Глава восьмая. Анна Васильчикова

Глава восьмая. Анна Васильчикова

Иван Грозный продолжал вести разгульную жизнь. При этом он совсем возненавидел Москву и почти все время проводил в Александровской слободе. Но и там у него все чаще стали случаться приступы, во время которых он превращался в человека, совершенно невменяемого. В эти минуты от него бежали все, ожидая, что вслед за очередным припадком наступит полный упадок сил, а значит, и относительный покой. А еще у царя начались галлюцинации. В частности, однажды ему вдруг показалось, что на позолоченном куполе церкви Александровской слободы сидит утопленная Мария Долгорукая. Иван Грозный перепугался и повелел немедленно провести по куполу черные полосы. Естественно, возражать никто не стал, и приказание было исполнено. В другой раз ему показалось, что на паперти храма стоит убитый по его приказу князь Афанасий Иванович Вяземский, и полубезумный царь велел поставить вокруг паперти железную ограду, «чтобы не повадно было ходить туда кому не след».

У биографа Ивана Грозного Казимира Валишевского читаем: «Грозный был дегенератом или одним из тех параноиков, психологию которых изучал Ломброзо.

Самое слабое место этого заключения состоит в том, что оно ничего не объясняет. Еще задолго до итальянского психиатра Ревелье Париз (1834) и Шиллинг (1863) пытались доказать, что гениальный человек всегда является невропатом, а часто и совсем душевно больным субъектом. Эту теорию, впрочем, можно найти еще у более старинных авторитетов — от Паскаля до Аристотеля. Сравнительно недавно один аргентинский ученый поведал нам, что все великие люди его родины были алкоголиками, нервнобольными или помешанными… Для Ломброзо и его последователей совершенно ясно, что гений Наполеона является ничем иным, как формой эпилептического невроза. Но этот вывод нам ничего не дает. Эпилептический невроз — это просто этикетка, ничего не объясняющая. Мы видим, что между таким дегенератом, как Наполеон, и таким, как Иван, существует громадная разница. Во всех поступках первого мы замечаем логическую последовательность, что отсутствует у второго. Наполеон, если он даже безумец, может действовать вполне разумно; Грозный слишком часто проявляет внешние признаки душевной болезни».

Во дворце Александровской слободы был устроен настоящий гарем, который отличался от восточных гаремов лишь тем, что находившиеся в нем женщины имели более широкие «свободы»: это значило, что доступ к ним был открыт не только параноику-царю, но и всем его приближенным. А сам Иван Васильевич уже был так пресыщен ласками своих любимиц, что ему было не до того. Он хотел чего-то другого, неизведанного, такого, чтобы, как сейчас говорят, зацепило.

По одной из версий, однажды царь заехал к своему любимцу Петру Васильчикову, у которого была семнадцатилетняя дочь Анна, славившаяся своей красотой… Государю она очень понравилась, и он предложил послать девушку к нему во дворец. Гордый Васильчиков отказался, и тогда Иван Грозный вдруг заявил, что готов жениться на Анне. Как ни странно, на другой день он на самом деле прислал к Васильчикову сватов. В подобной ситуации отказать «слишком часто проявлявшему внешние признаки душевной болезни» было немыслимо, и Анна Васильчикова стала очередной «женой» грозного царя.

* * *

Как пишет Р. Г. Скрынников, «Васильчиковы принадлежали к дворовым детям боярским, служившим по Кашире».

Кем была Анна Васильчикова? Этого никто толком не знает. Неизвестно даже, чья она была дочь. Одни, например, называют ее Петровной, другие — Васильевной, а третьи (в частности, М. Д. Хмыров в своем «Алфавитно-справочном перечне государей российских и замечательнейших особ их крови») считают ее дочерью Григория Борисовича Васильчикова, дворянина и помещика московского.

Точно о ней известно только то, что она была взята на царское ложе в начале 1575 года, сожительствовала с государем до осени 1577 года, не именуясь, по крайней мере в письменных актах, царицей, а умерла, насильно постриженная в монахини.

В некоторых источниках говорится, что Анна Григорьевна Васильчикова была дочерью костромского дворянина, но рано потеряла родителей и воспитывалась в Москве в доме князя Михаила Ивановича Воротынского, сына последнего владетеля упраздненного в 1573 году Воротынского княжества Ивана Воротынского (старшего).

С другой стороны, Григорий Борисович Васильчиков, родившийся примерно в 1555 году, был осадным головой в Балахне и судьей земского приказа. В 1587 году он ездил на встречу польского посла, оставшись при нем приставом. В том же году он был послан за границу с императорскими немецкими послами, а в 1588–1599 годах находился в посольстве у персидского шаха.

Именно у этого Григория Борисовича Васильчикова была первая жена Аграфена, а вторая — Федора, от которых родились дети Анисья, Анна, Никита и Лукьян.

Считается, что именно он был отцом «жены» царя Ивана Грозного, и его насыщенная событиями биография явно входит в противоречие с информацией о том, что Анна Григорьевна Васильчикова «рано потеряла родителей».

* * *

В XVIII веке род Васильчиковых разделился на несколько ветвей.

Старшая пошла от Семена Григорьевича Васильчикова, служившего в 1737 году в Военной коллегии. Его сын, Василий Семенович Васильчиков, был женат на дочери генерал-фельдмаршала К. Г. Разумовского Анне и имел четырех сыновей, из которых наиболее известен Алексей Васильевич Васильчиков (1772–1854), действительный тайный советник, сын которого, Александр Алексеевич Васильчиков (1832–1890), в 1879–1889 годах был директором Императорского Эрмитажа. Двоюродный брат последнего, Николай Александрович Васильчиков (1799–1867), служил в лейб-гвардии Кавалергардском полку и был декабристом.

Но наиболее известными стали представители младшей ветви рода, идущей от Алексея Григорьевича Васильчикова. Его внук Алексей Васильевич Васильчиков (1776–1854) стал сенатором, а другой внук, Илларион Васильевич Васильчиков (1777–1847), был героем войны 1812 года, в 1838 году стал председателем Государственного совета и Комитета министров, а в 1839 году был возведен в княжеское достоинство.

Из представителей княжеской ветви наиболее известны Илларион Илларионович Васильчиков (1805–1862) — генерал-лейтенант, генерал-адъютант и член Государственного совета, Сергей Илларионович Васильчиков (1849–1926) — генерал от кавалерии, и Александр Илларионович Васильчиков (1818–1881) — человек, который в качестве секунданта присутствовал на последней дуэли М. Ю. Лермонтова, за что был предан военному суду, но освобожден благодаря заступничеству отца.

* * *

Неизвестно, кто венчал Ивана Грозного и Анну Васильчикову. Неизвестно, были ли они венчаны вообще. Во всяком случае, царицей Анну не называл никто, а патриарх и епископы не признали это подобие брака. Впрочем, царь и сам особо не добивался подобного признания. По словам его биографа Анри Труайя, он взял себе Анну «в наложницы», при этом «не спросив никакого церковного одобрения».

Н. М. Карамзин по этому поводу пишет: «Не знаем, дал ли он ей имя царицы, торжественно ли венчался с нею: ибо в описании его бракосочетаний нет сего пятого; не видим также никого из ее родственников при дворе, в чинах, между царскими людьми ближними […] На этот пятый брак, равно как и на последующие, Иоанн Грозный не испрашивал уже благословения епископов и церковного разрешения».

Итак, венчания не было. Но свадьба-то хоть имела место? Тоже, как говорится, не факт. Анри Труайя, например, утверждает, что «никакой свадьбы не было». А вот профессор Р. Г. Скрынников уверен в обратном. Он пишет: «Пятый брак был абсолютно незаконен, и потому свадьбу играли не по царскому чину. На свадьбе отсутствовали великие бояре, руководители думы. На брачный пир пригласили немногих “ближних людей”. Из тридцати пяти гостей девятнадцать принадлежали к роду Колычевых. Иван Колычев был главным дружкой невесты Анны Васильчиковой, другой Колычев водил царский поезд».

Семейную жизнь любого государя всегда определяет большая политика. И небольшая — тоже, к сожалению, определяет. Ее вообще все определяет, ведь государь — это не простой человек, который может жениться на ком ему захочется.

В январе 1573 года верный Малюта Скуратов погиб в Ливонии, командуя государевой гвардией при штурме замка Вейсенштейн (ныне Пайде в Эстонии), а его место при дворе занял боярин Василий Умной-Колычев.

После смерти Скуратова Иван Грозный в отместку приказал сжечь живьем всех пленных. По меткому определению Н. М. Карамзина, это было «жертвоприношение, достойное мертвеца, который жил душегубством».

Биограф Малюты Скуратова В. И. Левченко иронизирует: «Когда же Григорий Лукьянович возглавил царскую армию во время очередной войны с Ливонией, то… погиб в первом же сражении, что хорошо характеризует его полководческие способности.

Так что умом и талантами Малюта определенно не блистал. Но, возможно, именно в этом и кроется тайна его возвышения! Грозный не терпел рядом с собой сколько-нибудь выдающихся личностей. В свое время, когда царь посетил в Кирилло-Белозерском монастыре Вассиана Топоркова, советника его деда Ивана III, и спросил, как ему добиться повиновения от вельмож, то получил ответ: “Не держи при себе ни одного советника, который был бы умнее тебя!”

Малюта брал другим — поистине собачьей преданностью. В России того времени эта характеристика не носила негативного смысла».

А вот А. А. Бушков рассказывает нам, что глава опричников «погиб честной солдатской смертью, командуя штурмом ливонской крепости». Более того, этот весьма парадоксальный автор утверждает, что Малюта Скуратов «в реальности вовсе не был монстром». Если продолжить эту логическую цепочку, можно, наверное, даже сказать, что он был вполне достойным человеком. Можно, но, как говорится, не нужно, так как сомнительно, что смерть Малюты была случайной. Слишком уж велика была всеобщая ненависть к нему. Возможно, он стал жертвой заговора пострадавших от его зверств людей, но можно предположить и другое: сам царь вполне мог распорядиться устроить этот «несчастный случай».

Как бы то ни было, похоронили «верного пса государева» со всеми почестями в «цитадели православия» — в Иосифо-Волоколамском монастыре. А сменил его новый временщик — боярин Василий Умной-Колычев. Считается, что именно он и был покровителем Анны Васильчиковой со всеми вытекающими из этого последствиями. По предположению некоторых историков, Анна была его родственницей. Но уже через несколько месяцев Умной попал в опалу, а вместе с ним — и все Васильчиковы.

Дело в том, что первое «послеопричное правительство», которое возглавляли Колычевы, не смогло умиротворить ставшую неуправляемой страну. А раз так — его вожди были обвинены в измене, в развале государства и преданы жестокой казни. Когда же все эти «новоявленные изменники» были уничтожены, Анне Васильчиковой поневоле пришлось удалиться в монастырь.

* * *

Она была пострижена в монахини под именем Дарья в Горицком Воскресенском монастыре на Белоозере. Оттуда ее перевели в Суздальский Покровский монастырь, и там она как-то таинственно скончалась.

Историк А. Л. Юрганов по поводу даты ее смерти пишет: «Никто из современных историков, ссылаясь на государевы вклады в разные монастыри по душе Анны Васильчиковой, не сомневается, что скончалась она в конце 1576 или в самом начале 1577 года».

Согласно Н. И. Костомарову, «конец ее неизвестен», а вот по словам биографа Ивана Грозного Анри Труайя, «умерла она все-таки насильственной смертью». Однако всем было объявлено, что Анна Васильчикова скончалась от «грудной болезни», хотя до брака была совершенно здорова.

Похоронили Анну в усыпальнице Суздальской девичьей обители. При этом Иван Грозный не счел нужным даже проводить ее до могилы, а после похорон был удивительно весел, как будто ничего и не произошло. Прямо скажем, довольно странно. Впрочем, настоящее отношение царя к своим женам и наложницам нагляднее всего отражается в так называемых заупокойных вкладах. Например, Троице-Сергиев монастырь получил от него вклад по царице Анастасии в 1000 рублей, по Марии Темрюковне — в 1500 рублей, по Марфе Собакиной — в 700 рублей, а по Анне Васильчиковой — в 850 рублей. Выглядит это странно, но получается, что Анну Васильчикову он любил в 1,7 раза меньше, чем Марию Темрюковну, и в 1,2 раза больше, чем Марфу Собакину.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.