Глава 16 «Солдат на службе у своего отца», 1179–1181

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 16

«Солдат на службе у своего отца», 1179–1181

После того как Ричард Люси, главный юстициарий, ушел на покой, король почувствовал необходимость реорганизовать всю юридическую систему в Англии, которую тот возглавлял. 10 апреля 1179 года на Большом совете в Виндзоре Генрих II предложил новую структуру. Прежнее деление страны на шесть юридических округов приводило к слишком сильному распылению власти; последующее решение об использовании всего лишь пяти судей не позволяло справиться с большим объемом судебных дел.

Поэтому Генрих II разделил страну на четыре округа. В три округа он назначил по пять судей, а в четвертый – шесть. Три округа возглавляли епископы, обладавшие большим опытом службы королю. В Юго-Западный округ был определен епископ Ричард Винчестерский, в Мидленд – епископ Джефри Илийский и в Восточную Англию и Юго-Восток – епископ Джон Нориджский. Раннульф Гленвиль и пять других юстициариев должны были работать на севере, а также служить «юстициариями, назначенными в королевский суд для того, чтобы выслушивать жалобы людей»[351].

Назначение епископов юстициариями стало прямым нарушение законов церкви. Это было запрещено XXV каноном Третьего латеранского собора (1179). Этот канон, наряду с другими последними указами, строго запрещал духовенству занимать светские должности. Тем, кто не подчинялся этим указам, грозило лишение церковных постов из-за пренебрежения своими духовными обязанностями. Впрочем, названные выше епископы стали духовными отцами совершенно случайно; они были способными и преданными гражданскими чиновниками, которых король наградил за их службу самыми дорогими подарками – епископскими кафедрами.

Ральф Дицето рассказывает о том, с какими трудностями столкнулся Генрих II, пытаясь подыскать честных и толковых судей[352]. Король не менял своих целей, но сколько раз ему приходилось менять людей, с помощью которых он надеялся их достичь! Он назначал судьями аббатов, графов, военных, членов своего двора и самых близких друзей, но все оказывалось напрасным. Они притесняли бедных, решали дела в пользу богатых и за взятку были готовы на все.

Ральф, преданный сторонник короля, пытался сбросить ответственность за притеснения с королевских плеч на плечи его судей. Мы не станем отрицать, что многие из них были продажны и корыстны. Не вызывает сомнения и тот факт, что король смотрел на выходки своих любимцев сквозь пальцы – вспомним о том, как он отнесся к грабежу, учиненному в 1177 году Раннульфом Гленвилем в Йоркшире. Но какими бы продажными ни были юстициарии, они лишь следовали примеру своего господина. Пока суды будут использоваться как средство для выколачивания денег, судьи-взяточники не переведутся.

Конечно, юридическая система тех времен часто бывала продажной и неэффективной, однако значение крупных реформ, проведенных Генрихом в английском судопроизводстве, трудно переоценить. Их непосредственной задачей являлась передача правосудия из рук баронов в руки королевских судей, которая преследовала целью ограничение независимости баронов, но в результате этих реформ была создана единая система судов и юридических процедур на всей территории Английского королевства, и все его жители стали подчиняться общему закону. Конечно, правосудие, осуществляемое королевскими чиновниками, было далеко от совершенства, но все равно стало гораздо эффективнее правосудия местных судов. Регулярные поездки странствующих судей, которые выслушивали дела во всех уголках королевства, позволили создать в Англии единую систему судопроизводства.

Генрих попытался также уменьшить значение примитивных судебных испытаний водой и поединком и заменить их более разумными процедурами. И хотя обвиняемых по-прежнему подвергали испытанию водой, это делалось только после того, как обвинения против них выдвигали достойные доверия добропорядочные люди, а их соседи поддерживали это обвинение определенным числом голосов. Того, кто, по мнению соседей, совершил тяжкое преступление, подвергали высылке, несмотря на то что ему удавалось выдержать испытание водой. Более того, король забрал из юрисдикции баронских судов целый класс судебных дел, которые касались владения землей. Раньше такие дела решались в ходе поединка, а теперь судьи стали выносить вердикты на основе ассиз «Новый диссейсин» («Новый владелец») и «Покойный предок».

В прошлом году, выполняя свой обет и не особенно расщедрившись, Генрих основал два новых монастыря. Теперь он приступил к созданию третьего, проявив еще большую скупость. Он велел монахам Гранд-Шартрёза, что в Бургундии, прислать ему небольшую группу иноков, которых обязали создать первый картезианский монастырь в Англии, что они и сделали с некоторыми опасениями. Их орден был невелик, поскольку больше всего беспокоился не об увеличении своих рядов, а о том, чтобы каждый их монастырь стал настоящим центром святой жизни. В каждой обители проживало не более тридцати монахов, каждый проводил всю свою жизнь в молитвах и размышлениях. У всех монахов-картезианцев были свои собственные домики с садами, стоявшими вокруг монастыря, и равное им число светских братьев.

Когда небольшая группа картезианцев приехала в Англию, Генрих II отдал им манор Витем, располагавшийся на опушке Селвудского леса, на границе Сомерсета и Уилтшира, и предоставил самим себе. Изумленные иноки оказались в диком, отдаленном месте без крыши над головой, ибо манор был заселен крестьянами. Объясниться с ними монахи не могли, поскольку английского языка не знали. Они построили для себя домики и попытались начать хотя бы видимость монастырской жизни. Король снова и снова обещал помочь им, но ничего не делал. Наконец настоятель, отчаявшись дождаться помощи от короля, вернулся в Шартрёз и рассказал, в каком положении оказалась его братия.

Когда оставшиеся монахи уже собирались сбежать в Бургундию, король прослышал о Хью Авалонском, прокураторе Гранд-Шартрёза, и отправил туда епископа Реджинальда Батского, велев ему приложить все силы, чтобы Хью приехал в Англию и возглавил обитель в Витеме[353].

Хью обладал большой святостью и здравым смыслом. К вещам этого мира он был совершенно равнодушен и гораздо больше уважал и любил самого несчастного и уродливого прокаженного, чем какого-нибудь короля. Он пребывал скорее в ином мире, чем в этом, но, когда долг потребовал от него заняться мирскими делами, он проявил такую проницательность, которая, в сочетании с его бесстрашием, позволила ему тягаться на равных даже с таким хитрым противником, как Генрих II.

Прибыв в Англию, он начал с того, что выселил из манора его прежних обитателей, заставив короля компенсировать все затраты на переезд. Монахи поговорили с Генрихом по душам, и он начал выполнять свои обещания. В результате этого Хью смог начать в Витеме строительство монастыря по картезианскому образцу. В документах казначейства за 1180 год отмечаются первые расходы на создание этой обители. Король выделил 40 фунтов «на работы картезианских монахов, живущих в Витеме» и 13 фунтов 6 шиллингов 8 пенсов на покупку одежды для них[354].

Стоимость денег при Генрихе II постоянно снижалась из-за выпуска фальшивых монет и их обрезки, из-за чего вес пенни, проходивших через многие руки, все время уменьшался. Кроме того, чеканщики в каждые 11 унций 2 пеннивейта серебра (345,21 г) вместо дозволенных 18 пеннивейтов (27,99 г) примесей добавляли больше (соответственно, серебра в монете становилось меньше). Монетными дворами управляли чеканщики, частные предприниматели, которые покупали свои прессы у королевского златокузнеца. Играя на разнице между стоимостью слитка серебра, установленной королем, и стоимостью сплава, из которого они чеканили пенни, они приобретали огромную прибыль. Король, в свою очередь, получал слитки серебра из рудников, располагавшихся в основном в Корнуолле и принадлежавших короне.

В 1180 году Генрих II выпустил новую монету, «пенни с коротким крестом», которая чеканилась в Англии с 1180 по 1247 год безо всяких изменений, даже без перемены надписи. За это время в стране сменилось четыре короля. Это, вероятно, самая уродливая английская монета, по-детски грубая и плохой чеканки. На ее лицевой стороне внутри круга изображена голова короля с короной, а в наружном круге идет надпись «Henricus Rex» и видна рука, держащая скипетр. На обратной стороне – короткий крест во внутреннем круге (по нему монета и получила свое название), а между перекладинами креста – четыре группы шишечек, по четыре в каждой. Во внешнем круге были указаны название города, где была отчеканена монета, и сокращенное имя чеканщика[355].

Когда эти монеты пустили в обращение, старые изъяли. День святого Мартина, 11 ноября 1180 года, объявили последним днем, когда старые монеты можно было обменять на новые[356]. От этого обмена очень сильно пострадали бедняки, ибо монеты обменивали не по принципу – одна новая монета за одну старую, а по весу. Старые деньги так сильно уменьшились в весе, что в среднем за десять пенни давали только девять новых[357].

Король Людовик VII, которому к тому времени исполнилось уже шестьдесят лет, начал ощущать груз своего возраста. Поэтому он решил помазать своего единственного сына Филиппа на царство и короновать его. Он велел своим баронам, епископам и графам 15 августа 1179 года, в день Успения Пресвятой Богородицы, собраться в Реймсе на коронацию принца, которому через шесть дней после нее должно было исполниться пятнадцать лет[358].

Однако накануне назначенного дня Филипп сильно заболел. Охотясь в лесу, он отстал от своих спутников и заблудился. Всю ночь он рыскал по лесу, а утром встретил углежога, который и отвел его домой. Филипп, очевидно, имел слабое здоровье; от страха и переохлаждения он заболел, и все боялись, что он умрет[359].

Людовик VII был вне себя от отчаяния и беспокойства; «король, отец юноши, готов был отдать свою жизнь, только бы не видеть, как страдает его сын». Однажды ночью ему приснился сон, в котором ему явился архиепископ Томас и сказал: «Наш Господь, Иисус Христос, послал меня, своего слугу Томаса Кентерберийского, мученика, сообщить тебе, что если ты веришь и с открытым сердцем придешь к Его слуге Томасу Кентерберийскому, мученику, то твой сын оправится от болезни».

Людовик рассказал своим советникам об этом сне и спросил их, стоит ли ему ехать в Англию, чтобы попросить святого мученика помолиться за него. Они сказали, что делать этого нельзя, «ибо он подвергнет себя опасности, если поплывет в другое королевство и попадет в руки сильного человека». Но на следующую ночь святой Томас снова явился к нему, а потом еще и в третий раз, после чего Людовик, не обращая внимания на опасность, все-таки решился совершить паломничество в Англию.

Сопровождаемый графом Филиппом Фландрским, который в прошлом году вернулся из Святой земли, и небольшой группой дворян, король Франции 22 августа, в среду, высадился в Дувре: «Приняв имя и одежду паломника, он с большой преданностью посетил Англию, где ни он и ни один из его предшественников никогда не были, с враждебными ли намерениями или как мирные гости». Генрих встретил его в порту с большой толпой духовенства и простых людей и принял своего старого соперника, измученного горем и тревогой, с большими почестями.

Рано утром оба короля отправились в Кентербери. Людовик спустился в склеп к раке мученика и распростерся на полу перед могилой своего друга. Он пролежал здесь, в посте и молитве, весь день и всю ночь. 26 августа Генрих проводил его в Дувр, и Людовик вернулся во Францию.

Добравшись до Парижа, измученный страданием отец узнал, что его сын уже совершенно здоров. Людовик издал указ о том, что коронация Филиппа состоится 1 ноября, а потом отправился в Сен-Дени, чтобы поблагодарить Господа за выздоровление сына. По пути в аббатство его разбил паралич, и вся правая часть его тела отнялась[360].

1 ноября 1179 года, в День Всех Святых, Филипп был коронован в Реймсе своим дядей, кардиналом Вильямом, архиепископом Реймсским. Его крестный отец, граф Филипп Фландрский, во время процессии держал в руках золотой меч государства, а молодой Генрих, в знак дружбы, нес перед молодым королем, которого он назвал своим братом, золотую корону. Корона оказалась слишком тяжелой для хрупкого Филиппа, и Генрих всю коронацию держал ее над его головой[361]. Король Людовик VII на церемонии не присутствовал, хотя и мечтал о ней столько времени, – он лежал парализованный в Париже.

Филипп Фландрский сразу же постарался оттеснить королеву Аделу и ее братьев от трона молодого короля. Он приложил все усилия, чтобы очаровать Филиппа и стать его главным советчиком. Граф был ярким и щедрым человеком, который любил делать подарки; он был знаменит своими победами в турнирах – словом, был тем самым человеком, который мог поразить болезненного юношу. Графу очень быстро удалось настроить Филиппа против матери и ее братьев. Молодой король изгнал своих дядьев из своего двора и так жестоко разругался с матерью, у которой хотел отобрать земли, доставшиеся ей в приданое, что она вынуждена была искать приюта у братьев. И чтобы обеспечить себе полную власть, он выкрал у отца, который лежал в параличе, его большую печать[362].

Он так сильно запугал королеву Аделу и ее братьев, что они в отчаянии обратились к молодому Генриху, прося его употребить все свое влияние на отца и попросить, чтобы он помог им. Хотя молодой Генрих всегда был в самых лучших отношениях с Филиппом Фландрским, он испытывал горячую привязанность к своему тестю, не способному теперь управлять страной и повлиять на своего сына. Ради него молодой Генрих в конце марта 1180 года пересек Ла-Манш и рассказал своему отцу о том, что случилось во Франции. До Генриха II уже дошли тревожные слухи о поведении Филиппа, и он боялся, что молодой французский король вторгнется в Нормандию. Поэтому он отправил посольство к королю Людовику, но болезнь сделала его совершенно беспомощным, и посольство возвратилось ни с чем[363].

Людовик VII, когда в семье Генриха II возникла подобная ситуация, поддержал сына короля и оказал ему всю возможную помощь. Генрих II же, напротив, забросил все свои дела и отправился в Нормандию, чтобы попытаться урезонить мятежного Филиппа. Но, прежде чем уехать, он назначил главным юстициарием Раннульфа Гленвиля, который должен был управлять Англией в его отсутствие[364].

Оба Генриха высадились в Нормандии около 15 апреля 1180 года. К ним пришли королева Адела, два ее брата, графы Теобальд Блуаский и Стефан Сансерский, и множество французских дворян, которых угнетал Филипп, и обратились с просьбой о помощи. Король Генрих II пообещал сделать все, что в его силах, и собрал армию, намереваясь после Пасхи вторгнуться во Францию. Филипп, узнав об этом, стал готовить свою армию к войне.

Однако сразу же после Пасхи он понял, что французские дворяне настроены против него, и побоялся вывести их на поле боя. Он уехал во Фландрию и, не послушавшись своих советников, которым очень не нравилось растущее влияние графа Фландрского на их господина, женился на Изабель Хейно, племяннице графа Филиппа, десятилетней девочке. Граф, не имевший детей, пообещал сделать молодого Филиппа своим наследником во Фландрии и в Вермандуа, которое досталось ему в приданое за женой.

Король Филипп приказал своим баронам и епископам явиться 8 июня, в праздник Пятидесятницы, в город Сан на коронацию своей жены. Однако по мере приближения этого дня граф Филипп стал опасаться, что французская аристократия, недовольная женитьбой короля, попытается отменить коронацию. Он посоветовал королю ускорить ее. Филипп и Изабель были коронованы на восходе солнца в день Вознесения, 29 мая, в аббатстве Сен-Дени Ги Нойером, который сменил кардинала Вильяма на посту архиепископа Санского.

Во Франции сразу же разразилась буря протестов – точно такая же, как та, что захлестнула Англию после коронации молодого Генриха архиепископом Йоркским. Французские аристократы, и без того разозленные женитьбой короля, возмущались тем, что его коронация прошла почти что втайне. Однако их гнев не шел ни в какое сравнение с яростью дяди молодого короля, кардинала Вильяма, поскольку право короновать королей и королев Франции принадлежало только ему. Он тут же отправил послов к папе с жалобой на нанесенное ему оскорбление и потребовал, чтобы все участвовавшие в этом понесли суровое наказание.

28 июня Генрих II встретился с обоими Филиппами в Жизоре и попытался урезонить их. «То уговорами, то угрозами» он убеждал молодого короля помириться с матерью и дядьями. Граф Фландрский горячо протестовал против этого, но Филипп в конце концов согласился вернуть им свою милость. После этого Генрих и молодой французский король подписали договор, который включал в себя большую часть статей из соглашения, заключенного Генрихом и Людовиком VII в сентябре 1177 года. После этого Генрих II занялся своим кузеном, графом Фландрским. Не сумев убедить своего крестного сына, граф Филипп снова принес королю клятву верности за те земли, которые он держал в Англии, после чего Генрих II согласился продолжать выплачивать ему ежегодную субсидию в тысячу марок[365].

18 сентября в Париже, раздав «все золото и серебро, драгоценные камни и кольца, дорогие одеяния и королевские украшения, которые он имел, бедным», умер король Людовик VII. «Это был человек, горячо преданный Богу и нежно любивший своих подданных, искренне почитавший свое духовенство, но чересчур простодушный для принца»[366].

Несмотря на то что незаконнорожденный сын Генриха II Джефри был избран епископом Линкольна, он не был еще рукоположен. Будучи дьяконом, он получал доходы от престола, в то время как епархия вот уже пятнадцать лет не имела епископа. Поэтому папа приказал архиепископу Ричарду проследить, чтобы Джефри был либо возведен в сан епископа и начал выполнять свои обязанности, либо безо всякой задержки отказался от этого поста. После своих военных подвигов в кампании 1173 года, когда Джефри воевал вместе с отцом, сделавшим его канцлером, он искренне сомневался, получится ли из него епископ. Но его избрание было утверждено папой и, разумеется, королем, который сам его и обеспечил. Поэтому он не станет возражать против его рукоположения. Неудивительно, что Джефри, находившийся с отцом в Нормандии, вскоре после Пасхи 1181 года совершенно искренне написал архиепископу Ричарду:

«Благословенному отцу и лорду Ричарду, милостью Божьей архиепископу Кентерберийскому и легату апостольского престола, Джефри, сын лорда короля и канцлер, шлет привет и свое преданное почтение.

Ваше апостольское величие и святительство с радостью велели мне принять в указанное время священнический сан и достоинство епископального чина. Я, однако, полагая, что гораздо большее число епископов, умудренных разумом и годами, вряд ли подходят для этой должности или способны выполнять обязанности епископов надлежащим образом, не погубив свои души, опасаюсь принять на себя, будучи моложе их, бремя, которое оказалось непосильным для тех, кто старше меня, и причиной этому является не мое легкомыслие, но почтение к Священному Писанию.

Обсудив это дело с милордом королем, моим отцом, с милордами и братьями, королем и графами Пуату и Бретани, а также с епископами Генрихом из Байё, Фроже из Сееза, Реджинальда из Бата и другими епископами, которые присутствовали при этом, я… решил отказаться от епископских обязанностей, желая в настоящее время стать солдатом на службе у своего отца.

Поэтому я, по своему собственному желанию, целиком и полностью отдаю в ваши руки, святой отец, все права моего избрания и епископство Линкольнское и прошу вас, как моего митрополита, назначенного на этот пост апостольским престолом, освободить меня от избрания и от епископской кафедры.

Прощай»[367].

Генрих II собирался в апреле вернуться в Англию, но получил настоятельную просьбу французского короля Филиппа прийти к нему на помощь. Граф Фландрский разорвал мирный договор и вторгся во Францию, надеясь восстановить свое влияние на молодого короля. Генрих немедленно отправился на встречу с ним в Жизор. Употребив все свое влияние на графа, он сумел отговорить его от войны. После этого он сообщил королю Филиппу о своем намерении отбыть в Англию и заверил его, что если ему потребуется его помощь, то молодой Генрих окажет ее.

Генрих II отплыл из Шербура и 26 июля 1181 года высадился в Портсмуте. Вскоре после этого он издал ассизу об оружии, в которой заявил, что каждый свободный светский человек обязан приобрести доспехи и оружие, подходящее его положению в обществе, чтобы быть готовым к службе в королевской армии. В ассизе было определено, кому какое полагается вооружение: рыцарь обязан иметь кольчугу или полный кольчужный доспех, шлем, щит и копье, а свободный простолюдин – стеганую куртку из кожи или полотна, возможно усиленную стальными пластинами, стальной головной убор и копье. Эти доспехи запрещалось продавать или вывозить из страны; они должны были передаваться от отца к сыну. Тот, кто не сумеет обеспечить себя доспехами и оружием, будет наказан, как гласила ассиза, не потерей земли или имущества, а потерей ноги или руки. Упорное сопротивление, которое оказали шотландцам жители Йоркшира, и разгром, учиненный фламандцам стойкими бойцами Восточной Англии, научили Генриха ценить фирд (ополчение свободных людей). Как резко отличалось от него феодальное войско, состоявшее из баронов и рыцарей, всегда готовое изменить своему господину и потому ненадежное. Поэтому Генрих потребовал, чтобы свободные люди были хорошо вооружены.

20 сентября 1181 года умер папа Александр III, пробыв на посту понтифика двадцать два года. 1 октября его преемником под именем Люций III был избран Убальдо Аллучиньоли, цистерцианский монах, которого Адриан IV, английский папа, сделал кардиналом-епископом Остии.

21 ноября 1181 года умер Роджер Понт-л’Эвек, архиепископ Йоркский, и был похоронен на хорах своего собора. Отпевал его епископ Хью Даремский. Роджер, «главный враг благословенного Томаса Мученика и кентерберийской церкви», был очень корыстным человеком, который больше любил «стричь господнюю паству, чем кормить ее»[368]. Он получил от папы Александра III приказ, гласящий, что если любой священнослужитель в его епархии не сумел раздать все свои деньги при жизни, а ждал, пока не приблизится его смертный час и надо будет составлять завещание, то это завещание будет считаться недействительным и все имущество умершего перейдет к архиепископу. Этим и другими способами он составил себе огромное состояние – «11 тысяч фунтов старыми деньгами, 3000 фунтов в золоте, золотая чаша, 7 серебряных чаш, 9 серебряных кубков, 3 деревянных кубка с серебряными украшениями, 3 серебряных солонки, 40 серебряных ложек, 8 серебряных блюд, 1 большая серебряная тарелка и несколько серебряных чаш для мытья рук»[369].

Незадолго до своей смерти Роджер оставил завещание, в котором велел раздать свое огромное состояние бедным, церквям своей епархии и своим друзьям и родственникам, названным поименно. Узнав о смерти архиепископа и его завещании, король отправил в Йорк своих чиновников, велев им забрать все имущество покойного, поскольку Роджер до своей болезни не успел раздать его сам. Юстициарии узнали, что епископ Хью получил из денег Роджера 300 марок, и велели ему отдать эти деньги королю.

«Я раздал эти деньги слепым, немым, хромым и другим беднякам, а также на ремонт церквей и мостов. Если кто-то хочет получить их назад, пусть сам и собирает, я же делать этого не буду», – заявил епископ Хью чиновникам. Король пришел в такую ярость, что велел отобрать у епископа его дом в Дареме[370].

А тем временем во Франции молодой король никогда не приглашал своих дядьев на совет; если же они хотели убедить его в чем-то, он не желал их слушать. Филипп был самонадеянный, наглый и злопамятный интриган, столь холодный по натуре, что в течение всей своей жизни не завел себе ни одного друга. Неожиданно сменив свою политику, клан Блуа вступил в союз с графом Филиппом Фландрским, собрал в декабре войско и вторгся в окрестности Бове. Многие французские аристократы, возмущенные поведением своего нового короля, присоединились к мятежникам.

Филипп в трудный час обратился к своему зятю. Молодой Генрих, которому отец приказал прийти, в случае нужды, на помощь Филиппу, собрал в Нормандии войско и вместе с Ричардом и Джефри присоединился к армии французского короля. И благодаря Ричарду, его таланту и решительности им удалось изгнать мятежников, заставить графа Стефана Сансерского сдаться и запереть графа Филиппа в его замке Крепи-ан-Валуа, который под угрозой голода вскоре был вынужден капитулировать[371].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.