17. Триумф и трагедия

17. Триумф и трагедия

Эти две ничем не выдающиеся личности являлись довольно неприятными представителями человеческого рода, если не сказать хуже.

Старшего звали Гай Марий. Он родился в 157 году в небольшой деревушке близ города Арпина, расположенного в области Лаций в 100 км к юго-востоку от Рима. В этой горной местности когда-то жили вольски и самниты. Марию удалось получить избирательное право, несмотря на то, что остальные жители его родного города получили это право только 30 лет спустя.

Как писал биограф Мария, Плутарх, родители мальчика жили очень бедно, а он сам, как говорят, работал за небольшие деньги, как простой крестьянин. По-видимому, какое-то время он был кузнецом. Не ведая никакой утонченности, он приучил себя к крайней бережливости. Скорее всего он гордился своим скромным образом жизни. Позднее Марий выдвинул свою кандидатуру на государственную должность. Во время избирательной кампании он постоянно упоминал о своем образе жизни и сравнивал себя с изнеженными аристократами. В этом он чем-то напоминал Катона: «В своем высокомерии эти люди глубоко заблуждаются. Их предки оставили им все то, что только можно: богатства, изображения, славную память о себе… По их словам, я неопрятен и груб, так как не умею изысканно устроить пирушку и у меня нет актера, да и повар обошелся мне не дороже, чем управитель усадьбой. Охотно признаю это, квириты! Ведь от отца и других бескорыстных мужей я усвоил, что изящество подобает женщинам, мужчинам — труд».

В юности Марий выбрал единственный доступный для него путь, который мог вывести его из провинциального захолустья — он пошел служить в армию. Незаурядные способности Мария вскоре заметили. Возможно также, что несмотря на бедность Мария, его социальное положение было выше, чем он хотел признать. На самом деле он происходил из семьи всадников, которая просто оказалась в трудном положении. Если этот так, то именно это обстоятельство могло помочь ему быстро продвигаться по службе.

Характер у Мария был довольно жесткий. Плутарх как-то увидел его статую в Равенне и написал: «Наше впечатление вполне соответствует тому, что рассказывают о мрачности и суровости его нрава». Марию вполне подходила военная жизнь. Он отказался изучать греческую литературу и не говорил на греческом языке. Кроме того, он считал, что нельзя обучаться культуре у наставников, которые сами находились в рабстве. Недоброжелатели считали его лицемером, который говорит что-то только для того, чтобы добиться своего, не гнушаясь при этом шантажом. Однако, подобно шекспировскому герою Яго, они испытали раздражение, поскольку на самом деле Марий приобрел репутацию честного человека.

Одно свойство Мария никто не смог отрицать — это сочетание его силы духа и реализма. Позднее на обеих ногах у него развилось расширение вен. Ему не нравилось, что его ноги были обезображены, и он решил позвать врача, чтобы тот провел операцию. Тогда еще не было обезболивающих средств, и пациента просто связывали. Марий отказался от связывания, решив все вытерпеть. Не шевельнувшись и не застонав, он перенес мучительную боль от надрезов на одной ноге. Но когда врач перешел к другой, Марий остановил его и сказал: «Я вижу, что исцеление не стоит такой боли».

Луций Корнелий Сулла по своему положению и характеру, по-видимому, очень сильно был похож на типичного деревенского парня с грубыми манерами. Сулла был на двадцать лет младше Мария. Он родился в семье незнатного патриция, который жил в постоянной бедности. Один из его предков, о котором сохранились воспоминания, прославился лишь тем, что его изгнали из сената. Сулла почти ничего не унаследовал от своего отца, из-за чего он ютился в дешевом помещении на первом этаже в бедном районе города.

Сулла жадно интересовался литературой и искусством. Когда у него появлялись какие-нибудь деньги, он проводил большую часть своего времени с актерами и актрисами. Он любил пьянствовать и острословить с разными бесстыдными людьми театра и сцены. За столом он и слышать не хотел ни о каких серьезных делах, при этом на службе он казался совершенно другим человеком — строгим и настойчивым.

Молодой аристократ видимо очень быстро находил общий язык с пожилыми женщинами. Мачеха Суллы любила его так, как будто он был ее собственным сыном. Она оставила ему все свое состояние. Затем Сулла влюбился одну общедоступную женщину по имени Никопола, и благодаря своему юношескому обаянию и страсти он, в конце концов, добился ее взаимности. После ее смерти он снова получил наследство, которое она ему завещала. Таким образом, он стал довольно богатым человеком. Однако Сулла любил не только женщин. Самой страстной его любовью был известный трагический актер Метробий, который играл в театре женские роли. Сулла любил Метробия до последнего дня своей жизни.

Сулла обладал очень примечательной внешностью. У него были серые глаза и тяжелый проницательный взгляд. Его лицо было покрыто родинками, имевшими вид неровной красной сыпи, между которыми иногда виднелась белая кожа. Какой-то афинский насмешник сложил о нем издевательский стишок: «Сулла — смоквы плод багровый, чуть присыпанный мукой».

Марий и Сулла стали лидерами двух группировок в римской общественно-политической жизни. Одна из них — популяры (populares) — выступала за народ и являлась продолжателями дела Гракхов. Они поддерживали народное собрание, стремясь ограничить власть сената. Популяры были наследниками многовековой борьбы за права плебеев. Другая группировка — оптиматы (optimates), так называемые «лучшие люди», которые не доверяли демократии и выступали за сохранение власти знатных семей, за то, чтобы только их члены могли занимать государственные должности.

Эти группировки не являлись организованными политическими партиями с четко разработанными программами, что мы можем видеть в современных парламентских демократиях. Они больше похожи на постоянно меняющиеся фракции. Их методы часто менялись. Лидер популяров мог стремиться к личной власти, тогда как оптиматы обычно отстаивали общие интересы. Однако в руководстве обеих группировок все равно находились выходцы из аристократии, только иногда какой-нибудь случайный «новый человек» (novus homo), такой как Марий, допускал туда простых граждан. Обычным гражданам разрешали голосовать, но их участие в политике ограничивалось только наблюдением и ожиданием. Кроме этого, кандидаты на государственные должности предлагали им взятки. Когда у граждан заканчивалось терпение, они поднимали бунт.

Пути необразованного простачка Мария и страстного распутника Суллы впервые пересеклись в Северной Африке. Они сражались с Югуртой. Этот даровитый полководец и коварный интриган был внуком нумидийского царя Масиниссы, который почти сто лет назад помог римлянам победить Ганнибала в битве при Заме. В молодости Югурта служил в Испании у Сципиона Эмилиана, где завоевал большое уважение у командования. Югурта отличался сильным честолюбием и часто добивался своего с помощью своей необычайной щедрости на подкуп. Сципион дал ему один добрый совет. В доверительной беседе он сказал Югурте, чтобы тот стремился поддерживать дружбу со всем Римом, а не с отдельными римлянами, а также отказался от своей привычки предлагать всем взятки. Будущий царь не обратил никакого внимания на эти мудрые слова.

Когда нумидийский царь умер, он завещал государство двум своим сыновьям и своему племяннику Югурте. Подобный раздел власти между тремя правителями очень хорошо показал себя после смерти Масиниссы вероятно потому, что римляне поддерживали такое состояние. Однако Югурта не хотел ни с кем делить власть. После того как он убил одного из братьев, второй, Адгербал, бежал в Рим. Сенат, не зная положения дел, решил, что Нумидию необходимо разделить пополам между двумя оставшимися претендентами. Югурта отказался от такого раздела и осадил Адгербала в его столице. Римские торговцы, проживающие у осажденного царя, предложили ему сдаться при условии, что Югурта сохранит ему жизнь.

Югурта принял условия, но как только его двоюродный брат оказался у него в руках, он казнил его, а вместе с ним и многих римских торговцев. Это стало роковой ошибкой. Рим никогда не прощал убийство своих граждан. Югурте объявили войну, и сенат отправил в Африку римскую армию. Однако Югурта вскоре согласился сдаться римскому военачальнику при условии, что он останется на своем троне.

Такой ход событий сильно удивил римлян. Многие считали, что Югурта подкупил всех римских офицеров, с которыми он вел переговоры. Сенат создал комиссию по расследованию. Югурту привезли в Рим, и под гарантии безопасности ему велели назвать имена всех тех, кого он подкупил. Однако перед этим он как всегда подкупил трибуна, чтобы тот любым способом воспрепятствовал оглашению имен. Его также обвинили в убийстве его двоюродного брата, который жил в Риме по приглашению одного из консулов и потребовал передать ему трон Нумидии. К этому моменту стало очевидно, что с Югуртой было невозможно вести никакие дела. Его отправили обратно в Африку, и война возобновилась.

Плохо подготовленная римская армия потерпела от нумидийцев поражение и вынуждена была пройти под хомутом копий, как в прошлые неудачные времена самнитских войн. Римлян обязали покинуть Нумидию. В конце концов, в 109 году сенат понял, что Югурта — серьезный противник, и для продолжения войны в Африку отправили умелого и неподкупного военачальника.

Звали его Квинт Цецилий Метелл. Метелл был выходцем из семьи крупного сенатора. Среди клиентов Метелла числился и Гай Марий, который стал его легатом или представителем. К своим сорока восьми годам Марий сделал достойную для «нового человека» карьеру политика: в 114 году его выбрали претором и назначили наместником Лузитании. Он упорно стремился получить высшую государственную должность, даже если для этого пришлось бы пойти против своего давнего покровителя.

Метелл успешно вел военные действия, однако он действовал очень медленно. Югурта не сдавался. Марий начал волноваться, что война слишком затянулась. Он завоевал уважение среди рядовых римских воинов и римских торговцев, а также чувствовал поддержку избирателей на родине. Марий попросил у Метелла разрешение вернуться в Рим, чтобы выставить свою кандидатуру на должность консула и принять командование. Будучи аристократом, как и Марий, раздраженный Метелл не смог отказать, но отпустил язвительную шутку в адрес своего легата: «Так, значит, ты, милейший, собираешься покинуть нас и плыть домой домогаться консульства? — спросил он. — А не хочешь ли стать консулом в один год вот с этим моим сыном?» Сыну Метелла тогда было всего двадцать лет.

В результате Марию разрешили взять отпуск. В Риме он заручился поддержкой народа и всадников и добился избрания на должность консула. Народное собрание отклонило решение сената, который постановил продлить командование Метелла и не назначать на его место Мария. Такая узурпация традиционной роли сената в назначении военачальников в провинции создала опасный прецедент. Она подготовила почву для разных честолюбивых военачальников и политиков, которые старались обойти установленные законом ограничения.

Марий был полон решимости при первой же возможности покончить с Югуртой, для чего он произвел новый набор войск. Однако затем Марий обнаружил, что военные действия идут медленно и трудно, как и у его предшественника. Он захватывал крепость за крепостью, но легионы готовились к худшему — к битве с очень мобильным неприятелем на территории, которая хорошо подходит для развертывания конницы. Югурта укрепил свое положение, заключив союз со своим соседом, мавретанским царем Бокхом. В конце концов произошло генеральное сражение, в котором Марий одержал решительную победу. Она стала возможна в значительной степени благодаря Сулле. В наиболее ответственный момент он появился вместе со своей конницей.

Несмотря на поражение, коварный нумидийский царь все еще оставался на свободе. Но даже коварство не спасло Югурту, так как его новый друг Бокх решил сдать его римлянам. Одновременно с этим царь обещал Югурте передать ему Суллу. С таким выдающимся пленником, считал нумидиец, ему легко будет договориться о мире с Римом. И вот, Бокх пригласил к себе этих двух человек. Сулла целиком доверился ему и отправился на встречу только с несколькими спутниками. Мавретанский царь очень долго размышлял и колебался, выдавать ли Суллу Югурте, или наоборот. В конечном счете он решил, что дружба с Римом ему выгоднее, и сдал римлянам Югурту.

Югурту привезли в Рим и провели в триумфе Мария. От понесенного поражения он потерял рассудок. После триумфа его раздели и отвели в Мамертинскую тюрьму — главную тюрьму Рима. Когда его поместили в крошечную круглую камеру, откуда был сток в Большую клоаку, Югурта сказал: «О Геракл, какая холодная у вас баня!» Шесть дней он умирал от голода, находясь в полной темноте.

Марий пришел в ярость, когда узнал, что Сулла воспользовался его славой, поскольку все утверждали, что победу в войне одержал именно Сулла. По его просьбе ему сделали кольцо с геммой, где был изображен Бокх, передающий Сулле Югурту.

Мы можем только представить себе, какая улыбка была на лице Метелла.

Мария объявили великим военным реформатором, однако может случиться так, что древние источники использовали его в качестве своеобразной вешалки, на которую можно было повесить много важных реформ, проведенных в разное время.

Еще Гракхи обнаружили, что время обеспеченных земледельцев закончилось. Когда Марий набирал себе дополнительные войска для Африки, он записал в армию много бедняков или вообще неимущих, которых по закону нельзя было допускать в легионы. Само по себе это не было новшеством, как может показаться сначала, поскольку имущественный ценз для набора в легионы долгое время постоянно снижался, и Марий принял меры к тому, чтобы найти не призывников, а добровольцев.

Так или иначе, многие призывники были не в состоянии заплатить за свое оружие и снаряжение, как раньше, поскольку у них уже не было никаких хозяйств, куда они могли возвратиться. Войска, которые представляли собой ополчение, теперь превращались в нечто похожее на профессиональную армию. Это имело одно очень опасное последствие: воины стали все больше и больше зависеть от своих командиров. Командиры должны были не только обеспечивать их хорошим оружием и снаряжением, но и заниматься обустройством воинов после того, как они отслужат срок своей службы, который увеличился с 6 до 16 лет. Как мы уже видели, такой вопрос возник уже во время командования Сципиона.

В течение II и I века система манипул из трех линий пехотинцев и передовой линии легковооруженных лучников уступила место когорте — подразделению численностью 480 пехотинцев, разделенных на три манипулы. Теперь легион состоял из десяти когорт. Он был менее сложным и более сплоченным, чем в прежнем составе, поэтому во время сражения командиру было гораздо проще им управлять.

Марий ввел единую форму, снаряжение и вооружение. Для поддержания чести каждого подразделения он создал символ легиона — аквилу (aquila). Аквила представляла собой серебряного орла, укрепленного на длинном шесте. Захват аквилы неприятелем означал страшный позор для всех воинов легиона.

В римской армии появилось небольшое приспособление, которое увеличило возможность выживания на поле боя. Основным оружием легионера было тяжелое метательное копье, или пилум. Когда его бросали во врагов, то те часто поднимали его и отправляли обратно. Железный наконечник копья крепился к деревянному шесту двумя металлическими заклепками. Одну из заклепок заменили деревянным штифтом, для того чтобы при попадании копья в цель и падении его на землю наконечник погнулся или отскочил от шеста. В результате этого копье стало нельзя использовать повторно.

Марий сократил численность тех, кто обслуживал лагерь, в результате чего легионеры стали более независимы. Теперь кроме оружия им приходилось нести запас продовольствия для чрезвычайных ситуаций, а также разные орудия и приспособления для приготовления пищи и строительства укреплений. Сгорбленные под тяжестью поклажи пехотинцы еле передвигали ноги. Они были похожи на вьючных животных, из-за чего их прозвали «мариевыми мулами».

Внезапно возникла страшная опасность, угрожавшая самому существованию Рима. Все римляне хорошо запомнили поражение в битве при Аллии, а также последующий захват и разграбление их города кельтами в IV веке. Орды варваров, вышедшие из темных лесов Центральной Европы на залитые солнцем земли Средиземноморья, навсегда остались в памяти в виде какого-то кошмара, который теперь было невозможно себе представить.

Время от времени кельты появлялись снова. В 279 году они вторглись в Грецию и до нанесения им поражения сумели дойти до города Дельфы. Кельты-переселенцы обосновались в Галатии (ныне это центральная часть Анатолии). Рим делал все возможное, чтобы уменьшить вероятность их новых вторжений в Италию, создавая буферные территории. В 120 году на месте нынешней Южной Франции возникла провинция Трансальпийская Галлия, позднее переименованная в Нарбонскую Галлию. За эти годы многие консульские армии совершали походы на север, чтобы вытеснить кельтские племена из долины реки По. В конце концов, в I веке в этой области возникла провинция Цизальпийская Галлия.

В 113 году до Рима дошли тревожные вести о том, что два германских племени, кимвры и тевтоны, огромными толпами двинулись на юг вместе со своими женами. Родина этих племен находилась где-то в районе Ютландии. Тем временем, среди правящего сословия Рима все больше распространялся вирус бездействия и взяточничества. В Восточных Альпах эти кочевые племена нанесли римскому консулу поражение. Но, к счастью для республики, после этого племена двинулись на запад, в Галлию, куда они дошли в 110 году.

Следующие консулы также терпели поражения. Наиболее тяжелым стал разгром в битве при Араузионе (современный Оранж, близ Авиньона) в 105 году. Это стало самое крупное поражение римлян после битвы при Каннах. Сообщают, что потери римлян при Араузионе составили около 80 тысяч человек. Италия оказалась беззащитной перед захватчиками. Мужчинам моложе тридцати пяти лет запретили покидать страну. Рим готовился к худшему.

Когда известия о катастрофическом поражении достигли Рима, Марий все еще находился в Африке. На волне широкой известности Мария переизбрали консулом на следующий год при его отсутствии. Это не соответствовало никаким правилам, однако в народном собрании понимали, что другими кандидатами были ни на что не способные аристократы, и хотели иметь командующего, который смог бы отразить нашествие кельтов.

Кельты не спешили продвигаться дальше и расселялись по Галлии. Благодаря этому у Мария появилась передышка, во время которой он провел свои военные реформы (или усовершенствовал то, что было сделано прежде) и подготовил свои войска для напряженной борьбы. Его избирали консулом в течение шести лет. Это было неслыханно, однако все понимали, что лучше иметь на этой должности боеспособного военачальника республики, чем ежегодно менять командующего с целью одного лишь соблюдения правил.

Кельты разделили свои сила на две части. Тевтоны (вместе с родственным племенем амбронов) собирались войти в Италию по побережью, в то время как кимвры должны были спуститься на полуостров с альпийского перевала Бреннер. Марий ждал первых и не стремился сразу вступать в сражение. Продвижение кельтов наводило страх, поскольку они заполонили всю равнину. Римляне заперлись в своем лагере и наблюдали за их продвижением. Если верить Плутарху, то их шествие тянулось мимо лагеря целых шесть дней.

Марий неотступно следовал за неприятелем до тех пор, пока не нашел подходящее место для сражения. Первая же стычка с кельтами оказалась успешной для римлян, и на следующий день римская армия начала сражение. Три тысячи римских воинов укрылись в засаде позади кельтов. Легионы смогли отразить нападение тевтонов и даже продвинуться вперед. Затем, ошеломленные от удара с тыла, кельты в панике бежали.

Тела убитых кельтов остались лежать там, где они пали. Земля, в которой они истлели, наполнилась перегноем, и жители Массилии собирали кости и строили из них ограды для своих полей. По некоторым сообщениям, в течение нескольких лет в этом месте собирали очень богатые урожаи винограда.

Вскоре Марий присоединился к консульской армии, которая готовилась встретить кимвров в долине По. В 101 году в самый разгар лета объединенные силы встретились с неприятелем за городом Верцеллы (ныне Верчелли в области Пьемонт). Противоборствующие армии подняли такое облако пыли, что первое время не видели друг друга. Кельты не привыкли к сильному зною и вскоре потерпели полное поражение. Их женщины из отвращения убивали всех своих беглецов, которые встречались им на пути, а затем многие из них душили своих детей и закалывали себя кинжалами.

Рим справился с внешней опасностью, однако в нем так и не наступил мир. Теперь ему пришлось сражаться с внутренними врагами.

Марий так и не смог стать настоящим политиком. Не обладая внешней привлекательностью, он очень хорошо умел отдавать приказы войскам и не мог добиваться соглашений с гражданскими лицами. В то время, когда он несколько лет занимал должность консула и вел военные действия против кельтов, ему была необходима политическая поддержка на Форуме. Он нашел себе союзника, нагловатого и озлобленного трибуна Луция Апулея Сатурнина. Будучи выходцем из аристократии, Сатурнин изменил своему сословию и стал популяром, после того как его уволили с должности квестора, отвечающего за поставку в Рим зерна из порта Остия.

Замечательный оратор и опытный посредник Сатурнин в 103 году был избран трибуном. Его политика не отличалась сложностью: он старался как можно больше противодействовать сенату. Сатурнин начал сотрудничать с Марием и от его имени принял закон о поселении ветеранов войны с Югуртой на землях в провинции Африка. Сатурнин никогда не гнушался применять силу против своих противников. Когда другой трибун попытался наложить вето на его проект, Сатурнин велел своим сторонникам прогнать его и закидать камнями. Он также помог Марию выиграть очередные выборы, и в 102 году Марий четвертый раз стал консулом.

После победы над кельтами Марий возвратился в Рим и вступил в новое соглашение с Сатурнином. Трибуна и консула объединила ненависть к Метеллу, который противодействовал Марию в Африке, а также попытался удалить Сатурнина из сената по причине его безнравственности. И вот, они подготовили для Метелла ловушку.

В сенат внесли предложение, что всем солдатам, как латинам, так и римским гражданам, уволенным со службы после поражения кимвров и тевтонов, необходимо выделить участки земли в Трансальпийской Галлии и в колониях в разных местах по всему Средиземноморью. В проект этого закона добавили необычное условие, что каждый сенатор должен дать клятву без возражений принять этот новый закон. Все знали, что Метелл сочтет это условие неправомерным посягательством на его сенаторскую независимость.

Марий заверил всех до одного, что он никогда не будет связывать себя такой клятвой. Затем, через несколько дней, когда наступил крайний срок для того, чтобы дать клятву, он неожиданно созвал сенат и сказал, что под давлением народа изменил свое решение. Однако он придумал хитроумную отговорку, которая намекала на возражение Метелла. Марий сказал, что он даст клятву и будет повиноваться закону, «если только это закон». Возбужденные сенаторы один за другим последовали за своим лидером, за исключением Метелла. Он попался на это ухищрение и остался в одиночестве. Метелл остался при своем мнении и удалился с собрания. Наказанием ему стало изгнание.

Марий, несмотря на свою настойчивость, не стремился к радикальным переменам, поэтому вскоре он понял, что популяры выходят из-под его контроля. Сатурнин выиграл очередные выборы и в третий раз стал трибуном, а один из его друзей попытался стать консулом. Когда сторонники Сатурнина на виду у всех избили до смерти главного соперника на должность консула, стало ясно, что Сатурнин зашел уже слишком далеко. Он сразу же лишился общественной поддержки.

Сенат второй раз в истории принял указ о наделении консула чрезвычайными полномочиями. Между тем, трибун со своими сторонниками занял Капитолийский холм. Оставив их на время в покое, Марий собрал вооруженных людей и перекрыл им водопровод. Это стало поворотным событием в истории Рима, поскольку воинам со снаряжением и оружием было запрещено находиться в пределах города. То обстоятельство, что консул очень быстро нашел, собрал и вывел этих людей, говорит о том, что эти люди уже были преданы не государству, а ему лично.

Измученные жаждой мятежники вскоре сдались. Им обещали сохранить жизнь и на время заперли в здании сената у подножия Капитолийского холма. Однако разъяренная толпа залезла на крышу и стала разбирать черепицу. Люди бросали ее вниз на мятежников, пока большинство из них не погибло.

На этом все закончилось. Консульские полномочия Мария закончились, однако из-за своего явно слабого политического опыта и неопределенных взглядов он перестал участвовать в общественной жизни. Как выразился Плутарх: «Уступая другим в любезном обхождении и во влиянии на дела государства, Марий жил теперь в пренебрежении, подобный орудию войны во время мира». По каким-то своим делам он отправился на Восток и на время исчез с исторической сцены.

Древние историки не очень лестно отзывались о Сатурнине, поэтому мы не можем оценить, каким он был государственным деятелем. Возможно, что он был просто каким-то недовольным раздраженным выходцем из высшего сословия или достойным преемником Гракхов, а может быть и тем и другим. Однако ясно одно: если раньше старая республика решала проблемы посредством обсуждения, то теперь оптиматы и популяры стали постоянно прибегать к насилию, от которого они так и не смогли избавиться.

Если распались дружеские отношения между разными группами населения на Форуме, то нечто подобное произошло между Римом и его союзниками в Италии. Много лет шли разговоры о предоставлении им полноправного римского гражданства, однако этого так и не произошло. Народные массы, голосовавшие на собраниях в Риме, никогда не поддерживали предложений, которые кому-то принесут выгоду за их счет.

В 91 году трибуном был избран яркий молодой оптимат Марк Ливий Друз. Он был трудолюбив, но имел высокое самомнение. С детства он отказался от праздников. Когда он строил себе дом на престижном Палатинском холме, его архитектор пытался спроектировать его таким образом, чтобы никто не видел, что делается внутри. «Нет, — ответил Друз, — возводи его так, чтобы мои сограждане могли видеть все, что я делаю». Трибун решал все политические вопросы и быстро настроил против себя членов сената, представителей народа и всадников. Он здраво рассудил, что римским союзникам в Италии необходимо дать все, что они пожелают, и предложил предоставить им избирательное право. Однако многие выступили против этого предложения. Друза стали подозревать в сговоре с руководителями союзников, некоторые из которых часто бывали у него на пирушках. Такой вывод, несомненно, сделали из-за открытости его дома. По этой же причине он поплатился жизнью за свои планы. Однажды вечером после занятий в освещенном портике он отпускал от себя людей. Внезапно он крикнул, что ранен, и после этих слов упал на землю. Ему пронзили бедро сапожным ножом. Нож нашли, а убийца скрылся.

Союзники уже разработали тайный план восстания, однако они ждали, чем закончатся попытки Друза провести реформы. После гибели Друза они отказались от переговоров в пользу военной силы. Их военная цель выглядела, мягко говоря, не совсем обычно: большинство союзников стремилось не к уничтожению Римской республики, а к вступлению в нее. Они хотели заставить римлян стать своими друзьями, получить равные с ними права и иметь возможность голосовать. Но среди союзников был один народ, у которого были другие цели. Этот народ ненавидел своих завоевателей на протяжении всех долгих и горьких веков рабства. Этот народ — самниты. Они так никогда и не смирились со своим поражением в нескольких войнах, происходивших двести лет назад. Всякий раз, когда появлялась такая возможность, они с воодушевлением брали в руки оружие и снова выступали против своего давнего врага.

К несчастью, планы союзников очень быстро раскрыли, и им пришлось начать наступление слишком поздно — в конце теплого времени года. Однако они взяли инициативу в свои руки и сметали все на своем пути. Поскольку все победоносные римские армии всегда более чем наполовину состояли из союзников, то им было известно обо всех римских методах ведения войны. Легионам пришлось сражаться против своих старых товарищей.

Риму пришлось набирать свое войско зимой, и к весне 90 года он выставил сорок легионов. В армию призвали всех римлян из благородных семей (офицером служил даже такой далекий от армии человек, как молодой Цицерон). Военные действия развернулись на двух театрах — на севере Центральной Италии и в области Самний. На обоих этих театрах италийцы добились значительных успехов. Наиболее крупным их достижением стала гибель на поле боя римского консула. Римляне вспомнили о Марии, который принял командование и отразил нападение италийцев на севере (однако вскоре он ушел в отставку якобы по причине слабого здоровья, а на самом деле из-за того, что ему видимо не полностью доверяли, так как он был уроженцем города Арпина). Несмотря на то, что значительная часть Апеннинского полуострова была охвачена войной, латинские и римские укрепленные колонии остались верны Риму.

За два месяца римляне не добились никаких успехов, и восстание распространилось на юг. К концу года этруски и умбры на севере собирались примкнуть к италийцам. Сенат, наконец, принял историческое решение. Рим мог победить только одним способом — признать основную причину войны и найти ей решение. В Риме приняли закон, по которому всем латинским и италийским городам, которые вообще не вступили в войну или же сложили оружие, обещали предоставить полноправное римское гражданство.

После этого война продолжалась еще два года, но это своевременное решение, позднее распространенное на всех, вскоре затушило военный пожар. На юге вел успешные действия Сулла. Легионы стали побеждать, и даже самниты пали духом. Вооруженное противостояние постепенно прекратилось.

Война стала ужасным потрясением. С обеих сторон погибли тысячи человек. Говорили даже, что сельская местность Италии оказалась опустошена даже больше, чем после походов Пирра и Ганнибала. Однако наряду с отрицательными последствиями, были и положительные. Все свободные люди, жившие к югу от реки По, стали римскими гражданами. Вскоре они стали рассматривать Италию как единую страну. Разные области сохранили свою самобытность, однако теперь они уже находились в более крупном сообществе, где им были гарантированы все права римского гражданства.

Однако предоставление избирательных прав италийцам ослабило систему государственного управления, которая изначально создавалась для одного города-государства, где большинство граждан за день или два могли доехать до Рима и отдать там за кого-то свой голос. В будущем интересы тех, кто посещал народные собрания в Риме, не всегда совпадали с интересами новых граждан из дальних областей.

На политическую сцену вышел новый блистательный актер — понтийский царь Митридат. Понт — далекое царство, находившееся на южном побережье Черного моря. Для обычного римлянина эта страна представлялась краем известного тогда мира, однако она являлась частью империи Александра Великого и поэтому входила в сферу греческой культуры. Официальным языком Понта был греческий. На морском побережье стояли города-государства, построенные по греческому образцу. Во внутренних областях страны находилось высокое обширное плоскогорье, где персидские аристократы управляли местными крестьянами.

Царская династия вела свое происхождение от неудачного «царя царей» Дария, которого в IV веке сверг с трона македонский завоеватель. Семейную жизнь Митридата можно оценить, рассмотрев его родословную. Его отца убили, а мать умерла в заключении. Пять родных братьев (из семи) умерли насильственной смертью, все они погибли от рук своего брата Митридата, который в дополнение к этому убил еще и двух собственных сыновей. Такое нередко происходило в эллинистических монархиях, где самыми страшными врагами правителя обычно являлись его ближайшие родственники.

Митридат родился около 120 года. Он был старшим сыном. Когда ему было одиннадцать лет, его отца отравили на пиру. Выгоду от этого получила его жена, дочь Антиоха Великого, которая вероятно и являлась убийцей царя. Она правила государством, пока ее сыновья не достигли совершеннолетия. По-видимому, она больше симпатизировала не Митридату, а своему младшему сыну Хресту, или же (что тоже вполне вероятно) она вообще не хотела, чтобы ее дети стали взрослыми и потребовали передать им царскую корону.

В четырнадцатилетнем возрасте Митридат стал бояться за свою жизнь. Однажды он отправился на охоту и не возвращался домой целых семь лет. Скорее всего, все эти годы он провел в долинах и лесах Центрального горного массива Понта и в сознании народа стал романтическим народным героем. Когда он, наконец, возвратился в столицу Понта, Синоп, он уже обладал сильной поддержкой, поэтому его мать беспрекословно выполнила все его условия. Митридат согласился править вместе с Хрестом, однако этот юноша стал главным интриганом во дворце. Старший брат был слишком своевольным и не мог смириться с ограничениями совместного правления. Он обвинил Хреста в заговоре, провел суд и публично казнил младшего брата.

Понт традиционно проводил проримскую политику, однако молодой царь собирался бросить вызов новой западной империи. Он считал, что Римская республика не обратит внимания на его усилия по созданию своей империи на восточном побережье Черного моря. Государство Митридата расширилось и достигло Колхиды, бывшей легендарной родиной Медеи и местом хранения Золотого руна.

В 104 году Митридат вместе с царем соседней Вифинии вторглись в Галатию и Пафлагонию и вскоре захватили эти области. Затем они двинулись в Каппадокию, однако там между ними вспыхнула ссора, так как они не смогли договориться, кто будет управлять ей. Митридат отправил в Рим своих посланников, чтобы те подкупили сенаторов. За это сенаторы должны будут признать его вторжение и встать на его сторону по вопросу о Каппадокии. В 99 или 98 году в частной поездке на Востоке находился Марий. Он встретился с Митридатом и в довольно жесткой форме предостерег его. «Либо постарайся накопить больше сил, чем у римлян, — посоветовал ему Марий, — либо молчи и делай, что тебе приказывают».

Однако сенат не стал решать этот сложный и запутанный вопрос. Он постановил, чтобы оба царя ушли из Каппадокии. Они подчинились. Сулла, который в то время занимал пост пропретора Киликии, посадил на трон Каппадокии нового царя, выбранного местной знатью.

В 90 году, пока Рим вел войну со своими италийскими союзниками, Митридат снова начал свое наступление. На этот раз он занял Вифинию и (во второй раз) Пафлагонию. Для разбирательства с этим неугомонным деспотом сенат отправил комиссию во главе с неким Манием Аквилием. Комиссию сопровождал небольшой военный отряд. Римские представители велели Митридату немедленно убираться в Понт. Он, как и раньше, повиновался. Однако римляне не помогали бесплатно. Они попросили у вифинского царя деньги и посоветовали, где их взять. Они предложили ему вторгнуться в Понт. Царь Вифинии с неохотой подчинился.

Митридат потерял терпение. Он всегда старался избегать прямого военного противостояния с Римом, но теперь он почувствовал, что у него не осталось никакого выбора, кроме как сопротивляться. Довольно быстро он победил три армии, посланные против него. Аквилей был захвачен и казнен. В наказание за его жадность в горло ему налили расплавленное золото.

Царь достиг точки невозврата и понял, что ему надо идти дальше. Он прошел по римской провинции Азия и объявил о долгожданной свободе греческих городов-государств и об отмене долгов. Он откликнулся на просьбу Афин освободить Грецию. Встал вопрос, как ему поступить со многими тысячами римских и италийских купцов, находившихся в городах Азии. Если их оставить в покое, то они стали бы потенциальной «пятой колонной», а собрать их всех вместе и вывезти было очень затратно.

Митридат принял самое опасное решение за все время своего долгого правления. Он отправил письмо всем местным правителям Азии, в котором приказал им через тридцать дней с момента получения этого письма уничтожить всех выходцев из Италии — мужчин, женщин и детей — и оставить их непогребенными, что в древнем мире считалось страшным оскорблением. Почти все местное население с воодушевлением исполнило этот приказ, однако в каком-то одном городе для убийств использовали наемников. В городах можно было увидеть страшные сцены. Как только началась резня, многие бежали в храмы, надеясь найти там убежище. В Эфесе беглецов, укрывшихся во всемирно известном храме Артемиды (греческое соответствие римской Дианы) отрывали от статуй богини и убивали, а в Пергаме тех, кто укрылся в храме бога исцеления, Асклепия, пронзали стрелами. Всего во время этой резни погибло около 80 000 человек.

Понтийский царь понимал, что Рим никогда не простит ему и всем тем, кто участвовал в этом истреблении. Теперь жители Азии были заинтересованы в успехах Понта. Римский сенат получил горький урок, который ему пришлось изучать. То усердие, с которым население прибегло к массовым убийствам, показало, насколько сильна была ненависть к римской продажности и жестокости.

Сенат словно в насмешку предложил полноправное римское гражданство всем союзным народам, живущим к югу от реки По. Многие тысячи новых граждан, составляющих тридцать пять племен, разделили всего на несколько триб. Это означало, что, несмотря на огромную численность, эти люди никогда не смогли бы отстоять свои интересы (как мы помним, каждая триба обладала только одним коллективным голосом).

В 88 году консулом избрали консервативно настроенного Суллу. Он добился этого благодаря возросшей популярности из-за своих выдающихся действий во время Союзнической войны. Сулла сразу же получил в наместничество провинцию Азия, другими словами, ему поручили командовать армией против Митридата. До сих пор все шло хорошо.

Трибуном на этот год избрали одного из самых успешных ораторов того времени Публия Сульпиция Руфа. В молодости Цицерону удалось попасть на его выступление. «Сульпиций из всех ораторов, которых я когда-либо слышал, был, бесспорно, самый возвышенный и, так сказать, самый патетический оратор, — писал впоследствии Цицерон, — голос у него был сильный и в то же время приятный и звонкий». К тридцати пяти годам Сульпиций стал блестящим и влиятельным оптиматом, но как только его избрали трибуном, он изменил свои пристрастия и присоединился к популярам. По-видимому, это произошло из-за его близкой дружбы с убитым Друзом. Сульпиций отстаивал интересы итальянских союзников Рима и взялся за решение непростой задачи — принятия закона, по которому новые граждане Рима будут справедливо разделены на 35 триб.

Сульпиций предполагал, что против его закона выступят как члены сената, так и представители народа, поэтому он заключил соглашение с Марием. Марий все еще тяготился тем, что его исключили из общественной жизни, и, несмотря на свои семьдесят лет, он хотел снова поучаствовать в каких-нибудь военных действиях. Марий имел большую популярность среди простых избирателей, а также мог обеспечить Сульпицию поддержку среди сословия всадников. Трибун, в свою очередь, мог отменить назначение Суллы командующим на Востоке и передать командование Марию.

Оскорбленный Сулла велел прекратить всякую общественную деятельность и объявил неприсутственные дни (iustitium). В ответ на это Сульпиций вывел свою толпу на улицы. На Форуме начались беспорядки, в ходе которых даже пытались посягнуть на жизнь консулов. Сулле удалось бежать, но к своему стыду, ему пришлось просить убежище в доме Мария близ Форума. Преследователи Суллы пробежали мимо здания, а Марий вывел беглеца через черный ход. Сулла еще некоторое время оставался в городе. Он отменил неприсутственные дни (iustitium), а затем бежал в военный лагерь к своим шести легионам, которые он должен был повести против понтийского царя.

Сульпиций принял свой закон и казнил некоторых сторонников Суллы. Как только консул узнал, что его отстранили от командования, он сразу же созвал собрание всего войска. Воины с нетерпением ждали выгодной войны и боялись, что Марий вместо них наймет на службу других людей. Сулла сообщил им о насилии, которому подвергся он, будучи римским консулом. Он попросил воинов повиноваться приказам, не задумываясь над тем, каковы они будут. Они, конечно же, понимали, что он имел в виду, и все же, когда Сулла приказал идти на Рим, они выполнили его приказ. Однако многие командиры не согласились вести войско против своей родины и бежали из лагеря.

Таким образом, произошел второй поворотный момент в истории Рима. Политики перестали, как прежде, избивать своих противников и даже убивать их, и теперь для решения своих вопросов они стали прибегать к настоящей гражданской войне. Аппиан прямо говорит об этом: «Все эти убийства и гражданские волнения оставались пока делом отдельных партий. Но затем руководители партий боролись уже друг против друга как на войне, при помощи больших армий, причем сама родина служила им как бы призом».

Поскольку в Риме не было военного гарнизона, то Сулла во главе двух легионов вступил в Рим, не встретив никакого сопротивления. Это было страшным кощунством. Строгое древнее табу запрещало вооруженным воинам входить в город (за исключением триумфа). Никогда прежде в Риме не случалось такого явного и вопиющего нарушения традиций. Когда воины прорывались в центр города по узкой улочке, потрясенные жители стали бросать им на головы черепицу с крыш, однако подошел Сулла и пригрозил им сжечь их дома.

Теперь, когда консул стал единоличным властителем Рима, он без всяких препятствий отменил все законы Сульпиция. Он также принял некоторые меры к тому, чтобы усилить сенат и ограничить власть трибунов. Прошли выборы консулов, однако у Суллы не было времени контролировать их результаты, и один из двух новых консулов, Луций Корнелий Цинна, оказался популяром, который не поддерживал Суллу. Видя, что все складывается не в его пользу, Сулла поспешил на Восток для борьбы с Митридатом.

На одной из вилл нашли Сульпиция, которого осудили к смерти. Раба, предавшего Сульпиция, сначала освободили, а затем сбросили со Тарпейской скалы. Марию с трудом удалось избежать расправы, и он попытался ускользнуть от своих преследователей. Он отправился в Африку, но во время плавания заболел морской болезнью и высадился на берег около приморского города Цирцеи в 100 километрах к югу от Рима. Мучимые голодом, он и его спутники бесцельно бродили по лесу. Выйдя к берегу, они увидели вдали отряд всадников. На лодке Марий добрался до одного из торговых кораблей, которые, к его счастью, в то время проходили мимо этого места. Торговцы с неохотой взяли на борт своего знаменитого, но нежелательного гостя и вскоре высадили его на дикий берег, оставив ему немного еды.

Старик снял свои одежды и скрылся в грязном болоте. Когда его нашли, он был голый и весь покрытый илом. Мария привели в близлежащий город и передали местным властям, которые решили, что его надо убить. Это дело поручили какому-то кельту (возможно, выходцу из племени кимвров, которое Марий уничтожил в сражении более десяти лет назад). Он вошел в темное помещение, где лежал Марий, и услышал из темноты громкий голос: «Как? Ты смеешь поднять руку на Мария?»

Кельт бросил свой кинжал, выбежал на улицу и закричал: «Не смогу я убить Гая Мария!» Его реакция заставила изменить отношение к Марию. Его привели на берег, нашли ему судно и отправили в провинцию Африка, где он когда-то поселил многих своих ветеранов. И только здесь Марий, наконец, оказался среди друзей.

Пока Сулла находился на Востоке, новый консул, Цинна, попытался снова ввести законы Сульпиция для новых граждан. Однако сенат отстранил Цинну от консульства, лишил гражданских прав и изгнал из города. Марий после пережитых испытаний возвратился в Италию и сформировал войска. Вскоре к нему присоединился Цинна. Второй раз в истории Рима легионы прошли по городу.

Марий и Цинна начали убивать оптиматов. Воинам разрешили грабить и убивать всех, кого их командующие считали своими противниками. Среди многих погибших государственных деятелей был Квинт Лутаций Катул, который был консулом вместе с Марием в 102 году, когда они вместе отражали нападение кельтских орд. Чтобы не быть убитым, он покончил собой. Катул в закрытой комнате распалил уголь и задохнулся от дыма. Никому не позволили хоронить убитых, поэтому птицы и собаки раздирали трупы. Спустя пять дней Цинна прекратил резню.

В 86 году Марий седьмой раз победил на выборах консула, что стало невиданным событием римской истории. Однако через семнадцать дней после вступления в должность он умер. Старый, больной и безумный, он впал в беспамятство. Как писал Плутарх: «Ему чудилось, будто он послан военачальником на войну с Митридатом, и потому он проделывал всякие телодвижения и часто издавал громкие крики и вопли, как это бывает во время битвы».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.