2
2
Вечером 26 июня, когда Левенгаупт был на аванпостах, следя за далеким движением в русском лагере, и когда Гилленкрок был тоже где-то очень занят, Карл XII велел фельдмаршалу Реншильду явиться и объявил, что ночью он намерен атаковать русских в их лагере. Совершенно случайно при этом в барак короля пришли граф Пипер и полковник Дарлекарлийского полка Зигрот. Для Левенгаупта, когда он вернулся с аванпостов, это решение короля было неожиданностью. Никакой точной диспозиции ни он, ни Гилленкрок, ни Роос, ни Шлиппенбах, ни сам Реншильд, всецело в этот вечер одобрявший короля, не получили. Они могли только сообщить полковым командирам о решении Карла и о том, что им будут своевременно переданы нужные приказания. Это обещание не было исполнено. Шведскому войску уже в поздний час велено было выстроиться, и перед фронтом медленно проносили носилки, на которых полусидел-полулежал король. Он говорил частям, по фронту которых его проносили, что надеется на их всегдашнюю храбрость в предстоящем бою. Карл велел затем опустить носилки на землю и сказал, что проведет тут первые ночные часы. Он объявил, что, вследствие невозможности сидеть верхом, он назначает главнокомандующим Реншильда. Генералы расположились тут же около него. В два часа ночи Реншильд велел начать движение по направлению к русскому лагерю. Левенгаупт возразил, что в темноте может выйти путаница. Реншильд приказал повиноваться и при этом очень грубо оборвал Левенгаупта. Начинало светать; наступал рассвет вечно памятного во всемирной истории 27 июня 1709 г.
Шведская пехота шла за кавалерией, — и тут только шведское командование, уже знавшее о редутах, которые сейчас же после перехода через Ворсклу Петр приказал строить перед ретраншементом, начало отдавать себе несколько более реальный отчет в значении этих сооружений. Шведы, впрочем, пока больше различали горизонтальную линию шести редутов, чем перпендикулярные к ним выстроенные четыре редута. Два из этих перпендикулярных редутов еще только достраивались. Шведы услышали далекий стук молотков и топоров, и по мере приближения шведского войска все слышнее становился шум производимой в редутах работы.
Но почти тотчас же этот отдаленный, неясный шум был заглушен грянувшими первыми русскими залпами: русские уже накануне, 26 июня, твердо знали, что сражение будет в самые ближайшие дни, а может быть и часы, и кавалерийский авангард Меншикова уследил шведов, едва только они вышли из своего лагеря, в самом начале третьего часа, когда еще было темно, но вовсе не тогда, когда рассвело, как пишут шведские историки, всячески силившиеся представить полтавское дело как игру случайных неблагоприятных для шведов обстоятельств, а русскую победу как нечто совсем не предвиденное неподготовленными и вначале растерявшимися победителями. Напротив! У русских был зрело продуманный план предстоящего сражения, были распределены места и роли между Шереметевым, Меншиковым, Брюсом, Боуром, организованно было бесперебойное и частое доставление сведений Петру, распоряжавшемуся всеми главными движениями.
А у шведов, по позднейшему признанию и Левенгаупта, и Гилленкрока, никакой решительно диспозиции, ни хорошей, ни худой, не было, и Карл затем во время сражения почти не вмешивался в распоряжения Реншильда, только старался подбодрить солдат, и его возили по его приказу в самые опасные места боя. Реншильд в этот день производил жестокую путаницу, ссорился с Левенгауптом тут же в разгаре боя, и тот просто отказался к нему обращаться. Достаточно сказать, что, уже подходя к русским редутам, решительно никто из начальников не знал, нужно ли будет их штурмовать или обходить?
Но раздумывать было поздно. Реншильд дал сигнал: атаковать редуты, — и шведская кавалерия помчалась во весь опор.
Это первое нападение, шведов было произведено с такой «фурией», что очевидцы убеждены были в намерении неприятеля немедленно, этой же атакой не только смять русскую кавалерию но и, прорвав редуты, ударить на ретраншемент и стоявшую в нем армию. Но уже эта первая атака не дала результатов, на которые рассчитывал Карл. Русская конница сопротивлялась упорно и неоднократно отбрасывала неприятеля, но шведам всякий раз помогала ("сикурсовала") пехота, а русская пехота еще не появлялась. Бой был жестокий, и генерал-поручику Рену (Ренне) ведено было отойти от неприятеля, вправо от нашего ретраншемента. Боуру при его отступлении даны были два задания: во-первых, стараться наводить неприятеля на редуты (о количестве которых шведы не знали), чтобы подвергнуть врага артиллерийскому обстрелу из редутов, и, во-вторых, "накрепко смотреть, чтоб гора у него (у русских. — Е. Т.) была во фланге, а не назади, дабы неприятель не мог нашу кавалерию под гору утеснить".[548] Эти «указы» и были в точности Боуром выполнены.
В четвертом часу утра Петр послал Меншикову приказ: "дабы конные полки от баталии отвел и стал бы от ретранжемента царского величества к горе".
Но Меншиков оказал этому приказу сильное сопротивление. Он ответил царю, что неприятельские потери пока велики, а у русских весьма малы ("упадок весьма малой"). Указал также, что если бы шведская пехота не помогла кавалерии, "то бы вся неприятельская кавалерия была бы порублена".
Он обратил также внимание Петра на то, что просто невозможно отступать, когда оба фронта стоят так близко друг от друга ("сорок сажен"), и "ежели сказать направо крутом, то тем придается дерзости неприятелю", который сейчас же начнет преследовать прямо в тыл ("за хребтами"), и справиться будет невозможно. Меншиков не только отказался выполнить царский приказ, он еще просил Петра, "чтоб изволил прислать в сикурс (на помощь. — Е. Т.) несколько полков пехотных".
Но Петр вовсе еще не желал превращать навязавшийся кавалерийский бой в генеральную баталию и никаких пехотных полков Меншикову не послал. А схватка становилась все ожесточенное, и уже ходили в палаши, "кавалерия его царского величества с неприятельской кавалерией на палашах рубились".
Шведам удалось к пятому часу захватить два редута (которые русские не успели достроить). Но оставалось еще два редута, "обращенных к линии" неприятельской (вертикально), которые шведы взять уже не могли. Русские в разгаре боя вторглись в неприятельскую линию и потеснили шведскую кавалерию, взяв у шведов "четырнадцать штандартов и знамен". Битва становилась все более и более жестокой. Генерал Ренне был ранен, под Меншиковым были убиты две лошади. Петр потребовал тогда вторично, чтобы Меншиков прервал бой, отступил и стал бы там, где ему было приказано в неисполненном им первом повелении.
Но Меншиков опять не повиновался, хотя царь на этот раз для большей внушительности передал приказание через генерал-адъютанта. Мотивировал Меншиков свой довольно рискованный образ действий (вторичное неповиновение категорически повторенному приказу верховного командования) так. Он «всепокорнейше» доносил через того же присланного Петром генерал-адъютанта, что если оставить редуты "без сикурсу", то шведы завладеют и остальными редутами. А если продолжать бой за редуты, то неприятельская кавалерия через поперечную линию шести редутов не пройдет. Редуты разделили атакующих, и тут-то постигла шведов первая серьезная неудача в роковой для них день. Русской кавалерии удалось отрезать от неприятельской армий, с тяжкими потерями подвигавшейся к линии шести поперечных редутов, шесть батальонов пехоты и несколько эскадронов конницы. Отбрасываемая русской конницей и огнем редутов, шведская кавалерия в шестом часу утра стала постепенно отступать, и, тогда-то по личному приказу Петра Меншиков с пятью эскадронами конницы, получив в подмогу пять батальонов пехоты, бросился за уходившими к Яковецкому лесу от поля битвы отрезанными частями шведов, возглавлявшимися генералами Шлиппенбахом и Роосом.
В одном из наших документов распоряжение Петра о немедленной посылке князя Меншикова и генерала Ренцеля объясняется так: "После сего его царское величество немедленно спешил подать помощь Полтаве; для сего он отрядил князя Меншикова и генерала Ренцель с несколькими полками конницы и пехоты. Они отрезали сообщение неприятелю от осажденного города". При разгроме отряда Рооса шведов пало убитыми и ранеными 3 тыс. человек.[549] Но, конечно, участь отряда Рооса, как и отряда Шлиппенбаха, была предрешена, едва только они были оторваны и отброшены от главной массы сражавшихся у русских редутов шведских войск.
Увлекшись преследованием отступившего Боура, шведы попали прежде всего под огонь редутов. Им удалось занять только два, которые спешно достраивались еще в ночь перед боем и не были вполне готовы. Остальные же редуты били по неприятелю жестоким огнем, а затем шведы попали и под огонь из ретраншемента, который "они получили себе во флангу".
Артиллерийский огонь учинил "великой неприятелю упадок". Даже еще до того как по зарвавшейся шведской коннице стали бить из ретраншемента, один только огонь редутных пушек «оторвал» от главной массы шведской наступающей армии шесть батальонов пехоты и несколько эскадронов кавалерии. Эта оторванная часть бежала, ища укрытия, в лес. Но тут на нее напали преследовавшие ее русские с пятью полками конницы и пятью батальонами пехоты. После краткого боя бежавшие в лес шведы принуждены были сложить оружие. Первым сдался генерал-майор Шлиппенбах, а затем и генерал-майор Роос (неправильно называемый в наших документах Розеном).