3

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3

Посмотрим, какие основные моменты сражения больше всего запечатлелись в сознании главного действовавшего лица. Вот как описывал Петр свою "великую и нечаемую викторию", одержанную русскими "с неописанною храбростью" и незначительными потерями, "с малою войск наших кровию", — это описание мы находим в письме, которое он написал в самый день битвы 27 июня 1709 г. А. В. Кикину: "…сегодня на самом утре жаркий неприятель нашу конницу со всею армиею конною и пешею отаковал, — которая (конница. — Е. Т.) хотя по достоинству держалась, однакож принуждена была уступить, однакож с великим убытком неприятелю. Потом неприятель стал во фронт против нашего лагору (sic. — Е. Т.) против которого (неприятеля. — Е. Т.) тотчас всю пехоту из транжамента вывели и пред очи неприятелю поставили, а конница — на обеих флангах, что неприятель увидя, тотчас пошел отаковать нас, против которого наши встречю (навстречу. — Е. Т.) пошли и тако оного встретили, что тотчас с поля сбили. Знамен и пушек множество взяли". Петр отмечает в конце этой коротенькой записки пленных генералов: Реншильда, Шлиппенбаха, Штакенберга, Гамильтона, Рооса ("Розена"), министра Пипера, Гемерлина и Седерьельма. А пока он дописывал эту записку, привели еще принца Вюртембергского. Об участии Карла XII Петр, когда писал Кикину, еще не имел сведений и не знал, успел ли король бежать или же убит: "а о короле еще не можем ведать, с нами ль или с отцы нашими обретается".[550]

Эта написанная в самый день Полтавы краткая, в нескольких строках записка главнокомандующего и непосредственного участника боя — необычайно важный документ. Все, что говорит в ней Петр, всецело подтверждается дальнейшими, более обстоятельными показаниями: он дал точную схему основных моментов битвы.

Утром еще до рассвета ("весьма рано, почитай при бывшей еще темноте") шведы напали почти всеми конными и пешими силами своей армии на нашу кавалерию "с такой фурией", чтобы не только расшвырять в сторону русскую конницу, но и овладеть редутами, которые эта конница прикрывала. Русское сопротивление оказалось, однако, таким сильным, что шведы овладели лишь двумя недостроенными редутами, от остальных же были отброшены и притом с тяжкой потерей: преследуя их при отступлении, русские «оторвали» шесть батальонов пехоты и несколько эскадронов кавалерии и загнали их в лес, откуда им уже не пришлось выйти.

Таков был первый акт трагедии гибели шведской армии.

Но одолеть всю неприятельскую кавалерию, которая имела тут же постоянную поддержку пехоты, а русская конница сражалась, не имея вовремя поддержки своей пехоты, было невозможно. Царь приказал поэтому вопреки желанию Меншикова русской кавалерии отступить на правую (от ретраншемента) позицию, чтобы дать время вывести из ретраншемента пехоту. Генерал-поручик Боур исполнил успешно этот маневр, и шведы, увлекшись преследованием, ошиблись в расчете расстояния и оказались между двух огней, так как ретраншемент оказался у них с фланга. Левенгаупт поспешил на помощь шведской коннице, но был отбит убийственным огнем артиллерии, защищавшей ретраншемент. Кавалерия шведов после этого прекратила свое наступление вовсе и отошла далее расстояния пушечного выстрела. Это был второй акт битвы.

Ликвидировав в этом месте нападение, Петр послал Меншикова и генерал-лейтенанта Ренцеля с пятью полками конницы и пятью батальонами пехоты в тот лес, где скрылась оторванная в начале боя от главных шведских сил часть их армии. Шведы в лесу оказались в совсем отчаянном положении. Ими тут командовали два выдающихся генерала из лучших, какими располагал Карл XII: Шлиппенбах и Роос. Истребительный бой длился недолго. Шлиппенбах сдался первым, Роос попытался выбраться из чащи, и его отряд успел бежать к своим редутам. Но русские, преследуя его по пятам, обступили редуты, и к Роосу явился русский барабанщик, передавший требование: немедленно сдаться. Роос просил отсрочки. Ему дали на размышление полчаса, после чего "генерал-майор Розен (Роос. — Е. Т.) со всеми при нем бывшими, из редут вышед, ружье положили и на дискрецию сдались". Так кончилась третья операция этого утра.

Чем больше вчитываться в имеющуюся документацию (и прежде всего в «Журнал» Петра и "Книгу Марсову"), тем яснее становится, что в верховном руководстве русской армии в день Полтавы было с самого начала дела два течения, два воззрения на то, где должна произойти развязка дела. Меншикову представлялось, что следует продолжать очень успешно начатый в ранние утренние часы бой, ударить всей конницей на шведов и, усиливая конницу пехотой, обратить шведов в бегство, в которое может вовлечься вся шведская армия. Но Петр с этим явно не согласился. По его мысли, генеральная баталия должна была произойти позже и разыграться иначе. Он приказал Меншикову отойти к редутам, гениально обдуманного значения которых Меншиков не понял так глубоко, как это понял сорок лет спустя, анализируя Полтаву, известный теоретик военного искусства Мориц Саксонский. Петр предвидел, что в этих редутах захлебнется и окончится наступательный порыв шведской кавалерии, который безусловно был у нее, когда она в предутренние часы вышла из своего лагеря.

Это и случилось: наступательный порыв шведов выдохся. Весь успех шведов в этой первой стадии боя ограничился, таким образом, лишь овладением двумя недостроенными редутами в самом начале атаки.

Остальные два редута "в линию" неприятеля и все шесть «поперечных» остались в русских руках, несмотря на все усилия неприятелям огромные понесенные им потери. Мало того. Как сказано, когда Меншиков и Ренцель помчались к лесу и пока они там ликвидировали бежавшие и укрывавшиеся в лесу отряды Шлиппенбаха и Рооса, генерал-лейтенанту Боуру, оставшемуся на обороне редутов, было приказано отступить и стать вправо от ретраншемента. Шведская кавалерия вздумала было Боура преследовать, для чего ей пришлось "со многою трудностию" и с "великим уроном" пробиваться через линию оставшихся в русских руках «поперешных» редутов, терпя жестокий огонь. И эти жертвы были ни к чему: "Боура не догнали, и он стал, где было ему приказано, вправо от ретраншемента. Тут вступила в дело обильная русская артиллерия, бывшая в ретраншементе, и открыла такой огонь по шведам, увлекшимся "гоньбой за Боуром", что они, поражаемые картечью и ядрами, были отброшены и остановились с таким расчетом чтобы быть "дале выстрела полковой пушки".[551] Ведь отстреливаться им было нечем. Так закончилась первая стадия сражения, когда происходило кавалерийское состязание, поддержанное пехотой. Шведская кавалерия получила эту поддержку в начале боя, в первые предутренние и утренние часы, а русская конница получила помощь пехоты (в виде пяти батальонов) лишь в начале шестого часа, когда Меншиков и Ренцель, устремясь против Шлиппенбаха и Рооса, вконец разгромили их отряды и взяли в плен обоих. Но вся масса русской пехоты еще ждала своего часа в ретраншементе.

Во французской рукописи, посланной в Польшу свидетелем и участником Полтавского сражения, есть некоторые отклонения и уточнения сравнительно с текстом установившейся реляции. Автор отделяет два события: разгром и пленение Шлиппенбаха, командовавшего левым флангом неприятельской кавалерии, причем тут он не называет вовсе ни Меншикова, ни Ренцеля, а затем уже говорит: "В то время как это происходило, его царское величество, заботясь сначала о том, чтобы помочь Полтаве, отделил для этого князя Меншикова и генерала Ренцеля с некоторой частью кавалерии и пехоты по направлению к этому городу, и они отрезали коммуникацию неприятельской армии с осаждающими город. Как только князь Меншиков приблизился к неприятелю, бывшему под командой генерал-майора Розена (Рооса. — Е. Т.), так он напал на неприятеля с фронта и с левого фланга со стороны леса с такой силой, что из трех тысяч их состава почти все были убиты или взяты в плен. После этого действия князь вернулся со своими войсками к полю битвы, — оставив генералу Ренцелю лишь очень немного, чтобы довершить победу над тремя полками, которые были в траншеях, и к которым присоединился генерал Розен (Роос. — Е. Т.). Генерал Ренцель напал на эти три полка с такой храбростью, что после, небольшого сопротивления и малой потери с русской стороны генерал Розен (Роос. — Е. Т.) сдался на милость с остатком своих войск".[552] Автор французской рукописи называет разгром Рооса "вторичным поражением" шведов, считая первым — разгром Шлиппенбаха.

В своем лживом до фантастичности описании Полтавского сражения участник боя летописец Нордберг представляет дело так, что якобы эта первая бурная кавалерийская атака до такой степени смутила русских, что они уже готовы были уйти за Ворсклу, но, мол, тут шведы сделали ошибку, они остановились внезапно в своем успешном преследовании русской конницы и дали ей время оправиться. А когда царь увидел, что шведы не идут на помощь отброшенному и отрезанному от своих генералу Роосу, то он начал выводить из ретраншемента свою пехоту (для продолжения боя).[553] Все это совершеннейший вздор. Ни одного момента не было, когда Петр помышлял о бегстве русской армии за Ворсклу. Что же касается до «ошибки» шведов, не выручивших погибавшего Рооса, то дело было не в ошибке, но в абсолютной невозможности спасти отряд Рооса. Аксель Спарре, посланный на выручку, не решился пробиться сквозь русские ряды и помочь погибавшим под русскими ударами кавалеристам Рооса. Он вернулся к Реншильду и заявил, что незачем больше думать о Роосе и что "если полковник Роос не может со своими шестью батальонами защитить себя от русских, то пусть убирается к черту и делает, что хочет".[554]

Спарре был фаворитом Карла XII и поэтому не стеснялся даже с главнокомандующим. Но ясно, что по существу Реншильд с ним согласился. Роос был предоставлен своей участи… Он сдался в плен с немногими, не изрубленными людьми своего отряда. Все это происходило еще в начале боя, когда у солдат еще держалась, правда, уже не весьма крепкая, надежда на победу. Дальше пошло хуже, и шведские участники боя приписывают прогрессировавший упадок духа отчасти тому, что уже с момента проникновения в зону редутов для шведов стала очевидной невозможность отстреливаться сколько-нибудь успешно от обильной и прекрасно снабженной артиллерии противника.

Карл был неузнаваем в это роковое для него утро. Он провел эти невознаградимые ничем утренние часы (от начала шестого до восьми), не решившись отдать ни одного приказания растерянным, раздраженным генералам, стоявшим около его носилок. Если выдохся в неудачной борьбе за редуты наступательный порыв шведской кавалерии, то ведь пехота была еще почти не тронута. Но, очевидно, король видел, что и пехота его непохожа сегодня на ту, которая в прежние годы обеспечивала за ним всегда инициативу в боях. В эти часы, когда кончилась борьба за редуты и еще не началась "генеральная баталия", казалось, наступило затишье перед новым порывом бури. "Как пахарь, битва отдыхает", — сказал именно об этом моменте Полтавского боя великий поэт. Но в русском лагере не было бездействия: шли деятельные приготовления к боевому наступлению сорока двух батальонов, начался постепенный, неторопливый, но непрерывный выход их одного за другим из ретраншемента и занятие намеченной для них позиции. Именно эти три часа почти полного бездействия шведов показали Петру, что враг уступил ему инициативу, а непонятное вначале молчание шведской артиллерии показало русским, что этой артиллерии почти вовсе не существует.

Главные силы шведов, отступившие после жаркого боя у редутов, стояли перед лесом и, по наблюдению Петра, не были способны немедленно напасть на ретраншемент ("увидели, что неприятель от прохода своего сквозь редута еще сам в конфузии находится и строится у лесу"). Русское командование тотчас воспользовалось этим перерывом. Русская пехота была выведена из ретраншемента, ей было придано шесть полков кавалерии, до той поры не участвовавшей в происходящем бою. Русские силы — пехота впереди, кавалерия "позади пехоты обведена" — были выстроены в боевой порядок.