По инерции вперед

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

По инерции вперед

Широко распространено мнение, что после смерти Ю. В. Андропова произошла своеобразная реставрация брежневских порядков и все начинания Ю. В. Андропова были похоронены.

«В советологии, – пишет A. B. Шубин, – распространено мнение о том, что период правления Черненко характеризовался «абсолютным застоем». Эту точку зрения трудно признать убедительной. Начатая Андроповым политика не прекращалась»[2158]. Более того, возглавлявший тогда Отдел науки и учебных заведений ЦК КПСС Вадим Андреевич Медведев характеризует 13 месяцев пребывания К. У. Черненко у власти как «эмбриональный период» перестройки[2159].

И действительно, несмотря на плохое состояние здоровья генсека, несмотря на его осторожность и консерватизм многих его помощников, несмотря на отдельные попытки остановить запущенное Ю. В. Андроновым колесо перемен, сделать это не удалось.

Прежде всего это касается вопроса о коррупции..

«При Черненко, – пишет A. B. Шубин, – андроповские чистки продолжались, и Генсек вовсе не собирался их останавливать»[2160].

Несмотря на оказываемое ей сопротивление, Прокуратура СССР продолжала расследовать «узбекское дело». Этим делом занимались, как уже упоминалось, и возглавляемая М. С. Соломенцевым КПК при ЦК КПСС, и созданная еще в 1983 г. специальная «комиссия ЦК, которую возглавил заместитель заведующего отделом К. Н. Могильниченко». Она «вскрыла в Узбекистане поистине вопиющие нарушения». В июле 1984 г. результаты ее работы были доложены Пленуму ЦК КП Узбекистана, ЦК КПСС на Пленуме представлял Е. К. Лигачев[2161].

Из дневника A. C. Черняева: «9 июля Горбачев и Лигачев провели собрание всего аппарата ЦК. Докладывал Е. К.: «О положении в узбекской республиканской партийной организации». Факты разложения повергают в ужас»[2162].

«Ужас, полное разложение… Урожай хлопка рос, а выход волокна снижался из года в год, обворовывали государство на сотни тысяч рублей… взятки брали десятками тысяч, государство же обкрадывали на миллионы. В Ташкенте понастраивали дворцов, площадей и проч. Одно панно на станции метро стоило 2 млн. руб. А между тем полмиллиона жителей города живут до сих пор в глинобитных хижинах-землянках, без канализации, водопровода, газа, а то и без электричества. То же в Самарканде, втором городе по населению. Все начальство от высшего до нижнего обзавелись роскошными особняками в городе и виллами за городом. У некоторых по пять машин в личном пользовании»[2163].

Сделав эту запись, A. C. Черняев завершил ее следующим примечанием: «Не очень ясно, почему решили это все разоблачить перед лицом всего аппарата, начиная с референта-инструктора»[2164].

Однако «это все» являлось только прелюдией. 11 августа по обвинению в коррупции был арестован первый секретарь Бухарского обкома А. К. Каримов[2165]. Это был первый после смерти И. В. Сталина случай ареста партийного работника такого ранга. 3 сентября А. К. Каримов направил К. У. Черненко покаянное письмо[2166], в котором обвинил во взяточничестве не только некоторых лиц из ближайшего окружения Р. Ш. Рашидова, занимавших видное положение в аппарат ЦК Компартии Узбекистана, но самого покойного к тому времени руководителя республики[2167].

11 ноября у А. К. Каримова было изъято ценностей на 6 млн. руб. Причем «вес одних только ювелирных изделий превышал 110 килограммов»[2168].

После того, как у А. К. Каримова были обнаружены его сокровища, он дал новые показания, которые еще более расширяли круг обвиняемых лиц в руководстве республики[2169]. Более того, по утверждению следователя Генеральной прокуратуры СССР Николая Вениаминовича Иванова, именно «Каримов был первым из наших подследственных, кто указал свои связи в Москве»[2170].

На кого конкретно указал А. Каримов, мы пока не знаем. Но один факт заслуживает внимания. В ходе расследования этого дела следствие вышло на председателя Правления Бухарского облпотребсоюза Гани Мирзобаева. Во время обыска у него была обнаружена фотография, на которой он был запечатлен в компании с М. С. Горбачевым[2171].

Объясняя этот факт, Г. Мирзобаев показал, что еще «в 1965 или в 1966 г.» он на каком-то совещании в Москве познакомился с председателем Ставропольского крайпотребсоюза Василием Тихоновичем Богомазовым, после чего стал поддерживать с ним отношения. В 1976 г. Г. Мирзобаев поехал отдыхать в санаторий Центросоюза «Кисловодск». «И на этот раз, в 1976 г., – показал он на следствии, – я встретился с Богомазовым»[2172].

В это время, по утверждению Г. Мирзобаева, рядом в санатории «Красные камни» отдыхал племянник В. Т. Богомазова – первый секретарь Ставропольского крайкома М. С. Горбачев. Зная, что «он дядя Горбачева», Г. Мирзобаев попросил его познакомить с племянником. Они зашли «в санаторий к Горбачеву» и там сфотографировались[2173].

Хорошо знающий М. С. Горбачева В. А. Казначеев отрицает факт его родства с В. Т. Богомазовым[2174]. Но тогда получается, что Г. Мирзобаев по каким-то причинам предпочел скрыть обстоятельства своего знакомства с Михаилом Сергеевичем.

В связи с этим следует отметить, что еще в 1975 г., «по приглашению» Р. Рашидова М. С. Горбачев посетил Узбекистан. Причем его «путешествие по республике началось с посещения Бухары», где тогда первым секретарем обкома партии был его «старый товарищ по комсомолу Каюм Муртазаев»[2175]. Но тогда М. С. Горбачев и Г. Мирзобаев могли познакомиться еще в 1975 г.

К этому следует добавить, что после того, как в 1978 г. К. Муртазаева перевели в Ташкент, бухарский обком возглавил А. Каримов, а Гани Мирзобаев стал «личным завхозом Каримова»[2176].

Между тем, Михаил Сергеевич был знаком и с А. Каримовым, который еще до 1975 г. несколько раз приезжал на Кавказские Минеральные воды. Несмотря на то, что из Ставрополя до Минвод не менее трех-четырех часов на машине, первый секретарь крайкома навещал своего узбекского гостя, причем не один, а с женой. В одну из таких поездок он взял с собою В. А. Казначеева, который с 1970 по 1974 г. занимал пост первого секретаря Пятигорского горкома партии. Из этой поездки Виктор Алексеевич вынес впечатление, что Горбачевы и Каримовы были знакомы семьями. И, приезжая на отдых, А. Каримов щедро одаривал Михаила Сергеевича[2177].

Если учесть это обстоятельство, нетрудно представить, что должен был переживать М. С. Горбачев, когда А. Каримов был арестован и начал давать показания.

Еще более должно было встревожить М. С. Горбачева расследование «хлопковой аферы», так как с 1978 г. он курировал сельское хозяйство, а следовательно, не мог не понимать, что успехи Узбекистана на хлопковом фронте связаны с приписками. Но тогда получается, что определенная доля ответственности за них лежала и на нем лично, и на его подчиненных из Сельскохозяйственного отдела ЦК КПСС.

Между тем через некоторое время после смерти Ю. В. Андропова был арестован Н. П. Лобжанидзе. Можно было ожидать неприятностей и с этой стороны. Однако на этот раз от него не стали требовать показания на М. С. Горбачева, а он предпочел держать язык за зубами. Обвинительное заключение по его делу (№ 18/58112-83) было утверждено заместителем Генерального прокурора СССР О. В. Сорокой 26 декабря 1984 г.[2178]. По этому приговору Н. П. Лобжанидзе получил 9 лет с конфискацией имущества в колонии строгого режима[2179]. В 1989 г. он был досрочно освобожден[2180], затем после обращения к М. С. Горбачеву обвинение с него сняли[2181].

А в Москве тем временем шла своя война, в эпицентре которой оказался В. В. Гришин. Летом 1984 г., когда он находился в отпуске, М. С. Горбачев, «будучи практически вторым человеком в партии при Черненко», вспоминал А. Н. Яковлев, «поручил соответствующим органам изучить дачные дела работников городской номенклатуры, что и было сделано. Гришин всполошился. Он в это время проводил отпуск на Юге. Я был у Горбачева в кабинете, когда позвонил Гришин…. Закончилось тем, что оба решили доложить свое мнение Черненко. Горбачев настоял на своем»[2182].

Нетрудно понять, что второй человек в партии делал такой шаг не потому что не мог терпеть дачные безобразия, а потому, что собирал компромат на своего соперника. Причем есть все основания предполагать, что в данном случае он опирался не на поддержку нового министра внутренних дел В. В. Федорчука, а на нового председателя КГБ – В. М. Чебрикова.

В начале 1984 г. В. И. Алидин пришел к В. В. Гришину и, проинформировав его о деле Мосторга, назвал его руководителя Н. П. Трегубова миллионером. Можно было ожидать, что В. В. Гришин удивится или же потребует доказательств, но он никак не отреагировал на это[2183].

После того, как закончилось следствие по делу гастронома № 1, Н. П. Трегубов получил партийное взыскание и был отправлен на пенсию. Но когда летом 1984 г. В. В. Гришин ушел в отпуск, Н. П. Трегубова вызвали в КПК при ЦК КПСС, исключили из партии и сразу же арестовали[2184].

«Немалый ужас на мафиозный мир и преступные торговые кланы по всей стране, – пишет P. A. Медведев, – нагнал крах Н. П. Трегубова – начальника Главторга Мосгорисполкома, занявшего этот пост еще в 1970 г. и считавшегося человеком, близким к члену ПБ В. В. Гришину (с Гришиным у Андропова были давние счеты). Трегубов был арестован в июне, а следом за ним органы КГБ заключили под стражу еще 25 ответственных работников московского Главторга и директоров крупнейших универмагов и гастрономов, включая B. C. Тверитинова – директора гастронома при ГУМе, арестованного 17 августа 1983 года»[2185].

По существу, это был удар если не по самому В. В. Гришину, то по его ближайшему окружению. Формально расследование исходило от прокуратуры, фактически за всем этим стоял возглавляемый В. М. Чебриковым КГБ[2186], так как во главе московского ОБХСС стоял генерал КГБ А. Н. Стерлигов[2187].

29 апреля 1984 г. новым главным редактором «Известий» стал И. Д. Лаптев[2188]. Одним из первых его действий на этом посту была публикация статьи «Расплата», посвященная суду над директором Елисеевского магазина Ю. К. Соколовым[2189]. Сначала на пути статьи возникли цензурные помехи, а когда 2 августа она все-таки увидела свет, вопрос о ней был вынесен на Политбюро, которое проходило под руководством К. У. Черненко[2190].

Так как до середины августа 1984 г. К. У. Черненко находился в отпуске, то упоминаемое И. Д. Лаптевым заседание Политбюро могло иметь место после возвращения Константина Устиновича в Москву.

По свидетельству И. Д. Лаптева, особенно возмущались В. В. Гришин, В. И. Долгих, М. В. Зимянин и М. С. Соломенцев. В. В. Гришин даже потребовал отставки И. Д. Лаптева, но не получил поддержки К. У. Черненко[2191]. Что вызвало гнев названных партийных руководителей, можно только предполагать.

Продолжалось расследование и о злоупотреблениях в Министерстве внутренних дел СССР. 6 ноября 1984 года Н. А. Щелоков был лишен звания генерала армии. Официально указ об этом был опубликован в газетах в День милиции[2192]. Вскоре Президиум Верховного Совета СССР принял решение о лишении Н. А. Щелокова всех наград, за исключением боевых, и звания Героя Социалистического Труда[2193]. 7 декабря 1984 г. Комиссия партийного контроля исключила его из партии. Он обратился к К. У. Черненко с письмом, в котором попросил о приеме, но тот не принял его[2194]. 13 декабря H. A. Щелокова нашли мертвым. Согласно официальной версии, он застрелился[2195].

«Черненко, – пишет A. B. Шубин, – не только карал. Шел поиск дальнейших путей преобразований»[2196].

Несмотря на то, что 9 февраля 1984 г. Ю. В. Андропова не стало, состоявшийся 13 февраля Пленум ЦК КПСС не только решил вопрос об избрании нового генсека, но и подтвердил необходимость продолжить начатую в соответствии с решениями Декабрьского пленума 1983 г. работу «по комплексному совершенствованию управления»[2197].

23 февраля 1984 г. Госплан представил в Совет Министров предложения «Об организации работы по дальнейшему совершенствованию управления экономикой»[2198].

Есть основания предполагать, что именно на этом заседании было принято решение о создании временной Комиссии Политбюро ЦК КПСС по рассмотрению предложений о направлениях совершенствования управлением[2199]. В ее состав вошли Г. А. Алиев, М. С. Горбачев, Г. В. Романов, Н. И. Рыжков, H. A. Тихонов [2200]. Перед комиссией была поставлена задача подготовить свои предложения «до ноября 1984 г.»[2201].

27 февраля под председательством H. A. Тихонова состоялось совещание, на котором рассматривался вопрос «О подготовке предложений по принципиальным направлениям совершенствования управления народным хозяйством»[2202]. Было решено представить предварительные предложения по указанному вопросу «не позднее 1 апреля»[2203]. В связи с этим был подготовлен документ о принципиальных направлениях совершенствования управления[2204].

Не позднее 5 марта для представления в ЦК КПСС была составлена записка, которую подписали H. A. Тихонов, М. С. Горбачев, Г. А. Алиев, Г. В. Романов и Н. И. Рыжков. Подчеркивая необходимость сохранения и укрепления демократического централизма, авторы писали: «Представляется необходимым сделать систему централизованного управления более эластичной путем передачи части функций хозяйственного управления местным органам власти, отраслевым органам и трудовым коллективам, дальнейшего расширения хозяйственной самостоятельности различных звеньев управления»[2205].

6 марта 1984 г. под председательством H. A. Тихонова состоялось первое заседание Комиссии Политбюро ЦК КПСС по рассмотрению предложений о направлениях совершенствования управления, В этом заседании участвовали члены комиссии Г. А. Алиев, М. С. Горбачев, Г. В. Романов, Н. И. Рыжков[2206]. Ими была рассмотрена записка «О принципиальных направлениях совершенствования управления»[2207] и принято решение, одобрив ее в целом, произвести доработку к 20 марта[2208].

7 марта 1984 г. на заседание Политбюро был вынесен «вопрос о подготовке пленума по совершенствованию управления экономикой. Эту идею активно продвигал Горбачев». Однако H. A. Тихонов добился того, что решение этого вопроса было отложено как неподготовленного[2209].

Второе заседание Комиссии Политбюро состоялось 16 апреля[2210]. Оно продолжило рассмотрение названной выше записки, которая приобрела уточненное название «Об основных направлениях дальнейшего совершенствования управления»[2211]. Было решено до 20 апреля внести в нее последние уточнения[2212].

К 21 апреля документ был готов[2213], после чего вынесен на ближайшее заседание Политбюро. Как явствует из воспоминаний О. Гриневского, вопрос «О дальнейшем совершенствовании управления» рассматривался на заседании Политбюро 26 апреля[2214].

Имеются сведения, что представленный документ под названием «Основные направления совершенствования управлением народного хозяйства» был одобрен[2215]. Однако, пока удалось обнаружить только проект этого решения. Согласно ему, Политбюро постановило: «В частичное изменение решений ЦК КПСС от 23 февраля 1984 г. и 7 марта 1984 г. образовать постоянно действующую Комиссию Политбюро ЦК КПСС по совершенствованию управления в составе: тт. Тихонова – председатель, Горбачева, Алиева, Романова, Долгих, Капитонова, Рыжкова»[2216].

«Ее формальным руководителем, – отмечает Е. Т. Гайдар, – был ветхий председатель Совета Министров Тихонов, но реальным мотором – динамичный, имевший в то время репутацию одного из наиболее энергичных лидеров хозяйственной номенклатуры, Николай Рыжков»[2217].

Первое заседание этой Комиссии состоялось 15 мая 1984 г.[2218]. На нем было принято решение о создании при Комиссии Рабочей группы[2219] и Научной секции[2220].

«Руководство научной секцией, – пишет Е. Т. Гайдар, – было возложено на директора нашего института академика Д. Гвишиани»[2221]. В данном случае имеется в виду Всесоюзный научно-исследовательский институт системных исследований (ВНИИСИ) Государственного комитета Совета Министров СССР по науке и технике [2222].

Почему руководителем научной секции был назначен именно Джермен Михайлович Гвишиани, установить пока не удалось. Может быть, здесь свою роль сыграли его связи. Д. М. Гвишиани был не только сыном генерала госбезопасности, но и зятем А. Н. Косыгина. Может быть, были приняты во внимание его научные интересы. В 1961 г. он защитил кандидатскую диссертацию на тему «Социология американского менеджмента», а в 1969 г. докторскую диссертацию на тему «Американская теория организационного управления». Может быть, учитывалось, что он являлся председателем Государственного комитета Совета Министров СССР по науке и технике. Может быть, это было связано с тем, что он являлся членом Римского клуба[2223] и с 1972 г. возглавлял Совет созданного по инициативе этого клуба в Лаксембургском замке под Веной Международного института проблем системного анализа (МИПСА)[2224], аналогом которого являлся ВНИИСИ.

Как утверждал С. С. Шаталин, «волею судеб ВНИИСИ все больше становился идейным центром по трансплантации «чужих» методов в советскую экономику», причем «руководство СССР целенаправленно не мешало этому»[2225].

Если Д. М. Гвишиани было доверено общее руководство Научной секцией, пишет Е. Т. Гайдар, то конкретная работа была возложена «на отделы, возглавлявшиеся Борисом Мильнером и Станиславом Шаталиным, и, в первую очередь на нашу лабораторию»[2226]. Кроме московских ученых, к этой работе была привлечена «молодая команда» «ленинградских экономистов, в которую входили Анатолий Чубайс, Сергей Васильев, Сергей Игнатьев, Юрий Ярмагаев и другие…»[2227].

В комиссии Д. М. Гвишиани рассматривались вопрос о кооперации, об индивидуально-трудовой деятельности, о децентрализации экономики, о изменении планирования, о хозрасчете и т. д.[2228].

«После многих и бурных встреч, совещаний, горячих дискуссий, – пишет Н. И. Рыжков, – Экономический отдел подготовил предложения по совершенствованию управления народным хозяйством страны. По сути, они являли собой достаточно серьезно разработанную концепцию, которая предвосхитила – по-своему, конечно, с учетом времени и политической ситуации в стране – все грядущие экономические программы, на которых в 90-е уже годы скрестились копья «правых» и «левых», «консерваторов» и «новаторов»[2229].

«Пожалуй, наиболее серьезным документом, вышедшим из научной секции Комиссии, – вспоминает Е. Т. Гайдар, – стала «Концепция совершенствования хозяйственного механизма предприятия», подготовленная по заданию Рыжкова. В довольно большом, 120-страничном документе, обозначались основные направления возможной экономической реформы в масштабах Союза»[2230].

К сожалению, поиски этого документа в фонде Совета Министров СССР и в архиве Н. И. Рыжкова пока не увенчались успехом. Поэтому для характеристики содержания упомянутой «Концепции» воспользуемся воспоминаниями Е. Т. Гайдара:

«Речь в названном документе шла о достаточно осторожной экономической реформе, важнейшей предпосылкой которой было ужесточение финансовой и денежной политики. Предполагалось отказаться от директивных плановых заданий, ввести стимулы, связанные с прибылью, сохранить строгое нормативное регулирование заработной платы, постепенно либерализовать цены по мере стабилизации положения на отдельных рынках, осуществить осторожные меры по либерализации внешнеэкономической деятельности, создать рядом с государственным частнопредпринимательский и кооперативный секторы экономики. За основу многих предлагаемых решений были взяты наработки венгерской реформы 68-го года и ее последующих модификаций»[2231].

Это значит, что предлагаемая концепция предполагала отказ от прежнего планового управления экономикой и переход к многоукладной, рыночной экономике, при сохранении ведущей роли государственного сектора. По свидетельству Н. И. Рыжкова, имелось в виду, что государственный сектор должен был составлять около 50 %, около 30 % планировалось на корпоративную собственность и примерно 20 % – на индивидуальную[2232].

«Мы, – пишет Е. Т. Гайдар, – отдавали себе отчет в том, что предлагаемая модель ни в коей мере не может рассматриваться в качестве идеала, но считали важным осуществить хотя бы эти осторожные шаги в направлении рынка, создания эталонов негосударственной экономики как предпосылки для последующей эволюции системы, мягкого выхода из социализма»[2233].

По утверждению B. C. Павлова, именно в это время вопрос о собственности был вынесен на страницы печати: «Впервые открыто идея реформы собственности была затронута на страницах «Московского комсомольца» еще в 1984 г. Выступил с этим предложением академик Л. И. Абалкин»[2234].

К этому нужно добавить, что предполагалось освободить партийные комитеты от руководства экономикой[2235], а также «оставить за Центром только управление базовыми отраслями экономики, ее каркасом»[2236].

Но руководством тихоновской Комиссии Политбюро эта идея была отвергнута[2237].

К сожалению, обнаружить материалы рассматриваемой комиссии пока не удалось. Поэтому остается неясным, когда и как именно она завершила свою работу. Из воспоминаний Е. Т. Гайдара явствует, что это произошло уже в 1985 г.[2238].

Е. Т. Гайдар пишет, что когда Д. Гвишиани представил Н. И. Рыжкову названный выше документ, то он не получил одобрения, так как «политическое руководство страны было не готово к столь радикальным преобразованиям»[2239]. Н. И. Рыжков пишет, что проект реформы хотя и был встречен H. A. Тихоновым негативно, но после его доработки был одобрен[2240].

Причем, по утверждению Н. И. Рыжкова, возражения со стороны премьера вызвала не установка на переход к многоукладной экономике, а совершенно другие вопросы.

«Главный вопрос – пишет Н. И. Рыжков, – соотношение функций республик и Центра. Мы уже тогда яснее ясного понимали, что Центр добровольно взвалил на себя все, что можно и нельзя, нужно и не нужно». Поэтому: «Мы предложили оставить за Центром только управление базовыми отраслями экономики, ее каркасом, но ни в коем случае не ломать его, не растаскивать по частям… Растащи – каркас рухнет, рассыплется, а значит, рассыплется экономика – вся экономика! – которая и держится на базовых своих отраслях»[2241].

По свидетельству Н. И. Рыжкова, при подготовке этого документа появилась идея разделить Российскую Федерацию на десять округов. Мотивировалось это тем, что в состав РСФСР входили 6 краев, 54 области, 14 автономных республик, плюс 5 автономных областей и 10 национальных округов, итого 89 административно-территориальных единиц. Поскольку реальная власть в них принадлежала первым секретарям, а они входили в номенклатуру ЦК КПСС, то по этой причине были независимы от Совета Министров РСФСР. Предлагаемая реформа, по свидетельству Н. И. Рыжкова, имела своей целью хотя бы частично укротить первых секретарей обкомов, крайкомов и автономных республик, подчинив их руководству округов.

Когда родилась эта идея, предстоит выяснить. Насколько удалось установить, она уже звучала летом 1982 г. на совещании в ЦК КПСС. Выступая на нем, директор Института экономики Уральского научного центра АН СССР М. А. Сергеев предложил: «Осуществить укрупнение существующего административно-территориального деления. Так, регионом мог бы стать Уральский экономический район»[2242].

«Разделить страну на экономические районы» 16 марта 1984 г. на совещании у М. С. Горбачева предлагал Г. А. Арбатов. Это предложение сразу же привлекло внимание Н. И. Рыжкова. Судя по записям Николая Ивановича, в этом предложении его привлекла идея децентрализации, т. е. сохранения за центром стратегии и перенесения на места центра тяжести оперативного управления[2243].

На мой вопрос, заданный 22 июня 2009 г., рассматривалась ли при разработке этой концепции проблема регионального хозрасчета, Н. И. Рыжков ответил утвердительно[2244]. Это означает, что планируемое разделение Российской Федерации на десять экономических районов предполагало предоставление им определенной хозяйственной самостоятельности.

Предложение о разделении РСФСР на округа вызвало настолько серьезные возражения со стороны H. A. Тихонова, что он отказался ставить под «Концепцией» свою подпись. Пришлось, как пишет Н. И. Рыжков, эту идею «утопить», т. е. облечь в обтекаемые формулировки, после чего премьер подписал документ. В таком виде он был одобрен Политбюро и лег в основу дальнейшей работы по составлению программы экономических реформ[2245].

Борьба шла и по другим направлениям.

В частности, это касается проведения пленума ЦК КПСС по научно-техническому прогрессу. Несколько раз его идея возрождалась и умирала.

В 1984 г. она возродилась вновь. Если верить В. А. Медведеву, «на этот раз инициирующую роль играл М. С. Горбачев»[2246]. По свидетельству Г. А. Арбатова, «первый экземпляр» доклада для пленума, подготовленный еще в 70-е годы, «нашли после смерти Л. И. Брежнева в его сейфе, когда его открыла специальная комиссия. После этого он, очевидно, и попал М. С. Горбачеву»[2247].

«В июле (1984 г. – А. О.), – пишет Н. И. Рыжков, – в ПБ была представлена записка за подписью Черненко о необходимости ускорения НТП и совершенствовании управлением им во всех звеньях экономики»[2248].

В. А. Медведев утверждает, что «решение о проведении Пленума ЦК КПСС по вопросам ускорения НТП» было принято «в середине 1984 г.»[2249]. Однако из воспоминаний более осведомленного в этом отношении Н. И. Рыжкова явствует, что упомянутая записка была рассмотрена Политбюро только в октябре 1984 г. и только тогда было решено посвятить этому вопросу пленум 23 апреля 1985 г.[2250].

«В начале октября» М. С. Горбачев «пригласил к себе» по этому вопросу В. А. Медведева[2251]. В ноябре была создана рабочая группа во главе с Н. И. Рыжковым [2252].

Характеризуя эту работу, В. А. Медведев пишет: «Постепенно вырисовывался глубокий и интересный замысел с выходом на общеэкономические проблемы, структурную и инвестиционную политику и, что особенно важно, на перестройку хозяйственного механизма»[2253].

Работа к пленуму, который был намечен на апрель 1985 г., велась ударными темпами. «В декабре того же года по поручению Горбачева, – вспоминает А. Аганбегян, – вместе с коллегами я участвовал в подготовке пленума по научно-техническому прогрессу, и меня даже не отпустили встречать Новый год в Новосибирск»[2254].

Так, по свидетельству В. А. Медведева, появилась на свет новая «комплексная программа научно-технического прогресса на 20 лет»[2255].

Разумеется, составить такую программу за два-три месяца было невозможно. Поэтому, вероятнее всего, созданная под руководством М. С. Горбачева рабочая группа использовала те материалы, которые готовились к пленуму по научно-техническому прогрессу еще при Л. И. Брежневе.

Основное содержание «Комплексной программы» было изложено в специальной записке «О некоторых узловых вопросах ускорения НТП»[2256], которая, по всей видимости, рассматривалась как текст возможного доклада генсека на пленуме. Этот 18-страничный документ был направлен «в ЦК КПСС с предложением рассмотреть записку в Политбюро»[2257].

И тут произошло неожиданное.

Один из главных инициаторов этой программы М. С. Горбачев вдруг заявил, что не следует спешить с ее передачей в Политбюро[2258], более того, он посетил К. У. Черненко и после этого поставил на Политбюро вопрос о переносе Пленума ЦК КПСС, посвященного научно-техническому прогрессу[2259].

Н. И. Рыжков не указывает, когда именно это произошло, но из дневника A. C. Черняева явствует, что Г. А. Арбатов сообщил ему об отмене «пленума по НТР» 7 января 1985 г.[2260].

Пытаясь объяснить такой поворот, Н. И. Рыжков пишет: «Уже шла, по-видимому, закулисная работа по подготовке замены Черненко, еще не умершего, но на глазах угасавшего»[2261].

Продолжалась при К. У. Черненко и подготовка изменений в идеологии.

Как вспоминает бывший работник Международного отдела ЦК КПСС С. М. Меньшиков, «где-то в конце 1984 года» «пришла развернутая шифровка от посла А. Ф. Добрынина с предложением ослабить ряд существовавших тогда ограничений в области еврейской культуры, образования, религии и т. д. У посла сложилось мнение, что такие меры могли бы улучшить отношение к СССР в американском обществе и снять остроту антисоветских настроений в еврейских организациях США. В связи с этим Международному отделу было поручено подготовить соответствующее решение Политбюро. В отделе эта работа была возложена на меня и референта, занимавшегося связями с Компартией Израиля»[2262].

После этого был поднят вопрос «о возобновлении работы в Москве знаменитого еврейского театра, закрытого еще при Сталине, которым до его гибели в 1949 году руководил Соломон Михоэлс», «было предложено направить с гастролями за рубеж труппу еврейского драматического театра, существовавшего тогда в Биробиджане». «Предложили мы также, – пишет С. М. Меньшиков, – восстановить издание газеты на идише, а также переиздать русских еврейских классиков Шолома Алейхема и других». «Встал вопрос о введении в отдельных наших вузах обучения ивриту, хотя бы на факультативной основе». «В конечном счете решение Политбюро было принято в сильно урезанном виде по сравнению с запиской Добрынина и нашими первоначальными предложениями[2263].

Как мы уже знаем, еще Ю. В. Андропов начал готовить антисталинский идеологический залп. Особая роль в этом отношении отводилась фильму Т. Абуладзе «Покаяние», который неудачно был снят в 1983 г. Можно было ожидать, что после смерти Юрия Владимировича на фильме будет поставлен крест.

Однако уже в марте, т. е. через месяц после того, как К. У. Черненко стал генсеком, деньги для продолжения работы над фильмом были изысканы и начались новые съемки. На этот раз они продолжались пять месяцев и к концу лета были завершены. Затем начались монтажные работы. В декабре фильм был закончен[2264].

«Мы, – вспоминает Нана Джанелидзе, – ждали, чтобы его посмотрели члены бюро ЦК КП Грузии и, конечно, Шеварднадзе. Просмотр происходил в Малом зале на киностудии «Грузия-фильм». Наконец, свет в зале погас, и фильм начался. Смотрели тихо, не дыша. По словам Тенгиза, Шеварднадзе впился в экран. И вот фильм закончился. Экран погас, зажегся свет. В зале стояла гробовая тишина, никто не смотрел друг на друга, никто не переговаривался – ждали, что скажет Шеварднадзе. Тот очень долго молчал. Тенгизу показалось, что тишина длится целую вечность. «Это очень нужный фильм. Я потрясен», – сказал он, – встал, подошел к Тенгизу и поцеловал его…»[2265].

В конце декабря Республиканский телерадиокомитет и Госкино Грузии приняли картину[2266].

Таким образом, еще при жизни К. У. Черненко был подготовлен фильм, который должен был взорвать общественное мнение и начать идеологический разворот умов советских людей против существующей политической системы.

Подобная же роль отводилась и роману Анатолия Рыбакова «Дети Арбата». В редакции журнала «Октябрь», куда он поступил еще в 1983 г., после смерти Ю. В. Андропова начался саботаж[2267]. Но 23 сентября 1984 г. A. C. Черняев записал в дневнике: «Узнал, что разрешили издать роман А. Н. Рыбакова «Дети Арбата» – о Сталине и 1934 г. (первую часть я читал в рукописи) и будто вопрос рассматривался наверху: Горбачев, Воротников, Пономарев – за. Стукалин давно за. А вот Шауро и Беляев всегда были против. И еще узнал, что уже есть верстка сборника воспоминаний и эссе о Шоломе Алейхеме. Подержал в руках. Немыслимо было бы даже пару лет назад»[2268].

Запись 23 декабря 1984 г.: «Читаю «Дети Арбата», вторую часть, первую читал два года назад. Говорят, что вмешался Горбачев и будто разрешили печатать в начале 1985 г. в «Октябре»[2269].

Тогда же была сделана попытка отстранить Р. И. Косолапова от руководства журналом «Коммунист» и поставить во главе его редколлегии другого человека. Осенью 1984 г. П. Н. Федосеев познакомил А. П. Бутенко с доносом, который поступил в ЦК КПСС. В этом доносе Р. И. Косолапов обвинялся не только в том, что хочет стать секретарем ЦК КПСС, в чем не было никакого криминала, но и метит на пост генсека, что было полным абсурдом. Под доносом стояли фамилии, но когда стали выяснять, указанные в доносе люди заявили, что такого документа не писали и не подписывали[2270].

«Знаменательно, – пишет профессор Тартуского университета Рейфмана, – что партийная пресса с конца 84 г. – начала 85 г. превращается в форум реформистского лагеря». В качестве примера он приводит опубликованную в декабре 1984 г. на страницах «Правды» статью. Ю. Воронова о необходимости радикальных перемен в области литературы[2271].

10 марта 1985 г. «Правда» опубликовала статью главного режиссера Театра Ленинского комсомола Марка Захарова «Художник и время. Зеркало души», в которой не только развивалась эта же тема, но и предлагалось взять на вооружение слова В. И. Ленина «считавшего, что будущие поколения могут по-иному понимать социализм, чем деятели первого призыва». По мнению П. Рейфмана, статья М. Захарова «была не только программой театральной перестройки, но и общим кредо реформ, ожидаемых художественной интеллигенцией в отношении подлинной будущей культуры»[2272].

В 1984 г. на прилавках наших магазинов появилась книга «За кулисами видимой власти», о которой шла речь ранее. В набор она была сдана 22 ноября 1983 г. еще при Ю. В. Андропове, а подписана к печати при К. У. Черненко 5 июня 1984 г.[2273]. Книга была выпущена в свет издательством «Молодая гвардия» и рассчитана на массовую аудиторию, так как имела тираж 100 тыс. экз.

Таким образом, в период короткого пребывания К. У. Черненко у власти движение по намеченному Ю. В. Андроповым курсу продолжалось.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.