пользу преобразования «шестерки» в «семерку» с включением в нее председателя Госплана СССР Н. А. Вознесенского была необходимость заниматься внутренними вопросами, а именно продовольственными проблемами в условиях нараставшего голода. В телеграмме с юга в Москву о создании «семерки» Сталин упомянул, что «шестерка», являясь формально комиссией по внешней политике, фактически уже «вынуждена в силу вещей заниматься также вопросами внутренней политики»[166]. Полномочия руководящей группы таким образом включали в себя все те вопросы, которые Сталин считал достойными его и ее внимания.

Замена Политбюро неформальной руководящей группой давала Сталину многочисленные преимущества. Он мог созывать группу не регулярно в соответствии с установленным регламентом, а когда и где хотел, без фиксированной повестки дня и заблаговременного распространения материалов по тому или иному вопросу. Такая гибкость была тем более на руку Сталину, что он перешел на ночной график работы и начал собирать соратников заполночь. Введение в руководящую группу полностью зависело от решения Сталина. Оно не требовало соблюдения даже тех минимальных формальностей (утверждения пленумом ЦК), которые были нужны в случае избрания в официальное Политбюро. Более того, членство в руководящей группе не обязательно предполагало наличие статуса полноправного члена Политбюро. Так, например, Маленков и Берия вошли в «пятерку» в годы войны, т. е. задолго до их перевода из кандидатов в члены Политбюро, которое состоялось 18 марта 1946 года. Точно так же было с Вознесенским. Сталин ввел его в руководящую «семерку» 3 октября 1946 года, примерно за пять месяцев до того, как Вознесенский был повышен в статусе с кандидата до полноправного члена Политбюро. В то же время некоторые члены Политбюро (Андреев, Ворошилов, Каганович, Хрущев) в руководящую группу не входили. Таким образом создание руководящей группы позволяло Сталину манипулировать соратниками, избегая огласки даже в сравнительно узком кругу номенклатурных работников, входивших в ЦК. При отсутствии каких-либо официальных решений, мы можем только на основании косвенных данных (записей в журналах посещения кабинета Сталина) предполагать, что Каганович был принят в руководящую группу примерно через год после Вознесенского, по возвращении в Москву с Украины в декабре 1947 года[167], в результате чего «семерка» стала «восьмеркой», а Булганин пополнил ее в феврале 1948 года[168], превратив группу в «девятку». В последовавшие за этим годы, особенно на волне «ленинградского» дела, отсутствие уставных правил формирования руководящей правящей группы позволяло Сталину с неприличной легкостью включать в нее одних и изгонять других соратников.

Правящая группа играла в жизни Сталина и определенную социальную роль. Весной 1944 года дочь Сталина Светлана вышла замуж. К выбору дочери Сталин относился неодобрительно. Светлана переехала из Кремля. Сталин все больше времени проводил на кунцевской даче, куда приглашал членов ближнего круга. В еще большей степени, чем в 1930-е годы, Сталин стал одиноким человеком, жаждавшим общения. Много времени вместе с соратниками он проводил в кинозале или в бесконечных застольях. Все более неформальные обстановка и стиль работы превратили руководящую группу, неофициальное правительство страны, в круг общения Сталина.

Хотя руководящая группа фактически подменяла Политбюро и принимала от его имени решения, определенные формальные признаки деятельности Политбюро как такового также сохранялись. Например, в ряде случаев решения руководящей группы не просто механически оформлялись как постановления Политбюро, но и визировались как членами руководящей группы, так и даже членами официального Политбюро, которые вообще не принимали участия в обсуждении. Голоса фактически не действующих членов Политбюро собирались «опросом». Эта практика вызывает естественный вопрос: зачем Сталину требовалось поддерживать формальные процедуры, если на самом деле процесс принятия решения вполне обходился без них?[169] Одной из возможных причин могло быть стремление Сталина связать коллег коллективной ответственностью. Нарочитая демонстрация «нормальности» деятельности Политбюро, кроме того, была средством поддержания видимости стабильности и порядка в коллективных структурах высшей власти, несмотря на фактическую нестабильность. Коллективный авторитет Политбюро Сталин мог использовать для давления на руководителей среднего уровня при принятии непопулярных решений. Так было, например, на заседании Высшего военного совета 1 июня 1946 года, когда разбиралось «дело Жукова». Члены Политбюро коллективно выступили против Жукова, как бы ломая слабое сопротивление маршалов, защищавших Жукова[170]. На коллективное мнение Политбюро Сталин ссылался, когда нужно было противостоять ведомственным интересам, особенно в периоды утверждения планов и распределения ресурсов. Примером может служить его выступление на заседании Совета министров 31 декабря 1946 года. «Руководящая верхушка — Политбюро, — сказал он министрам, — обсуждала проекты планов на 1947 год и считает, что планы, намеченные министерствами, неприемлемы. […] План должен быть большим. План должен быть организующим»[171].

Поддержание видимости нормальной работы Политбюро как коллективного органа власти было важно еще и потому, что другие высшие руководящие органы партии, предусмотренные уставом — ЦК и съезды работали с огромными перебоями, которые было невозможно скрыть. Маргинализация ЦК при Сталине была длительным процессом, первые признаки которого появились еще в 1920-е годы. Первые заседания пленума ЦК после войны состоялись И, 14 и 18 марта 1946 года. Главной целью пленума было осуществление кадровых перестановок в Политбюро, Оргбюро и Секретариате, а также утверждение нового состава правительства, которое предстояло формально сформировать на предстоящей сессии Верховного Совета СССР[172]. Основной целью второго пленума, проходившего 21,22,24 и 26 февраля 1947 года, являлось также одобрение кадровых перестановок и рассмотрение проблем в сельском хозяйстве[173]. После этого пленумы ЦК не собирались более 5 лет, до августа 1952 года, накануне XIX партсъезда. Тем временем функции ЦК свели к заочному голосованию в основном по процедурным вопросам, решение которых в любом случае было предопределено руководящей группой Политбюро или Сталиным. Такое голосование, проводившееся путем рассылки телеграмм и получения ответов от членов ЦК, рассеянных по всей стране, обычно продолжались два-три дня и не требовали обсуждений или участия, иного, нежели голос «за». Однако даже такие голосования стали редкостью: лишь по два состоялись в 1946 и 1947 годах и четыре в 1948 году, семь в году и одно в 1951 году[174].

В последний день пленума 1947 года Жданов объявил, что «в конце 1947 года или, во всяком случае, в 1948 году наверняка предстоит созыв очередного XIX съезда нашей партии». В связи с тем что «сроки созыва XIX съезда приближаются», Жданов предложил обновить и начать работу созданной еще в 1939 году комиссии по подготовке новой программы ВКП(б)[175]. В соответствии с партийным уставом съезды должны были собираться «не реже одного раза в три года». Однако последний на тот момент XVIII съезд созывался в 1939 году. Несмотря на заявленное в 1947 году намерение созвать очередной съезд не позже 1948 года, на самом деле он состоялся только в октябре 1952 года. Это был вызывающий факт, объяснение которому было трудно найти и который поэтому никогда официально не объяснялся. По каким-то причинам наилучшим для Сталина положением вещей было превращение Политбюро в неформальную руководящую группу, низведение роли ЦК до уровня редких голосований опросом и длительное отсутствие даже такого формального института как съезд. Конечно, такое отношение к уставным органам партии отражало реальное их значение. Однако оно, несомненно, нарушало те принципы внешней демонстрации «законности и порядка», которым во многих других случаях Сталин следовал вполне твердо.

В целом, в качестве дополнения практики личного контроля над соратниками Сталин реорганизовал ключевые партийные органы, прежде всего Политбюро таким образом, чтобы институциональные ограничения связывали его в минимальной степени. Однако насаждая институциональную упрощенность на самом высоком уровне, Сталин не мог игнорировать необходимость эффективного и гибкого оперативного управления, прежде всего в сфере экономики. Наиболее очевидным проявлением этой противоречивой институциональной инженерии Сталина была та граница, которую он провел между нестабильным в процедурном отношении Политбюро и аппаратом Совета министров, действовавшим на основе регулярных процедур и правил.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.