Вместо заключения Финал «оптимистической трагедии»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Вместо заключения

Финал «оптимистической трагедии»

За много веков к московским князьям намертво приклеился ярлык собирателей земли русской. Официальные историки утверждают, что только они могли собрать удельные княжества и сбросить в 1480 г. «иго» Золотой Орды.

Увы, нет ни одного документального подтверждения, что Иван Калита и его потомки до Василия II включительно мечтали о «великой России». Все они думали лишь о сиюминутных выгодах. Риторический вопрос: почему наши горе-историки и писатели хулят русских князей за то, что они не хотели оставлять земли своих дедов и идти добровольно в Московское княжество, а население их княжеств не желало помимо татарского ярма получить еще и московское.

Вот, к примеру, некий Юрий Лощиц пишет: «Олег [Рязанский. – А.Ш.] способен был сузить зрение на какой-то одной точке, надолго забыть напрочь про все остальное, про русское целое, которое больше Рязани, больше Москвы. Для него Москва, как и для многих его современников, все еще была одним из русских княжеств, ничем качественно от них не отличающимся. Ей просто везло и везет, но все это может сто раз измениться, вперед выступят другие, но и они возобладают лишь на время, условно, по указке ли Орды, по внутреннему ли согласию княжества-соседа».[201]

А вот пассаж о Господине Великом Новгороде: «Дань с них берут немалую? Та и со всех берут, даже с самых захудалых, безлапотных тверских да ростовских мужичишек. Разве то дань, что с новгородцев взимается? Они с каждой гривны огрызок за щеку прячут, сундуками все хоромы заставлены, так что и гостю ступить негде. И все недовольны Москвой. Да куда они денутся без Москвы-то в своем скудоумии? Сколько раз им Москва по первой же просьбе помощь посылала – от немца, от шведа, от той же Литвы, с которой нынче шушукаются… Нет, что ни говори, а легкомыслый народ новгородцы, заелись волей-то, упились ею как балованным медом, совесть свою с волховского моста на дно спустили… Ну так что ж! Не хотят по-доброму, можно и по-сильному».[202]

Ах, какие бескорыстные люди московские князья – защищают Новгород и Псков от врагов! Но почему же тогда, не получив достойной платы за защиту, не откланяться, а надо донага обирать вольные города, а их население делать своими холопами? Такая защита сейчас называется рэкетом. То, что Александр Невский один раз спас Псков от немцев, сейчас знает каждый школьник, а литовского князя Довмонта, десятки раз спасавшего Псков от врагов, знает лишь узкий круг историков. И это при том, что Александр Невский стал «казенным» святым – по указу московских князей, а потом Петра I, а вот Довмонт стал буквально народным святым, и чтят его простые люди без указаний сверху более пяти столетий. Вот, к примеру, в конце XVII в. казаков на Амуре окружило богдыханово войско. Помолились казаки святому Довмонту и побили косоглазых.

Хорошую отповедь нашим лжеученым дал известный историк А.А. Зимин в книге «Витязь на распутье». Замечу, что написал он ее в разгар «застоя» в начале 1970-х гг. Писал, естественно, «в стол», и опубликована книга была лишь в 1991 г.

«Панегиристы разных родов внушали читателям, что все было ясно и предопределено. „Москве самим Богом было предназначено стать „третьим Римом““, – говорили одни. „Москва стала основой собирания Руси в силу целого ряда объективных, благоприятных для нас причин“, – поучающе разъясняли другие.

О первых – что говорить! Хочешь верь, хочешь нет. А вот о вторых – стоит. При ближайшем рассмотрении все их доводы оказываются презумпциями, частично заимствованными из общих исторических теорий, выработанных на совсем ином (как правило, западноевропейском) материале. Главная из них заключается в том, что создание прочного политического объединения земель должно было произойти вследствие определенных экономических предпосылок – например, в результате роста торговых связей. Указывалось еще на благоприятное географическое положение Москвы, и наконец отмечалась роль московских князей в общенациональной борьбе с татарами. Эти два объяснения не соответствуют действительности. Никаких «удобных» путей в районе Москвы не существовало. Маленькая речушка Москва была всего-навсего внучкой-золушкой мощной Волги. Поэтому города на Волге (Галич, Ярославль, Кострома, Нижний) имели гораздо более удобное географическое (и торговое) положение.

М.К. Любавский писал, что древнейшее Московское княжество сложилось на территории, обладавшей «сравнительно скудными природными ресурсами. Здесь относительно мало было хлебородной земли – преимущественно на правой стороне р. Москвы; не было таких больших промысловых статей, какие были в других княжествах, – соляных источников, рыбных рек и озер, бортовых угодий и т. д.». Транзитная торговля (о роли которой писал В.О. Ключев– ский) едва ли могла захватить широкие массы местного населения, тем более что начала и концы путей, по которым она велась, не находились в руках московских князей. Москва, писал П.П. Смирнов, «как торговый пункт не обладал преимуществами в сравнении с такими городами, как Нижний Новгород или Тверь».

Не был Московский край и средоточием каких-либо промыслов…

Ну а Москва? В районах, прилегающих непосредственно к ней, не было никаких богатств – ни ископаемых, ни соляных колодезей, ни дремучих лесов. «В результате хищнического истребления лесов, – писал С.Б. Веселовский, – строевой лес в Подмосковье, главным образом сосна и ель, уже в первой половине XVI в. стал редкостью». Уже в 70-х гг. XV в. появляются заповедные грамоты, запрещающие самовольную порубку леса.

Дорогостоящий пушной зверь был выбит. Только на юго-востоке Подмосковья сохранилась менее ценная белка. В первой четверти XV в. в последний раз в Подмосковье упоминаются бобры (на реке Воре). Поэтому зоркий наблюдатель начала XVI в. Сигизмунд Герберштейн писал, что «в Московской области нет… зверей (за исключением, однако, зайцев)».

Наиболее значительные места ловли рыбы располагались по крупным рекам, особенно по Волге, Шексне, Мологе, Двине, а также на озерах – Белоозере, Переяславском, Ростовском, Галицком и др.

Москва не была и тем единственным райским уголком для тех, кто желал скрыться от ордынских набегов, приводивших к запустению целых районов страны (таких как Рязань). Место было небезопасное: татары не раз подходили к Москве, Владимиру, Коломне и запросто «перелезали» через Оку. Гораздо спокойнее чувствовали себя жители более западных (Тверь) или северных (Новгород) земель».[203]

Мы теперь знаем, что Смоленск, Рязань и Тверь по сравнению с Москвой имели куда более выгодное географическое расположение с точки зрения речных и сухопутных путей, и через эти города проходил куда больший товарообмен.

Наконец Тверь и Смоленск находились на куда большем расстоянии от Орды, и вероятность неожиданных набегов на них татар была куда меньше, чем у Москвы. В XIII–XIV вв. набеги татар на Тверь или Смоленск неизбежно проходили по московским землям, которые столь же неизбежно разорялись. Тот же Смоленск не был ни разу взят татарами и лишь эпизодически платил им дань. Говорить, что Смоленское княжество было под татарским игом – просто нонсенс.

Смоленск, Рязань и Тверь имели вполне реальный шанс стать столицей единого русского государства. Эти княжества упустили десятки случаев сломать шею московским владыкам. Так, например, Олег Рязанский в 1380 г. мог нанести сильный удар в тыл московской рати и уничтожить Дмитрия Донского, у которого тогда не было дееспособных наследников. А сколько раз тверские и рязанские князья имели возможность уничтожить Василия Темного с его семейством? Причем даже без походов и битв, а просто зарезать в ходе «спецоперации», как, например, во время пребывания Василия II в Твери.

Даже в 1378 г. тверской князь Михаил Иванович, вместо того чтобы послать рать на Новгород вместе с Иваном III, мог вступить в союз с Новгородом. Господин Великий Новгород не имел сильной армии, но обладал фантастическими богатствами. На эти средства новгородцы могли нанять 10 или даже 50 тысяч западных наемников, которые бы по бревнышкам раскатали Москву. Ах, это было бы непатриотично – иноземцев привести на «святую Русь». А Василию III и Ивану III использовать татарские орды было патриотично?!

В этом-то и трагедия Смоленска, Рязани и Твери. Их князья не были ангелами, но они играли по правилам – неписаным правилам князей Рюриковичей, по которым они управляли Русью с IX по XV в. Да, многие князья желали прихватить волость соседа. Но, захватив волость, заключали с соседом мир. Ну а если в крайнем случае удавалось совсем согнать князя с его стола, то и тут побежденному давался «утешительный приз» в виде какого-либо захудалого удела.

Московские же князья захватывали все, что могли проглотить, и уничтожали не только князя-соперника, но и всю его семью, если, конечно, их не защищал могущественный сосед – Орда или Литва.

Своим возвышением Москва обязана прежде всего «татарскому батогу». Именно московские князья были самыми верными холопами татарских «царей». Они не только не пытались свергнуть ордынское иго, но и не на страх, а на совесть поддерживали его.

Как только создавалась серьезная угроза «татарскому игу», так сразу же туда устремлялась московская «пожарная команда». Восстала Тверь – ее надо сразу подавить. Допекли Орду новгородские ушкуйники – Москва начинает шантаж вольного Новгорода и т. д.

Важную роль в установлении господства Москвы сыграло приручение Иваном Калитой митрополитов, которые из духовных пастырей всея Руси, то есть всех русских княжеств, стали раболепными приказчиками московских князей. Не будем забывать, что митрополиты лишь формально были ставленниками константинопольского патриарха. После 1204 г. достаточно было привезти побольше «милостыни» в Царьград, и там ставили кого угодно. Фактически же митрополитов ставили в Сарае золотоордынские ханы и выдавали им ярлыки. Соответственно митрополиты вели проордынскую и промосковскую политику.

Бороться против потомков Калиты и ордынского ига русским князьям можно было, только обретя независимого Москвы и Сарая пастыря. Однако и тут сделать это князьям Рюриковичам не позволил их наследственный менталитет. Повторяю, они привыкли играть по правилам, что их и погубило.

История не имеет сослагательного наклонения, но есть достаточные основания полагать, что стань столицей Руси Смоленск или Тверь, наша страна пошла бы по иному, скорее всего по западному пути развития. Упрощенно это можно показать на следующем примере.

Массовые казни Ивана Грозного царские историки пытались объяснить психической болезнью царя. Делались попытки вообще исключить его из русской истории. Характерный пример – отсутствие Ивана IV на памятнике Тысячелетия России в Новгороде. Но попробуем сопоставить масштабы московских казней с числом жертв религиозных войн во Франции и Нидерландах, с Варфоломеевской ночью, с террором инквизиции в Западной Европе и т. д. И в сравнении с деяниями современников в Западной Европе Иван IV выглядит не таким уж и Грозным. Да и вообще Наполеон учил своего брата Луи, назначив его голландским королем: «Если про монарха говорят, что он добр, то его царствование не удалось».

Я же здесь отмечу принципиальную разницу. Во Франции и Нидерландах людей убивали десятками тысяч за то, что они оставили католическую веру и перешли в протестантизм. Но и католики, и гугеноты не давали себя резать как баранов, а дрались насмерть. Шла война за веру, замки, привилегии, титулы и т. д. Нравы были суровые, и горе побежденным.

На Руси же ничего подобного не было. Народ и даже аристократы усилиями Василия II, Ивана III и Василия III были превращены в сборище холопов, готовых даже самим повеситься по приказу хана, пардон, царя.

Несколько упрощая картину, можно сказать, что в Западной Европе всегда, а на Руси до XIV в. имело место внутрисословное равенство, то есть смерд равен другому смерду, бюргер равен другому бюргеру, князь равен другому князю, а великий князь (король) – лишь первый среди равных.

Советские историки обожали загонять историю в прокрустово ложе марксистских схем. Так, установление власти московских князей на Руси именовалось переходом от феодальной раздробленности к централизованному государству.

Но это лишь формальная сторона. На самом деле абсолютизм, скажем, во Франции имел мало общего с русским деспотизмом. Во Франции даже в самый разгул абсолютизма при Людовиках XIII и XIV имелась «система сдержек и противовесов» власти короля. Это была и католическая церковь, это была власть герцогов и принцев – родственников короля, это был общегосударственный (парижский) парламент, а также парламенты провинций французского королевства.

Наконец не стоит забывать и о простых горожанах. Марксисты превозносят роль народа, но в Москве «народ безмолвствовал» веками, за исключением трех случаев – Смутного времени, «разинщины» и «пугачевщины». И то в двух последних случаях заводчиками бунтов были казаки, которых считать русским народом можно было лишь условно.

Во Франции же горожане исправно платили определенные законом королевские налоги. Но как только какой-нибудь Людовик незаконно повышал их на пару сантимов, то лавочник закрывал свое заведение и лез в погреб за мушкетом. А наутро их величество изволили видеть дворец, окруженный баррикадами.

Возможно, выводы автора покажутся кому-то слишком резкими. Увы, я не изобрел велосипеда, а эти выводы новы только для отечественного читателя, который десятилетиями потреблял лишь информацию, которую ему дозволял потреблять всемогущий Главлит.

А вот одна из распространенных западных точек зрения на отечественное самодержавие: «В наиболее простом виде самодержавие – это система власти, при которой царю подчиняются его „рабы“, в число которых входит служилая аристократия – закрытая социальная группа, обладающая монополией на принуждение остальной части населения. Отличие самодержавия от европейского политического строя заключается в том, что в государствах типа Англии, Франции и Пруссии власть была разделена между несколькими социальными группами: духовенством, горожанами, дворянством. Часто это оформлялось в системе представительских учреждений парламентского типа.

В Московии же вся политическая власть концентрировалась в руках правящего класса, причем он не имел серьезных конкурентов: церковь являлась своего рода «госдепартаментом», а экономические силы горожан и купечества были слишком слабы, чтобы играть какую-то политическую роль. Права сословий не были узаконены. Земский собор так и не стал учреждением, через которое элита могла советоваться с обществом».[204]

Примерно то же писал и русский князь Рюрикович Петр Владимирович Долгоруков, прямой потомок князя Михаила Черниговского: «Под влиянием татарского ига форма правления приняла характер самого абсолютного и варварского деспотизма… Татарское иго приучило представителей власти, особенно русских государей, смотреть на народ, как на стадо, которым они имели полное право свободно и безотчетно распоряжаться».[205]

Князь Долгоруков неоднократно называл Романовых монголо-германской Голштейн-Готторпской династией.

В странах Европы в X–XVIII вв. под самодержавием, то есть абсолютной властью монарха подразумевалось то, что монарх волен издавать законы по своему усмотрению, а затем править согласно им, а в России цари плевать хотели на свои же собственные законы. Это равно касается и Ивана Грозного, и Николая II.

И дело не столько в жестоких репрессиях против инакомыслящих, которые были свойственны всем русским царям, сколько в отсутствии каких-то, хотя бы неписаных правил в поведении царей.

Традиционный пример: царь Николай I, подавив восстание декабристов, повесил пятерых зачинщиков и сослал до 200 участников восстания в Сибирь. Вполне допускаю, что в случае военного мятежа в 1825 г. в Англии или во Франции было бы расстреляно или гильотинировано не 5, а 50 или 500 офицеров. Но ни одной жене мятежника не пришлось бы просить разрешения у властей переселиться, скажем, из Парижа в Марсель – поближе к месту заключения мужа. А у нас разрешение на переезд жен декабристов из одной точки империи в другую давал лично Николай I. Он же составил перечень имущества, которое декабристки могли взять с собой в дорогу, включая нижнее белье. Представьте себе на секунду французского короля или британского премьера, занятого столь важным государственным делом.

А Николай I был еще не самым глупым нашим царем. Возьмем Николая II, он лично перлюстрировал переписку всех своих родственников и министров. Без его разрешения не мог состояться ни один брак не только родственников, но и министров, и даже гвардейских офицеров.

Вместо того чтобы заниматься государственными делами, Николай II влезал в самые ерундовые вопросы. Вот, к примеру, вдова генерала в Нижнем Новгороде решила на свои средства открыть богодельню на 6 (шесть!) коек. Как вы думаете, чье разрешение на это потребовалось? Районного врача и исправника? Не угадали. Губернатора? Нет. Потребовалось Высочайшее соизволение самого Николая II. Недаром же Лев Толстой еще в начале царствования Николая II сравнивал его методы правления с методами кокандского хана.

И в Орде, и на Руси с XV в. царил ничем не ограниченный произвол. Единственным ограничением его было дурное исполнение приказов царя или… удавка.

А серьезно, при отсутствии «системы сдержек и противовесов» иной альтернативы быть и не может. Вспомним, сколько золотоордынских ханов умерли насильственной смертью. В России же умели хранить тайны, и историки долгие десятилетия спорят о причинах смерти Ивана Грозного и Петра Великого. Были ли это естественные причины, или сыграли свою роль яд и подушка?

В заключении я хотел бы сказать, что никогда, ни здесь, ни в других своих книгах я не ставил цель изобразить в черных тонах ход отечественной истории. Я лишь пытаюсь сказать правду и отправить царские, советские и «демократические» мифы на свалку истории.

Пусть была Русь объединена не самым этичным способом. «Не передавивши пчел, меду не есть», как любил говаривать король Даниил Галицкий. Но так или иначе, было создано великое государство, которым мы можем по праву гордиться. Благостные же мифы как ни приятны уху квасного патриота, могут только навредить России. Утаенные моменты истории – это страшное оружие в руках врага. Вспомним Прибалтику, Украину, Грузию.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.