«… А ГДЕ ТОГДА БЫЛ ДВОРЯНИН?»
«… А ГДЕ ТОГДА БЫЛ ДВОРЯНИН?»
Рига, «хозяйка» которой Вайра Вике-Фрейберга, как-то жаловалась на Россию аж в самом Йоханнесбурге (знаменитая ЮАРовская столица «апартеида»), так вот, сама эта Рига была основана как классически «апартеидный» город. И оставалась таковым долгие века. Латыши (ливы, латгальцы) могли привозить на рынки продукты, но оставаться в городе на ночь права не имели. Точнее, имели, если могли предъявить удостоверение, что они являются:
1) слугами в немецких домах, и…
2) «работницами веселых домов» (славившихся на всю Северную Европу).
Латышских кварталов в Риге не было, зато кроме немецких, датских, были кварталы еврейские. От этой памяти, скорее всего, и то особое усердие латышских СС-овцев в работе по «окончательному решению». И на момент, когда Петр Первый со шведами решали свои дела на Ништадтском конгрессе, какая-либо политическая латышская нация просто не существовала. Была просто шведская провинция, среди крестьян которой ливы статистически преобладали… В своей книге «Вторая мировая Перезагрузка» (2007) я фокусирую на этом внимание, используя один знаменитый протестантский лозунг: «Когда Адам пахал землю, а Ева пряла, где тогда был дворянин?»
Это в эпоху феодализма ученики первого реформатора, предтечи протестантизма — Уиклифа, базируя на Библии всю свою социальную критику, выдвинули знаменитый, абсолютно всем понятный тезис, «слоган».
Тезис сей вошел в самую ткань протестантской культуры, и я думаю, ничего оскорбительного для твердых протестантов — латышей не будет в его привлечении для иллюстрации следующего исторического расклада: «В XIII–XVIII веках, когда Янис пас свиней, а Марта мыла полы — где тогда был латышский дворянин (или латышский сенатор, или латышский бургомистр Риги)?»
Здесь не идет речь о каком-либо культурном отставании латышской нации — речь идет о ее отсутствии. Как сельскохозяйственный персонал, население Лифляндии как раз отличалось трудолюбием, опрятностью и в целом более высокой культурой производства. А собственно латышское купечество, интеллигенция, и вообще «латышская политическая нация» — сформировались только в лоне Российской империи. Кстати, есть ведь и еще один подзабытый сюжет: героическая оборона Риги в 1812 году!
Это виноват — наш отнюдь НЕширокоформатный взгляд порой отсекающий такие важные подробности! Если уж 1812 год, то — известно о чем говорить… И говорят все об одном. А между тем в 1812 году и под Ригой шли очень жестокие бои с… немцами. Да-да, пруссаки, баварцы, вестфальцы зашуганные Наполеоном, покорно вошедшие в его Великую армию, весьма яростно выполняли его приказ. Но взять Ригу так и не смогли.
Многие латышские крестьяне сражались с противником в рядах русской армии. На территории оккупированной Курземе крестьяне создавали партизанские отряды, которые наносили наполеоновским захватчикам ощутимый урон. В районе Тирельских болот латышские партизаны уничтожили целое кавалерийское подразделение — эскадрон. В Видземе, на противоположной стороне Даугавы местные жители вели наблюдение за противником, сообщая командованию русской армии о любой попытке неприятеля переправиться через реку, а также указывая русским солдатам места, где было удобнее всего напасть на французские и прусские отряды. В борьбе против завоевателей особенно отличились латышские ремесленники из Риги. Члены латышского братства трепальщиков пеньки во главе со своим старшиной Мартыньшем Славой добровольно пришли на помощь стражам городских укреплений, поскольку в малочисленном русском гарнизоне не хватало людей для обслуживания пушек. Эти люди не покинули свой боевой пост даже тогда, когда у них на глазах горели их дома и имущество. Самоотверженность рижского братства трепальщиков пеньки была отмечена особой грамотой, выданной командованием российской армии. Поддержку русской армии оказали также члены братства перевозчиков, безвозмездно переправлявшие через Даугаву различные военные грузы.
Как можно заметить, за сто лет в составе Российской империи, Рига стала уже и латышским городом, и латыши его защищали от наполеоновских цивилизаторов…
В итоговом Манифесте царя Александра о победе над Наполеоном есть и слова благодарности защитникам Риги…
Но представьте, что с ними (латышской нацией) случилось бы в случае победы Гитлера? Его-то главный советник по расовому устроению был как раз Розенберг, остзейский немец, а «это многое объясняет» (как говорится еще в одном слогане). Во всяком случае, должно было многое бы объяснить пятнадцати поколениям его, остзейского немца Розенберга — латышских и эстонских слуг и служанок. Ну, дожгли бы вы всех евреев, ну выполнили бы еще кой-какую работенку (зондер-комманды против белорусских партизан) — долго ли после этого доверили бы еще со «шмайссерами» щеголять?
Интересный момент. Гитлер в «Застольных беседах» вроде говорит об одном (немного жалуется на остзейских немцев), но вместе с тем проговаривается и о другом (последние 5 слов из его цитаты. И такие проговорки в действительности значат куда больше, чем все дипломатически выверенные штампы): «Мне часто трудно ужиться с нашими балтийскими семьями… Они держатся с таким превосходством, какого мне не довелось встречать нигде. Очень приятная черта в них — изумительное чувство солидарности. Поскольку столетиями они были повелителями низшей расы, вполне понятно, что они вели себя, как будто вся остальная часть человечества состоит из латышей…»
Надо объективно признать: жестоким был период развязывания того многостолетнего узла. Тяжелый был выбор у латышей 1941 года. У оставшихся были вполне справедливые претензии и к русским, и к евреям. Знаете, того самого Арайса соратники в полушутку называли «Шустиным». Тут и шутка, и месть. Симон Шустин был зам. наркома внутренних дел Латвийской ССР. 26 июня 1941 он приказал расстрелять как «социальные опасных» 78 политических заключенных в Рижской центральной тюрьме. Всего за дни до прихода немцев успел уничтожить 129 человек. Но ведь и отступающие советские войска получали выстрелы из-за угла…
Месть — в ответ на месть — в ответ на ту месть, что была ответом на…
Как реально представишь весь этот клубок, выбор: быть в команде Арайса или быть его жертвой… — то можно в несколько неожиданных но новомодных терминах сказать даже и о сосланных в 1940 году в Сибирь: «Да им просто спасли… Карму!»
Абсолютное большинство высылаемых 1940 года попадали не в ГУЛАГ, трудились в сибирских колхозах. Это юноша-максималист отчеканит: «НКВД, депортация, хуже фашизма!». А умудренный человек, охватывающим мысленным взором всю Прибалтийскую трагедию, еще задумается: а не лучше ли 8 лет работать в сибирском колхозе, чем 4 года каждый день решать, выбирать между… А между чем приходилось выбирать, выше обрисовано. Карма.
Итак, ко всей латышской нации могут быть обращены два постулата:
1) Царская Россия не забирала у Вас суверенитета. Это в общем — яснее ясного дня. Кто возразит? Латышский герцог, король, президент эпохи 1725 года? («Ништадский мирный договор» присоединивший Лифляндию к России).
2) СССР — да, забирал, но что именно… забирал? Чей-то лукавый формализм и назовет это, положение Латвии 1919–1940 гг. — «суверенитетом», но простая правда истории в том и состоит, что пока 700-летние хозяева остзейского края, немцы, не были приведены к нынешнему своему ФРГшному состоянию, настоящего суверенитета у прибалтийских республик быть не могло. Исторический узел не был еще развязан. — Версальским подарком 1918 года. Вон один только грозный окрик Гитлера, даже не подкрепленный, в марте 1939-го, и суверенная Литва посыпалась ему в руки. А вхождение советских войск в 1940 году просто остановило этот процесс.
Пакт Молотова — Риббентропа разграничивал «сферы влияния» — ужасно? Но ведь и в Ялте уже эталонно демократическими странами, признавались — буквально те же «сферы влияния». Это «по определению» ограничивало суверенитеты многих стран, но ведь и в Версальскую эпоху их суверенитеты имели, говоря в иных терминах — «плавающий курс».
Например, узнав про Тегеранское соглашение союзников 1943 года, о послевоенном включении Прибалтийских республик в СССР, Гитлер тут же парировал: объявил Латвию, Эстонию — независимыми.
Тут крайне интересна историческая мотивировка фюрера: независимость Латвия и Эстония получили в 1918 году фактически — из рук немецкого генерала фон дер Гольца, вытеснившего Красную армию. И это свое завоевание (латышско-эстонская независимость) Германия отдала в 1940 году — Советскому Союзу, а сейчас, в 1943-м вольна забрать у СССР обратно и опять выдать латышам-эстонцам…
Сложновато сформулировал фюрер? Но, принимая из рук Гитлера эту «независимость» в 1943 г., принимающие господа прибалты, значит, принимали и ту гитлеровскую аргументацию, как и подаренную, собственно уже второй раз, считая от 1918 года, «независимость».
Добавилось несколько новых вывесок у комендатур в Таллине и Риге. О чем это говорит, кроме того, что цена той прибалтийской «независмости» — «пфенинг в базарный день»? (Да, именно: по пол-пфенинга на Эстонию и Латвию).
В самом конечном итоге, «Ялтинская система», отвечая за ход холодной войны — и за выход из нее, мирно преподнесла, в 1991 году Риге — Таллину — Вильнюсу, суверенитет — реально стоящий гораздо более, чем те два германских подарка 1918 и 1943 годов…
С точки зрения современной ситуации и современного понимания международного права можно долго спорить, в чем присоединение Советским Союзом тех трех республик отвечает признакам агрессии. Но… как раз чтобы сама-то международная ситуация стала «современной», политкорректной — в общем, той, какая она сейчас есть — и требовалась ликвидация гитлеровского рейха, выигрыш Большой войны!
Можно, конечно, предаваться и таким хронологическим мечтаниям: «Ах, если б за маем 1945-го, вдруг… — и сразу декабрь 1991-го! СССР принимает капитуляцию Германии и тут же объявляет о самороспуске! Как прекрасно бы!.. Ведь есть же поговорка о «мавре, сделавшем свое дело», вот этим русским бы так и поступить!»
Сродни мечтаниям географическим: «Ах, была б это не Балтика, а теплое Средиземное море, и главное, по ту сторону «железного занавеса»!»
Латышским историкам я бы предложил несколько по-новому взглянуть и объективно оценить следующее. Да, суверенитет забрали в 1940-м, вернули в 1991-м. Аберрация исторического зрения здесь следующая: сейчас, в 2000-х годах, национальный суверенитет, международное право, человеческая жизнь, демократия, кажутся такими абсолютными ценностями… и это ощущение как бы переносится и на 1940 год. Но в действительности все эти ценные бумаги имеют свои курсы, плавающие. И какова была в том, 1940-м году конкретная стоимость национального суверенитета, лучше вам спросить у балтийских соседей, у датчан, например. Или у тех же исландцев. Оккупированных англичанами — просто превентивно…
В 1991-м, конечно, все было по-другому. Вес, «обменный курс» национальных суверенитетов весьма повысился. Но чтобы этот исторический узел развязался — должно было произойти все что произошло.
Помните прибалтийские, на весь мир тогда транслированные «Поющие революции»? (Кстати, а поют ли на стадионах сейчас? — Тоже ведь интересно: собираются ли сейчас, сотнями тысяч попеть просто, без протестов)? Образ навевается такой: подобрали птичку в холодные времена, подержали в клетке зимой. А выпустили — весной…
Только поймите это аллегорически: осень 1991 года была благоприятной Весной для дружно суверенизировавшихся республик.
С пением (стадионным, общенациональным) птичка и улетела.
С Богом! И хорошо бы обошлось — без других птичьих аналогий, проявлений, напоминающих о вытираемых шляпах, одежде.
Была, правда, у нас с вами еще одна взаимная обуза: строительство этого странного коммунизма, который все никак не строился, не «завоевывался». То красные латышские стрелки помогали его завоевывать нам, то мы им, да толку все ни-ни… Однако, если не коммунизм, то первоклассные промышленные предприятия все же были в Прибалтике построены. Заводы, порты, электростанции, кормящие прибалтийцев и по сей день…
И латыши, реально знакомые с русскими, ведущие сегодня с нами бизнес, они-то уж прекрасно знают, что опасения нового присоединения Прибалтики к России — полный бред. Эти опасения можно сымитировать, чуть и на этом подзаработав, но по правде-то понятно, что теперь, далее на российско-прибалтийском горизонте — только бизнес.
Свою великую, невероятно сложную, которую еще надеюсь, изучат получше, роль — Российская империя и СССР уже отыграли. (Заставив при этом отыграть и германцев с их «Дранг нах остеном»)… Теперь впереди века (?) — только голого бизнеса…
Ну и как было объяснить всю невообразимую сложность подобного исторического клубка — той высадившейся бодрой, уверенной, подтянутой канадской пенсионерке? Прекрасно — признаем, сохранившейся, выглядящей: полный ОК! Внешне даже очень привлекательной…
Но и как ей объяснить все здесь произошедшее?!
Меня самого, честно признаться — искренне умиляют нескончаемые вереницы этих бодреньких, седовласых, лучащихся оптимизмом американо-канадских туристов-пенсионеров. Нескончаемые зарницы фотовспышек, снимающих витражи на «моей» станции метро, «Новослободская». В каком-то фотоальбоме, лежащем сейчас в Канаде или США, найдется и моя улыбка и поднятый большой палец, случайно попавшего в кадр спешащего москвича. (Хотя «Арбатская» и «Комсомольская-кольцевая» — по-моему, более классные образцы имперского «Большого стиля»).
Но… возвращаясь к нашей теме, уравнивание периодов «советской и германской оккупаций»… тут даже и образ бодрой пенсионерки отступает. Сравнивать советскую неуклюжесть, порой идиотские ошибки — с «Великим тысячелетним планом Гитлера» — это логика скорее… обиженного, злого и недалекого ребенка. «Вот сожгут всех этих, и тех, и еще тех, а уж потом — все. И откроют в Саласпилсе… м-м… «Луна-парк»! Или… «Гитлерлэнд» с мороженным и с… (довершая немецкую аналогию) с «Эрзац-Колой»!»
В упоминавшейся книге «Вторая мировая Перезагрузка» я приводил фрагмент письма нашего депутата Государственной Думы Российской Федерации, заместителя председателя Комитета по международным делам Госдумы, Натальи Алексеевны Нарочницкой. В 2005 году, поздравляя Президента Латвийской Республики госпожу Вайру Вике-Фрейберге, она писала ей:
«Эта Победа избавила латышский народ от исчезновения из мировой истории, от участи превратиться из нации в безликий человеческий материал, в слуг для господ из Третьего Рейха, едва умеющих читать на немецком языке географические указатели в Ингерманландии. В последующий период латыши, как русские и другие народы исторического государства Российского, испытали свою долю от всего, что было в нашем общем Отечестве — хорошего и плохого, но они стали профессорами, изобретателями и генералами, получали за достижения национальной культуры государственные премии, сохранили себя как нацию.
Я искренне надеюсь, что латышский народ с его мудростью и достоинством преодолеет этап самоутверждения на огульном отрицании прошлого и вражде к России».
И в завершении вернемся к обозначенной в начале главы «Комиссии историков Латвии», (основанной 13.11.1998, по инициативе бывшего президента страны Г. Улманиса, и т. д.), с четырьмя рабочими группами, иностранными членами…
Вся эта моя глава — один шаг по бурелому русско-прибалтийской истории, и я, конечно, не претендую, что можно с этой стороны пройти весь путь и гордо водрузить на здании рижской ратуши (или на Домском соборе) — новое «знамя победы», победы уже над историей. Дескать, слушайте, рижане, читайте! Все было так-то и так!
Нет, настоящим успехом, настоящей победой может быть только — общая победа, выстраивание того, что обе стороны признали бы «русско-прибалтийской историей». А не «пропагандой».
Потому я так и присматриваюсь к работе, ведущейся с латышской стороны, и опубликую здесь фрагменты отчета латвийского историка со своими краткими комментариями.
Лекция доктора Ирене Шнейдере «Политика оккупационного режима Советского Союза в Латвии в свете архивов России».
«Только благодаря финансовой поддержке Комиссии историков латвийским историкам после долгого перерыва удалось «вернуться» в архивы Москвы. Они могли не только работать там с документами, но и заказать копии. С полученными материалами знакомятся ученые, документы публикуются и широко используются в научных статьях. Однако, я хотела бы начать не с обзора документов, а с короткого описания условий, в которых пришлось работать. Работу в архивах Москвы, к сожалению, по целому ряду причин нельзя назвать нормальной. Мои наблюдения вытекают из опыта, полученного в результате поездок последних трех лет.
Изменилось ли что-нибудь в работе архивов с 80-х годов XX века? Насколько я могу судить, мало что изменилось, а может, и вовсе ничего. Да, стал доступен бывший Центральный Партийный архив, который раньше для исследователей практически был закрыт. Сейчас этот архив называется Российский Государственный Архив социально-политической истории (ГАСПИ).
Несколько слов хочется сказать о специфических аспектах работы. Начну с тех обстоятельств, которые осложняют работу. На работу историков влияние оказывает личное отношение к ним сотрудников архивов. Москвичи — большие патриоты, поэтому они наверняка верят своему мэру Юрию Лужкову, который говорит об апартеиде, ущемлении русских в Латвии.
(Тонкая ирония. Хороший стиль госпожи Ирене… Единственно, правда, — об апартеиде, ущемлении русских в Латвии, говорил не только мэр Юрий Лужков, но многие европейские комиссии, изучавшие ваши порядки на месте. — И.Ш.)
Мощная пропаганда имеет воздействие на жителей столицы России.
Начиная с последних лет эры Бориса Ельцина в архивах не работают комиссии рассекречивания. С секретными документами происходят странные вещи. В бывшем Центральном Партийном архиве имеется фонд 600 — бюро ЦК ВКП(б), который в первые послевоенные годы «присматривал», то есть контролировал структуры власти в Латвийской ССР.
…
Условия работы тоже плохие: микрофильмы очень трудно читать, число заказываемых дел необоснованно мало (только 5 дел).
Одновременно хотела бы подчеркнуть, что, например, в ГАСПИ работу очень облегчает тщательно составленная опись, уже по названию дела можно судить о том, будет ли там что-то про Латвию. Это несомненно облегчает работу, особенно при таких огромных размерах фонда.
После такого не очень оптимистического вступления встает вопрос: был ли смысл ехать, тратить время, деньги, нервы? Ответ — трижды да. В архивах Москвы были получены ценные, даже уникальные документы о Латвии периода советской оккупации.
…В план социалистического строительства была включена депортация «чуждого элемента», коллективизация сельского хозяйства, особое внимание было уделено борьбе с церковью. Вывод можно сделать только один — работу нужно обязательно продолжать, ибо архивы Москвы только начинают раскрывать свои тайны.
…По-моему, существенные документы, раскрывающие процессы 1940–1941 гг. и реальные замыслы Москвы, хранятся в фонде В. Молотова. Хотелось бы отметить только один момент: в июне 1940 года руководство Москвы ожидало вооруженного сопротивления советской оккупации, но не со стороны армии, а от айзсаргов. Это в известной мере объясняет то, почему именно против членов этой организации проводились массовые репрессии(…)
В фонде содержится 28 дел, из которых 10 недоступны для исследователей (латышских). Однако оказалось, что некоторым зарубежным исследователям их выдают. Об этом можно судить по сноскам в работах наших зарубежных коллег. Абсолютно непонятный дифференцированный подход».
— Вот именно, госпожа Ирене! Дифференцированный, но не «тотальный» подход! Если бы Россия задумала, допустим, наглухо спрятать некую информацию, или создать фальшивку, и использовать недопуск латвийских историков для какой-то дезинформационной антилатвийской кампании… ну разве можно это все построить на закрытии архивов — только для латышей и… сохранении (как вы это подтверждаете), доступа для американцев, шведов?! Ведь, скопировав «эти тайны» у них, (сложно же представить, что шведы вам откажут), вы еще более уверенно парируете подобную (гипотетическую) атаку… Тут, как бывший пиарщик скажу, даже будет дополнительный огромный плюс для ущемленных, хорошо представимый в виде газетных и телеанонсов: «Вот что пытались от нас, латвийских историков, так неуклюже скрыть московские архивисты, верящие своему мэру Юрию Лужкову!»
Факты архивной дискриминации, о которой вы говорите — действительно безобразие. И признаю я это — отнюдь не для проформы, подобные штучки даже более омерзительны для нас самих, поскольку мы-то знаем первооснову, архетип всей этой коллизии. Если дело обстояло как вы, госпожа Ирене, говорите, типа: «Немцам документы выдавать, а латышам — нет. Американцев пущать, а прибалтов — не пущать!», то это совсем другая наша старая болезнь. Это ведь реплика, это «работа» еще того булгаковского швейцара «…прохрипевшего: у нас только на валюту!». Дифференцированный подход, валютные «Березки», распределители, боны, чеки («с полосой» и «безполосые» — в особом ходу были у фарцовщиков). Нам самим унизительно, что у нас тот швейцар вполне мог стать и министром чего-либо, и также аккуратно проводить ту же тонкую политику… Но все же, это трудности, мягко скажем… технические и к Вашему, госпожа Ирене, очень эмоциональному пассажу: «После такого не очень оптимистического вступления встает вопрос: был ли смысл ехать, тратить время, деньги, нервы? Ответ — трижды да!», — от себя могу только добавить, и, просуммировав, сказать: «Четырежды за!»…
В общем, так ли уж ужасна судьба одной прибалтийской республики, бескровно лишившейся суверенитета и вновь обретшей его без единого выстрела, под пение красивых народных песен всенационального миллионного хора?
Есть же свой неповторимый рисунок, красота в такой судьбе. И если какой-нибудь латвиец вдруг и дочитает книгу до этого места (несмотря на вещи в двух страницах тому назад, могущие показаться обидными), то, возможно, скажет: вот она, пропаганда «тупой русской покорности судьбе».
Но ведь именно аристократ духа, Фридрих Ницше, так сформулировал главный вывод (лозунг) своей философии применительно к человеку/обществу: «Амор фати (любовь к судьбе)!». И дал пояснение (оказавшееся, кроме прочего, еще и точнейшим прогнозом на весь наш XX век): «Нет ничего более ужасного, чем класс рабов-варваров, научившихся относиться к своему существованию, как к несправедливости и теперь готовящихся отомстить не только за себя, но и за все поколения».
Носить в себе такую болезнь и преодолеть ее — разве это не высокая судьба?