Катастрофа и евреи

Катастрофа и евреи

Еврейская Россия сыграла исключительную роль в революции 1917 года и в Гражданской войне 1917–1922 годов. Еврейская молодежь? Племя младое, незнакомое? Но те, кого называли так в 1905 году, к 1917 году уже потеряли право быть молодежью. Видимо, каждое поколение еврейской России было достаточно революционно.

Но и евреи других частей страны, ашкенази, принимали в российской революции 1917 года пусть более скромное, но участие. Один Бэла Кун, родившийся в Трансильвании венгерский еврей, тому порукой. Что было ему, венгру, в российской или русской революции? Кроме веры в спасительность марксизма, ожидания конца «старого мира» и жажды лично участвовать в строительстве «светлого будущего», могу предложить только одно объяснение: Бэла Кун вовсе не чувствовал, что он как-то связан с Венгрией, но считал революцию в Российской империи своим личным, кровным делом.

Как и множество других евреев, считавших своим долгом кинуться в революционную кровавую круговерть из сравнительно благополучных Литвы, Польши, Германии, Латвии, Венгрии (известен, впрочем, и случай приезда 200 евреев из США). Тут, конечно, проявилось не отношение к Российской империи, к России русских людей. Судя по всему, это – стремление реализовывать, воплощать в жизнь столь необходимую для евреев социальную утопию, коренящуюся в идеалах иудаизма.

Ну и еще – желание быть со своим народом. Евреи ведь ехали в Советскую Россию и после установления советской власти. В 1926 году перебрался из Литвы в нашу многострадальную страну отец шумного публициста Померанца – пылкого ленинца в 1960-е годы, патологического ненавистника русского крестьянства до сих пор – Соломон Померанц. Уж наверное, он был не один.

И «…когда после Октября русская интеллигенция в массе отказалась сотрудничать с большевиками… решительные и цепкие ленинцы обратились за помощью к евреям, энергичным, смекалистым, способным и дотоле униженным, подавленным, затоптанным «чертой оседлости» и иными «еврейскими законами».

Миллионам жителей гнилых местечек, старьевщикам, контрабандистам, продавцам сельтерской воды, отточившим волю в борьбе за жизнь и мозг за вечерним чтением Торы и Талмуда, власть предложила переехать в Москву, Петроград, Киев, взять в свои нервные, быстрые руки все, выпавшее из холеных рук потомственной интеллигенции – все, от финансов великой державы до атомной физики, от шахмат до тайной полиции. Они не удержались от Исакова соблазна, тем более что в придачу к чечевичной похлебке им предложили строить «землю обетованную», «новое Царство Божие на Земле», сиречь Коммунизм, которое являлось вековой мечтой народа. Кто имеет право осудить их за это историческое заблуждение и историческую расплату с Россией за черту оседлости и погромы – кто, кроме нас, их горько раскаивающихся потомков?»[222]

Ну, допустим, и судить, и осудить имеют право многие: например, потомки тех, кого эти обладатели «нервных, быстрых рук» пытали и убивали для достижения своих целей, – а таких людей в современной России десятки миллионов человек.

Но в главном автор прав – большинство евреев 1918 года пошли на службу к большевикам. Кто – для карьеры, кто – истово веря в их цели, кто – увидев в большевиках «свою», еврейскую власть. Но пошли. И раскаиваются в преступлениях предков далеко не все потомки.

Большинство-то ведь и по сей день объясняет свои несчастья, никак не анализируя собственные грехи, сваливая все на то, что Россия – «страна с сильной традицией враждебности к евреям»[223].

А тогда, в 1920 году, руководитель Евсекции Интернационала С. Диманштейн рассказывает, что он обратился к Ленину с просьбой запретить листовку Горького: листовка содержала такие похвалы евреям, что возникало впечатление, – «революция держится на евреях и в особенности на их середняцком элементе». На что Диманштейн получил разъяснение, что для «дела революции» и правда оказалось очень важным, что во время войны много евреев было эвакуировано в глубь России и «значительное количество еврейской средней интеллигенции оказались в русских городах. Они сорвали тот генеральный саботаж, с которым мы встретились после Октябрьской революции и который был нам крайне опасен. Еврейские элементы, хотя далеко не все, саботировали этот саботаж и этим выручили революцию в нужный момент»[224].

Уинстон Черчилль, выступая в палате представителей 5 ноября 1919 года, сказал: «Нет надобности преувеличивать роль, сыгранную в создании большевизма и подлинного участия в русской революции интернациональных евреев-атеистов. Более того, главное вдохновение и движущая сила исходят от еврейских вождей. В советских учреждениях преобладание евреев более чем удивительно. И главная часть в проведении системы террора, учрежденного ЧК, была осуществлена евреями и в некоторых случаях еврейками. Такая же дьявольская известность была достигнута евреями в период террора, когда Венгрией правил еврей Бэла Кун».

Так что все верно, только не все дело в том, что у большевиков возник дефицит кадров… Есть еще по крайней мере два существеннейших обстоятельства, и первое из них – это уничтожение основ еврейской экономики за время Гражданской войны. Действительно, пока армии и банды носились по несчастной стране, частная торговля практически сошла на нет, а городская жизнь оказалась совершенно дезорганизована.

«Наибольшая часть русского народа частью осталась на земле, на своих корнях, частью туда вернулась. Евреи на земле не сидели и туда вернуться не могли. Они жили в городах, и в городах была уничтожена главная хозяйственная опора их существования»[225].

То есть, попросту говоря, евреям стало нечего есть, и чем дальше раскручивался маховик Гражданской войны, чем хуже и страшнее становилось, – тем хуже делалось именно им. Вот исторический парадокс! Колоссальные бедствия навлекли на сородичей как раз те евреи, которые стремились свергнуть царизм – в числе прочего, и чтобы принести несказанные блага своему горячо любимому народу. «Все еврейство в целом… настолько себя с ней [с революцией] отождествляет, что еврея – противника революции всегда готово объявить врагом народа»[226].

Но это разрушение еврейской экономики – только одна из причин, толкнувшая евреев в объятия большевиков. Евреям, грубо говоря, стало попросту нечего есть…

А ведь «в них [революционных партиях] огромное место занимали евреи; тем самым евреи приблизились к власти и заняли различные государственные «высоты» – пропорционально не их значению в России, а их участию в социалистических организациях. Но далее, заняв эти места, естественно, что – как и всякий общественный слой – они уже бытовым образом потащили за собой своих родных, знакомых, друзей детства, подруг молодости… совершенно естественный процесс предоставления должностей людям, которых знаешь, которым доверяешь, которым покровительствуешь, наконец, которые надоедают и, пользуясь знакомством, родством и связями, необычайно умножил число евреев в советском аппарате»[227].

Как мы видим, Г.А. Ландау видит здесь действие другого механизма, куда менее интересного, чем почти романтическое «призвание евреев» по Хейфецу. Причем видит он и еще кое-что, от внимания Хейфеца почему-то ускользнувшее:

«…большевистский строй, опрокинувший социальную пирамиду, давший господство социально – низам, морально – отбросам, культурно – невежественным, неизбежно и в еврействе вытянул на поверхность соответствующие элементы, открыв свободный путь наглости, проворству, всякому отщепенству, всему не помнящему родства»[228].

То есть говоря попросту – путь был открыт в основном люмпен-евреям, и они же в основном воспользовались предоставленными возможностями.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.