Глава 27 Касабланка, Харьков и Тунис Декабрь 1942–май 1943 гг.

Глава 27

Касабланка, Харьков и Тунис

Декабрь 1942–май 1943 гг.

В течение декабря 1942 г., в то время как Первая армия Андерсона сражалась на исхлестанных дождями холмах Туниса, Восьмая армия Монтгомери не смогла решительно преследовать отступающую танковую армию Роммеля. Монтгомери очень боялся навредить своей репутации гаранта победы и не хотел получить по носу в неожиданной контратаке, которыми так славилась немецкая армия. Многие части также склонялись к тому, чтобы «другие бедолаги гнались за немцами», как выразился командир полка Шервудских рейнджеров. Они посчитали, что уже внесли свою лепту в победу, и предпочли сосредоточиться на трофеях – таких, как пистолеты «люгер», спиртное, сигареты и шоколад, взятых из брошенных немецких грузовиков.

Монтгомери, возможно, был прав, признавая, что английская армия еще не готова тягаться с немцами в маневренной войне, но чересчур осторожное ведение им боевых действий было, пожалуй, следствием его предубеждения против кавалерии. Только танковые полки, 11-й гусарский и Королевский драгунский, ушли достаточно далеко вперед и могли постоянно беспокоить отступающих немцев. И хотя силы Роммеля к тому моменту сократились до 50 тыс. человек и менее одного танкового батальона, нежелание Монтгомери рисковать заставило его в какой-то момент задуматься о том, чтобы оставить Триполи, как и Тунис, Первой армии Андерсона. Эту самоуспокоенность разделяли все, сверху донизу. «Нам всем враг казался столь дезорганизованным, что представлялась невозможной какая-либо его перегруппировка, способная причинить нам неприятности, – писал поэт Кейт Дуглас, лейтенант Шервудских рейнджеров. – Когда мы услышали о высадке десантов в Северной Африке, почти все считали, что еще несколько недель на окончательную зачистку врага – и африканская кампания закончится». Дислоцированные в Египте части ВВС также подвергались критике за неспособность нанести немцам урон во время отхода танковых частей Роммеля через проход Халфайя в Ливию. Но действия авиации осложнялись потерей времени для доставки топлива и боеприпасов на аэродромы передового базирования. Вице-маршал авиации Конингем обратился к американцам за помощью, и соединение Бреретона, к этому моменту времени уже переименованное в Девятую воздушную армию, начало поставку топлива на фронт по воздуху. Роммель был уверен в том, что война в Северной Африке проиграна. Он организовал линию обороны в Марса-эль-Брега строго на восток от Эль-Агейлы в заливе Сирт, где в феврале 1942 г. начал кампанию в пустыне.

Четырнадцатого января 1943 г. Рузвельт, утомленный пятидневным путешествием, прибыл в Касабланку. В тот вечер он и Черчилль встретились в Анфе, а на следующий день начальники штабов обеих стран заслушали отчет Эйзенхауэра о кампании в Северной Африке. Командующий объединенными силами явно нервничал. У него был грипп, который вовсе не облегчало жадное курение сигарет Camel, и он страдал от высокого давления. Импровизированное наступление в Тунисе закончилось провалом. Эйзенхауэр винил дождь, грязь, сложность сотрудничества с французами, а не неумение Андерсона правильно распределить свои довольно слабые войска. Он также признал хаос в системе снабжения, где пытался навести порядок его начальник штаба Беделл Смит.

Затем Эйзенхауэр обрисовал свой план прорыва к Сфаксу в заливе Габес силами одной дивизии II корпуса генерал-майора Ллойда Фредендалла. Этот план в обычной резкой манере раскритиковал генерал Брук. Он указал на то, что атакующие будут зажаты между отступающим Роммелем и так называемой 5-й танковой армией генерал-полковника Ганса-Юргена фон Арнима в Тунисе. Брук, сутулый, с нависающими веками, вытянутым лицом с крючковатым носом, выглядел, как помесь хищной птицы и рептилии, особенно когда облизывал губы. Глубоко потрясенный Эйзенхауэр предложил еще раз обдумать план и покинул комнату.

Конференция в Касабланке была не самым лучшим моментом в жизни Эйзенхауэра, и он признался Паттону, что опасался отстранения от занимаемой должности. Он получил еще и нагоняй от генерала Маршалла за слабую дисциплину в американских войсках и за беспорядок в тылу. С другой стороны, аккуратные и подтянутые солдаты корпуса Паттона в Касабланке произвели на всех благоприятное впечатление, к чему он и стремился.

Основной целью конференции в Касабланке была выработка стратегии союзников. Адмирал Кинг не скрывал своего убеждения, что все союзные силы должны быть направлены против Японии на Тихом океане. Он горячо возражал против политики «сдерживающих операций» на Дальнем Востоке. И американцы были гораздо больше англичан заинтересованы в поддержке националистических сил Чан Кайши. Однако генерал Брук был решительно настроен на достижение полного согласия по вопросу окончания войны в Северной Африке и последующего вторжения на Сицилию. Он приходил в отчаяние от того, что Маршаллу недоставало стратегической хватки. Маршалл не оставлял мысли о броске через Ла-Манш в 1943 г., хотя было ясно, что американская армия пока еще совсем не готова выступить против сорока четырех немецких дивизий во Франции и что союзникам недостает средств доставки и десантирования. Маршалл был вынужден уступить. Благодаря хорошей штабной выучке англичане досконально владели статистическим материалом, а американцы – нет.

Брук понимал, что Маршалл – блестящий организатор американских вооруженных сил, но не знает толком, что с ними делать. Когда американцев отговорили от вторжения во Францию, и они растерялись, Бруку удалось настоять на своем. Ему также пришлось выдержать бой с английскими штабными офицерами, которые хотели высадиться на Сардинии, а не на Сицилии. В конце концов 18 января Брук при поддержке фельдмаршала Дилла, британского военного представителя в Вашингтоне, и главного маршала авиации сэра Чарльза Портала, начальника штаба ВВС, убедил американцев согласиться с английской средиземноморской стратегией – проведением операции «Хаски» по вторжению на Сицилию. Бригадный генерал Альберт С. Ведемейер из отдела планирования военного министерства США, питавший глубокое недоверие к англичанам, был вынужден впоследствии признать, что «мы пришли, выслушали и были покорены». Совещание в Касабланке стало наивысшей точкой военного и политического влияния Великобритании.

Англичане и американцы лучше узнали друг друга на конференции в Анфе, но не всегда с лучшей стороны. Паттон, с его бесцеремонным подходом, считал генерала Алана Брука «не более чем клерком». Представления же Брука о Паттоне были куда ближе к истине. Он описывал его как «резкого, храброго, несдержанного и неуравновешенного военачальника, который хорош в атаке, когда нужно нажать на противника, но приходит в замешательство во время операций, требующих умения и размышления». Единственное, в чем сошлись и англичане, и американцы, так это в том, что генерала Марка Кларка интересует только генерал Марк Кларк. Эйзенхауэр хорошо ладил с адмиралом Каннингемом и маршалом авиации сэром Артуром Теддером, который станет позднее его заместителем, но, по мнению американцев, «Айк» (так называли Эйзенхауэра) излишне поддавался влиянию англичан на африканском театре военных действий. Генерал Александер был назначен командовать всеми наземными силами союзников под общим руководством Эйзенхауэра. И хотя Паттон первое время весьма восхищался Александером, для него было непереносимо принижение престижа армии США. Вскоре он записал в своем дневнике: «Айк больше британец, чем сами британцы, они лепят из него, что хотят».

Но даже Эйзенхауэру не понравилась идея работать с английским политическим советником в лице Гарольда Макмиллана. Макмиллан был решительно настроен поддерживать де Голля, а после убийства Дарлана ни Эйзенхауэр, ни Рузвельт уже не могли и дальше игнорировать лидера «Сражающейся Франции». Эйзенхауэр также боялся вмешательства политического советника в дела командования, учитывая тесные связи Макмиллана с Черчиллем и его ранг министра, но Макмиллан не имел ни малейшего намерения нарушать субординацию. Он сознавал, что вскоре американцы будут обладать практически всей полнотой власти в союзных войсках, а потому предпочитал мягкий подход. Опираясь на свое классическое образование и сравнивая американцев с римлянами, он полагал, что лучший способ строить отношения с более сильным союзником – это принять на себя роль «греческих рабов, которые управляли действиями императора Клавдия».

Эйзенхауэр все еще чувствовал себя пострадавшим от реакции американской и английской прессы на дело Дарлана. Он писал своему другу: «Я – помесь бывшего солдата, псевдогосударственного деятеля, некомпетентного политика и лживого дипломата». Утонув в деталях по множеству разных направлений, он передоверил политические вопросы, да и многие другие проблемы, Беделлу Смиту. Беделл Смит, известный грубым отношением к американским офицерам, тем не менее сумел поладить с англичанами и французами.

Главной проблемой в Северной Африке, которую Черчилль и Рузвельт пытались решить в Касабланке, была роль генерала Шарля де Голля. Рузвельт по-прежнему не доверял де Голлю, но по настоянию Черчилля, Жиро и де Голля свели вместе и заставили пожать руки перед камерами. Американский президент легкомысленно пообещал Жиро оружие и снаряжение для одиннадцати французских дивизий, не проверив, насколько это реально. Де Голль, который долго противился вызову в Касабланку, согласился, чтобы Жиро остался главнокомандующим вооруженными силами Франции в Северной Африке при условии, что сам де Голль получит политическое руководство. Этого ему нужно было немного подождать. Он знал, что такой переход властных полномочий не будет очень сложным. Храбрый «оловянный солдатик» не мог конкурировать с самым решительным из генералов-политиков.

Как только неловкая комедия с двумя французскими генералами, неохотно пожимающими друг другу руки, была повторена перед фотографами, президент Рузвельт объявил, что союзники намерены добиться полной и безоговорочной капитуляции Германии и Японии. После этого Черчилль заявил, что Англия с этим полностью согласна, хотя для него было неожиданностью, что Рузвельт решил придать огласке их цель. С точки зрения Черчилля, последствия такого требования еще не были тщательно продуманы, хотя он и заручился заранее согласием военного кабинета. Однако эта декларация, которая была в какой-то мере предназначена для успокоения подозрительного Сталина, вероятно, не имела большого влияния на исход войны. Как нацистское, так и японское руководство намеревались сражаться до самого конца. Другим важным решением, направленным на приближение победы, было расширение кампании стратегических бомбардировок Германии с участием как бомбардировочной авиации Англии, так и Восьмой воздушной армии США.

Как и предполагал Черчилль, на Сталина не произвело впечатления совместное послание президента и премьер-министра, отправленное из Марракеша и сообщавшее о решениях, достигнутых в Касабланке. Однако высадка союзных войск в рамках операции «Факел» подтолкнула Гитлера к увеличению сил в Тунисе и оккупации юга Франции. Это оттянуло немецкие войска куда более эффективно, чем провальная операция по десантированию на севере Франции. Это также заставило люфтваффе перебросить с Восточного фронта 400 самолетов, что имело катастрофические последствия для немцев. К концу весны 1943 г. соединения Геринга потеряли 40 процентов всех своих машин в Средиземноморье. Но Сталина не успокаивали такие детали. Решение англо-американцев отложить открытие фронта против немцев во Франции в ходе войны на истощение – вот что рассердило его. Значит, Красной Армии одной, без помощи союзников, придется и дальше противостоять чуть ли не всем вооруженным силам Германии.

Двенадцатого января, всего за несколько дней до начала совещания в Касабланке, Красная Армия начала операцию «Искра» по прорыву блокады Ленинграда южнее Ладожского озера. Жуков, которого Сталин отправил в Ленинград для координации наступления, использовал 2-ю ударную армию для атаки с «Большой земли», 67-ю армию – со стороны Ленинграда и три бригады лыжников – через большое замерзшее озеро. 67-я армия должна была переправиться через Неву, и наступление отложили до момента, пока лед на реке не станет достаточно прочным, чтобы выдержать легкие танки.

Наступление началось массированной бомбардировкой вражеских позиций. При температуре минус 25 градусов советские войска в белых маскхалатах двинулись по льду. На юго-западе Ладожского озера они окружили бывшую царскую крепость Шлиссельбург. После двух дней боев в лесах и на замерзших болотах передовые части двух атакующих армий были в десяти километрах друг от друга. Советским войскам даже удалось захватить абсолютно не поврежденный немецкий танк «тигр» – бесценный трофей, который будет изучен советскими инженерами.

Пятнадцатого января молодая переводчица Ирина Дунаевская шла через замерзшую Неву на передовую. Она увидела мертвецов под прозрачным слоем льда, будто в стеклянном саркофаге. В захваченном немецком штабе увидела красноармейцев, сворачивающих самокрутки из бумаги, оторванной от списка представленных к наградам. Судя по кличкам, она предположила, что красноармейцы были освобожденными преступниками, попавшими в армию из ГУЛАГа. Снаружи «лежали сбитые макушки деревьев и ветки, поваленные деревья, снег, черный от копоти, и трупы, в одиночку и кучами, в основном вражеские трупы, но также и наших, павшие лошади, разбросанные боеприпасы, сломанное оружие – слишком страшно для женских глаз. Тело молодого белокурого немца лежало на дороге в совершенно естественной позе, будто он был живой. Три обожженных тела немецких солдат все еще сидели на переднем сиденье огромного грузовика. И вновь тела наших солдат на дороге подо льдом, будто под стеклом, расплющенные в тонкий лист тяжелыми машинами, которые недавно прошли здесь… Впереди горизонт был белесого цвета, стволы сосен – серо-коричневые. Все цвета были суровыми, холодными, подчеркивающими одиночество».

«Твои молитвы, – писал матери советский механик-водитель танка, – должно быть, спасают меня в боях, потому что я четыре или пять раз проходил невредимым через минное поле, где подорвалось много танков, а снаряд, который разорвался в нашем танке и убил командира и наводчика, не причинил мне вреда. Здесь становишься и фаталистом, и крайне суеверным. Я стал очень кровожадным. Каждый убитый фриц доставляет мне радость».

Восемнадцатого января две советские армии соединились, потеряв при этом 34 тыс. человек. Блокада Ленинграда была прорвана, хотя узкая полоска земли, соединявшая город с «Большой землей», имела в ширину не более десятка километров. В тот день Сталин присвоил Жукову звание Маршала Советского Союза.

Железная дорога, проложенная по отвоеванной полоске южнее Ладожского озера, значительно увеличила снабжение Ленинграда. Однако дорога простреливалась немецкой артиллерией, и советское командование приступило к подготовке следующей наступательной операции, «Полярная звезда», под руководством маршала Тимошенко. Тимошенко отдал приказ взять город Синявино к 23 февраля. Попытка расширить плацдарм началась с обстрела вражеских позиций тяжелой артиллерией. Местность была такой заболоченной, что разрывающиеся снаряды производили не более чем фонтаны грязи, а иногда и вовсе не взрывались. Войска Красной Армии прорвали немецкую оборону и продвинулись через смешанный лес. Василий Чуркин рассказывал, как они наткнулись на полевой бордель: «Двухэтажный барак, сколоченный немцами из неструганных досок. Люди говорили, что там живут 75 русских девушек из ближних деревень. Немцы их заставили».

XXVI немецкий корпус очень умело и вовремя начал контратаку. «Мы увидели несколько “тигров”, идущих на нас и стреляющих на ходу, – писал Чуркин. – За ними шла немецкая пехота. Как только танки приблизились, наши бросились отступать из окопов. Взводные кричали на трусов, но паника распространялась очень быстро».

Одним из формирований вермахта, наиболее пострадавшим во время операции «Полярная звезда», была испанская Division Azul, или «Голубая дивизия», состоявшая в основном из добровольцев-фалангистов. Решение о ее формировании было принято в Мадриде через пять дней после начала операции «Барбаросса». Испанские правые тогда обвиняли СССР как главного подстрекателя их гражданской войны. Почти пятую часть первых добровольцев составляли студенты, и можно сказать, что «Голубая дивизия» была одной из самых интеллектуальных частей, когда-либо участвовавших в войне. Она создавалась как 250-я пехотная дивизия под командованием генерала Агустина Муньоса Грандеса, кадрового военного, ставшего фалангистом. После обучения в Баварии дивизию отправили на фронт под Новгород. В этой лесисто-болотистой местности солдаты страдали от болезней, а потом и от обморожений. На Гитлера произвели впечатление их стойкость при отражении атак советских войск и вклад в разгром 2-й ударной армии генерала Власова в 1942 г. «Голубая дивизия», несмотря на потерю 2525 человек, вела бой в течение суток, защищая свой сектор обороны на реке Ижора. Один из полков дивизии был смят, но линию обороны восстановили с помощью прибывших немецких подкреплений. Для дивизии это было самое крупное и кровопролитное сражение за всю войну, которое внесло свою лепту в провал советского наступления.

На юге России операция «Малый Сатурн» заставила Манштейна отвести Первую танковую и Семнадцатую армии на Кубанский плацдарм в северо-западной части Кавказа, к югу от Ростова. Рокоссовский жаловался, что наступлению на Кавказе уделили слишком мало внимания, и войскам не удалось продвинуться к Ростову, чтобы полностью отрезать противника. Это он считал не чем иным, как упущенными возможностями. Но Сталин, как и в прошлом году, переживал очередной прилив оптимизма. Забыв о том, как быстро оправилась немецкая армия от поражения в прошлом году, он намеревался освободить восток Украины, проведя операции в Донбассе и Харькове силами, высвободившимися после разгрома Шестой армии.

Шестого февраля Манштейн встретился с Гитлером, который сначала признал свою ответственность за поражение под Сталинградом, но затем обвинил в катастрофе Геринга и других. Он сетовал, что Паулюс не покончил с собой. Еще больше были расстроены японцы. В Токио Мамору Сигемицу, новый министр иностранных дел, и группа из 150 генералов и высокопоставленных чиновников смотрела фильм о Сталинграде, снятый русским кинооператором. Сцены, в которых был показан Паулюс и другие пленные генералы, повергла их в глубокий шок. «Неужели это правда?» – спрашивали они с недоверием. – Если это правда, то почему Паулюс как настоящий солдат не совершил самоубийства?» Японское руководство неожиданно осознало, что непобедимый Гитлер в конце концов проиграет войну.

Манштейн теперь находился в наилучшем положении, чтобы потребовать гибкости в действиях. Гитлер требовал упорной обороны захваченных территорий, но угроза полного поражения на юге России, как ни парадоксально, дала возможность Манштейну совершить одно из наиболее поразительных контрнаступлений за всю войну.

Красная Армия, разгромив Вторую венгерскую армию и частично окружив Вторую немецкую армию силами Воронежского фронта на левом фланге Манштейна, двинулась на запад, чтобы захватить то, что потом станет Курским выступом. «Последние полторы недели, – писал красноармеец своей жене десятого февраля, – мы идем по земле, которую только что освободили от фашистов. Вчера наши войска ворвались в Белгород. Взяли много трофеев и пленных. По дороге нам часто попадались большие группы пленных венгров, румын, итальянцев и немцев. Если бы ты могла видеть, Шурочка, какое жалкое зрелище представляют собой гитлеровские бандиты. Обуты кто в сапоги, кто в лапти, одеты в летнюю форму, только кое у кого есть шинели, а поверх всего они натянули краденую мужскую, а то и женскую одежду. На голове пилотки, сверху обмотанные бабьими платками. Многие обморожены, грязные, завшивленные. Мысль о том, что эти подонки так далеко зашли в нашу страну, вызывает негодование. Мы уже прошли 270 километров по Воронежской и Курской областям. Сколько разрушено деревень, городов, заводов, мостов! Мирные жители возвращаются домой, куда пришла Красная Армия. Они так счастливы!»

Другая часть Воронежского фронта наступала на Харьков. 13 февраля Гитлер настаивал на том, чтобы II танковый корпус СС группенфюрера Пауля Хауссера при поддержке дивизий СС Leibstandarte Adolf Hitler и Das Reich любой ценой удерживал Харьков. Хауссер по собственной инициативе не подчинился приказу и отступил. В то же время Манштейн отвел Первую танковую армию к реке Миус. Юго-Западный фронт четырьмя армиями прорывался на запад. В авангарде наступающих советских войск шли четыре танковых корпуса (хотя по силе они все вместе не превосходили и одного немецкого танкового корпуса) под командованием генерал-лейтенанта М.?М. Попова. В Ставке полагали, что вскоре будет одержана крупная победа над противником. Этому способствовала брешь, образовавшаяся в немецкой обороне южнее Харькова, однако при этом коммуникации наступающих были страшно растянуты.

Семнадцатого февраля Гитлер, в бешенстве от того, что его приказы не выполняются, полетел в Запорожье, чтобы выяснить отношения с Манштейном. Но Манштейн к этому времени уже полностью контролировал положение на фронте. Он передислоцировал штаб Четвертой танковой армии в расположение II танкового корпуса СС, чтобы взять на себя командование корпусом, усиленного теперь еще дивизией СС Totenkopf, и подготовил Первую танковую армию к удару по советским наступающим войскам снизу. Гитлер был вынужден согласиться с его планом. Двойная контратака Манштейна уничтожила танковую группировку Попова и почти полностью окружила советские 1-ю гвардейскую и 6-ю армии. Личный состав 25-го танкового корпуса, у которого к тому времени закончилось топливо, вынужден был бросить свои танки и возвращаться к своим пешком.

В первую неделю марта немецкая Четвертая танковая армия начала наступление снова на Харьков, и 14 марта, после тяжелейших боев, Хауссер вернул себе город. Вскоре сильные весенние ливни заставили немцев приостановить наступление. Советских военнопленных отправили хоронить мертвых – как немецких, так и советских солдат. Большинство пленных так изголодалось, что они рылись в карманах убитых в поисках еды, а это считалось у немцев мародерством. Таких военнопленных обычно расстреливали, но некоторые садисты шли дальше. Один немецкий солдат привязал троих русских военнопленных, обвиненных в мародерстве, к воротам. «Привязав своих жертв, он положил гранату в карман шинели одного из них, – писал другой солдат, – выдернул чеку и убежал в укрытие. Трое русских, с развороченными кишками, просили о пощаде до последней минуты».

Гитлер собирался использовать огромный Курский выступ для проведения летнего наступления, чтобы восстановить превосходство вермахта на Восточном фронте. Но немецкая армия в Советском Союзе к этому времени была уже катастрофически ослаблена. Кроме утраты Шестой армии и бывших с ней войск союзников, немцы понесли тяжелые потери при отступлении с Кавказа, не говоря уже о боях под Ленинградом и наступлении Красной Армии на Девятую армию под Ржевом. При отступлении было брошено много машин. Когда заканчивалось топливо, их портили, взрывая моторы гранатами. Танки часто использовали лишь для того, чтобы тащить несколько грузовиков с ранеными.

Мощь вермахта на Восточном фронте была также ослаблена переброской войск в Тунис и во Францию на случай высадки союзников. Боевые действия в Средиземноморье продолжали наносить серьезный урон люфтваффе, так же как и стратегические бомбардировки немецких городов и авиазаводов. Необходимость защищать рейх заставила немцев перебросить большое количество истребителей и зенитных орудий с Восточного фронта, что впервые позволило Советскому Союзу достичь превосходства в воздухе. К весне 1943 г. в немецкой армии на Восточном фронте было немногим более 2700 тыс. человек личного состава, в то время как в рядах Красной Армии было до 5800 тыс. человек, в четыре с половиной раза больше танков и в три раза больше орудий и тяжелых минометов. Красная Армия также обладала большей мобильностью благодаря поставкам джипов и грузовиков, предоставленных по ленд-лизу.

Увеличение личного состава Красной Армии частично произошло за счет мобилизации молодых женщин. Их количество в войсках достигло 800 000 тыс. человек. И хотя многие служили с самого начала войны (только под Сталинградом воевало более 20 тыс. женщин), массовый призыв начался в 1943 г. Теперь их участие в войне вышло далеко за рамки специальностей врачей, медсестер и санинструкторов, связисток, летчиц, наблюдателей ПВО и зенитчиц. Храбрость и умение, показанные женщинами, особенно в Сталинградской битве, побудили советское командование увеличить мобилизацию, и во время войны в РККА служило больше женщин, чем в любой другой регулярной армии мира. И хотя в Красной Армии уже были женщины-снайперы, прославившиеся своим убийственным мастерством, основной их приток начался после организации женской снайперской школы в 1943 г. Считалось, что женщины лучше переносят холод и рука у них тверже.

Этим бесстрашным девушкам приходилось иметь дело еще и с вниманием их товарищей-мужчин, особенно старших по званию. «Эти молодые девушки пробуждали воспоминания о выпускных балах, о первой любви, – писал Илья Эренбург. – Почти все, кого я встретил на фронте, пришли туда прямо из школы. Они часто робели: их окружало слишком много мужчин с голодными глазами». Некоторые из них стали «походно-полевыми женами» старших офицеров – «ППЖ», по созвучию с «ППШ» – названием штатного автомата Красной Армии.

Иногда к ним применялось и принуждение. Один солдат вспоминал, как офицер послал молодую девушку из взвода связи в жесточайший бой в составе передового отряда, только потому, что она отказалась с ним спать. «Многих отсылали в тыл, потому что они были беременными, – писал он. – Большинство солдат не думали о них плохо. Это была жизнь. Каждый день мы смотрели смерти в лицо на передовой, поэтому люди хотели получить хоть какое-то удовольствие». Но очень немногие мужчины признавали свою ответственность и всячески пытались избежать своих плачущих жертв перед их отъездом в тыл. Друг и коллега Эренбурга Василий Гроссман ужасался вопиющим использованием служебного положения для достижения сексуального расположения. Он считал «походных жен» «большим грехом» Красной Армии. «Но среди них, – добавлял он – тысячи женщин в военной форме очень тяжело трудились и сохраняли свое достоинство».

В труднопроходимых холмах к западу от города Тунис продолжала с трудом держаться Первая армия Андерсона. Ее действиям мешали запутанная структура командования, провал попыток сосредоточить сильно разбросанные силы и разногласия между английскими, французскими и американскими офицерами. Союзные войска не могли отбивать высокопрофессиональные контратаки немцев, в которых сочетались действия пикирующих бомбардировщиков, артиллерии и танков.

Обе стороны проклинали проливной дождь, грязь и слякоть. «Невозможно себе представить, что приходится переносить», – писал домой один немецкий ефрейтор, совершенно не понимая, насколько хуже были условия на Восточном фронте. Генерал фон Арним прибыл в Тунис, чтобы принять командование находившимися там войсками, переименованными теперь в Пятую танковую армию. Арним подготовился к обороне от возобновившихся атак союзников и согнал тунисских евреев на принудительные работы. У еврейской общины с крайней жестокостью изъяли золото и деньги.

Отход Роммеля с «линии Марса-эль-Брега» в декабре 1942 г. и отсутствие каких-либо успехов у союзников в Тунисе побудило Монтгомери поспешить. Но он упустил все возможности окружить остатки немецкой танковой армии, особенно когда та остановилась на «линии Буэрата». 23 января 1943 г. английская Восьмая армия вошла в Триполи с 11-м гусарским полком в авангарде. Но Роммель уже опять отошел и начал укреплять «линию Марет» в заливе Габис, чтобы соединиться с Пятой танковой армией Арнима.

Понимая, что война в Северной Африке проиграна, Роммель был сторонником эвакуации войск по типу Дюнкерка. Его войскам недоставало ни топлива, ни вооружений, и он отчаялся вразумить Гитлера. В яростной перепалке в Wolfsschanze в конце ноября Гитлер отказался разрешить ему отступление с «линии Марса-эль-Брега» и даже обвинил Роммеля в том, что его войска бросили оружие при отступлении из Эль-Аламейна. На самом деле отступление Роммеля, когда он ускользнул от Восьмой армии Монтгомери, было самой мастерски проведенной операцией всей войны в пустыне.

Попытки Муссолини убедить Гитлера прекратить войну с Советским Союзом натолкнулись на глухую стену непонимания. Капитуляция под Сталинградом и потеря Ливии нанесли по моральному состоянию дуче серьезный удар. Он отстранил своего зятя, графа Чиано, от должности министра иностранных дел и пытался унять депрессию, удалившись в постель и пытаясь уйти от реальности.

Генерал фон Арним был озабочен тем, что американский II корпус под командованием генерала Ллойда Фреденхолла на южном участке фронта мог прорваться через горы на дорогу от перевала Кассерин к морю в Сфакс. Это отрезало бы Пятую танковую армию от танковой армии Роммеля. Арним разъяснил ситуацию Роммелю и потребовал, чтобы его 21-я танковая дивизия, получившая новые танки, выбила слабо вооруженное французское подразделение с перевала Фаид.

21-я танковая атаковала 30 января. На просьбу французов о помощи американский корпус генерала Фреденхолла отреагировал не сразу. На следующий день, когда части американской 1-й танковой дивизии начали контратаку на скалистый перевал, немцы уже ждали их. Колонна американских танков «шерман» подверглась атаке «мессершмиттов» и была обстреляна хорошо замаскированными противотанковыми орудиями противника. Более половины танков были подбиты, а еще оставшиеся на ходу пытались вырваться из этого ада, маневрируя между горящими машинами. Другая попытка американцев, предпринятая через несколько часов, также закончилась большими потерями. Фреденхолл – крайне неумелый командир – еще больше распылил свои силы вопреки директиве Эйзенхауэра. Фреденхолл наугад послал еще одно подразделение, отдав тому приказы, противоречившие один другому. Колонну грузовиков с пехотой из новобранцев разбомбили «юнкерсы». Настоящая бойня этих неопытных солдат из американской 34-й пехотной дивизии на протяжении последующих нескольких дней с каждым днем усугублялась, пока как Фреденхолл, почти не выходивший из штаба в глубоком тылу, отдавал приказы о все новых и новых атаках.

Роммель решил полностью устранить американскую угрозу атакой одновременно по трем направлениям. 14 февраля немецкая 10-я танковая дивизия атаковала западнее перевала Фаид, а 21-я танковая дивизия подошла с юга, сжимая таким образом клещи вокруг американских войск. Семьдесят американских танков были уничтожены в первый день боя при Сиди-Бузиде. Один из них был подбит с расстояния 2700 м 88-милиметровой пушкой «тигра». Снаряд «шермана» калибра 75-мм не мог пробить лобовую броню «тигра» даже с близкого расстояния. 16 февраля немецкий танкист писал домой, с притворной наивностью извиняясь, что не писал, так как их дивизия сражалась с американцами несколько последних дней. «Вы, должно быть, слышали во вчерашних сводках, что мы подбили больше 90 американских танков».

На следующий день подразделение Африканского корпуса на юге выдвинулось на Гафсу, вызвав паническое бегство американцев. Около Сиди-Бузида батальон «шерманов» из 1-й танковой дивизии попал в засаду и был уничтожен в храброй, но тщетной контратаке. Повсюду стояли подбитые и еще горящие американские танки, но местные арабы, как ни в чем не бывало, продолжали мирно возделывать свои поля. Американские танкисты, шатаясь от усталости, брели обратно к позициям своих войск с почерневшими от гари лицами, как оставшиеся без лошадей всадники разбитой в легендарной атаке бригады легкой кавалерии в Крымской войне 1854 г. Ни Фреденхолл, ни Андерсон не имели ни малейшего представления о том, что происходит на фронте.

16 февраля части Роммеля вошли в Гафсу. Уцелевшие жители приветствовали его как освободителя. Американцы, отступая, взорвали склад боеприпасов и разрушили значительную часть города. Роммель хотел, чтобы Африканский корпус нагнал американцев, отступавших к Тебессе, и захватил их главные склады топлива и боеприпасов. Однако Арним счел этот план слишком рискованным. В результате между военачальниками начался спор, в который вмешался и Кессельринг.

В ту ночь немецкие танковые дивизии двинулись на Сбейтлу. 17 февраля, в то время как часть американских подразделений в панике бежала с передовой, другие выстояли и отважно дрались, как признавали танкисты немецкой 21-й танковой дивизии. Фреденхолл бросил в бой все, что у него имелось, чтобы удержать перевал Кассерин, но 20 февраля оборона рухнула. Генерал-майор Э.?Н. Хармон был свидетелем той катастрофы, что постигла американские войска. «В первый и единственный раз я видел такое невероятное бегство американской армии. Джипы, грузовики, автомобили всех мыслимых типов шли потоком в тыл, стиснутые по две, а то и по три машины в ряд. Было очевидно, что охваченные паникой водители думали только о том, как бы удрать с фронта и добраться туда, где не стреляют».

К счастью для союзников, между Роммелем и Арнимом в этот момент возникли серьезные разногласия. Пытаясь достичь слишком многих целей сразу, они разделили свои силы, чтобы взять Тебессу на западе, а также продвигаться на север по направлению к Тале, а по параллельной дороге двигаться к Сбибе. Однако здесь на их пути стали английские и американские части, которые в самый последний момент получили поддержку американской артиллерии. Им удалось приостановить наступление 10-й и 21-й немецких танковых дивизий на Талу и Сбибу. Чуть позже подразделение Африканского корпуса, наступавшее на Тебессу, также было остановлено огнем американской артиллерии. На Роммеля произвело большое впечатление то, как умело ведут огонь американские артиллеристы. А как только прояснилось небо, авиация союзников атаковала наступавшие немецкие танковые войска. Роммель вернулся на «линию Марета» 23-го февраля, уверенный в том, что нанес противнику достаточно сильный удар, чтобы предотвратить дальнейшие попытки англо-американцев перейти в наступление.

Не веря в то, что немцы отошли, войска союзников не торопились выдвигаться к перевалу Кассерин. Там повсюду стояли сожженные танки, покореженные останки разбившихся самолетов, валялось множество трупов. Увидев, как тунисцы обшаривают убитых, американцы открыли огонь из автоматов Томпсона – иногда на поражение, а чаще для того, чтобы их разогнать. II корпус Фреденхолла потерял более 6 тыс. человек, 183 танка, 104 полугусеничных бронетранспортера, более 200 полевых орудий и 500 различных автомашин. Это было суровое крещение огнем, которое усугубили путаные команды сверху. Американские солдаты стреляли по собственным самолетам, уничтожив или повредив 39 из них, а эскадрильи союзников атаковали не те цели. 22 февраля группа американских «летающих крепостей» Б-17 вместо перевала Кассерин разбомбила аэродром англичан.

Хотя Роммель через голову генерала фон Арнима и был назначен командовать армейской группой «Африка», он слишком поздно узнал о другой наступательной операции, планируемой Кессельрингом далее к северу, под названием «Бычья голова». Ее не начинали до 26 февраля, хотя операцию надлежало скоординировать с атаками в районе Кассерина на предыдущей неделе. В ходе этой операции потери немцев были куда более значительными, чем у англичан, к тому же в этот раз немцы потеряли большую часть своих танков.

Итальянское верховное командование, Comando Supremo, которому Гитлер позволил в интересах единства снова осуществлять командование войсками стран «Оси», запретило Роммелю отступать с «линии Марета». Прекрасно зная, что Монтгомери готовит наступление, Роммель решил провести превентивную атаку, но перехваты Ultra дали всю необходимую англичанам информацию. Монтгомери быстро перебросил в находящийся под угрозой сектор артиллерию и танки и умело их замаскировал. 6 марта, когда немцы начали наступление, они тут же попали в зону смертельного огня: туда было направлено огромное количество артиллерийских стволов. Роммель потерял 52 танка и 630 человек. Кессельринг и Роммель несправедливо подозревали итальянцев в том, что те выдали противнику план наступления.

Роммель, страдавший от желтухи и абсолютно к этому времени нервно истощенный человек, чувствовал, что ему пора вернуться в Германию на лечение и отдых. 9 мая он навсегда покинул Северную Африку. На следующий вечер его принял Гитлер в ставке Werwolf под Винницей на Украине. Гитлер отказался слушать доводы в пользу того, что армейская группа «Африка» должна быть отведена через Средиземное море для защиты Италии. Он даже отверг план сокращения фронта в Тунисе. Роммелю, которого он теперь считал пораженцем, было приказано отправляться в отпуск для поправки здоровья.

Паттон, огорченный бездействием в Марокко, и тем, как англичане ведут войну в Северной Африке, в то время написал: «Лично я хотел бы выйти и убить кого-нибудь». Наконец-то его молитвы вступить в бой с врагом были услышаны. На второй неделе марта Эйзенхауэр послал его с генерал-майором Омаром Н. Брэдли в качестве заместителя принять дела у Фреденхолла. Эйзенхауэр снял с должностей и ряд других офицеров. Александер хотел избавиться от Андерсона, но Монтгомери не отпустил того единственного человека, которого Александер хотел видеть новым командующим Первой армией.

Паттон же, не теряя времени, занялся укреплением дисциплины во II корпусе, начиная с отдания чести и приведения в порядок обмундирования. Корпус был в ужасе от нового командира, и военную полицию прозвали «гестапо Паттона». Паттон пришел в ужас от числа солдат, эвакуированных в тыл по причине боевой усталости. Он был также вне себя, узнав, что ему не приказали прорываться к морю и отрезать танковую армию Роммеля (к этому времени переименованную в Первую итальянскую армию) от войск генерала Арнима на севере. Вместо этого ему приказали просто угрожать противнику с фланга, чтобы помочь Монтгомери. Паттон подозревал, что Монтгомери жаждет всей славы, однако в действительности Александер, шокированный разгромом при Кассерине, все еще не доверял американцам.

Паттон мог утешиться продвижением по службе – тремя звездочками генерал-лейтенанта. Понимая по-своему полученные приказы, он продвигал свои дивизии вперед, вновь занял Гафсу и направился к горному массиву Восточный Дорсаль, который господствовал над равниной до самого моря. Когда 10-я немецкая танковая дивизия попыталась оттеснить 1-ю пехотную дивизию Паттона с высот Эль-Геттар, она попала в настоящую мясорубку и потеряла половину оставшихся танков.

Монтгомери решил направить ХХХ корпус для атаки в лоб на «линию Марета», чтобы сковать силы противника, обходя его тем временем с фланга в юго-западном направлении протяженным маневром новозеландцев Фрейберга, которым были приданы танки. Но немцам стало известно об этом «длинном хуке слева», поэтому 20 марта атака 50-й новозеландской дивизии окончилась настоящей катастрофой. Монтгомери, преждевременно решивший, что операция обречена на успех, пришел в ужас от происшедшего, но быстро оправившись, послал в обход X корпус под командованием генерала Хоррокса на помощь новозеландцам, атакуя в направлении побережья, более чем в тридцати километрах за «линией Марета». Одновременно с этим он послал индийскую 4-ю дивизию ударить во фланг противнику, но уже гораздо ближе. 26 марта новозеландцы и танковые бригады Хоррокса вместе устремились вперед, прорвав слабую оборону немцев в ущелье Тебага. Генерал Джованни Мессе, командующий Первой итальянской армией, быстро отвел свои войска дальше по побережью, по направлению к городу Тунису. Хоть это и был определенный успех, но войскам «Оси» опять удалось ускользнуть.

Английские ВВС постоянно совершали налеты на отступающие войска противника. Одной из жертв такого налета стал полковник граф Клаус Шенк фон Штауффенберг, потерявший руку и глаз при атаке истребителя с бреющего полета. 7 апреля части Первой и Восьмой армий соединились. Они сильно отличались друг от друга. Ветераны пустыни в своих видавших виды песочного цвета танках и грузовиках демонстрировали заметную беспечность, не говоря уже о неуважении к уставной форме. В той войне, на которой они воевали, временами может и очень жестокой, было больше уважения к жизни военнопленных и не было больших потерь среди мирного населения в почти безлюдной пустыне. Местное берберское племя сенусси смогло уйти от тех мест, где проходили самые тяжелые бои, хотя многим из них и их верблюдам оторвало ноги на минных полях.

Первая армия, которая вела боевые действия в основном в удаленной части Атласских гор, принимала участие в гораздо более грязной войне. Тот шок, который испытали слишком самоуверенные, но необстрелянные части союзников, когда столкнулись в бою с опытными немецкими танковыми и моторизованными частями, был поистине чудовищным. Это привело к большому количеству психологически травмированных солдат и офицеров, но большинство стало быстро ожесточаться, включив механизм выживания. Некоторые совершенно потеряли человеческий облик, садистски убивая пленных и беспорядочно стреляя по арабам-тунисцам ради развлечения – как в ярмарочном тире, где всадники на верблюдах были легкими целями. Англичане были в целом более дисциплинированными, но тоже подвержены расовым предрассудкам. Очень немногие солдаты союзных войск хорошо относились к местным жителям. Французские войска были не лучше. По иронии судьбы, солдаты и офицеры бывшей вишистской армии хотели отомстить арабским подданным, которые зачастую сотрудничали с немцами – в основном из-за антиеврейской политики нацистов. Несмотря на то, что кампания шла к победному завершению, отношения между тремя союзниками ухудшились. Британское высокомерие усиливало англофобию многих американских офицеров.

Уверенность Эйзенхауэра, изрядно поубавившаяся за зимние месяцы, теперь вернулась. Его армия училась на своих ошибках. Планирование операции «Хаски» по вторжению на Сицилию успешно продвигалось вперед. Страны «Оси» будут вот-вот окончательно выбиты из Северной Африки, наконец-то заработала система снабжения войск. Англичане были поражены мощью американского индустриального гиганта. Их шокировали излишества, хотя у них не было оснований для жалоб, поскольку они также пользовались всеми этими благами. Но даже Эйзенхауэр был смущен непомерно раздутым штабом союзных войск, где служили более 3 тыс. офицеров и солдат.

К началу мая остатки войск стран «Оси» были зажаты на северной оконечности Туниса между Бизертой, городом Тунис и полуостровом Кейп-Бон. И хотя их численность все еще превышала четверть миллиона солдат и офицеров, немцы составляли менее половины из общего числа, а большинство итальянцев не были военными. При тотальной нехватке боеприпасов, а самое главное – топлива, немцы понимали, что конец уже близок, и горько шутили по поводу «Тунисграда». Отказ Гитлера эвакуировать войска для защиты юга Европы не способствовал укреплению боевого духа. Они считали невероятным, что он еще в апреле и мае отправлял подкрепления, которые также были обречены попасть в плен.

Транспортные самолеты Ю-52 и Ме-323 были легкой добычей для истребителей союзников, поджидавших их в небе Средиземноморья. Больше половины всего транспортного флота люфтваффе было уничтожено за последние два месяца этой кампании. В воскресенье 18 апреля четыре американских эскадрильи истребителей и эскадрилья «спитфайров» подкараулили группу из 65 немецких транспортных самолетов в сопровождении 20 истребителей. В этот день, который впоследствии получил название «отстрел индеек в Вербное воскресенье», истребители союзников сбили 74 вражеских самолета. Пока Красная Армия перемалывала основную часть немецких сухопутных сил, западные союзники начали ломать хребет люфтваффе. Маршал авиации Конингем, командующий английскими ВВС в пустыне, был в ярости от того, как невысоко ценил роль Королевских ВВС в Северной Африке Монтгомери. Совместные действия союзной авиации и Королевских ВМС, перерезавших коммуникации стран «Оси» по Средиземному морю, внесли, по крайней мере, столь же значимый вклад в дело окончательной победы, как и наземные войска.

Но окончательная фаза уничтожения последнего вражеского плацдарма в Северной Африке оказалась нелегкой. Монтгомери пытался пробиться по горам к Энфидавилю на южном побережье Туниса – без большого успеха, но с большими потерями. Восьмая армия вслед за американцами постигала суровые уроки горной войны. Все атаки Первой армии в западном направлении встречали ожесточенное сопротивление противника. Ирландские гвардейцы, пригнувшись, перебежками двигались через кукурузные поля, атакуя немецкие позиции под огнем пулеметов, артиллерии и шестиствольных реактивных минометов Nebelwerfer. Когда боец падал, сраженный огнем, его товарищ втыкал его винтовку штыком в землю. «Приклады винтовок торчали везде, отмечая места, где лежат мертвые, умирающие и раненые, – писал один капрал. – Я стоял возле одного несчастного гвардейца, который просил воды. У него были ужасные раны. Я видел раздробленные кости руки и зияющую рану в боку».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.