«Новое мышление». Агония

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Новое мышление».

Агония

Декабрь 1988 года. Горбачев выступает в ООН с инициативой о сокращении вооружений. Суть: согласие на несимметричное сокращение войск в Европе, на соглашение по ракетам средней дальности на условиях НАТО. Изменение ситуации хорошо видно в ходе переговоров Горбачева и Буша на Мальте (ноябрь 1989 года). О разоружении уже никто не думает. Критическое значение для советской страны имеет другое: содействие США в предоставлении СССР государственных кредитов и займов международных валютных организаций. Горбачев дает неформальные гарантии, что СССР не будет применять силу для сохранения своего политического контроля в Восточной Европе. После этого ситуация в советском блоке начинает развиваться обвально. 9 ноября 1989 года — падение Берлинской стены…

«Взамен вступления, которое было выбрано, в котором ГДР была подчинена ведомственным структурам ФРГ, было бы правильнее осуществить настоящее объединение, с новой конституцией, как это предусматривалось основным законом. Данная конституция должна была быть принята решением народа, который постепенно шел бы навстречу друг другу и осуществлял двухсторонний обмен знаниями. Ведь в ГДР были вещи более прогрессивные, чем в ФРГ. Они были сразу упразднены после объединения. Их нужно было использовать по всей Германии»[269].

Грегор Гизи

Это говорит наследник восточногерманского социализма — Гизи… для которого объединенная, гармонизированная и, возможно, нейтральная Германия — безусловное благо. Какое это благо для России, говорить излишне. Для Соединенных Штатов это безусловно неприемлемо. Вспомните генерала Одома — удержание своих главных конкурентов — Японии и Германии под своим контролем было главной целью и главным достижением всей американской политики после Второй мировой войны. Под диктовку американцев и при согласии Горбачева канцлер Гельмут Коль покупает одномоментное объединение, по сути поглощение, аншлюс ГДР ценой обмена: одна западная марка на одну восточную.

«Объединение валют было неверным. Народное хозяйство ГДР не осилило объединения. Индустриальная основа Восточной Германии была разрушена. Я могу сказать, что решающим является тот вопрос, как происходит объединение, и в меньшей, в каком темпе… И конечно, было бы разумнее сделать из этого обдуманный процесс. Федеральное правительство и Гельмут Коль всегда заявляли, что имелся очень короткий временной отрезок, в который можно было осуществить объединение. Это, конечно, полная глупость. Михаил Горбачев не собирался препятствовать процессу объединения Германии, а после него уж тем более никто не собирался препятствовать»[270].

Грегор Гизи

О чем вообще, о каких таких препятствиях могла идти речь?!

«М.С. просит Коля срочно помочь — заставить банки открыть кредит, а также дать деньги вперед под заклад военного имущества, оставляемого нашими уходящими из Германии войсками»[271].

А. Черняев, помощник М. С. Горбачева

«Когда и если тебе нужны… государственные политически мотивированные кредиты, ты должен понимать, что речь идет о политике. По тем временам такие кредиты можно было получить только у западных демократий. У них есть свои представления о нормах поведения стран, которые нуждаются в их финансовой поддержке. Советская империя в Восточной Европе базировалась на общем убеждении в том, что мы можем применить и готовы применить столько силы, сколько нужно, чтобы сохранить у власти действующий коммунистический режим… А, собственно, что это значит? А это значит для режима, который весь основан на вере в то, что власти способны и готовы применить столько насилия, сколько надо для того, чтобы сохранить контрольное положение в стране, это значит одно, это требование того, чтобы режим сам себя распустил»[272].

Егор Гайдар

30 мая президент Горбачев прибыл в Вашингтон с государственным визитом, вспоминает Джеймс Бейкер. Президент Буш произнес почти дежурные слова: «Соединенные Штаты выступают за членство Германии в НАТО. Однако, если Германия предпочтет другой выбор, мы будем его уважать». «Я согласен», — сказал Горбачев. Это было прямое согласие на вступление объединенной Германии в НАТО. Что бы там Горбачев ни говорил позднее о якобы данных ему обещаниях.

«Экономическая цена, которую заплатил Запад за отказ СССР от контроля над Восточной Европой, оказалась невысокой. Кредиты и гранты ФРГ за согласие на объединение Германии, итальянские связанные кредиты, американские зерновые кредиты — это, если вспомнить о цене вопроса, немного»[273]

Егор Гайдар

Действительно немного. Не больше 30 сребреников, если учесть еще, что эта цена включает и развал собственной страны.

«Если бы холодная война не прекратилась, случилась бы Третья мировая… Мы спасли мир. Не скажу, что я сделал это в одиночку, но моя роль была одной из самых важных…

…Я был одним из самых горячих сторонников американской политики. Когда им была нужна моя поддержка в Ираке, я дал им ее. А что случилось здесь — для меня необъяснимо»[274]

Эдуард Шеварднадзе

1989 год. Уход из Афганистана… Уход с Ближнего Востока, 1991 год. Первая война в заливе и открытое согласие Советского Союза на нее. За те же самые невеликие кредиты. По сути капитуляция в Большой Игре. Уже ничто не могло помочь.

Ситуация в стране — и экономическая, и политическая, — сложившаяся к 1991 году, делает невозможным теперь уже привлечение даже «политически мотивированных» кредитов. Последняя надежда: совещание «Большой семерки» летом 1991 года. Горбачев умоляет, чтобы его туда пригласили. Отказать ему в приглашении лидеры Запада не могут, но денег не обещают. Нет денег — нет предмета для разговора. Кто девушку платит, тот ее и танцует.

«Я считаю, что развал Советского Союза не был предопределен. Я ожидал распада Советского блока, глобальной советской системы, а то, что развалилась страна, не считал предопределенным»[275].

Генри Киссинджер

«Я был убежден, что Советский блок распадется и, в конечном счете, коммунизм приведет к краху Советского Союза. Я и писал об этом, и, будучи в составе правительства, старался способствовать этому. Таким образом, моя позиция очень отличается от позиции Генри — и экзистенциально, и нормативно. Я рад, что это прояснилось»[276].

Збигнев Бжезинский

А мы-то как рады. Даже этот уникальный заочный диалог показывает, что всяко могло случиться. На самом деле крах советской системы был неминуем. Системный кризис называется. Кризис элиты советской, как уже говорилось, — его составная часть. В нашем случае этот кризис перешел в стадию дегенерации и предательства. Чего стоит энтузиазм по поводу выхода РСФСР из состава СССР… То есть мало было иметь хорошего заказчика, нужны были и соответствующие исполнители.

«Анализ причин развала Советского Союза вне контекста американской политики напоминает расследование по делу о внезапной, неожиданной и таинственной смерти, где не берется во внимание возможность убийства и даже не делается попытка изучить обстоятельства данной смерти. Но даже если жертва была больна неизлечимой болезнью, следователь обязан изучить все возможное»[277]

П.Швейцер, политический аналитик и историк американских спецслужб

Данный текст является ознакомительным фрагментом.