Глава 9 КОНТРНАСТУПЛЕНИЕ НА ДОНУ 19 ноября 1942 г. – весна 1943 г.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 9

КОНТРНАСТУПЛЕНИЕ НА ДОНУ

19 ноября 1942 г. – весна 1943 г.

Кампания 1812 года научила нас тому, что вероятность итогового успеха не всегда уменьшается, когда проигрываются сражения, отдаются столицы и провинции. Наоборот, народ может оказаться сильнее в сердце страны, если наступательная мощь врага иссякла, и тогда с огромной силой оборона переходит в нападение.

Клаузевиц

Я говорю о контрнаступлении после успешного вражеского наступления, которое, однако, не достигло решающих результатов, а в его процессе обороняющаяся сторона набрала сил, начала контрнаступление и нанесла противнику решающее поражение. Я считаю, что умело организованное контрнаступление является одной из самых интересных форм наступления.

Сталин, письмо полковнику Разину, 23 февраля 1946 г.

Когда наши соседи услышат, что произошло, они скажут, что шведская армия и шведская сила вторглись не в иностранное государство, а, скорее, в некое могущественное море! Они попали в него и исчезли, как свинец проглатывается водой.

Обращение к Петру Великому после Полтавской битвы

Ее потери были невообразимо больше, чем потери всех остальных народов, вместе взятых. Теперь у России есть право требовать от союзников, чтобы они использовали намного большую силу оружия.

Керенский, октябрь 1917 г.

Русские начали действовать рано утром 19 ноября 1942 года под прикрытием метели. Они имели превосходство в танках и людской силе более чем 2:1, а также боевые самолеты новых моделей. Организованное в течение предшествующих недель представителями Ставки генералами Жуковым, Василевским и Вороновым первое эффективно управляемое контрнаступление Красной армии началось на Юго-Западном фронте генерала Ватутина и на Донском фронте генерал-лейтенанта Рокоссовского. Русские быстро прорвали оборону 3-й румынской армии на широком фронте. Через двадцать четыре часа 20 ноября Сталинградский фронт Еременко нанес удар по ожидающей этого и деморализованной 4-й румынской армии юго-западнее Сталинграда, достигнув не меньшего успеха.

Несмотря на наличие отдельных примеров упорного сопротивления со стороны корпуса генерала Ласкара на Дону, в целом плохо оснащенная румынская армия поддалась панике и, как и ожидалось, быстро потерпела крах. К вечеру 22 ноября северная и южная часть клещей большого советского контрнаступления сомкнулась в районе Калача, полностью перерезав все наземные связи немцев. 6-я армия Паулюса и элементы 4-й немецкой танковой армии, то есть почти двадцать немецких дивизий, оказались отрезанными от снабжения по железной дороге, изолированными от собственных складов в тылу.

Генерал Паулюс, услышав о начале советского наступления, немедленно прекратил все слабые атаки отдельных частей своей армии в разных районах Сталинграда и, собрав своих людей, сделал попытку подготовиться к встрече армии Рокоссовского, обходящей левый фланг 6-й армии. В это время остававшийся в Восточной Пруссии начальник штаба армии генерал Цейтцлер отправил срочное послание Гитлеру, находившемуся в Баварии, с просьбой разрешить передать XLVIII танковый корпус генерала Хайма группе армий «Б», чтобы обеспечить мобильный танковый резерв для поддержания разваливающейся 3-й румынской армии. Цейтцлер, с трудом добившись успеха, обнаружил, что фюрер непреклонен в своем намерении не допустить отступления 6-й немецкой армии из Сталинграда раньше, чем ловушка захлопнется. Как 20 ноября писал Гитлер Муссолини, он был «одним из тех людей, которые в несчастьях становятся более решительными». Короче говоря, Адольф Гитлер, как и Сталин в 1941 году, начал проявлять свою полную неспособность вести оборонительную войну, то есть войну особенно тяжелую для демагога со слабыми нервами.

Гитлер, не удовлетворившись отказом придать рациональную роль 6-й армии, начал посылать приказы из своего временного штаба ОКВ непосредственно генералу Хайму через голову командующих армиями. Но только частые, несвоевременные и абсурдные приказы фюрера относительно направления атак Хайма противоречили инструкциям группы армий «Б», требующим немедленного отступления, чтобы спасти слабый корпус Хайма от полного уничтожения превосходящими силами Красной армии, следующими через Дон. Корпус был спасен. Но несчастный генерал Хайм двумя неделями позже оказался в берлинской тюрьме, разжалованный в рядовые. Он стал козлом отпущения, ответственным за ошибки фюрера в Сталинграде. Гитлеру нужен был кто-то еще, на кого можно было бы возложить вину за окружение румынского корпуса генерала Ласкара, корпуса, которому он тоже категорически отказался дать своевременный приказ об отступлении, несмотря на личную просьбу румынского диктатора маршала Антонеску.

Гитлер решил претворить в жизнь 20 ноября давно задуманный ОКХ план создания группы армий «Дон», проявив более реалистичный подход к ситуации. Эта дополнительная группа могла освободить генерала Максимилиана фон Вейхса от чрезмерной тяжести командования семью армиями в существующей группе армий «В», четыре из которых были не немецкими. Вместо того чтобы передать эту новую группу румынскому диктатору маршала Антонеску, как это предполагалось изначально, сталинградский кризис заставил Гитлера отозвать фельдмаршала Эриха фон Манштейна и его 11-ю армию с севера России, чтобы возглавить группу армий «Дон». Под командование Манштейна была отдана 6-я армия генерала Паулюса и 4-я немецкая танковая армия, так же как и уцелевшие элементы 3-й и 4-й румынских армий. Таким образом, под командованием еще одного козла отпущения генерала барона фон Вейхса оставались только 2-я немецкая, 2-я венгерская и 8-я итальянская армии, все еще находившиеся в верховьях Дона.

21 ноября Гитлер приказал генералу Паулюсу создать так называемую сталинградскую крепость, а его штаб впредь должен был постоянно находиться в городе. Паулюс на следующий день доложил о своем окружении и потребовал свободы принятия решения об отступлении, учитывая нехватку запасов. Но вероятнее всего, было уже слишком поздно. Командующий 6-й армией долго сомневался, прежде чем прийти к такому решению, поскольку понимал трудности, связанные с прорывом, тем более учитывая наличие 15 000 раненых в полевых госпиталях. Тем не менее генерал Вейхс, пока еще остававшийся непосредственным командиром Паулюса, ожидая прибытия Манштейна, одобрил требование командующего 6-й армией об отступлении на основании того, что снабжение армии по воздуху неосуществимо. Да и подготовить силы, которые поспешили бы на помощь окруженным, было невозможно достаточно быстро, чтобы у 6-й армии не успели закончиться все припасы.

Паулюс подвергся жесточайшей критике и своим непосредственным подчиненным генерал-лейтенантом Вальтером фон Зейдлицем, и впоследствии фельдмаршалом фон Манштейном. Оба они считали, что он был обязан попросту проигнорировать приказы фюрера и прорываться из окружения. Зейдлиц попытался заставить Паулюса действовать немедленно, на свой страх и риск приказав своему LI корпусу на левом фланге 6-й армии отойти со своих удобных позиций в порядке подготовки к ожидаемому прорыву. Предыдущей зимой, когда позиции немцев в Демянске были окружены русскими, «спасательной команде» Зейдлица здорово помог в открытии наземного коридора одновременный прорыв окруженного гарнизона.

Поскольку ставить Гитлера перед свершившимся фактом в традициях генерала Йорка в декабре 1812 года было не в характере такого нерешительного офицера, как Паулюс, единственным результатом нарушения субординации Зейдлицем стала потеря хорошо укрепленных позиций, так же как и одной из отступающих дивизий. По этой причине, когда подозрительный фюрер разделил командование войсками в Сталинграде между Паулюсом и Зейдлицем, последний потерял всякое желание идти против Гитлера. Выбор между лояльностью гражданскому вышестоящему лицу и собственным подчиненным – военным людям – всегда является болезненным для любого офицера, тем более для офицера, уверенного в отсутствии доверия к себе в верхах, каковым был генерал Паулюс.

Когда Гитлер наконец прибыл в свой штаб в Растенбурге – так называемое «Волчье логово», это было в ночь с 22 на 23 ноября, его поджидал встревоженный генерал Цейтцлер, который, преодолев сопротивление ближайшего окружения фюрера, настоял на немедленной встрече, чтобы решить судьбу 6-й армии. Гитлер после небольшого представления в духе Фридриха Великого предложил в качестве альтернативы плану ОКВ перебросить одну или две танковые дивизии с Кавказа для освобождения Сталинграда. Когда Цейтцлер указал на недостаточность такой меры, как в части времени, необходимой для ее проведения, так и в части силы, Гитлер вышел из себя. Стуча кулаками по столу, фюрер отбросил все попытки казаться разумным и просто вопил: «Я не покину Волгу! Я не уйду с Волги!»

На следующий день Паулюс прислал еще один отчаянный призыв ОКХ позволить ему пробиваться из окружения, невзирая на потери людей и техники. И Цейтцлер снова прибыл на аудиенцию к фюреру от имени командующего 6-й армией. После долгих и раздражающих колебаний Гитлер наконец использовал врагов Цейтцлера в ОКВ – фельдмаршала Кейтеля и генерала Йодля, чтобы вынудить начальника штаба армии пойти на уступки. Цейтцлер продолжал просить за Паулюса, при полной поддержке отделов планирования и разведки ОКХ. Он даже пошел дальше и известил группу армий «Б» о необходимости начать подготовку к прорыву со стороны 6-й армии. Желание командующего группой армий «Б» поступить именно так было столь велико, что он предложил действовать, не дожидаясь одобрения фюрера.

Гитлер остановил попытки армии обойти его, отправив радиограмму непосредственно Паулюсу, приказав ему оставаться на месте, пока не подоспеет помощь новой группы армий «Дон» Манштейна. Затем он договорился с Германом Герингом и его крайне уступчивым начальником штаба генерал-майором Гансом Ешоннеком и заручился их обещанием доставлять в Сталинград ежедневно 500 тонн запасов. Принимая это решение, весьма далекое от реальности, Гитлер и шефы люфтваффе, очевидно, находились под влиянием успеха авиаперевозок в Демянске предыдущей зимой, когда шесть временно отрезанных дивизий на севере России в течение семидесяти двух дней регулярно снабжались по воздуху, после чего были освобождены.

Как Цейтцлер и Вейхс, барон фон Рихтгофен, командовавший 4-м воздушным флотом, который, собственно, и должен был выполнить обещание люфтваффе снабжать Сталинград, уже проинформировал своих вышестоящих командиров, что об этом не может быть и речи. Тем не менее Геринг, желая восстановить свое положение у Гитлера, предпочел отмахнуться от этого и подобных предупреждений. Люфтваффе уже и так были заняты снабжением по воздуху Туниса, и перспектива снабжать еще 330 000 солдат Сталинградского котла при имеющихся средствах представлялась иллюзорной.

Когда Манштейн наконец принял командование группой армий «Дон» – это было 27 ноября, – он обнаружил, что в штабе его ожидает два письма. Первое было от генерала Паулюса, который благодарил Манштейна за обещание помощи. Генерал также объяснил, что, несмотря на принятие Гитлером de facto прямого оперативного командования его армией, Паулюс не получал в последнее время никакой информации или распоряжений, кроме приказа держаться даже на самых непригодных для обороны позициях. Кроме того, Паулюс почти не получал никаких припасов, поскольку доставка по воздуху так и не была организована.

Другое письмо Манштейну было от румынского диктатора маршала Антонеску. Тот жаловался, что немцы проигнорировали предупреждения румын о грядущем советском наступлении и теперь, после краха румынской армии, относятся к войскам своих союзников с жестокостью и презрением. Поскольку только четыре из первоначально двадцати двух румынских дивизий в 3-й и 4-й армиях были все еще готовы к действиям (девять румынских дивизий было уничтожено, еще девять разбежались), такая реакция немцев не была удивительной, как бы сильно рейх ни зависел от слабой пехоты своего малодушного союзника в России.

Манштейн вскоре пришел к выводу, что не может позволить себе долго ждать подхода дополнительных сил немцев из Франции или с Кавказа, потому что 6-я армия вымрет с голоду. Он выступил за прорыв 6-й армии тогда, когда его войска подойдут к Сталинграду. В дополнение ко всему, Маштейн предвидел необходимость усовершенствования и существенного сокращения всего Восточного фронта, включая уход с Кавказа, чтобы высвободить людские резервы, остро необходимые на Дону.

По крайней мере, новый командующий группой армий извлек выгоду из несовершенного управления советским 4-м кавалерийским корпусом в районе Котельникова, к югу от Дона, в регионе, где предполагалась спасательная операция. В последний момент, в течение недели, начавшейся 27 ноября, 6-я немецкая танковая дивизия, находившаяся в процессе выгрузки из вагонов после прибытия из Франции, спасла остатки пяти румынских дивизий, все еще охранявших район. Должно быть, генерал Еременко горько оплакивал отсутствие второго фронта на западе, какими бы абсурдными ни были объяснения бездействия союзников.

Оперативный приказ Манштейна о начале операции по освобождению 6-й армии в Сталинграде был издан 1 декабря. Операция носила кодовое название «Зимняя буря». Она предусматривала атаку 4-й танковой армии генерала Гота в неожиданном для русских направлении – вдоль железнодорожной ветки южнее Дона – от Котельникова к Сталинграду. Поскольку только пять потрепанных дивизий 51-й советской армии могли противостоять атаке Гота, в сравнении с пятнадцатью дивизиями к северу от Дона вдоль недавно появившейся линии фронта на реке Чир, существовала реальная надежда на успех, если, конечно, немцам удастся начать достаточно рано.

К несчастью для немцев, потребовалось еще двенадцать дней, прежде чем Гот сумел собрать все три танковые дивизии, которые должны были принять участие в наступлении. Да и то число немецких танков не превысило две-три сотни – жалкая цифра, учитывая, что немцам предстояла самая важная акция на этом этапе войны. И Гитлер, и группа армий «А» не спешили отдать Готу танковые дивизии с Кавказа, а танковые силы, расположенные севернее Дона, были жизненно необходимы для удержания фронта на Чире против усиливающихся советских атак. Более того, большая часть пехоты Гота состояла из деморализованных румын, а в немецкие части в основном входил необученный персонал люфтваффе. Артиллерии не было вообще. Манштейн втайне, конечно, обдумывал прорыв 6-й армии, когда танки Гота подойдут достаточно близко, что бы по этому поводу ни приказывал Гитлер.

А тем временем 27 ноября, вероятно испытывая тревогу по поводу намерений немцев, Сталин приказал представителю Ставки на фронте генералу Василевскому очистить территорию, занятую 6-й армией, прежде чем продолжать наступление на запад. Фронт генерала Рокоссовского, как часть более амбициозной программы, рассчитанной в конечном счете на окружение Ростова, 2 декабря начал операцию «Сатурн» против слабого северо-западного фланга 6-й армии. Из-за невозможности для Сталинградского фронта Еременко оказать помощь в этой операции, вызванной трудностями снабжения его армий через скованную льдом Волгу, наступление Рокоссовского оказалось неудачным. К 9 декабря это стало очевидно. В то же время, зарезав своих лошадей, тем самым отказавшись от мобильности, генерал Паулюс обеспечил свои войска пищей, которая вполне могла помочь им дождаться дивизий Гота. Поэтому у немцев имелись основания радоваться, когда семь советских армий, окруживших Сталинград, не смогли их уничтожить сразу. Хотя, конечно, следует помнить, что по немецким стандартам пять элитных корпусов, составлявших 6-ю армию, были примерно равны пяти советским армиям по людской силе и технике.

12 декабря, когда окончательно установилась морозная погода и прибыла воздушная, правда, все же не танковая поддержка, началась операция по освобождению Сталинграда. Исполненный уверенности Гитлер сообщил своим приближенным, что первая стадия советского контрнаступления завершилась, не достигнув решающих результатов, если не считать захват 94 000 пленных, но это были по большей части румыны. Фюрер снова и снова повторял, что ни при каких обстоятельствах не оставит Сталинград, потому что, если это произойдет, немцы никогда «не получат его опять». Гитлер даже заявил, и Цейтцлер с ним в тот момент согласился: «Если мы откажемся от Сталинграда, мы… откажемся от цели этой кампании».

Советская реакция на запоздалую попытку немцев освободить окруженную в Сталинграде армию не заставила себя долго ждать. Вопреки неоднократным предостережениям Еременко, на которые ранее не обращал внимания представитель Ставки на фронте генерал Василевский, 12 декабря, когда действительно началось контрнаступление немцев, Сталин наконец приказал направить подкрепление на Сталинградский фронт. В результате ослабленная 51-я советская армия, противостоящая танкам Гота, в течение недели была вынуждена отступить к реке – всего в 50 километрах от Сталинградского котла. Только к 19 декабря 2-я гвардейская армия генерал-лейтенанта Малиновского начала усиливать 51-ю армию. Одновременно 16–17 декабря началась вторая стадия давно запланированного Ставкой контрнаступления против 8-й итальянской армии, все еще занимавшей позиции вдоль центральной части Дона в районе Богучар. Для этого Ставка использовала не менее четырех советских армий, причем две из них принадлежали к новым элитным гвардейским формированиям.

До неминуемого краха итальянцев был один момент, когда шансы Манштейна установить связь с 6-й армией были чрезвычайно высоки. 18 декабря он предпринял очередную бесплодную попытку подготовить Паулюса к прорыву de facto (операция «Удар грома»). Но командующий 6-й армией, находившийся под влиянием своего начальника штаба, а также обоснованно опасавшийся потерять всю свою армию в открытой степи, отверг предложение Манштейна. На следующий день усилия Манштейна добиться соответствующего решения Гитлера тоже оказались безрезультатными. Это и решило судьбу 6-й армии. Утверждая, что у Паулюса не хватит горючего, чтобы его немногие уцелевшие танки смогли прорваться к 4-й танковой армии, которая к этому моменту была уже остановлена, по сути, Гитлер обрек слишком сговорчивого Паулюса и его ослабленную армию на роль отвлекающей внимание. Полностью пожертвовав этой армией, можно было хотя бы выиграть время для группы армий «А», которую Гитлер все еще держал на Кавказе для отступления через Дон и нормализации положения на линии реки Чир.

23 декабря Гот узнал, что его движение к Сталинграду следует прекратить, а лучшая танковая дивизия должна быть отправлена на север, чтобы помочь предотвратить крах итальянцев на Дону. Слишком поздно Гитлер выделил Готу другую моторизованную дивизию из группы армий «А» на Кавказе. Теперь фюреру предстояло принять срочное решение, чтобы спасти всю группу армий «А», раньше, чем атакующие итальянцев русские части подойдут к Ростову. Гитлер хоть и с явной неохотой, но все же санкционировал отступление группы армий «А» с Кавказа, возможно напуганный необычно откровенным разговором, состоявшимся 28 декабря, с танковым генералом Гансом Хубе, одним из командиров корпусов Сталинградского котла, на следующий день.

Хубе изумил фюрера, выступив за расстрел генералов люфтваффе, ответственных за провал снабжения 6-й армии по воздуху, – такова была предложенная им альтернатива поиску козла отпущения в армии. Однако задействовать большее количество транспортных самолетов на Сталинградском направлении было вряд ли возможно в условиях, когда треть из них регулярно сбивали русские. Более того, трудности, связанные с полетами в ужасную погоду с необорудованных и все более удаленных, по мере наступления русских, аэродромов, не были учтены Герингом и его начальником штаба в первоначальных расчетах.

Фюрер, тяжело переживая неудачу Гота и снабжения Сталинграда по воздуху, так же как и необходимость вывести свои армии с Кавказа, утешался планами перебросить из Франции сильную дивизию СС, которая, безусловно, освободит Сталинград этой же зимой, только позже. При этом судьба 6-й армии в оставшийся период не обсуждалась. Гитлер никак не мог решить, как выводить группу армий «А»: через покрытый льдом Керченский пролив в Крым или же воспользоваться находившимися под постоянной угрозой коммуникациями бутылочного горла Ростова.

После долгих колебаний фюрера группа армий была разделена: 17-я армия (не менее 400 000 человек) осталась на «перенаселенном» Кубанском плацдарме, расположенном на другом берегу Керченского пролива по отношению к Крыму. Имелось в виду будущее возобновление наступления на Кавказ. Отступление большей части 1-й танковой армии генерала Клейста прошло нормально, помогли тайные приготовления к этой операции, сделанные задолго до того, как она в конце концов была санкционирована Гитлером. Менее удачным для немцев было то, что в результате намеренного затягивания вопроса Гитлером танки Клейста вышли к Дону, чтобы помочь Готу освободить Сталинград только 1 февраля, то есть на шесть недель позже, чем требовалось. Но в любом случае танковой армии Клейста повезло. Она сумела спастись раньше, чем падение Сталинграда освободило семь советских армий для операций на Украине.

Появление в конце декабря толстого ледяного покрова на Волге позволило генералу Рокоссовскому, Донскому фронту которого теперь были поручены все советские силы вокруг Сталинграда, переправить через великую реку тяжелую артиллерию и боеприпасы. 8 января Рокоссовский предложил 6-й армии условия почетной капитуляции вместе с обещанием питания и медицинской помощи для всех немецких военнопленных. И хотя Гитлер наверняка больше не тешил себя иллюзиями относительно судьбы 6-й армии, он все же отверг очередную просьбу Паулюса предоставить ему свободу действий. Фельдмаршал фон Манштейн согласился с решением фюрера, поскольку, жертвуя 6-й армией, можно было позволить группе армий «А» вовремя отступить. В любом случае, когда сопротивление немцев было в конце концов сломлено – это случилось в конце января, – лишь нескольким тысячам солдат удалось пережить советский плен.

Итоговое наступление Рокоссовского на Сталинград, получившее кодовое название «Кольцо», началось 10 января. Русские имели выраженное превосходство в технике, если не в людской силе, над армией Паулюса. Через два дня, 12 января, начался третий этап большого советского контрнаступления на Дону, на этот раз против 2-й венгерской армии, которая продолжала занимать позиции выше по течению реки от уже разбитой 8-й итальянской армии. Генерал фон Вейхс, командовавший группой армий «Б», располагал только семью немецкими дивизиями, чтобы удерживать фронт протяженностью почти 300 километров, защищающий крупный железнодорожный узел и промышленный центр – Харьков. 2-я венгерская армия быстро начала отступать, а уцелевшие остатки 8-й итальянской армии готовились к полному выводу с Восточного фронта. Гитлер пожинал плоды своего излишнего доверия к полным армейским формированиям, предоставленным слабыми союзниками.

Донской фронт Рокоссовского, атакуя с запада, к 17 января захватил аэродром Питомник, расположенный за пределами окруженного Сталинграда. У немцев осталось только небольшое, все изрытое бомбовыми воронками поле Гумрак, откуда можно было продолжать снабжение 6-й армии. Между Паулюсом и представителями люфтваффе начались затяжные склоки – снабжение армии по воздуху так и не было налажено, и Гитлер поспешно поручил фельдмаршалу Эрхарду Мильху возобновить практические парализованные воздушные перевозки. В это же время заговорщики в рядах немецкой армии тщетно предлагали Паулюсу публично призвать к свержению гитлеровского режима. Манштейн был готов взять на себя командование всем Восточным фронтом и принять более эффективную стратегию мобильной обороны, стратегию невозможную при концепциях жесткого сопротивления, которых придерживался Гитлер, исходя из соображений престижа и устаревших идей Первой мировой войны.

Однако конформист Паулюс, как обычно, ограничился новыми просьбами, последовавшими 20 и 24 января, о свободе действий для оставшейся части армии прорываться из окружения и капитуляции для 16 000 раненых. Хотя эти просьбы снова были поддержаны Цейтцлером и Манштейном, 24 января Гитлер в очередной раз приказал 6-й армии «сражаться до последнего человека» ради спасения западного мира. На следующий день Гитлер приказал еще более увеличить производство танков, а сам занялся разработкой плана стадиона в Нюрнберге, подходящего для празднования завоевания России.

6-я армия распалась на части 28 января. Паулюс доложил, что его люди, не имеющие ни продовольствия, ни боеприпасов, не смогут продержаться больше нескольких дней. Паулюс по совету своего сильного духом начальника штаба генерал-майора Артура Шмидта 31 января сдал ту часть войск, с которой находился лично. Дождь наград и повышений от фюрера, включая звание фельдмаршала для самого Паулюса, не смогли предотвратить неизбежное. К 2 февраля вся 6-я армия капитулировала.

Отвергнув предложенную отставку Цейтцлера, Гитлер долго бушевал по поводу капитуляции Паулюса. Фюрер полагал, что новый фельдмаршал вскоре будет использован русскими в пропагандистских целях. Он снова и снова спрашивал своих приближенных, почему Паулюс не покончил жизнь самоубийством, вместо того чтобы сдаться в плен. Объявив, что ни один фельдмаршальский жезл больше не будет дарован во время войны, Гитлер провозгласил, что всегда преданный ему командующий 6-й армией запятнал свою честь, сдавшись в плен живым. Охватившая фюрера жажда смерти редко была более жестокой и очевидной.

Через три дня, 5 февраля, Гитлер признался Манштейну, отставке которого хотел воспрепятствовать, что он один несет ответственность за сталинградскую катастрофу. Хотя фюрер сказал, что часть вины возлагает на Геринга, неправильно оценившего потенциал люфтваффе, он не имел намерения обременять его избранного преемника ответственностью за поражение. Тем не менее, как заметил Манштейн, Гитлер отказался сделать правильные выводы из неудачи на будущее, и фельдмаршалу пришлось выдержать обычную борьбу, чтобы заставить фюрера принять отступление группы армий «Дон» в Донецком бассейне. К этому времени на Восточном театре у немцев осталось не более 500 пригодных к эксплуатации танков.

Вероятно, несколько усмиренный неудачей, Гитлер наконец позволил своему блестящему подчиненному перейти к активной обороне, использовав элитный танковый корпус СС, наконец прибывший из Франции. К концу февраля, с помощью отступлений, подкреплений и оттепелей, Манштейн стабилизировал фронт на юге России и начал готовить контрнаступление на Харьков, намеченное на март. Правда, к несчастью для нацистской Германии, несвойственное фюреру состояние самобичевания не продлилось долго.

Неопытность русских, ухудшение качества их пехоты, недостаток артиллерии и транспортных средств не позволили советской армии развить успех, которым, несомненно, являлось уничтожение зимой 6-й немецкой армии и ряда других армий стран оси на Южном фронте. Но советская армия, бесспорно, могла гордиться первым после 1806 года захватом целой немецкой армии, также 24 генералов и примерно 108 000 офицеров разных рангов и солдат, уцелевших в Сталинградском котле к началу января 1943 года. Примерно столько же немецких солдат погибло в котле, и около 42 000 раненых было вывезено самолетами до того, как закрылся последний аэродром. Если суммировать потери итальянской, венгерской и румынских армий в районе Сталинграда, всего страны оси потеряли 19 ноября 1942 года – 2 февраля 1943 года не менее полумиллиона человек, а также технику примерно сорока пяти дивизий.

Безопасность рейха напрямую зависела от сравнительного бездействия союзников на западе. Именно оно позволило немцам в какой-то степени восполнить потери на востоке. Не приходится сомневаться и в том, что Жуков, Василевский и некоторые другие генералы Ставки заслуживали маршальских жезлов, которые они, в отличие от не менее заслуживающих высоких званий полевых командиров, получили из рук Сталина 25 января за успешную координацию сложного сталинградского контрнаступления.

После первых поражений немцев на Дону в беседе с Герингом, которая состоялась в начале декабря, Муссолини снова вернулся к вопросу заключения сепаратного мира с Россией. А 16 декабря Муссолини поручил графу Чиано предупредить Гитлера во время предстоящей встречи о том, что страны оси должны быть готовы вывести из России как можно больше войск в 1943 году, чтобы противостоять ожидаемому англо-американскому нападению на Италию. Итальянский диктатор также выразил надежду на вмешательство японцев в войну.

Гитлер, больше не ожидавший итальянских успехов где бы то ни было, встретил Чиано в своем мрачном «Волчьем логове» в Растенбурге упреками за бегство 8-й итальянской армии, которое, к несчастью для Чиано, началось двумя днями раньше на Дону. Он слегка оживился, перейдя к своей излюбленной теме рейха – спасителя Европы от большевизма, после чего заверил итальянского министра иностранных дел, что ситуация на востоке очень скоро окажется под контролем. В это же время он, очевидно, проинформировал японцев через Риббентропа, что никакие предложения о посредничестве не будут рассматриваться Германией. В ближайшем будущем фюрер будет с презрением взирать как на своих японских союзников за отсутствие эффективной помощи против России, так и на итальянских. Кроме того, он предупредит Риббентропа, что отдать Советам завоеванные территории – значит предать те принципы, которые он всю жизнь считал священными. Гитлер также выразил восхищение смелостью Сталина, сумевшего провести страну через ужасный кризис 1941–1942 годов.

Сталинград повлиял и на единственного компетентного союзника Германии против России – Финляндию, правительство которой с самого начала февраля начало искать пути выхода из войны. Выгодой для Советов стало освобождение довольного протяженного фронта от давления финнов. Красная армия начиная с весны 1943 года вывела столько войск с Финского театра, что 400 000 финнов и 170 000 немцев, находившихся на этом фронте, составили армию, численность которой почти в два раза превышала численность войск противника. Как и в крымско-кубанском секторе на юге, политический фаворитизм Гитлера к флангам вылился в крах жизненно важного центра. Гитлер продолжал выражать недоумение по поводу кажущейся бесконечности резервов Красной армии и винить в поражениях своих генералов и союзников. Но советское превосходство в людской силе и технике в Сталинграде возникло только в результате распыления самим фюрером немецких резервов по соображениям престижа и политики.

На севере Красная армия, неизменно концентрирующаяся на самых важных моментах, 18 января 1943 года открыла наземный путь в блокадный Ленинград. И зря Муссолини пытался в марте втолковать Гитлеру, что, поскольку поражение Советского Союза больше невозможно, русскую главу следует тем или иным способом закрыть. Дуче мог с тем же успехом обращаться к ветру, как и к стратегу-любителю и политическому фанатику, стоящему во главе Третьего рейха.

Другие политически мотивированные сторонники стратегического рассеивания во время сталинградской зимы обнаружили, что погоня за мелкими победами слишком часто не идет ни в какое сравнение с реализацией долгосрочных и решающих стратегических, направленных на итоговую победу планов. Уже 9 ноября, когда союзники только начали операцию в Северной Африке, Уинстон Черчилль предупредил своих осторожных начальников штабов, что русские вряд ли удовлетворятся маломасштабными десантами союзников на Средиземноморье в 1943 году, пока Гитлер крушит их всей своей мощью. Неделей позже британский премьер пожаловался, что его разработчики военных операций проявили слишком явную умеренность. Он даже не может себе представить, что скажут русские, когда это поймут. Британский посол в Москве Кларк Керр вскоре указал премьеру, что, если не последует серьезной помощи со стороны западных союзников, это может подтолкнуть русских к сепаратному миру с Германией.

Конечно, Черчилль упомянул в своих послевоенных мемуарах о своем беспокойстве по поводу возможной реакции русских на отсутствие второго фронта как о свидетельстве того, что он не был неизменным противником таких планов и никогда намеренно не обманывал Сталина относительно возможности вторжения во Францию в 1943 году. В действительности к середине сентября британские начальники штабов с удовольствием обнаружили, что премьер постепенно соглашается с их неприятием наложения новой кампании во Франции на уже начатую в Северной Африке.

Определенно Сталин не пытался облегчить положение британского премьер-министра. Он снова и снова требовал от Черчилля и Рузвельта выполнения того, что он считал данным ими обещанием высадиться в Западной Европе не позднее весны 1943 года. Черчилль даже в конце концов признался своим подозрительным начальникам штабов, что действительно обещал Сталину нечто подобное во время своего визита в Москву в августе предыдущего года.

Хотя генерал Маршалл оставался принципиальным противником расточительному «барахтанью» в Средиземном море, американские военные больше не были едиными относительно западноевропейской альтернативы в 1943 году, да и адмирал Эрнест Дж. Кинг, командовавший американским флотом, его тоже не поддерживал. Черчилль давно считал, что Кинг более склонен к Тихоокеанскому театру. Учитывая неизменную позицию Черчилля и тот факт, что Рузвельт тоже постепенно склонялся к операциям на Средиземном море, вследствие ослабления его беспокойства о России, была заложена надежная основа для триумфа стратегии ограниченной войны сэра Алана Брука на предстоящей англо-американской конференции в Касабланке. Сталин, занятый ведением сталинградского контрнаступления, постепенно обретавший уверенность в себе, не распознал опасность для своего дела в отказе посетить еще одну англо-американскую конференцию.

Фельдмаршал сэр Алан Брук, подчеркнув, что недостаток тоннажа и крупные силы немецкой армии во Франции были причинами переноса операции по вторжению на континент до 1944 года, на конференции в Касабланке, состоявшейся в январе, «протолкнул» свой план кампании против Италии, а не против рейха. Более важными, хотя и не столь часто упоминаемыми причинами такого решения были существующие обязательства союзников на Средиземноморье после «Факела»[15], неготовность армии Соединенных Штатов ни к сражениям с немцами, ни к штабным совещаниям с британцами. Кроме того, следует назвать нежелание британских вооруженных сил идти на жертвы ради России, а главное, весьма убедительный подъем Красной армии после Сталинграда. Гарри Хопкинс вполне мог сказать премьер-министру, что считает результаты конференции в Касабланке довольно-таки слабым усилием Великобритании и США в 1943 году. Но в действительности, несмотря на многочисленные заверения, данные Сталину, объединенные начальники штабов были недостаточно преданы идее тотальной войны против Германии, чтобы переубедить своих британских коллег в вопросе открытия второго фронта в 1943 году. Кроме того, возрастающая вероятность вывода Италии из войны в самом ближайшем будущем чрезвычайно нравилась государственным деятелям, всегда больше заботившимся о факторах престижа, чем о настоящих военных достижениях.

Если, как прямое следствие решений в Касабланке, основная масса американской армии будет сражаться в 1943 году с японцами, на политическом уровне западные союзники тоже строго ограничили свою эффективность в борьбе против гитлеровского рейха. Президент Рузвельт, частично движимый чувством вины за отсутствие второго фронта и, как следствие, угрозой перемирия между нацистами и Советами, а также находясь под влиянием бытующей у американских военных философии абсолютной войны, ведущей к абсолютной победе, провозгласил в Касабланке политику безоговорочной капитуляции, что явилось неожиданностью для Черчилля. Хотя премьер-министр попытался исключить Италию из ее положений – в конце концов, он хотел, чтобы она вскоре капитулировала, – он принял абсолютистскую политику Рузвельта в отношении главных сил оси. Вынудив американцев «проглотить» британскую стратегию ограниченной войны, наименьшее, что британский премьер мог сделать, – это согласиться с несочетающейся американской политикой абсолютных условий мира.

О прискорбном влиянии доктрины безусловной капитуляции на немцев и в особенности на растущую оппозицию немецкой армии Гитлеру упоминают часто. В мае 1943 года Гитлер признался Эрвину Роммелю в том, что осталось мало шансов выиграть войну. Тем не менее, заявил фюрер, страны оси должны сражаться с Западом до конца, нравится это немецким генералам или нет. Конечно, не говоря о Карфагенском мире, который он имел в виду для рейха, Сталин никогда не был так глуп, чтобы запятнать себя публичными переговорами с Третьим рейхом. Как раз наоборот, он всегда мог использовать угрозу пойти на это, чтобы получить больше уступок, включая второй фронт, от западных союзников. Кроме того, несмотря на нацистский произвол в России, советский диктатор никогда не имел проблем, связанных с общественным мнением, с которыми сталкивались выборные деятели демократических государств.

В какой-то степени вследствие очевидной тенденции к самообману, касающемуся переноса открытия второго фронта на 1944 год, с уклончивыми позициями президента и премьер-министра в течение следующих месяцев можно смириться. Тем не менее заявлять, как это сделали Рузвельт и Черчилль 26 января на конференции в Касабланке в письме Сталину, что главное желание западных союзников – отвлечь сильные наземные и воздушные силы немцев с русского фронта, было по меньшей мере нечестно. Руководитель американских военно-морских операций адмирал Кинг более точно определил политику союзников в Касабланке vis-a-vis[16] России следующими словами: не «успокоить Сталина», а «использовать русских в наших интересах».

Сталин ответил 30 января запросом дополнительных подробностей относительно открытия второго фронта в Европе в 1943 году, поскольку все еще считал это намерением союзников. Однако к середине января, когда зимнее наступление русских замедлилось, советский диктатор окончательно лишился иллюзий относительно одной из заявленных целей «Факела», а именно оказания помощи России. Немцы, как и раньше, продолжали укреплять Восточный фронт, перебрасывая резервы из Западной Европы. В переписке с Черчиллем Сталин оценил эти перебрасываемые резервы как двадцать семь дивизий, включая пять танковых. В конце января Сталин снова публично пожаловался на отсутствие второго фронта. Красная армия продолжала вести войну одна.

11 марта Черчилль направил Сталину длинное послание, в котором изложил, что в Западной Европе все еще остается около тридцати немецких дивизий, а в Великобритании имеется только шестнадцать британских дивизий для наступления во Франции. Большая часть британской армии, напомнил Черчилль, находится на Средиземноморье. Сталин дал ответ несколькими днями позже, увеличив количество немецких дивизий, переведенных с запада на восток, до тридцати шести, в том числе шесть танковых. В заключение Сталин напомнил, насколько «опасным для нашего общего дела» может быть «дальнейшее промедление с открытием второго фронта во Франции. По этой причине ваша неопределенность в отношении планируемого англо-американского наступления через Канал вызывает во мне огромное беспокойство, о котором я не могу молчать».

Только в июне, уже после того, как нахождение тел пропавших польских офицеров в Катыни взорвало всегда хрупкие советско-польские отношения, Сталин узнал, что открытие второго фронта отложено до 1944 года. Возмущение Сталина принятием таких основополагающих решений в его отсутствие стало причиной резкого послания от взбешенного Черчилля встревоженному британскому послу в Москве сэру Арчибальду Кларку Керру. Как и в разъяснениях его предшественнику, сэру Стаффорду Криппсу, премьер-министр оправдывал бездействие Великобритании на континенте в 1943 году «полным безразличием», проявленным русскими во время крайне тяжелых для англичан лет – 1939–1940. Черчилль, как и Сталин в то время, ведя речь о Красной армии, отказывался мириться с «бесполезным уничтожением британских войск» только ради того, чтобы преодолеть подозрения недоверчивого союзника.

Возможно, британское правительство желало отомстить русским за предательство Запада в 1939–1940 годах, но выигрывал от невозможности ведения коалиционной войны только Гитлер. Обиженный Сталин отказался встретиться с президентом Рузвельтом и вскоре отозвал своих послов в Лондоне и Вашингтоне Ивана Майского и Максима Литвинова. В июле советский диктатор пошел еще дальше и санкционировал создание национального комитета «Свободная Германия», в который вошли пленные немецкие офицеры, как открытый отказ от политики безоговорочной капитуляции Рузвельта. Действительно ли Сталин, вынужденный, после стольких обещаний, встретить летнее наступление немцев в Курске без помощи союзников, начал тайные переговоры с рейхом, неизвестно. Однако потенциальная возможность такого развития событий, так же как и остановки Красной армии на границе с Германией, была, и вполне могла заставить союзников проявить активность, особенно в 1941–1942 годах, когда вероятность краха советской армии была очень велика.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.