Статья шестая ИНКВИЗИЦИЯ САРДИНИИ

Статья шестая

ИНКВИЗИЦИЯ САРДИНИИ

I. Инквизиция Сардинии вела себя так же, как и инквизиции полуострова, потому что члены ее были посланы туда из Мадрида, где они прониклись духом и принципами кастильских инквизиторов. Я сказал уже, что Филипп II в 1562 году велел ввести на этом острове формуляр испанского судопроизводства. Дом Диего Кальво начал приводить его в действие, но эта новизна произвела такое впечатление на жителей, что они потребовали ревизии трибунала. Это поручение было доверено главным инквизитором лиценциату Мартинесу де Вильяру в 1567 году. Он получил такое множество жалоб на инквизитора Кальво, что пришлось его отозвать и на его место назначить Мартинеса. Новый инквизитор недолго пробыл на этом посту и вскоре был назначен архиепископом в Кальяри. Преемником его был дом Альфонсе де Лорка, который вскоре стал архиепископом Сассари.

II. Процесс, начатый при инквизиторе Кальво, вызвал две апелляции в Рим со стороны Лазаро и Андреа Севизами, жителей Финаля. Они сделали представление папе Пию V, что Христофор Севизами, их брат, заключен в секретную тюрьму сардинской инквизиции без всякого повода и без предварительной формальности; его лишили денег, одежды, вещей и мебели, не пощадив даже вещей жены и жившей вместе с ним племянницы; он умер в тюрьме после полуторагодичного заключения и, однако, трибунал до сих пор не объявил декрета насчет секвестра имущества. Вследствие этого они умоляли Его Святейшество соизволить приказать снятие запрещения с имущества и восстановление прав в их пользу. Пий V (привязанность коего к инквизиции была хорошо известна еще до возведения в сан папы) не хотел принимать никакого участия в этом деле и предоставил решение главному инквизитору Испании, который высказался в пользу Севизами. К несчастию, когда вдова Христофора явилась за получением своих вещей, их оказалось очень немного; имущество ее мужа было совершенно истрачено на мнимые расходы по продовольствию, лечению болезни и погребению.

III. В 1575 году снова прибегли к помощи Рима против сардинской инквизиции. Филипп II вступил в защиту этого трибунала, что не удивит тех, кто изучил дух этого государя. Франсиско Минута, сардинский дворянин, был присужден как двоеженец к епитимье и трехлетней службе на испанских галерах в качестве простого солдата, без права выезда из форта Голетты на острове Мальта. Не прошло и месяца, как он совершил побег и вернулся на Сардинию. Главный инквизитор, узнав об этом, приказал его арестовать и удвоил срок задержания. Минута был доставлен в Голетту, откуда он удачно спасся вторично и укрылся в Риме. Он сделал представление папе, что он вовсе не двоеженец и что с ним поступили очень несправедливо, осуждая его как двоеженца, что не менее несправедлива была манера обращения с ним со стороны главного инквизитора после его первого исчезновения, так как он покинул форт с разрешения губернатора. Франсиско просил и получил от папы два бреве с поручениями: первое для разбора принципиального вопроса о двоеженстве, второе для обсуждения аргументов, выставленных Минутою против приговора, удлинявшего продолжительность задержания. Между тем инквизитор Сардинии объявил его беглецом, уклонившимся от суда, и приговорил к восьми годам принудительных работ. Апостолический судья приказал инквизитору отложить всякое преследование. Инквизитор сообщил об этом главному инквизитору, который обратился к королю. Инквизиция рассчитывала на это средство с большим доверием, так как никогда не употребляла его напрасно. Филипп II предписал дону Хуану де Суньиге, своему послу в Риме, просить у папы отмены двух бреве с поручениями, добиться того, чтобы инквизитор острова мог продолжать судопроизводство или чтобы, по крайней мере, процесс был отослан главному инквизитору, которому он принадлежал по праву согласно уставам святого трибунала, подтвержденных папами во всем, что касалось путей апелляции и отвода. Папа отменил свои буллы, чтобы угодить испанскому королю, и несчастного Франсиско Минута постигла участь, которой он должен был ждать. Известно из реестров трибунала, что во всех делах такого рода инквизитор делегировал в качестве уполномоченного судьи одного из членов трибунала, того именно члена, на которого обвиняемый принес жалобу. Такой выбор делегата происходил под предлогом того, что у этого члена трибунала имелись документы дела. Есть ли среди варварских народов хоть один, который был бы способен установить и держать у себя подобные юридические методы?

IV. Андреа Минута, брат предыдущего, был также присужден к тому же наказанию на трехгодичный срок. Он бежал в Рим, апеллировал, как и брат, к папе и получил бреве с поручением к епископу Сардинии. Филипп II, узнав об этом через своего посла, заявил те же возражения папе. Его письмо датировано 11 ноября 1575 года. Как следовало ожидать, голос монарха оказался могущественнее голоса угнетенного, и с Андреа поступили, как с его братом.

V. Пъетро Гвиза, барон Кастели, из Сардинии, был предан суду и осужден за тот же проступок двоеженства. Узнав во время своего пребывания в Риме для хлопот против своих судей об участи двух братьев Минута, он счел благоразумным отказаться от всякой апелляции и прибегнуть к просьбам и унижениям, чтобы смягчить главного инквизитора и получить снижение наказания.

VI. Филипп II был прав, говоря устами своего посла, что уставы святого трибунала и папские буллы противоречили обращениям в Рим. Однако если бы он любил справедливость, как надлежит это государю, то он позаботился бы в подобных случаях, чтобы главный инквизитор передавал свои полномочия епископу местной епархии или какой-либо другой епархии — в провинции. Инквизитор сообщил бы подлинные документы процесса и удостоверил бы под присягой, что в них ничего не изменено. Эта формальность повлияла бы на провинциальных инквизиторов, и они вели бы дела с большей осторожностью и беспристрастием. Ибо нельзя скрывать того, что тайна, из которой они сделали себе оплот, внушала им излишнее доверие, обильный источник промахов и несправедливостей, — вследствие того ли, что они не знали правил закона, или просто потому, что были настолько ослеплены изуверною ревностью, что забыли свои обязанности и были убеждены, что система суровости полезна делу религии.