Глава 18 Джон, повелитель Ирландии, 1184–1185

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 18

Джон, повелитель Ирландии, 1184–1185

Одним из пунктов раздора между кузеном Генриха II, графом Филиппом Фландрским, и королем Франции Филиппом было графство Вермандуа, которое он получил в приданое за своей женой. А поскольку детей у него не было, он обещал после своей смерти отдать его своей племяннице Изабелле, на которой недавно женился французский король. Но когда в 1182 году жена графа умерла, король Филипп потребовал Вермандуа себе.

Генрих II уже несколько раз удерживал своего кузена от войны с французским королем, и, хотя его усилия были в основном направлены на защиту своего сюзерена, ему удалось сохранить уважение и доверие графа Фландрского. Генрих II не любил короля Филиппа, да и кто бы смог полюбить такого холодного, эгоистичного и беспринципного человека! Король Англии помогал ему только из чувства долга.

В начале 1184 года Генрих дал графу Фландрскому очень ценный совет. Зачем ждать, когда Вермандуа и Фландрия попадут в загребущие руки короля Филиппа, подарив ему тем самым выход к проливу Ла-Манш, от которого он сейчас отделен Нормандией и Фландрией, когда можно еще раз жениться и завести своего собственного наследника этих богатых земель?

Генрих II предложил кузену в жены Беатрису, дочь короля Португалии Альфонсо. Когда было достигнуто соглашение о браке, он велел отремонтировать свой собственный корабль «Эснекку», снарядил его всем необходимым, заплатив огромные деньги, и отправил вместе с двумя другими кораблями в Лиссабон, чтобы привезти Беатрису в Ла-Рошель[400].

Король Филипп узнал о попытке лишить его земель, как он истолковал поступок графа Фландрского, и категорически запретил ему вступать в брак, пока тот не отдаст ему Вермандуа. Граф отказался, и противники стали готовиться к войне. Генрих снова поспешил восстановить мир между своим кузеном и его молодым повелителем. Он сумел убедить их встретиться в Шуази-о-Бак в начале июня 1184 года, но заставить их заключить мир ему не удалось. Они согласились лишь объявить перемирие до Рождества 1185 года.

А тем временем Беатриса высадилась в Ла-Рошели и обнаружила, что ее ждет великолепный эскорт, предоставленный королем Генрихом. Ее провезли через всю Нормандию с большими почестями. На фламандской границе Беатрису встретил граф Филипп, и они тут же обвенчались, пока не вмешался король Франции[401].

Генрих II с дочерью Матильдой и внуками в середине июня приехал в Англию. Посетив, по своему обыкновению, раку святого Томаса, король отправился в Лондон, приказав выпустить королеву Элеонору из заточения, в котором она провела одиннадцать лет, и привезти ее в Винчестер, к дочери. Вскоре после этого Матильда родила сына Вильяма, которого прозвали Винчестерским. Он был предком герцогов Брунсвикских, а значит, и короля Георга I[402].

Обрадовавшись свободе, королева в течение лета накупила себе платьев и вина: «На платья королеве и вино для нее и для герцогини Саксонской в Беркхемстеде и на оплату доставки этого вина и золота весом в 14 пенни и на плащи и покрывала из меха и капюшон из тонкого полотна – 33 фунта 11 шиллингов.

На платье, капюшоны, плащи и отделку двух шляп из парчи и на платья для королевы и Беллебелле, для нужд короля – 55 фунтов 17 шиллингов, по приказу короля»[403].

Можно предположить, что фраза «Беллебелле (красотки), для нужд короля» относится к одной из любовниц Генриха; если бы она была придворной дамой королевы, вряд ли появилась бы приписка «для нужд короля».

Вильям, король Шотландии, которому в ту пору уже исполнилось сорок один год, попросил отдать ему в жены Матильду, дочь герцога и герцогини Саксонских. Родители девочки не имели за душой ни гроша, но король Вильям хотел одного – стать еще ближе к королю Англии. Вильям и Матильда находились в запретной степени родства, поэтому для брака необходимо было получить разрешение папы.

В июле Генрих II находился в Вустере, и в это время стало известно о новом злоупотреблении Раннульфа Гленвиля. Молодой человек из хорошей йоркширской семьи по имени Гилберт Пламптон женился на дочери Роджера Гильваста. Будучи наследницей человека, державшего землю казны, она не имела права вступать в брак без разрешения короля. Ее жених должен был купить это разрешение, но он этого не сделал, то есть совершил преступление. Обычно таких людей наказывали штрафом, который зависел от достатка наследницы. Раннульф, однако, планировал отдать девушку в жены своему слуге Рейнеру, который служил помощником шерифа в Йоркшире.

Раннульф, который был не только главным юстициарием, но и шерифом Йоркшира, заковал Пламптона в цепи, бросил в тюрьму, захватил его земли и продал движимое имущество. Из отчета казначейства за этот год видно, что имущество Пламптона принесло 19 фунтов 19 шиллингов 9 пенсов, что свидетельствует о том, что это был человек состоятельный. В том же отчете записано, что «на доставку Гилберта Пламптона и его спутников из Йорка в Вустер» затратили 14 шиллингов. Очевидно, Раннульф опасался судить Гилберта в присутствии людей, которые хорошо знали этого юношу и те обстоятельства, при которых он совершил свое «преступление».

На суде в Вустере Раннульф обвинил Гилберта в том, что он ворвался в дом Роджера, разбил шесть дверей и унес охотничий рог и недоуздок и увел с собой наследницу Роджера Гильваста. Это квалифицировалось как разбойное нападение, и Раннульф потребовал для юноши смертной казни. Молодой Гилберт все отрицал, признав только, что увел девушку, которая стала его женой, и предложил доказать свою невиновность поединком со своим обвинителем. Главный юстициарий пустил в ход все свое влияние на судей, которое уступало лишь влиянию короля. Кроме того, судьи являлись его коллегами, а быть может, и креатурами. И они приговорили молодого человека к повешению.

В воскресенье 22 июля об этом неправедном приговоре сообщили Болдуину, «мягкому и святому человеку», цистерцианскому монаху, ставшему в 1179 году, после смерти королевского кузена Роджера, епископом Вустерским. Болдуин сел на коня и приехал на место казни. Молодой Гилберт стоял со связанными за спиной руками, в надвинутом на глаза зеленом капюшоне и железной цепью на шее. Палачи уже собирались вздернуть его на виселицу, где он должен был умереть медленной смертью от удушья, повиснув на цепи.

Епископ спешился, подбежал к Гилберту и крикнул: «Запрещаю вам, от имени Господа и благословенной Марии Магдалины и под страхом анафемы, вешать нынче этого человека, ибо сегодня воскресенье и День благословенной Марии Магдалины. В такие дни казнить нельзя!»

«Кто ты такой? – спросили палачи. – И какое безумие заставило тебя мешать королевскому правосудию?»

«Не безумие привело меня сюда, а милосердие Господне, и я не мешаю королевскому правосудию, а исправляю вашу глупость, ибо, оскорбив святую Марию Магдалину, вы навлечете на себя и на короля гнев Вечного Царя!»

Епископу удалось убедить палачей вернуть Гилберта в тюрьму, а Болдуин отправился к королю и рассказал ему об этой истории. Генрих приказал отложить казнь до тех пор, пока он сам не изучит это дело[404].

Благодаря этому случаю король обратил внимание на Болдуина; его восхитила смелость и прямота епископа, и он решил, что такие люди достойны большего. 17 февраля умер архиепископ Ричард Кентерберийский. После обычной длительной и жестокой борьбы между епископами и монахами Кентербери в декабре королю удалось заставить их избрать архиепископом Болдуина.

Хроники не отмечают, был ли король разгневан преступлением Раннульфа и перестал ли ему доверять. История с Гилбертом Пламптоном, по-видимому, закончилась освобождением юноши, хотя Роджер Ховден утверждает, что Раннульф держал его в тюрьме до самой смерти короля. Однако в отчетах казначейства земли Гилберта упоминаются только до Пасхи, и мы можем предположить, что они были ему возвращены[405].

На Большом совете в Вудстоке, состоявшемся в августе, Генрих II обнародовал последний из своих указов, Лесную ассизу. Королю потребовалась целая армия лесников для защиты королевских лесов, которые занимали почти треть всей площади страны и включали в себя принадлежавшие частных лицам земли. Если последние были покрыты лесами и в них обитали «звери для охоты» (то есть олени и дикие вепри), то они считались «королевскими лесами».

Преступления против лесного закона делились на четыре категории: отстрел дичи в королевских лесных угодьях, переданных в частное владение как благородными господами ради охоты, так и крестьянами для пропитания; вырубка леса на строительный материал и дрова; сведение лесов для обработки земли в тех местах, где растущее население нуждалось в дополнительных участках под посевы; и выпас в лесу скота, свиней и овец без разрешения, ибо это сокращало запасы пищи для королевской дичи.

В дальнейшем, заявил король, не будет никаких штрафов за нарушение лесного закона; виновных будут ослеплять и кастрировать. Большая часть остальных законов представляла собой повторение старых. Никто не имеет права появляться в лесу с луком, стрелами и собаками. Владельцы лесных угодий в пределах королевского леса могли рубить деревья для личного пользования, но только под надзором одного из королевских лесников, которым подчинялись наемные лесники. В каждом графстве, где имелись королевские леса, для охраны «зелени и оленины», то есть растительного покрова и дичи, назначалась комиссия из двенадцати рыцарей. Все разрешенные строения и вырубки в лесу должны были заноситься в специальный журнал, а их владельцы – платить ежегодный налог в казну.

Ослепление и кастрация, очевидно, угрожали только простолюдинам, да и то не всегда, ибо король был слишком скуп, чтобы совсем отказаться от штрафов, которые составляли значительную часть его доходов. Весь следующий год в судах по всей стране слушались дела о нарушении лесного закона, и с виновных по-прежнему взимали штрафы. Ни одного случая членовредительства зафиксировано не было.

Перед отъездом из Нормандии Генрих II, разозленный постоянными отказами Ричарда передать Аквитанию Джону, «велел своему сыну Джону ввести во владения Ричарда, своего брата, войско и начать против него войну – тогда, быть может, он сумеет получить то, о чем он просит»[406]. Однако Джон, которому в ту пору было всего семнадцать лет, был слишком юн и неопытен, чтобы тягаться с закаленным в боях Ричардом, и Генрих, конечно, не мог надеяться, что его раздраженный приказ будет воспринят всерьез.

Однако на заднем фоне маячил Джефри Бретонский, который в прошлом уже водил пуатевинских баронов на своего брата и люто завидовал Ричарду. Полуостров Бретань, доставшийся Джефри, был самой бедной из всех отцовских земель, и он никак не мог смириться с тем, что Ричард владеет богатым герцогством и прославился на всю Европу как талантливый полководец.

После того как Генрих уехал в Англию, Джефри убедил своего безмозглого братца воспользоваться разрешением отца и пойти по стопам молодого Генриха, то есть попытаться отобрать у Ричарда Аквитанию. На такую глупость могли решиться только глупый мальчишка и человек, ослепленный завистью. У Джона не было денег и войска, но Джефри распоряжался доходами Бретани и имел наемников.

Эти два олуха собрали войско и, вторгшись во владения Ричарда, принялись, в лучших традициях брабантцев, жечь города и грабить деревни. Никто из баронов Аквитании не присоединился к ним и не воспользовался возможностью устроить новый мятеж. Они уже поняли, что представляет из себя Джефри, и начали наконец уважать своего молодого герцога. Ричард с ослепляющей яростью нанес ответный удар. Он выгнал братьев из Аквитании, следуя за ними по пятам, и подверг опустошению земли Джефри.

Генрих хорошо знал, как опасен Ричард, если его разозлить, и понимал, что у младших сыновей нет никакого шанса устоять перед натиском старшего брата. Поэтому он приказал всем троим явиться к нему в Англию. На Вестминстерской курии 30 ноября 1184 года, в День святого Андрея, семья воссоединилась и состоялось всеобщее примирение. Приехала на эту курию и королева Элеонора, которая наконец-то смогла увидеться со своим любимым сыном. Королевские сыновья, его дочь Матильда с мужем и детьми – все собрались в Вестминстере, где Генрих заставил своих сыновей помириться[407].

В декабре король отправил Джефри в Нормандию, велев от его имени взять на себя управление герцогством. Это было весьма смело, ибо Джефри не проявил никаких административных способностей. Скорее всего, Генрих II сделал это специально, чтобы показать Ричарду, что вопрос о престолонаследии еще не решен. И если он и дальше будет, несмотря на требования отца, держаться за Аквитанию, то рискует после его смерти оказаться ее герцогом и больше никем. Сразу же после Рождества король отправил старшего сына назад, в Пуату, косвенно признав тем самым, что не смог преодолеть сыновнего упорства и отказался от попыток заставить его отдать Аквитанию Джону.

А тем временем над Святой землей сгущались тучи. Иерусалимский король Балдуин IV болел проказой и знал, что жить ему осталось недолго. Осенью 1184 года он уже не вставал с постели; его руки и ноги были поражены гангреной. Наследником королевства считался его племянник Балдуин, сын сестры короля Сибиллы и Вильяма Монферратского. В ту пору он был еще совсем маленьким. А в это время великий арабский полководец Саладин приближался к пику своего могущества. Повелитель Сирии и Египта, он представлял собой смертельную угрозу для Святой земли. Король Балдуин хорошо понимал, что ни ему, ни малому ребенку не справиться с ним, поэтому он решил обратиться за помощью к своему кузену Генриху II, главе Анжуйского дома, внуку короля Фулька и самому могущественному монарху христианского мира. Он послал Гераклиуса, патриарха Иерусалимского, к Генриху II, велев ему убедить кузена принять корону иерусалимского короля и спасти Святую землю от арабов.

Таблица VIII. Иерусалимские короли

Узнав, что посол 29 января 1185 года прибыл в Кентербери, Генрих II отправился на встречу с ним в Рединг. Патриарх упал перед ним на колени и вручил ему знамя Иерусалимского королевства и ключи от города и Гроба Господня.

«Милорд, – сказал он, – наш господин Иисус Христос зовет тебя, а крики Божьих людей умоляют тебя защитить Иерусалимскую землю. Передаю тебе ключи от этого королевства, которые король и принцы этой земли прислали тебе, ибо на тебя одного, после Господа, возлагают они свои надежды и веру в спасение. Приди, милорд, не мешкая, и вырви нас из рук наших врагов и тех, кто нас притесняет. Ибо Саладин, предводитель врагов Христова Креста, и все язычники собираются безо всякого стыда наброситься на Иерусалимскую землю и завоевать ее, упаси Боже!»

Король взял патриарха за руку и поднял его с колен: «Пусть наш Господь, Иисус Христос, всемогущий царь, станет спасителем своего народа и отвратит свой гнев от него, а мы ему поможем, чем сумеем, с помощью того, в ком пребывают честь и слава!»

После этого Генрих II заявил, что такое важное дело надо обсудить на Большом совете. Этот совет собрался в Клеркенвелле 18 марта.

Те несколько дней, которые оставались до совета, король провел в Кларендоне, охотясь вместе со своим зятем, герцогом Саксонским, который пришелся ему по душе. Отчеты казначейства за этот год отмечают расход в 76 шиллингов 10 пенсов «на пшеницу, ячмень и мед для приготовления пива для герцога Саксонского»[408].

Джеральд Уэльский, честолюбивый священник, которого Генрих взял на свою службу, главным образом для того, чтобы присматривать за ним и не позволять сбивать с толку своих коллег – сельских священников, заговорил с ним о том, какая огромная честь для самого короля и для всей страны, что такой выдающийся человек, как патриарх, приехал к нему с подобной миссией. Однако Джеральд выбрал для этого самый неподходящий момент – когда Генрих приготовился уже к погоне за дичью.

Будучи реалистом, король ответил: «Если к нам приехал патриарх или кто-нибудь другой, значит, он нуждается в нас больше, чем мы в нем».

Но Джеральда не так-то легко было сбить с намеченного пути: «Ты должен думать, король, что это большое преимущество и честь, если изо всех королей на земле тебя одного выбрали для службы Христу».

«Хорошо вам, попам, толкать нас на битвы и лишения, – ответил Генрих II, – ведь вы не получаете в бою ударов и не терпите никаких лишений».

Когда собрался Большой совет, Генрих II в присутствии патриарха задал своим баронам и епископам вопрос: «Следует ли королю самолично идти спасать Иерусалим, или он ни в коем случае не должен покидать Англию, которой правит под присмотром матери-церкви?»

Члены совета, вне всякого сомнения, проинструктированные заранее, дали именно тот ответ, которого от них и ожидали. Они напомнили королю о его клятве, данной во время коронации, «поэтому будет лучше для всех и гораздо полезней для души короля, если он будет управлять своей страной с надлежащей умеренностью и защищать ее от нападения варваров и иноземцев, чем если он самолично займется спасением людей, живущих на Востоке»[409].

Генрих II был весьма практичным человеком, далеким от романтики и идеализма. Он считал своей главной задачей сохранить в целости и сохранности свою обширную империю. Сама мысль о том, чтобы отправиться на край земли, бросив ее на растерзание своим сыновьям, амбициозным баронам Севера и мятежным графам Юга, а также шотландцам, фламандцам и французам, которые однажды уже пытались сделать это, пока он искал ветра в поле на другом конце Европы, казалась ему абсолютно безумной. Зачем ему, королю Англии, герцогу Нормандии и Аквитании, графу Анжу и Мэна, величайшему правителю Запада, корона Иерусалима, этого крошечного княжества, раздираемого интригами и заговорами, которому угрожает огромная, дисциплинированная армия человека, славящегося во всем мире своим полководческим талантом?

Генрих не любил воевать. Все, чем он владел, было завоевано его упорством, хитростью, иногда мошенничеством, но отнюдь не сражениями. Пусть те, кому нечего терять, молодые, романтично настроенные безземельные рыцари, обожающие турниры, отправятся на поиски приключений, а он будет крепко держать то, что имеет. Однако, чтобы патриарх не подумал, что проделал столь дальний путь понапрасну, Генрих, как истинный христианин, предложил ему на защиту Святой земли 50 тысяч марок[410].

Патриарх, испытавший крушение всех своих надежд, сказал ему: «Этим, король, ты не спасешь свою душу и не защитишь Христово наследство. Мы явились в поисках принца, а не денег. Почти все страны мира присылают нам деньги, но никто не шлет принца. Мы ищем человека, которому нужны деньги, а не денег, которым нужен человек».

После этого он попросил Генриха отдать им одного из своих сыновей, хотя бы самого младшего, который стал бы их королем, чтобы потомки Фулька Анжуйского продолжали править Иерусалимом. Джон, воспламененный горячим призывом патриарха, упал перед отцом на колени и стал умолять отправить его в Иерусалим. Однако Генрих ответил решительным отказом – у него на Джона были свои планы[411].

А тем временем Ричард, сильнее, чем раньше, уверенный в том, что отец хочет отнять у него Аквитанию, вооружил все свои замки и вторгся во владения Джефри, желая внушить ему мысль держаться от герцогства брата подальше. Поэтому Генрих II стал готовиться к отъезду в Нормандию, чтобы заставить своих воинственных сыновей помириться. 15 апреля 1185 года в Англии случилось сильное землетрясение, совершенно неслыханная для этой страны вещь. Был разрушен почти весь Линкольнский собор; уцелел лишь западный фасад, сооруженный Ремигиусом, который с 1086 по 1092 год был епископом Линкольна. Епархия снова осталась без руководства, ибо Уолтер Кутанс, посвященный в сан Линкольнского епископа с 1183 году, был избран после смерти Ротру архиепископом Руанским и в феврале 1185 года уехал в Нормандию[412].

На следующий день после землетрясения Генрих с патриархом отправились в Дувр, где собирались сесть на корабль и переплыть пролив. Гераклиус, понимая, что его миссия подошла к концу, в последний раз обратился к королю с просьбой уехать вместе с ним в Святую землю, но Генрих снова отказался. Патриарх напомнил ему о почестях, обширных землях, долгом царствовании, славе, успехах и победах, которые даровал ему Господь. И как же, спросил он, Генрих Его отблагодарил? Он нарушил клятву, данную своему господину, королю Людовику, развязал войну, отобрал у него земли и увел у него жену. И в заключение своей тирады патриарх обвинил короля в гибели святого Томаса, ибо убийцы действовали по его приказу, а это равносильно тому, что король сам его зарезал.

Удар попал в цель. Генрих, глаза которого стали бешеными от гнева, повернулся к нему. Гераклиус склонил голову и подставил ему свою шею.

«Сделай со мной то же самое, что ты сделал с благословенным Томасом», – сказал он.

Выругавшись, король сказал:

«Если бы все люди моей страны стали единым целым и заговорили бы едиными устами, они не осмелились бы произнести то, что произнес ты!»

«Неужели ты думаешь, что они любят тебя, если они судят о тебе по твоему богатству, а не по твоим словам? Такие люди идут за деньгами, а не за человеком; повсюду поклоняются власти, а не личности».

Генрих, чей гнев немного остыл, пытался объяснить прелату, что не может покинуть свою страну, ибо, если он уедет, его сыновья опять начнут воевать и отберут у него все земли.

«В этом нет ничего удивительного, – ответил патриарх, – ибо они пришли от дьявола; к дьяволу и уйдут».

И один из них, Джон, и вправду продемонстрировал намерение как можно скорее отправиться к дьяволу, судя по тому, что он натворил в Ирландии. 31 марта в Виндзорском замке Генрих II посвятил его в рыцари и велел ехать в Ирландию, чтобы обуздать тамошнего вице-регента Хью Лейси, которого недоверчивый Генрих II начал подозревать в намерении сделаться королем этой страны. В 1176 году, после смерти Крепкого Лука, король назначил наместником Ирландии Вильяма, сына Элдельма. Вильяму, однако, не удалось удержать свободолюбивых ирландцев в подчинении, и его сменил Хью Лейси, которому Генрих II даровал весь Миф целиком. Хью относился к ирландцам и английским колонистам строго, но справедливо. Он так хорошо поладил с жителями острова, что король Коннота, Рори О’Коннор, отдал ему в жены свою дочь. Его популярность среди ирландцев, его решительный отпор грабительской политике англичан, а также неверные, по мнению короля, сведения о своей деятельности вкупе с жалобами колонистов заставили Генриха II подумать, что Хью планирует захватить власть в Ирландии[413].

В 1177 году король объявил Джона лордом Ирландии, так что нет ничего удивительного, что он, решая, кому передать управление этой страной, в первую очередь подумал о сыне. Джону было уже около девятнадцати лет, и король решил, что именно он должен отправиться в Ирландию, чтобы проверить, чем там занимался вице-регент, восстановить мир и подчинить своей воле мелких ирландских князьков и колонистов. 24 апреля 1185 года молодой принц вышел из Милфорд-Хейвена в море. С ним шел флот из шестидесяти кораблей, которые везли триста рыцарей и множество солдат[414]. Самым важным членом этой экспедиции, по мнению Джона, был Джеральд Уэльский, который в 1183 году побывал в Ирландии и имел много родственников среди тех валлийцев, которые в 1169 году переселились на этот остров.

25 апреля Джон высадился в Уотерфорде. Его встретили ирландские вожди – союзники англичан. И они предложили ему обменяться поцелуями мира. Спесивые молодые нормандцы, которых Джон выбрал себе в советники, увидев длиннобородых ирландцев, облаченных в национальную одежду, а не в платье, сшитое по последней нормандской моде, разразились презрительным смехом. Они принялись дергать вождей за бороды и потешаться над ними.

Так, в самый первый день появления Джона в Ирландии его миссия потерпела провал, и с каждым днем его пребывания на острове положение только ухудшалось. «Три столпа Ирландии, – как Джеральд Уэльский называл королей Лимерика, Коннота и Корка, – собирались подчиниться Джону в надежде, что он принесет мир в их многострадальную страну. Но когда они узнали, как Джон и его свита оскорбили их соотечественников, они позабыли о своей древней вражде и поклялись отомстить ему».

Джон вместе со своим войском ушел в Дублин и сделал все, чтобы его дело потерпело крах. Настроив против себя ирландцев, он оскорбил многих английских чиновников, главным среди которых был Хью Лейси. Джон отобрал у колонистов земли и замки, чтобы передать их своим фаворитам – хвастунам и корыстолюбцам, презирающим других людей, любителям вина и женщин и мастерами давать всяческие клятвы[415]. Пока вожди предавались безделью и разврату, простые солдаты голодали, поскольку деньги, предназначенные для оплаты их услуг, Джон положил себе в карман[416]. Отощавшие вояки занялись грабежом; опустошив прилегающие к Дублину земли, многие из них перешли на сторону ирландцев[417].

Ирландцы хорошо подготовились к войне, и когда они нанесли свой удар, то английские войска были выброшены из страны. Донелл О’Брайен, король Лимерика, наголову разгромил войско принца Джона. В битве полегло много английских солдат. Пришельцы укрылись в нескольких замках и городах на побережье. Хью Лейси и колонисты, которым безмозглые нормандцы и их бездарный вождь нанесли смертельное оскорбление, и пальцем не пошевелили, чтобы помочь им.

Погубив свою армию и чуть было не погибнув сам, Джон понял, что провалил задание отца. Узнав о бесславном конце экспедиции, Генрих II назначил вице-регентом Ирландии Джона де Курси, а сыну велел возвращаться в Англию. 17 декабря принц Джон высадился на английском берегу, погубив свою репутацию и оставив в Ирландии Джеральда Уэльского. Последний пробыл там до Пасхи, собирая материал для книги, которую он задумал написать, под названием «Топография Ирландии».

Пока младший сын демонстрировал свою полную неспособность к управлению, Генрих, прибывший 16 апреля в Нормандию, снова решил подчинить себе старшего сына. Он понял, что совершил большую ошибку, короновав молодого Генриха короной Англии; теперь он впал в другую крайность, лишив своего наследника, Ричарда, всех его земель. Наверное, он руководствовался излюбленным высказыванием своей матери-императрицы: «Если у необученного ястреба постоянно забирать мясо и прятать его, он станет покорным и будет всегда возвращаться к своему хозяину»[418].

В конце апреля Генрих II приказал королеве Элеоноре в сопровождении герцога Саксонского явиться к нему в Нормандию. Когда королева впервые после 1174 года пересекла пролив, «король сразу же приказал своему сыну Ричарду безо всякого промедления отдать Пуату, со всеми его принадлежностями, королеве Элеоноре, своей матери, ибо это было ее наследство». Генрих II нашел-таки способ заставить Ричарда отдать Пуату мирным путем, без войны. Ричард и его мать всегда крепко любили друг друга. Он держал герцогство от ее имени и отдал его ей без звука.

Ричард был поражен и глубоко уязвлен поступком отца, лишившим его герцогства. Это не могло быть наказанием, ибо король, как показалось Ричарду, смирился с его отказом отдать Аквитанию Джону, поскольку в начале года отослал его в Пуату. Не думал же отец, что Ричард не справляется с управлением, ведь ему одному удавалось держать в узде эту мятежную область? Более того, в прошлом году Ричард бок о бок с отцом сражался под стенами Лиможа, когда братья предали отца и хотели его погубить! И в награду за это он был лишен Аквитании!

«И тогда укрощенный сын остался с отцом»[419]. Генрих ликовал – он забрал у ястреба мясо, и тот вернулся и покорно уселся ему на руку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.