Клавдий

Клавдий

Сменивший Калигулу Клавдий стал императором в пятидесятилетнем возрасте. И современные ученые (например, Мюллер), и античные авторы отмечают, что его нельзя назвать человеком в здравом уме, хотя многое из того, что рассказывается о нем, возможно, преувеличено. Суждение Мюллера основывается на всех дошедших до нас статуях Клавдия и монетах с его портретами: по его мнению, Клавдий временами терял рассудок, а к концу жизни страдал старческим слабоумием в легкой форме. Даже людей, не знакомых с психологией, поражает лицо Клавдия на всех этих портретах – мрачное, недовольное и печальное.

Мы должны упомянуть Клавдия в этой главе, потому что ему были свойственны некоторые сексуальные отклонения, которые, вероятно, указывают и на другие признаки вырождения. Во-первых, мы должны помнить, что по наследству ему достались черты Антония, Юлиев и Клавдиев. Светоний приводит очень важное замечание о его воспитании, – замечание, на которое, как мне кажется, обращалось слишком мало внимания. Вот слова Светония («Клавдий», 2): «Даже после того, как он вышел из-под опеки, он еще долго оставался в чужой власти и под присмотром дядьки, и он потом жаловался в одной своей книге, что дядькой к нему нарочно приставали варвара, бывшего конюшего, чтобы тот его жестоко наказывал полюбому поводу». Итак, слабый и болезненный юноша рос под плеткой. Это многое объясняет в его натуре, особенно его недоверие к другим людям, в первую очередь к женщинам. Кроме того, в юности его тянуло к тихой жизни ученого, и это не могло добавить ему привлекательности в глазах амбициозных родичей.

Можно процитировать некоторые письма Августа к Ливии, касающиеся Клавдия (Светоний. Клавдий, 4): «Я беседовал с Тиберием о том, что нам делать с твоим внуком Тиберием[109] на Марсовых играх. И мы оба согласились, что надо раз навсегда установить, какого отношения к нему держаться. Если он человек, так сказать, полноценный и у него все на месте, то почему бы ему не пройти ступень за ступенью тот же путь, какой прошел его брат?» (Имеется в виду, конечно, его брат Германик – человек совсем иных дарований.) «Если же мы чувствуем, что он поврежден и телом и душой, то и не следует давать повод для насмешек над ним и над нами тем людям, которые привыкли хихикать и потешаться над вещами такого рода». В другом письме Август пишет: «Хотелось бы, чтобы он осмотрительней и не столь рассеянно выбирал себе образец для подражания и в повадках, и в платье, и в походке». В третьем письме Август рассказывает, с каким радостным изумлением он слышал декламацию Клавдия: «Понять не могу, как он мог, декламируя, говорить все, что нужно, и так связно, когда обычно говорит столь бессвязно».

Судя по всему, мы должны видеть в молодом Клавдии тихого, застенчивого, погруженного в занятия юношу, которого в детстве настолько унижали, что он так и не сумел полностью развиться и абсолютно не годился для выполнения обязанностей юного отпрыска императорского дома. Это вполне согласуется с известием, что во время правления Тиберия Клавдий «оставил всякую надежду на возвышение и удалился от всяких дел, укрываясь то в садах и загородном доме, то на кампанской вилле» (Светоний, 5). Но другие замечания его биографа дают понять, что Клавдия нельзя назвать полным идиотом. В правление Калигулы он был консулом, а после гибели Калигулы, избранный солдатами в императоры, проявил много блестящих черт характера. (Мы не можем вдаваться в перечисление его заслуг, так как полная история всех императоров не входит в нашу задачу.)

Клавдия, как и Тиберия, долгое время судили слишком пристрастно, но справедливость в отношении него постепенно начинает торжествовать. Поэтому рассмотрим те стороны его личности, которые с первого взгляда понять более трудно. Не имеет смысла обсуждать, можно ли безоговорочно соглашаться с рассказом Светония о садистских склонностях Клавдия (мы цитировали его в главе о садизме). Наоборот, Клавдий нередко предстает как доброжелательный и гуманный человек – например, как указывалось ранее, он издал указ, по которому больные и брошенные хозяевами рабы получали свободу, а убийство такого раба объявлялось уголовно наказуемым.

То, что нам известно о его сексуальной жизни, – достоверно и сомнению не подлежит. «К женщинам страсть он питал безмерную, к мужчинам зато вовсе был равнодушен» (Светоний. Клавдий, 33). Нам придется целиком привести 26-й параграф из Светония, в котором описываются отношения Клавдия с женщинами: в нем содержится несколько важных фактов.

«Помолвлен он был дважды еще в юности: сначала с Эмилией Лепидой, правнучкой Августа, потом с Ливией Медуллиной, носившей тогда имя Камиллы и происходившей из древнего рода диктатора Камилла. Первую он отверг еще девушкой, так как родители ее были врагами Августа, вторая умерла от болезни в тот самый день, когда была назначена свадьба. После этого он был женат на Плавтии Ургуланилле, дочери триумфатора, а затем на Элии Петине, дочери консуляра. С обеими он развелся: с Петиной из-за мелких ссор, а с Ургуланиллой из-за ее наглого разврата и из-за подозрения в убийстве. После них он женился на Валерии Мессалине, дочери Мессалы Барбата, своего родственника. Но, узнав, что в заключение всех своих беспутств и непристойностей она даже вступила в брак с Гаем Силием и при свидетелях подписала договор, он казнил ее смертью, а сам на сходке перед преторианцами поклялся, что так как все его супружества были несчастливы, то отныне он пребудет безбрачным, а если не устоит, то пусть они заколют его своими руками. И все же он не мог удержаться от помыслов о новом браке – то с Петиной, которую сам же когда-то прогнал, то с Лоллией Павлиной, которая была замужем за Гаем Цезарем. Однако, обольщенный лукавствами Агриппины, которая была дочерью его брата Германика и пользовалась своим правом на поцелуи и родственные ласки, он нашел людей, которые на ближайшем заседании предложили Сенату обязать Клавдия жениться на Агриппине, якобы для высшего блага государства, и дозволить подобные браки для всех, хотя до той поры они считались кровосмесительными. И чуть ли не через день он справил свадьбу; однако примеру его никто не последовал, кроме одного вольноотпущенника и одного старшего центуриона, свадьбу которого он с Агриппиною сам почтил своим присутствием».

Легко поверить словам Светония (29), который говорит, что Клавдий у вольноотпущенников и у своих жен был «в таком подчинении, что вел себя не как правитель, а как служитель». С точки зрения психологии это вполне понятно. Чем сильнее у человека сексуальные желания, тем сильнее он всю свою жизнь зависит от женщин, особенно такой, как Клавдий: не героическая фигура, а тихий ученый, застенчивый и непрактичный человек.

О Мессалине, этой крайне интересной с эротической точки зрения фигуре, мы больше ничего не будем говорить, поскольку о ней недавно издана книга. Мы же чуть далее поговорим более подробно об Агриппине, матери Нерона. Сейчас скажем только, что замужество Агриппины было лишь амбициозным планом властолюбивой женщины с целью возвести на престол своего сына. Вполне заслуживает доверия известие, что она отравила Клавдия, опасаясь, что тот предпочтет Нерону Британика, своего сына от Мессалины. Но равно вероятно и то, что Клавдий умер своей смертью. У него уже много лет были проблемы с пищеварением, но он, невзирая на болезнь, оставался не умерен в еде и питье.

Клавдий был очень образованным человеком. Он хорошо знал греческий, написал несколько исторических трудов, включая две книги об этрусках и карфагенянах, которые в Александрии считались настолько важными, что ежегодно устраивались их публичные чтения. Очевидно, он понимал истинную натуру всех своих жен, потому что сказал о них (Светоний, 43), что «волею судьбы и все его жены были безнравственны, но не были безнаказанны».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.