Глава 7 Кларендонская ассиза, 1165–1166

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 7

Кларендонская ассиза, 1165–1166

Томас, поселившись в Понтиньи, посвятил свою жизнь раздумьям, молитвам и учебе. Его беспокоило то, что, будучи архиепископом Кентерберийским, он одновременно возглавлял монастырь Церкви Христовой, хотя и не был пострижен в монахи. Поэтому он попросил папу даровать ему одеяние инока. Александр III прислал ему рясу из самой грубой ткани и самого простого покроя, капюшон которой был слишком мал для головы архиепископа. Он сам благословил эту одежду.

Аббат Понтиньи в своей келье облачил Томаса в эту рясу, которую он стал носить под своей обычной одеждой. Александр Льюэлин не смог сдержать улыбки при виде своего хозяина в таком наряде и принялся отпускать шуточки по поводу его капюшона-маломерки.

«По крайней мере, – заметил архиепископ, – ты не будешь смеяться надо мной, как вчера».

«А что было вчера?» – спросил Александр.

«Ну, помнишь, вчера перед мессой я облачился в стихарь, который был мне слишком велик и который вспучился на спине, когда я завязал пояс, и ты спросил меня, с чего это мой зад так высоко вознесся. И если бы этот капюшон был слишком большим, ты бы заявил, что у меня вырос горб. Так что теперь я могу не бояться твоих насмешек»[129].

До этого Бекет хорошо разбирался только в законах, хотя после рукоположения в архиепископы он начал изучать Писание. В тишине и покое Понтиньи он взялся за освоение теологии. Под руководством Герберта Бошама он продолжал читать Писание. Бошам пишет, что с тех пор в его руках он всегда видел Псалтырь и Послания. Несколько дней Томас питался грубой безвкусной пищей цистерцианцев, но его желудок взбунтовался, и он заболел. Герберт напомнил ему, что он с детства привык к нежной пище и не должен в преклонном возрасте заставлять свой желудок привыкать к грубой. Так что Томас умерил свой пыл[130].

Во время Великого поста 1165 года Генрих II приехал в Нормандию и 11 апреля в Жизоре встретился с Людовиком VII. Составители хроник не сообщают нам, какие вопросы обсуждали монархи, но можно не сомневаться, что главной темой была судьба архиепископа Кентерберийского. В следующем месяце Джон Солсберийский написал Томасу, что король Франции умерил свой пыл, защищая его, поскольку боялся, что Генрих, рассердившись, пойдет на него войной.

Джон выразил также свои сомнения в том, следует ли архиепископу изучать в ссылке каноническое право. Джон Солсберийский был одним из величайших гуманистов своего времени и признанным знатоком классической науки. Он опасался, и этот страх разделяли с ним все консервативные круги, что стремление Бекета изучить закон, который отвергал классическую школу, приведет к ее забвению и что молодое поколение юристов не получит настоящих знаний и культуры.

«Разве изучение законов и даже канонов помогает человеку избавиться от грехов? – спрашивал Джон. – Я скажу больше: школьные упражнения иногда увеличивают знание и порождают смятение души, но очень редко или никогда не приводят к вере. Уж лучше бы ты раздумывал над псалмами и обратился к нравственному учению благословенного Григория, чем философствовал о разных школах»[131].

Папа и король Франции больше всего боялись одного – как бы Генрих II не заключил союза с императором Фридрихом Барбароссой. А он сделал шаг в этом направлении, приняв в Руане посольство, которое возглавлял канцлер императора, Реджинальд Дассел, кельнский архиепископ. Они договорились о том, что Матильда, старшая дочь Генриха, которой в ту пору было восемь лет, выйдет за Генриха Льва, герцога Саксонского и Баварского, самого могущественного из вассалов Фридриха, его двоюродного брата и лучшего друга. Генрих I Лев, которому было уже тридцать шесть лет, подчинил себе восточную часть Германии, а когда император воевал в Италии, почти безраздельно хозяйничал в Германии. Послы договорились также о браке дочери Генриха Элеоноры, в ту пору трехлетней девочки, с сыном императора Генрихом, которому не исполнилось еще и года[132]. Когда послы императора находились в Руане, Матильда, несмотря на свою любовь к немцам, отказалась принять их по причине того, что они были схизматиками. Теперь, когда мечта всей ее жизни осуществилась и ее сын стал королем Англии, Матильда спокойно жила в этом городе, посвятив себя богоугодным делам. Ее воспоминания об Англии были не особенно приятными, поэтому после коронации сына она посетила эту страну всего лишь один раз – на День святого Михаила в 1155 году.

Вскоре после встречи в Руане король послал к императору двух своих самых доверенных слуг, Джона Оксфордского и Ричарда Илчестерского, которые должны были обсудить все детали намечаемых браков дочерей короля. Его послы присутствовали на совете в Вюрцбурге 23 мая 1165 года. Фридрих с большим трудом добился, чтобы его епископы поддержали нового антипапу, Пасхалия III. На этом совете он заставил всех их поклясться, что они никогда не признают папой Александра III. Два английских клирика присоединились к немецким епископам. В письме аббату Стабло Фридрих похвалялся:

«Досточтимые послы моего друга, английского короля, которых он отправил к нам, поклялись на мощах святых в присутствии всего нашего двора в Вюрцбурге, от имени короля Англии и его баронов, что английский король и все его государство будет твердо стоять на нашей стороне и подчиняться господину папе Пасхалию, которому подчиняемся и мы, и держать нашу сторону; и что с этих пор он не будет иметь никаких дел со схизматиком Роландом [Александром III]»[133].

Но либо послы превысили свои полномочия, либо император переоценил искренность их клятвы, но Генрих, не упускавший случая пригрозить Александру отвернуться от него, так и не признал Пасхалия настоящим папой.

Король вернулся в Англию примерно в середине мая, оставив Элеонору в Анжере. Ее поведение здесь, по-видимому, было весьма скандальным. Епископ Джон Пуатье писал летом своему другу Томасу, чтобы тот не ожидал помощи от королевы, ибо она всецело полагалась на советы своего дяди Ральфа Файе, относившегося к архиепископу враждебно. С каждым днем, писал епископ Джон, они ведут себя все смелее, так что все, что говорили об их отношениях в прошлом, соответствует истине. Впрочем, епископ не сообщал, что же на самом деле говорили о них в прошлом[134].

Вернувшись в Англию, Генрих II сразу же занялся подготовкой к войне с Уэльсом: сделал огромные запасы зерна, солонины и сыра, а также щитов, стрел, копий, пик и топоров. Помимо регулярного феодального ополчения баронов, графов и их рыцарей, он собрал войска во всех своих континентальных владениях, присоединив к ним фламандских наемников.

К концу июля все было готово. Армия короля, за которой двигался обоз, вышла из Шрусбери и двинулась на северо-запад, к Освестри. Тем временем главные силы валлийцев собрались в Коруэне, расположенном в долине реки Ди, северо-западнее Освестри. Между англичанами и валлийцами лежала Кейриогская долина, покрытая густым лесом, и горы Бервин, высота которых составляла около 600 метров.

Не успели англичане углубиться в лес, как на них напал авангард валлийской армии, применивший ту же самую тактику, что и в 1157 году. Валлийские бойцы, засевшие в лесу, так сильно досаждали англичанам, что Генрих II остановился и приказал прорубить в лесу широкую дорогу. Когда же англичане достигли подножия гор, почва у них под ногами из-за бесконечных дождей превратилась в болото. Лошади, тянувшие тяжело груженные возы, увязали в грязи, и сдвинуть их с места было невозможно.

А в это время быстроногие валлийцы, для которых дождь не являлся помехой, обрушивали на англичан град стрел и камней. Армия Генриха остановилась и стала ждать улучшения погоды. Ветер и дождь удваивали ярость англичан. Людей и лошадей надо было кормить, и, пока армия барахталась в грязи, ее запасы стремительно таяли[135].

Обезумевший от ярости Генрих II со своей армией возвратился в Шрусбери. В его руках оказался двадцать один валлийский заложник, среди которых были два молодых сына Оуэна Гвинедда, и весь гнев короля обрушился на них. Он приказал жестоко изувечить их. Поход короля в Уэльс завершился полным провалом. Десять месяцев планирования и подготовки, а также огромные суммы денег пошли прахом[136].

Пока Генрих II воевал, Томас Бекет внушал папе, что короля можно остановить только самыми жесткими мерами, ибо он не постеснялся заключить союз с немецкими схизматиками. Скорее всего, Бекет советовал отлучить короля от церкви или наложить интердикт на всю Англию, а быть может, и то и другое. В любом случае Александр III в июне 1165 года отправил Томасу письмо, в котором писал, что времена сейчас тяжелые и поэтому он должен действовать с большой осторожностью и предусмотрительностью и сделать все возможное, чтобы вернуть милость и доброе отношение «прославленного короля Англии». В заключение папа запретил ему предпринимать какие-нибудь действия против Генриха II или английского королевства до следующей Пасхи[137].

В это время города Ломбардии начали объединяться против императора и так успешно сопротивлялись ему, что у Александра III появилась надежда вернуться в Италию. Почувствовав, что его положение укрепилось, он 23 ноября приехал в Рим и поселился в Латеранском дворце.

23 августа третья жена короля Людовика VII, Адела Шампанская, родила ему долгожданного сына, которого окрестили Филиппом, а в октябре, в Анжере, королева Элеонора произвела на свет свою третью дочь, Джоану.

В январе или феврале 1166 года Генрих II провел свой Большой совет в Кларендоне. Главным предметом обсуждения стал вопрос об улучшении работы судов.

В те времена воров и грабителей, пойманных на месте преступления или с украденными вещами на руках, судил лорд манора, который имел право повесить их, и помещики очень дорожили этим правом.

Если же в городе убивали пришедшего сюда человека, а горожане не могли доставить убийцу в суд, то штраф за это убийство налагался на весь город, поскольку считалось, что преступника укрывают жители. В судебных архивах за 1166 год отмечалось шестьдесят пять таких убийств, за которые города выплатили 171 фунт 13 шиллингов 4 пенса штрафа.

Если убийца был известен, а пострадавший не являлся чужаком, один из родственников убитого обычно выступал с обвинением против убийцы в суде графства. Если обвиняемый не признавал себя виновным, суд приговаривал его к испытанию поединком, в котором он должен был биться с обвинителем. Однако во многих случаях убийца оказывался слишком богатым и влиятельным человеком, чтобы кто-нибудь осмелился обвинить его. Бывало и так, что погибший не имел родственников или же его близкие не хотели рисковать своей жизнью, чтобы отомстить за него.

Из-за громоздких судебных процедур многие убийцы оставались безнаказанными, хотя вся округа хорошо знала, что преступление совершили они. Аналогичным образом воры и грабители, имена которых все знали, смогли избежать казни только потому, что никто не мог доказать их вину, если они не были пойманы на месте преступления или за хранением украденных вещей.

Чтобы исправить это положение, Генрих II и его совет разработали судебные процедуры, изложенные в Кларендонской ассизе. Главным пунктом этого закона было следующее: для установления имен воров, грабителей и убийц и тех, кто их укрывает, создавалась группа присяжных расследователей, которая должна была выявить всех известных преступников с начала правления Генриха. От каждой сотни (административной единицы, из которых состояли графства) должны были быть выбраны двенадцать достойных доверия человек, а от каждого города – четыре. Они обязывались дать клятву, что будут говорить только правду. После этого юстициарии или шерифы должны были опросить их, не знают ли они кого-нибудь в своем городе, кого народ считает виновным в указанных преступлениях.

Названные люди подвергались древнему испытанию водой. Во время этого испытания подозреваемого со связанными руками бросали в пруд, который по благословению церкви использовался для этой цели. Если он был виновен, то вода принимала его и он тонул, если же нет, то вода отвергала его и он плавал на поверхности. Признанных виновными казнили через повешение. Однако если признанный невиновным человек имел плохую репутацию, то он должен был покинуть Англию и уехать в другую страну (многие беглецы находили приют в Шотландии), а его имущество конфисковывалось и передавалось королю.

Сразу же после окончания совета Ричард Люси, один из двух главных юстициариев, и Джефри Мандевиль, граф Эссекс, отправились внедрять этот закон по всей стране. Они выполняли свои обязанности с большим рвением. К Михайлову дню главный юстициарий в одиночку или вместе с графом Джефри ввел закон в действие в двадцати семи графствах, и во время своего полугодового отчета в казначействе шерифы рассказали о результатах своей поездки. Например, шериф Линкольншира «отчитался о конфискованном имуществе беглецов и тех, кто не выдержал испытания водой. Он передал казначейству 23 фунта 15 шиллингов и 4 пенса, которые были отмечены зарубками на двух счетных палках». За этим следовал список, содержавший сорок одно имя, и указаны выплаченные этими людьми суммы. Они варьировались от 12 пенсов, которые заплатил Херевард, до 71 шиллинга 10 пенсов от Гилберта из Харбро[138].

В двадцати семи графствах были обнаружены 570 беглецов, которые предпочти покинуть страну, чем подвергнуться испытанию водой или не пройти его. Больше всего беглецов, 129 человек, нашли в Йоркшире, самом густонаселенном графстве, за ним шли Норфолк и Саффолк – 103 человека в каждом. Список замыкал Уилтшир, где отыскали всего трех беглецов. Общая сумма собранных денег составляла чуть меньше 400 фунтов.

Другим крупным указом этого совета стала ассиза «Новел диссейсин» («Новый владелец»), то есть указ о людях, которые приобрели имущество незаконно. Текст этого постановления не сохранился, но считается, что его приняли на этом совете, поскольку действия, которые он разрешал, были впервые отмечены в документах казначейства именно за этот год, например: «Томас Люфэм обязан [заплатить] 20 шиллингов согласно королевской ассизе о незаконном владении имуществом»[139].

Согласно этой ассизе, если человек заявляет суду, что у него незаконно отобрали землю, он может получить у короля приказ о том, чтобы королевский юстициарий принял клятву у двенадцати законопослушных людей, проживающих в этой местности, а потом спросил их: «Правда ли, что А. незаконно и несправедливо отобрал у Б. его земли?» Если ответ будет утвердительным, то земли Б. будут немедленно ему возвращены, а А., по всей вероятности, будет подвергнут штрафу, как и случилось с Томасом Люфэном. Если же ответ будет отрицательным, то Б., вероятно, самого подвергнут штрафу за ложное обвинение.

Значение этого указа трудно переоценить, поскольку он позволял быстро и по заслугам наказать преступника. Это была первая из ассиз, посвященная защите собственности. Именно эти указы являются одним из самых весомых вкладов Генриха II в английское законодательство. Более того, тем самым был сделан один из решающих шагов, направленных на ограничение прав частных баронских судов и передачу дел из них в королевский суд.

Дела, связанные с землевладением, обычно слушались в суде того лорда, который сдавал в аренду эту землю. А поскольку ее чаще всего забирал сам господин, то арендатор, естественно, не мог добиться справедливости. Передав имущественные дела в свой суд и поставив приговор в зависимости от клятвы двенадцати добропорядочных людей, английский король добился, чтобы бароны не отбирали земли у своих арендаторов.

И наконец, на этом же судьбоносном совете Генрих II потребовал, чтобы специальная комиссия точно определила, скольким рыцарям его главные землевладельцы раздали земли. До этого источником информации об этом служила «Книга Судного дня», составленная в 1086 году. От количества арендаторов зависел размер начисляемых сборов и налогов на освобождение от военной службы. «Книга Судного дня» содержала список феодов, принадлежавших Вильгельму Завоевателю и его арендаторам. Вильгельм раздавал своим баронам поместья при условии, что они будут выставлять для его армии определенное количество рыцарей, причем их число не зависело от размеров поместья. Однако бывали случаи, когда барон выставлял больше рыцарей, чем от него требовалось, а казначейство не учитывало «лишних» рыцарей в своих от четах.

Письмо архиепископа Йоркского английскому королю объясняет, чего хотел последний и почему:

«Своему самому дорогому, любимому господину Генриху, милостью Божьей королю Англии, герцогу Нормандии и Аквитании и графу Анжу, его слуга Роджер, той же самой милостью архиепископ Йоркский и легат апостольского престола, шлет привет.

Ваше величество приказали всем своим верным подданным, духовного и светского звания, которые держат Ваши земли в Йоркшире, сообщить Вам в письме, заверенном печатью, сколько рыцарей у каждого из них сидело на земле старого феода во времена Вашего деда, короля Генриха, в день и год, когда он еще был жив и умер, скольким рыцарям [этот землевладелец] раздал феоды из новых земель после смерти Вашего, блаженной памяти, деда, и сколько рыцарей не имеют земли во владениях каждого из землевладельцев.

И Вы повелели, чтобы в письме были указаны имена рыцарей, сидящих на новых и старых землях, ибо Вы желаете, чтобы те, кто еще не совершил оммажа перед Вами и чьи имена еще не внесены в Ваши списки, совершили оммаж перед Вами до первого воскресенья Великого поста.

Во всем покорный Вашей воле, я со всем старанием изучил все свои держания, насколько мне позволил недостаток времени, и посылаю Вам, милорд, в этом письме требуемые от меня сведения».

У короля были весомые причины запрашивать имена всех рыцарей. До этого его требования по сбору податей и налогов на освобождение от военной службы основывались на количестве рыцарей, которые имели феоды во владениях барона, хотя это число часто превышало то, которым владел барон при старом разделе феодов. Если барону, например, обязаны были служить сорок рыцарей, а на земле у него сидело пятидесяти, то ему начисляли больше податей и сборов.

Письма от землевладельцев должны были прийти не позднее 13 марта. Те рыцари, которые еще не принесли королю клятву верности, обязывались принести ее в присутствии королевских юстициариев на заседании королевского суда. В документах казначейства по Линкольнширу находим запись о штрафе, наложенном на того, кто не успел сделать это: «Алан Мамби должен 40 шиллингов за то, что он не присутствовал на принесении рыцарями феода клятвы королю»[140].

Рыцари обязаны были приносить клятву верности своим лордам, когда те передавали им во владение феод. Генрих II же потребовал, чтобы они поклялись в верности и ему, как своему верховному владыке. Это требование, превосходившее все другие клятвы рыцарей, свидетельствует о том, что король, вероятно, почувствовал недовольство своим жестким правлением, которое могло привести к бунтам и изменам. До сих пор в Англии было спокойно, но Генрих II не зря беспокоился – через несколько лет разразится открытое восстание.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.