Вместо заключения

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Вместо заключения

Голод 1932-1933 гг. стал результатом сталинской антикрестьянской политики. Проведенный в 1930-1932 гг. насильственная коллективизация и раскулачивание, одной из задач которых должно было стать решение зерновой проблемы, остро ставшей в 1928-1929 гг., не только не была решена, но еще больше обострила проблему. Наряду с зерновой проблемой обострилась и вся продовольственная ситуация в стране. В результате коллективизации существенно упало производство сельскохозяйственной продукции: урожайность зерновых снизилась в 1932 г. на 30% по сравнению с доколхозным 1928 г., поголовье скота в 1933 г. уменьшилось в 2,3 раза, в том числе по лошадям более, чем в 2 раза, крупному рогатому скоту — в 1,8 раза, по овцам и козам — почти в 3 раза, по свиньям — в 1,7 раза.

Таким образом, вместо роста производительности труда крупного коллективного хозяйства, произошел упадок сельскохозяйственного производства. Объясняется это, помимо всего прочего, отчуждением крестьянина-производителя от средств производства и результатов его труда. Под видом борьбы с частнособственнической психологией крестьянства нарушался принцип материальной заинтересованности крестьянина (колхозника). Труд стал принудительным и поэтому малопроизводительным. Скот в связи с принудительным обобществлением уничтожался в ходе коллективизации, а обобществленный ввиду плохого ухода («не твое, не мое — а все наше») и отсутствия животноводческих помещений и кормов погибал. Уборочная страда затягивалась на месяцы, потери зерна были большими, а часть урожая оказывалась неубранной.

Между тем руководство страны во главе со Сталиным для нужд растущих городов и промышленных центров, для Красной Армии и сырья для промышленности изымало из деревни в два-три раза хлеба больше, чем до коллективизации (вместо 500-600 млн пудов 1200-1400 млн пудов). Фактически почти весь хлеб изымался по хлебопоставкам. Крестьяне, чтобы не умереть с голоду, стали часть его утаивать («воровать»), и тогда появился написанный Сталиным драконовский закон от 7 августа 1932 г., по которому основной мерой наказания являлся расстрел, а при смягчающих обстоятельствах — 10-летний срок лишения свободы (в РСФСР по нему за 10 месяцев 1932-1933 гг. было осуждено более 200 тыс. человек).

Крестьяне вынуждены сеять зерно (рожь, озимую пшеницу) на своих приусадебных участках, но и этот хлеб изымался.

Хлеб вывозился в 1930-1932 гг. за границу, чтобы получить валюту на нужды индустриализации. В 1930 г., например, вывезено 317 млн пудов, в 1931 г. — 293 млн и даже в голодном 1932 г. — 110 млн пудов.

Крестьянство было и основным налогоплательщиком. Обязательные и «добровольные» (займы, паи, акции и т.п.) платежи деревни в 1930 г. составили 55%, в 1931 г.— 68,1% и в 1932 г. — 75% общих платежей, хотя количество крестьянских хозяйств за эти годы уменьшилось на 1,5 млн (6-7 млн человек). Структура платежей в деревне представляется в следующем виде: в 1930 г. обязательные платежи составляли 41,1%, а «добровольные» — 58,9%, в 1931 г. соответственно 43,4% и 56,6%, в 1932 г. — 39,2% и 60,8%[389]. Это значит, что обязательные платежи составляли примерно 40% к общей сумме денежных платежей, а «добровольные» — 60%. Однако взыскание и тех и других платежей происходило в обязательном порядке.

Следовательно, деревня обескровливалась во всех отношениях, и это неизбежно привело к голоду 1932-1933 гг., прежде всего в зерновых районах СССР.

В 1932-1933 гг. погибли миллионы людей от голода и сопутствующих ему болезней. К сожалению, нельзя установить точное число погибших. Однако косвенные данные позволяют предположить, что в 1932-1933 гг. погибло примерно 7 млн человек. Так, если осенью 1932 г. население СССР насчитывало 165,7 млн человек, то к лету 1933 г. — 158 млн человек. Дефицит, таким образом, составил 7,7 млн человек. Основную массу погибших составляло сельское население и часть населения мелких городов, так как население крупных городов и промышленных центров, хотя и в минимальных размерах, в начале 1930-х годов снабжалось по карточкам хлебом и некоторыми другими продуктами.

Основываясь на собственных исследованиях и работах других ученых, можно утверждать, что на Украине погибло в 1932-1933 гг. от 3 до 3,5 млн человек, в Казахстане — от 1,5 до 1,8 млн (вместе с откочевкой за рубеж и в районы Сибири и Урала), на Северном Кавказе — не менее 1 млн человек, в Поволжье (особенно Нижнем) — около 1 млн, в ЦЧО, на Урале и в Западной Сибири — свыше 0,5 млн человек. Из других регионов следует назвать Башкирию, отдельные районы Дальнего Востока и Восточной Сибири (спецпоселения и др.).

Это подтверждается и материалами зарубежных исследований, в частности «Итоговым отчетом Международной комиссии по расследованию голода 1932-1933 годов на Украине». Комиссию возглавил профессор юриспруденции Стокгольмского университета Якоб Санберг. В течение 1988-1990 гг. комиссия занималась расследованием фактов, связанных с голодом, его причинами и последствиями, а также рассматривала проблему ответственности власти за голод. В работе комиссии приняли участие специалисты по сталинскому периоду советской истории P. Конквест, Дж.Мэйс, И.Славутич и др. Были заслушаны показания свидетелей, переживших голод на Украине и проживавших во время работы комиссии в Европе, Канаде и США.

В результате этого комиссия пришла к следующим выводам:

«Факт голода на Украине 1932-1933 гг. не подлежит сомнению, равно как и то, что власти как в самой республике, так и в Москве были осведомлены о недостатке продовольствия. Более того, несмотря на критическое положение, советские власти не принимали никаких мер, чтобы оказать помощь Украине, вплоть до лета 1933 г.

Тем не менее, большинство членов комиссии не уверено, что этот голод был намеренно организован с целью уничтожить раз и навсегда украинскую нацию; однако, по мнению комиссии, советские власти использовали ситуацию голода, чтобы увенчать свою политику денационализации»[390].

Международная комиссия по расследованию голода 1932-1933 годов признала, что распространение голода не ограничивалось Украиной, а охватило и другие регионы Советского Союза: Казахстан, Северный Кавказ, Поволжье и некоторые части Западной Сибири. На Украине погибло от голода, по мнению комиссии, не менее 1,5 млн человек и 3 млн за ее пределами (Казахстан, Северный Кавказ ). Всего же в 1932-1933 гг. погибло «минимум 7,5 млн человек»[391].

Главную ответственность за голод на Украине комиссия возлагала на И.В.Сталина. Эту ответственность разделяют и другие члены Политбюро ЦК ВКП(б), в особенности В.Молотов и Л.Каганович. «Преступную пассивность» проявили местные украинские власти: секретарь ЦК КП(б)У С.Косиор, председатель СНК УССР В.Чубарь, председатель ВУЦИК Г.Петровский, председатель ГПУ Украины В.Балицкий. Зная о голоде, «они ничего не предпринимали, боясь санкций Москвы»[392].

Наиболее обстоятельно проанализировал последствия голода австралийский историк Стивен Уиткрофт (Университет Мельбурна) в своих статьях «О зерновых балансах и оценках урожайности в СССР в 1931-1933 гг.» и «О демографических свидетельствах трагедии советской деревни в 1931-1933 гг.»[393]. В первой статье С.Уиткрофт показал, что официальные показатели урожайности в 1932 г. были завышены. Так, по официальным данным урожай определялся в 699 млн ц, а по оценкам автора — 566 млн ц, т. е. на 133 млн меньше. Зерно на корм скоту в сельском хозяйстве сократилось с 185 млн ц в 1928 г. до 102 млн ц в 1932/33 г., а продовольственное потребление соответственно с 312 млн ц до 184 млн ц. «Такая динамика, — пишет Уиткрофт, — практически неизбежно влекла за собой голод и катастрофические потери в поголовье скота»[394].

Анализируя демографическую ситуацию в деревне в 1931- 1933 гг. в СССР, в частности на Украине, Северном Кавказе, Нижней Волге и в целом по РСФСР, С.Уиткрофт приходит к выводу о том, что в 1932-1933 гг. по Украине «можно было бы говорить о 3-3,5 млн дополнительных смертей, а по СССР в целом, видимо, о 6-7 млн»[395].

Примерно такую же цифру (7,4 млн) избыточной смертности в 1933 г. дают и работавшие в Госкомстате СССР Е.М.Андреев, Л.Е.Дарский и Т.Л.Харькова в работе «История населения СССР, 1920-1959 гг.»[396]. Имеются в литературе и другие сведения о людских потерях во время голода 1932-1933 гг., по нашему мнению, как преуменьшенные (1,5 млн), так и преувеличенные (9,8 млн), что объясняется в первом случае невключением в число погибших от голода умерших от болезней в связи с истощением организма и эпидемических заболеваний (брюшной, сыпной тиф), а во втором случае — в связи с тем, что Р.Конквест и Дж.Мэйс, опираясь на труды С.Максудова, включили в избыточную смертность от голода, также гибель людей в результате коллективизации в тюрьмах и лагерях. Комментируя оценки Конквеста С.Максудов писал: «До некоторой степени автор оказался в плену больших цифр, уже опубликованных им в книге «Большой террор», так что количественные оценки, к сожалению, слабая сторона этой превосходной работы»[397].

Что касается крестьян-спецпереселенцев, то их положение было еще ужаснее, чем положение колхозников и единоличников в 1932-1933 гг. в голодающих зерновых районах. За два года спецпереселенцев умерло почти четверть миллиона человек, т. е. 20-25% их численности. В 1932 г. смертность спецпереселенцев превышала в 5 раз, а в 1933 г. — в 9 раз рождаемость. Особенно высока была смертность в спецпоселках голодающих регионов. На Северном Кавказе, например, умерло в 1933 г. в 21 раз больше, чем родилось, в Казахстане — в 19 раз, на Украине — в 16 раз, в Поволжье — в 16 раз, на Урале — в 13 раз и т. д.[398].

В результате голода целые районы на Украине и в Казахстане обезлюдели. Поэтому созданный в 1933 г. Всесоюзный переселенческий комитет при СНК СССР переселил в границах УССР (из области в область) 16 тыс. хозяйств колхозников (около 90 тыс. человек). Кроме того, из других районов СССР на Украину к концу декабря 1933 г. было переселено 21 856 колхозных хозяйств (117 149 человек) с 14879 лошадьми, 21 898 коровами и 388 705 головами мелкого скота (овцы, свиньи). Для этого потребовалось 329 железнодорожных эшелонов.

Переселялись колхозники в Одесскую область (из Горьковской обл. и Белоруссии), в Донецкую (из Ивановской обл.), в Харьковскую (из ЦЧО), Днепропетровскую (из Западной обл.)[399].

В Казахстан, помимо спецпереселенцев, также переселялись крестьянские семьи, в основном в северные земледельческие районы. В Северо-Кавказский край переселилось 15,5 тыс. увольняемых красноармейцев.

Зимой 1933 г. в разгар голода ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняло постановление об обязательной поставке зерна государству колхозами и единоличными хозяйствами[400]. Постановление устанавливало новый порядок сдачи зерна государству из расчета на каждый гектар плана посева яровых культур в 1933 г. и озимых, посеянных осенью 1932 г. (в центнерах). Фактически устанавливался такой порядок заготовок зерна, который предлагался в январе 1932 г. Я.Э.Рудзутаком, в марте — С.В.Косиором, а в ноябре 1932 г. — М.М.Хатаевичем.

Новый порядок сдачи зерна государству имел силу налога и подлежал безусловному выполнению как колхозами и колхозниками, так и единоличниками. При этом нормы сдачи зерна государству колхозниками, посеявшими зерновые культуры на приусадебных землях, устанавливались на 5%, а единоличниками — на 10% выше, чем колхозами. Хозяйства, отнесенные к кулацким, должны были сдавать зерно в полуторном размере против норм, установленных для трудовых единоличных хозяйств.

Следует заметить, что нормы сдачи зерна для колхозов зерновых районов были довольно высоки. Украина, ЦЧО, например, должны сдавать государству 3,0-3,1 ц с гектара, Северный Кавказ, Сибирь, Средне-Волжский и Нижне-Волжский края — от 2,0 до 2,3 ц с гектара. Местным органам власти (совнаркомам, край и облисполкомам) разрешалось, учитывая местные условия, устанавливать порайонные нормы сдачи зерна, однако с условием, чтобы средняя норма сдачи хлеба по республике, краю и области была выполнена полностью.

Кроме этого, для снабжения хлебом по твердым государственным ценам учителей, агрономов и медработников, разрешалось устанавливать обязательные начисления до 2% зерна сверх установленного плана.

Это несколько упорядочило дело хлебозаготовок, но так как ставки хлебопоставок были высоки, а средняя урожайность зерновых низкой, то положение в сельском хозяйстве мало изменилось. Правда, при хорошем урожае в 1933 г. массового голода в 1934 г. удалось избежать.

Опасаясь, что в случае выполнения плана хлебозаготовок будут дополнительные задания, делегации колхозников Одесской и Днепропетровской областей в ноябре-декабре 1933 г. на приеме у Сталина, Калинина, Молотова и Кагановича спросили: не будут ли на местах под видом колхозной торговли замаскированно проводиться встречные планы хлебозаготовок?

На что Сталин ответил, что никаких встречных планов ни под каким видом не будет допущено. «Партия и Советская власть, — сказал он, — строго карали тех, кто проводил встречные планы. Они будут строго караться и впредь. Кооперация будет закупать некоторое количество хлеба только на добровольных началах, на выгодных для крестьян условиях»[401].

Сталин, мягко говоря, лукавил, когда говорил, что партия и Советская власть карали тех, кто давал встречные (дополнительные) планы. Так, 4 января 1933 г. Нижне-Волжский крайком ВКП(б) давал дополнительные задания колхозам, выполнившим план хлебозаготовок (Лопатинский, Новоузенский, Преображенский и др. районы)[402]. Никакого наказания за это не было.

Помимо принятого 19 января 1933 г. постановления об обязательной поставке зерна государству в тот же день ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняли постановление о закупке хлеба системой потребкооперации в размере до 100 млн пуд. с распределением объемов закупок по республикам, краям и областям. При этом закупки должны были производиться не по рыночным, а по низким (символическим) государственным ценам лишь на 20-25% превышавшим цены госпоставок.

О том, что это были такие же плановые задания, как и хлебопоставки, свидетельствует следующий документ, подписанный Сталиным и Молотовым 10 марта 1934 г., — телеграмма ЦК ВКП(б) и СНК СССР секретарю Западно-Сибирского крайкома Эйхе и председателю крайисполкома Грядинскому:

«ЦК и Совнарком напоминают вам, что в прошлом году, имея большие остатки хлеба в колхозах и у колхозников, вы не приняли мер к организации закупок и тем сорвали выполнение плана закупок. При плане в 5 млн пуд. вы тогда закупили 2,9 млн пуд. Ту же ошибку повторяете и в этом году. Имея возможность закупить в крае не менее 9 млн пуд., установленных ЦК ВКП(б) и СНК СССР, вы по состоянию на 7 марта закупили только 2 млн пуд...

ЦК и Совнарком предлагают вам выправить линию крайкома и крайисполкома в отношении закупок хлеба и закупить в крае не менее 9 млн пуд. Сообщите ЦК и Совнаркому о принятых мерах»[403].

Несмотря на хороший урожай 1933 г., в начале 1934 г. ряд регионов СССР вновь был поражен голодом, хотя и не в таких масштабах, как в 1932-1933 гг. По сообщению ГПУ Украины от 19 февраля 1934 г. зам. председателя ОГПУ Я.С.Агранову отмечалось, что «продзатруднениями» охвачены 166 сел 46 районов Украины, в том числе в Киевской области — 58 сел, в Харьковской — 31, в Донецкой — 29, Винницкой — 23, Черниговской — 17, Одесской — 8. На почве недоедания имелись опухшие и умершие от голода (305 семей в Киевской области). В 10 селах Харьковской области крестьяне питались суррогатами — шелухой, половой, стеблями кукурузы и пр. Люди опухали и заболевали от голода. В Марковском районе Донецкой области в 29 колхозах в продуктах питания нуждались 2620 семей (10117 человек), в том числе голодало в колхозах: «13 лет Октября» — 300 семейств (1135 человек), «Червона Зирка» — 163 семейства (714 человек), им. Воровского — 160 семейств (629 человек) и т. д.[404].

Органы ОГПУ весной 1934 г. регистрировали отсутствие хлеба в большинстве колхозов Воронцовской МТС (ЦЧО). Колхозники ряда сельхозартелей Свердловской области (им. Чапаева, «Трудовик», «Ленинский путь»), недовольные изъятием хлеба за работу МТС, говорили: «Благодаря наличию МТС, забравшей у нас хлеб, мы голодаем». Из Дальне-Восточного края (Пограничная МТС) сообщалось, что в колхозах «Пограничник», «Первое мая», «Ударник», «Новая жизнь», им. Лазо продовольственный хлеб отсутствует, колхозники питаются картофелем и собирают в поле прошлогодние бобы. Многие колхозники не имеют и картофеля; покидают колхоз и уходят в город. Председатель колхоза «Первое мая», бедняк, кандидат ВКП(б) жаловался: «Народ в колхозе ходит голодный, есть совершенно нечего, сам сижу без хлеба... Бросаю работу и иду искать хлеба. Дальше жить невозможно. Прошлогодние бобы на Полтавском поле потравились скотом, собирать нечего». Кандидатскую карточку сдал секретарю партячейки, заявив, что ему в колхозе нечего есть[405].

Из Башкирии сообщали, что в Зиянчуровской МТС, в колхозе им. Фрунзе голодало 15 семейств, в колхозе «К-Иль» — 75 семейств. Колхозники едят падаль. На Урале на почве недоедания и голода распространялись эпидемические заболевания (сыпной тиф и др.). Имели место случаи смерти детей из-за употребления суррогатов.

На Северном Кавказе, перенесшем страшный голод в 1932-1933 гг., весной 1934 г. вновь ощущались признаки голода. В спецсообщении ПП ОГПУ по Азово-Черноморскому краю в мае 1934 г. говорилось, что продовольственное положение в некоторых районах напряженное, «на почве истощения зарегистрирован ряд фактов опуханий». Почти по всем колхозам Шалаевской МТС Кашарского района голодали 10-15% колхозников.

По 128 колхозам 19 МТС края, по сообщениям, до нового урожая не хватало 2443 т хлеба (149 023 пуд.). Особенно тяжело переживали «продовольственные трудности»: многодетные семьи, крестьяне, вступившие в колхоз во вторую половину 1933 г., «неплановые переселенцы», прибывшие в край в конце года, семьи, в которых трудоспособные члены длительно болели и др. В хуторе Филипповском Цимлянского района был зарегистрирован случай людоедства[406].

На Украине, по сведениям зам. начальников политотделов МТС по работе ОГПУ (май 1934 г.), в колхозах Семеновской МТС Черниговской области в 8 колхозах 114 семей голодали, опухло от голода 185 человек, в том числе в колхозах «Молотарь» и «Прогресс» — 138 человек. Никакой помощи опухшим не оказывается.

В колхозе «Путь к социализму» (Донецкая обл.) из 700 трудоспособных на работу выходили не более 70-80 человек и те заявляли: «Мы бросили дома обрабатывать свои индивидуальные огороды и хотим пойти на прополку, но дайте нам хоть немного хлеба, мы голодаем».

В ЦЧО в колхозах Ладомировской МТС 85 человек опухло от недоедания. Продовольственная помощь не оказывалась[407].

Случаи голодной смерти были зарегистрированы в колхозах Мантуровской МТС. В колхозах «Верный путь», «Большевик», им. Криницкого голодные дети срезали колосья в поле.

В Челябинской области из 46 колхозов Памятинской МТС 40 не имели хлеба. Колхозники питались суррогатами, на этой почве имелись заболевания.

В Горьковском крае колхозы Удмуртской автономной области весной 1934 г. голодали. В колхозе «Вторая Сыча» голодало 20 семейств. В колхозе «Нюрентур» «большинство колхозников питаются исключительно травой». Всего в колхозах Кезской МТС голодало 700 хозяйств — около 3000 человек. В д. Олюшино (Лебяжская МТС) из 52 семей 20 голодало. В колхозах Ярской МТС, сообщал зам. начальника политотдела, «на почве продовольственных затруднений имеется много случаев опухания от систематического недоедания».

В Средне-Волжском крае отмечались «смертельные случаи на почве голода» и т. д., и т. д.[408].

Как видим, несмотря на перестройку системы хлебозаготовок, трудности в сельском хозяйстве продолжались, хотя и в меньших масштабах. Наступление на крестьянство продолжалось. Ходатайства местных органов о продовольственной, семенной и фуражной помощи отклонялись. 13 марта 1934 г. Политбюро ЦК ВКП(б) предложило обкомам, крайкомам и ЦК нацкомпартий «впредь не обращаться в ЦК и СНК с ходатайствами о дополнительном отпуске семян, продовольствия и зернофуража, предупредив их о том, что эти ходатайства ЦК и Совнарком рассматривать не будут»[409].

Тогда же (22 марта) во изменение постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 20 июня 1933 г. Политбюро решило установить для колхозников, имеющих зерновые посевы, нормы зернопоставок, установленные для единоличных хозяйств данного района, т. е. на 10% больше, чем для колхозов[410].

Последствия голода 1932-1933 гг. продолжали сказываться и в 1934 г. Это видно на примерах Украины, Северного Кавказа и Поволжья. Так, если в первой половине 1932 г. в сельской местности Украины рождаемость в 1,3 раза превышала смертность, то во второй половине — сравнялась, в 1933 г. смертность уже превышала рождаемость в 4,7 раза, а в первой половине 1934 г.— в 1,7 раза. На Северном Кавказе эти показатели будут: в первой половине 1932 г. рождаемость превышала смертность в 1,8 раза, во второй половине — в 1,6 раза, а в 1933 г. — смертность превышала рождаемость в 3,1 раза, в первой половине 1934 г. — в 2,1 раза. Такая же картина была в Нижне-Волжском крае: в первой половине 1932 г. рождаемость превышала смертность в 1,9 раза, во второй половине — в 1.4 раза, в 1933 г. — смертность превышала рождаемость в 2.4 раза, а в первой половине 1934 г. — в 1,3 раза[411].

Что касается Казахстана, то здесь положение и в 1934 году было очень тяжелым. Поэтому за 8 месяцев (с 1 декабря 1933 г. по 1 августа 1934 г.) была оказана продовольственная помощь в размере 473 565 ц, т. е. больше, чем за 14 месяцев 1932-1933 гг. (с 1 октября 1932 г. по 1 декабря 1933 г.) — 430272 ц). Особенно тяжелым было положение единоличников, которые должны были сдать по хлебопоставкам 3,7 ц с гектара посева в Восточно-Казахстанской и Карагандинской областях, в то время как постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 19 января 1933 г. норма сдачи государству зерна устанавливалась 2,2 ц с гектара посевной площади.

Еще хуже обстояло дело с животноводством. К 1934 г. поголовье скота в республике уменьшилось в 5 раз по сравнению даже с 1930 г., не говоря уже о 1928-1929 гг. Поскольку основным продуктом питания казахского населения являлось мясо, то, чтобы как-то смягчить голод, пришлось с 1 декабря 1932 г. по 1 марта 1934 г. передать в индивидуальное пользование колхозников 679405 голов скота, в том числе 427 241 голову овец и коз[412].

Всего в Казахстане в годы коллективизации 1931-1933 гг. население уменьшилось почти на 50%.

Последствия голода 1932-1933 гг. в СССР продолжали сказываться и в 1934 г. По данным Центрального управления народно-хозяйственного учета Госплана СССР, число родившихся в первой половине 1934 г. было меньше числа родившихся в 1932-1933 гг. Коэффициент рождаемости (1000 человек населения) в первом полугодии 1932 г. составлял 28,7, в первом полугодии 1933 г. — 23,7, а в первой половине 1934 г. — только 19,6 человека[413].

Такова была цена голода и социалистического переустройства сельского хозяйства в начале 1930-х годов.