Глава 8 Покорение Бретани, 1166–1168
Глава 8
Покорение Бретани, 1166–1168
После того как король укрепил свое господство в Англии, усилив власть королевских юстициариев и приняв указы, направленные на борьбу с преступностью, ему пришлось обратить свое внимание на континент. Королева Элеонора, которую он оставил своей наместницей в Мэне, сообщила, что некоторые феодалы, возглавляемые графом Сеезом, подняли мятеж. А в Бретани подбивал своих друзей баронов на борьбу против ненавистного герцога Конана, вассала Генриха, Ральф Фужерский, один из самых влиятельных бретонских землевладельцев. Более того, король Франции так и ждал подходящего момента, чтобы досадить Генриху.
В середине марта 1166 года Генрих II высадился в Нормандии. Он сразу же вторгся в Мэн, захватил замки мятежного графа Сееза и восстановил порядок в этой провинции[141].
А тем временем приближалась Пасха – срок, установленный папой, к которому Томас Бекет должен был мирными средствами урезонить Генриха. Бекет дважды писал королю, в надежде убедить его изменить свое отношение к церкви и архиепископу, но тщетно.
Незадолго до Пасхи папа прислал Томасу письмо с сообщением, что дает ему власть карать церковными мерами всех тех, кто его оскорблял, обращался жестоко с ним самим и его сторонниками, а также присвоил себе владения кентерберийского престола. В отношении короля папа не дал Томасу никаких конкретных указаний, предоставив ему право сделать с ним все, что ему заблагорассудится. В Пасхальное воскресенье Александр III назначил архиепископа Бекета своим легатом во всей Англии, за исключением Йоркской епархии, чтобы он мог от имени папы исправить все, что поддавалось исправлению[142].
Получив такие права, Томас первым делом наложил проклятие на епископа Джоселина Солсберийского за непослушание ему и папе. Генрих Бомон, декан Солсберийский, стал епископом Байё годом ранее. На освободившееся место декана Солсберийского собора король приказал епископу и капитулу избрать Джона Оксфорда, одного из своих фаворитов. Однако Джон в свое время поклялся на совете в Вюрцбурге не признавать папой Александра III. Поэтому папа и Томас запретили епископу Джоселину утверждать Джона в должности декана. Однако епископ испытывал сильное давление со стороны короля и решил, что сейчас не время навлекать на себя монарший гнев. Он утвердил избрание Джона. Томас в ответ на это наложил на него проклятие, и папа 27 мая 1166 года утвердил этот приговор. Это был первый поступок папы, который должен был показать Генриху II, что он не является абсолютным господином английской церкви.
В конце мая король провел в Шиноне совет, где обсудил со своими баронами меры, направленные на подавление мятежа в Бретани. Во время заседания совета в зале появился босоногий монах по имени Джеральд, который вручил Генриху письмо от Томаса:
«Мне очень хотелось бы увидеть твое лицо и поговорить с тобой – ради меня, но еще больше ради тебя. Я надеюсь, что, увидев мое лицо, ты, может быть, вспомнишь ту преданную и верную помощь, которую я от всей своей души оказывал тебе во время своей службы (надеясь, что Бог поможет мне во время Страшного суда, когда мы все предстанем перед Ним и получим то, что заслужили своими поступками, хорошими или плохими, совершенными нами во плоти), и, быть может, ты пожалеешь меня, ибо я живу подаянием среди чужеземцев, хотя, Божьей милостью, мы не голодаем…
Ради тебя – по трем причинам: потому что ты мой господин, потому что ты мой король и потому что ты мой духовный сын. Потому что ты мой господин, я обязан помогать тебе советом и всеми своими делами, которые входят в обязанности епископа по отношению к своему господину ради Божьей славы и славы святой церкви, и я это делаю. Потому что ты мой король, я обязан уважать и наставлять тебя. Потому что ты мой сын, мое положение обязывает меня наказывать и исправлять тебя…
[Далее Томас напоминает Генриху, что короли получают власть от церкви, и наставляет его не иметь дела со схизматиками или подвергать гонениям церковь.]
Давай же, если захочешь, вернемся свободно и мирно к нашим обязанностям и будем свободно выполнять их, как это полагается и как требует от нас разум. И мы готовы служить тебе, как своему дорогому господину и королю, преданно и верно, изо всех своих сил, чем сможем, если это не нанесет ущерба Божьей чести и чести римской церкви и духовенства.
В противном случае можешь быть уверен, что сумеешь ощутить всю силу Божьего гнева»[143].
На словах монах Джеральд еще больше усилил угрозу, содержавшуюся в конце письма, предупредив, что Томас собирается применить самые крайние меры – наложить интердикт на Англию и отлучить короля от церкви, если он не откажется от дурных обычаев, не восстановит владения кентерберийского престола, которые были у нее отобраны, и не позволит архиепископу вернуться в Англию, не опасаясь за свою жизнь.
Генрих II зарыдал от ярости и заявил, что Томас хочет погубить не только его тело, но и душу. Он повернулся к баронам и епископам и заорал, что все они изменники, поскольку не могут избавить его от преследований этого человека. Он потребовал, чтобы они изобрели способ избежать интердикта и отлучения от церкви.
Епископ Арнульф из Лизьё сказал, что есть только одно средство – обратиться к папе через голову Томаса. Поэтому Генрих II отправил к Бекету Арнульфа и епископа Фрожера из Сееза, велев им предупредить его о том, что он будет апеллировать к папе, прося его заставить Томаса отказаться от своего намерения. Однако когда епископы прибыли в Понтиньи, Бекета там не оказалось – он отправился в паломничество в Везеле.
По пути его догнали послы короля Франции, которые сообщили, что Генрих II неожиданно серьезно заболел. Король Англии планировал встретиться с Людовиком VII и обсудить с ним дела, но болезнь оказалась такой тяжелой, что он вынужден был попросить французского короля отменить встречу.
Томас прибыл в Везеле накануне Пятидесятницы, 11 июня 1166 года. Главная церковь аббатства, прекрасный образец романского стиля, была местом всеобщего паломничества, потому что там покоились останки святой Марии Магдалены. Томас решил совершить то, что задумал, перед большим скоплением людей, а не тайно, как это случилось бы, если бы он остался в уединенном месте вроде Понтиньи.
По просьбе аббата он отслужил главную мессу Пятидесятницы и прочитал перед собравшимися проповедь. В конце своей речи он рассказал о причинах своих разногласий с королем Англии и своего изгнания.
После этого Томас велел зажечь свечи и поставить их перед ним. Загудел большой колокол, и архиепископ властью, данной ему римским понтификом, произнес приговор, который отлучал от церкви Джона Оксфордского за то, что тот связался с немецкими схизматиками, принес клятву на совете в Вюрцбурге и, несмотря на запрещение папы и архиепископа, занял пост декана Солсберийского.
Томас также отлучил от церкви Ричарда Илчестерского, архидьякона Пуатье, из-за того, что он связался со схизматиками и поклялся не признавать папой Александра III.
Он отлучил также Ричарда Люси, главного юстициария короля, и Джоселина Байёльского, потому что они были авторами Кларендонских конституций и подвигли короля на ущемление прав церкви.
От отлучил также Раннульфа Брокского, Хью Клерского и Томаса, сына Бернарда, захвативших имущество кентерберийского престола.
Произнося приговор каждому из этих людей, Томас гасил одну из свечей, что означало его духовную смерть.
Томас хотел отлучить от церкви и короля, как он позже признавался своим друзьям, но известие о болезни Генриха II заставило его всего лишь публично осудить действия короля и предупредить его, что если он не прекратит преследовать церковь, то тоже будет отлучен.
Архиепископ закончил тем, что проклял Кларендонские конституции и освободил английских епископов от данной ими клятвы соблюдать обычаи короля[144].
Известие об этом событии достигло ушей короля, когда он еще лежал в постели, вероятно, в Шиноне. Он сразу же отправил гонца к Ричарду Люси с приказом собрать совет епископов и заставить их обратиться к папе с просьбой отменить приговор Томаса. Епископы собрались в Лондоне 24 июня и послушно составили обращение к папе. Александр III, должно быть, улыбнулся, читая начало этого письма, где епископы расписали короля как «истинного христианина в своей вере, самого честного и самого чистого в своих супружеских отношениях и столь действенного в сохранении и защите мира и справедливости, что никто не может с ним сравниться».
Таблица V. Герцоги Бретани, 1148–1203 гг.
Генрих тем временем поправился и во главе огромного войска вторгся в Бретань. Его сопровождал Вильям, король Шотландии, который в декабре прошлого года унаследовал трон от своего брата Малькольма.
Вся Бретань под руководством Ральфа Фужерского восстала против герцога Конана IV, которого бретонцы считали марионеткой в руках ненавистных нормандцев. Он оказался таким бездарным правителем, что бремя управления герцогством на время пребывания Генриха II в Англии пало на плечи королевы Элеоноры.
После смерти герцога Конана III в 1148 году в Бретани не утихали беспорядки. Конан III был женат на Матильде, внебрачной дочери Генриха I. Матильда родила ему двоих детей: сына Хёла и дочь Берту. Конан, однако, отрекся от Хёла, заявив, что это не его сын. Берта вышла замуж за Алана, графа Ричмондского, и родила ему сына Конана. Граф Алан в 1146 году скончался, и она вышла замуж вторично, на этот раз за Одеса, виконта Порхё. Два года спустя, после смерти Конана III, свои претензии на власть в Бретани заявили Хёл, виконт Одес и юный Конан.
Десять лет в Бретани шла гражданская война, пока не вмешался Генрих, заявивший, что верховная власть в герцогстве принадлежит ему, и он признал герцогом Конана. Последнего, унаследовавшего от своего отца английский титул графа Ричмондского, вся Бретань люто ненавидела, а его власть искренне презирала. В 1161 году он женился на Маргарите, сестре Малькольма и Вильяма Шотландских, и имел от нее дочь Констанцию.
Генрих II прибыл в Фужер с огромным войском и осадил замок Ральфа. Эта война шла по правилам Европейского континента, по тем самым, которых не признавали жители Уэльса. Увидев, что сопротивляться бесполезно, Ральф 14 июля 1166 года сложил оружие, и Генрих II приказал срыть его замок. В качестве гарантии своей верности Ральф отдал королю Англии нескольких заложников, среди которых была и его дочь.
После этого Генрих II заключил договор с несчастным Конаном. Он обручил своего третьего сына Джефри, которому в ту пору было восемь лет, с дочерью Конана, пятилетней Констанцией. Конан признал Джефри своим наследником и отдал Генриху всю Бретань, за исключением графства Гингамп. Король Англии должен был управлять Бретанью от имени Джефри до его свадьбы с Констанцией.
Этот договор признали почти все бароны Бретани, принеся клятву верности Генриху II. Король заставил виконта Одеса передать ему в качестве заложницы свою дочь, сводную сестру Конана. Из Ренна, главного города Бретани, Генрих II двинулся на север. Он прошел через Комбург в Дол, по пути приводя к повиновению бретонских дворян, а оттуда – в Мон-Сент-Мишель, где и рассказал аббату Роберту обо всем вышеизложенном[145].
Томас Бекет тем временем послал письма не только епископам, упрекая их в том, что они обратились к папе с жалобой на него, но и лично Гилберту Фолиоту, автору этой жалобы и письма, в котором он сообщал о ней Томасу. В обоих посланиях он ответил на обвинения, выдвинутые против него епископами. В своем письме Гилберту Фолиоту Бекет прозрачно намекнул, что нежелание видеть его архиепископом, а также все его дальнейшие поступки Гилберта частично объясняются тем, что тот сам хотел занять кентерберийский престол и завидовал ему.
Гилберт ответил ему письмом, которое в наши дни составляет двадцать три страницы печатного текста. Сначала автор яростно отрицает свое желание сделаться архиепископом, после чего переходит к Бекету и заявляет, что тот купил должность канцлера «за многие тысячи марок» и что золото, которое он приобрел на этом посту, помогло ему получить кентерберийский престол. Гилберт вспоминает о налоге, который король наложил на церковь при подготовке похода на Тулузу, и заявляет, что, собирая его, Томас «вонзил меч в живот Святой Матери церкви». Потом он описывает всю историю противостояния короля и архиепископа и обвиняет Бекета в том, что тот нарушил мир в королевстве, позабыв о своей клятве верности королю и о своих обязанностях, предав своих товарищей-епископов и покинув кентерберийский престол[146].
Генрих II к тому времени уже известил цистерцианцев о своем недовольстве тем, что они укрывают архиепископа. Узнав, что 14 сентября все аббаты этого ордена собираются в Сито на общий совет, он послал им письмо, в котором угрожал, что если они не перестанут укрывать в Понтиньи его врага, то он выгонит всех цистерцианцев из своих владений и конфискует их собственность. Совет не предпринял никаких действий, но известил об этой угрозе Томаса Бекета, и он, опасаясь за судьбу своих спасителей, стал подыскивать другое пристанище.
Король Людовик VII предложил ему поселиться в Иль-де-Франсе, и 11 ноября архиепископ переехал в аббатство Святой Колумбы, неподалеку от Сена. Его сопровождали три сотни человек, посланных Людовиком, который хотел показать, как сильно он рад приветствовать на своей земле опального архиепископа.
К Генриху II в Нормандии присоединился Вильям, король Шотландский, который собирался помочь ему в покорении Бретани и хотел повидать свою сестру Маргарет, жену герцога Конана. Однажды Вильям и Генрих II жестоко поругались, возможно, из-за того, что король Англии потребовал от Вильяма клятвы верности, а может, из-за того, что король Шотландии стал предъявлять свои права на графство Нортумберлендское. Как бы то ни было, Генрих II потерял самообладание и продемонстрировал всю силу своего гнева:
«Однажды, когда король находился в Кане и обсуждал дела с королем Шотландии, он разразился руганью по адресу Ричарда Юмеза [сенешаля Нормандии], который, как ему показалось, что-то сказал в поддержку короля Шотландии, и открыто обозвал его предателем. Король Англии, пылая, по своему обыкновению, гневом, сбросил с головы шапку, расстегнул ремень, отшвырнул подальше плащ и камзол, которые на нем были, своими собственными руками разорвал шелковую оболочку матраса и, усевшись на кучу вывалившейся из него соломы, принялся ее жевать»[147].
Генрих II сердился, что не получил той помощи, которую, как он полагал, должен был оказать ему папа в борьбе с Томасом Бекетом. И он послал понтифику гневное письмо:
«Моему достопочтенному господину и духовному отцу Александру, милостью Божьей верховному понтифику, Генрих, той же милостью король Англии, герцог Нормандии и Аквитании и граф Анжу, посылает приветствие.
Я получил письмо, которое ты послал мне с братом Джефри, и, прочитав и поняв его, я очень сильно опечалился и разгневался. Сообщаю твоему святейшеству, что я сверх всякой меры удивлен тем, что Римская курия так открыто действует против меня, моей чести и моего государства, которые я вверяю одному лишь Богу. Как известно всему миру, ты одобряешь и поддерживаешь изменников моему делу, которые подло и предательски действуют против меня и которых ты должен был бы не защищать, а уничтожать. Слыханное ли дело, чтобы Римская курия защищала изменников, и в особенности изменников моему делу, чего я вовсе не заслуживаю!
И меня больше всего раздражает то, что такое положение дел сложилось только во время моего правления и касается изменников моему делу. Более того, еще больший гнев вызывает у меня тот факт, что Римская курия не только поддерживает и защищает изменников моему делу, но и не желает подвергнуть меня справедливому суду, когда его могут добиться даже самые ничтожные людишки и когда его получают многие священники самого низкого звания, как я мог убедиться своими собственными глазами»[148].
В начале ноября Генрих II решил отправить в Рим посольство, чтобы попытаться заставить папу выступить против Томаса. Его первым послом стал Джон Оксфордский, которому он доверял больше всех и которого Томас проклял, отобрав у него чин декана Солсберийского. Джон должен был добиться снятия проклятия и восстановления в чине декана, кроме того, король велел ему попросить у Александра разрешения на брак королевского сына Джефри и Констанции Бретонской. Они состояли в четвертой степени родства и имели общих предков – Малькольма III Шотландского и Генриха I Английского. Второе посольство должно было отвезти папе протест Генриха против защиты Томаса.
К величайшему унижению Бекета и гневу и отвращению короля Людовика VII, Александр III снял с Джона Оксфордского проклятие и утвердил его в качества декана Солсбери. Более того, когда в Рим прибыло второе посольство английского короля, то сразу же после аудиенции, данной ему 20 декабря, папа отправил Генриху письмо, в котором, казалось, соглашался выполнить все его требования, за исключением высылки Томаса: «Мы с большой благосклонностью приняли послов твоего величества, преданных нам, святой церкви, и верных, как нам кажется, королевскому величию во всех его проявлениях, и письма, которые твое превосходительство нам послало, и приветствовали их с большой милостью и честью, поскольку знаем, что они были отправлены великим принцем и самым христианнейшим из королей».
Далее в самых подобострастных выражениях папа сообщает Генриху II, что посылает в Англию легатов, которым дает полную власть выслушать, уладить и вынести окончательный приговор, касающийся дела Томаса и апелляции епископов, а также многих других вопросов, которые могут возникнуть. А пока он обещал запретить архиепископу выносить приговоры королю или любому из его подданных. Если же Томас, не послушавшись его, вынесет кому-нибудь приговор, то папа заранее объявляет его недействительным. Он разрешает королю, в случае крайней необходимости, показать это письмо, отменяющее все приговоры Томаса, но требует, чтобы никто, кроме короля, его не читал. Легаты получат право снять проклятие с тех, кого Томас отлучил от церкви в Везеле; в январе они будут уже в дороге[149].
Зато в письме, которое Александр III послал Томасу, представлена совсем другая версия его действий:
«Получив письма и послов нашего дорогого сына во Христе Генриха, прославленного короля Англии, мы решили снова предупредить его в нашем послании и через нашего посла, чтобы он примирился с тобой и возвратил тебе свою милость и любовь, и постарались смягчить его гнев нашими заботливыми уверениями.
Мы верим и надеемся, что Господь наставит его и он услышит наши увещевания и мирно и полностью возвратит тебе твою церковь. Поэтому мы просим, повелеваем и советуем твоему превосходительству, пока не станет известно, чем закончится и завершится это дело, относиться к нему с терпением и не провозглашать ничего против него самого или против кого-нибудь из его подданных, что могло бы нанести ему ущерб или вред.
Однако, если он не согласится с нами через наших послов, в случае, если мы пошлем таковых, мы ни в коем случае не оставим тебя, ибо того желает Господь, а сделаем все, чтобы сохранить права, честь и достоинство тебя самого и твоей церкви, насколько это позволит Божественная милость. Не лишишься ты и права, на тот случай, если король не изменит своего отношения к тебе, свободно исполнять свои обязанности.
Тем не менее мы желаем, чтобы все это было сохранено в тайне»[150].
Но самое худшее было еще впереди. Александр III назначил легатами кардинала Вильгельма из Павии, который был главным врагом Бекета при папском дворе и распускал против него самые дурные слухи, и кардинала Отто. В довершение всего Томас узнал, что Джон Оксфордский вернулся в Англию и стал хвастаться, что сам папа снял с него проклятие и восстановил в должности декана Солсбери. К тому же он заявлял, что мог добиться от папы всего, чего хотел, что он убедил Александра объявить короля неподвластным любому приговору, вынесенному любым епископом, за исключением самого папы, и что у него имеются письма последнего, приказывающие всем епископам впредь ни в чем не подчиняться Томасу. Увидев эти письма, епископ Лондонский Гилберт Фолиот воскликнул: «Значит, Бекет уже больше не мой архиепископ!»
Узнав об этом, Томас в отчаянии воскликнул: «Господин папа удавил и задушил не только меня, но и самого себя и все духовенство Англии и Франции в придачу!»
Таблица VI. Дети Генриха II и Элеоноры
Осенью, когда Генрих II подчинил себе Бретань, королева Элеонора вернулась в Англию. В Оксфорде, в сочельник 1166 года, если верить Ральфу Дицето, она родила своего пятого сына, Джона. Это был ее восьмой ребенок от Генриха II. Впрочем, Роберт Ториньи, единственный из летописцев того времени, который, кроме Дицето, упомянул о рождении Джона, утверждал, что он появился на свет позже, в 1167 году[151].
А тем временем Томас Бекет и король Людовик VII обрушились на папу с яростными и горькими упреками в том, что он поддался угрозам Генриха II. Джон Солсберийский, друживший с предшественником Александра III, сделал ему жестокий выговор, напомнив, что даже святой Петр не снимал проклятия с человека, упорствующего в своем грехе и в своем желании грешить, и предупредил его, что единственным способом вернуть милость Генриха было позволить ему идти своей дорогой[152]. Александр III получал также письма, в которых рассказывалось, о чем хвастались во всеуслышание английские послы, вернувшиеся из Рима.
Тронутый протестами и осознав, что он вел себя глупо, трусливо поддавшись давлению короля Англии, папа 7 мая 1167 года отправил новые инструкции своим легатам, кардиналам Отто и Вильяму, которые трусили себе, не торопясь, по дорогам Прованса. Вместо того чтобы ехать прямо в Англию, имея все полномочия уладить там дела, как было обещано Генриху, папа велел им отправляться к архиепископу, рассеять все его подозрения и обиды, помирить его с королем и добиться восстановления хороших отношений между ними. Кардиналы не должны были уезжать в Англию или предпринимать какие-нибудь серьезные действия в любых владениях Генриха, пока король и архиепископ раз и навсегда не помирятся[153].
В конце осени в Англию прибыли послы Генриха Льва, которые должны были отвезти в Германию принцессу Матильду. Снарядили ее по-королевски. В отчетах казначейства отмечается, что было закуплено «20 пар сумок и 20 пар сундуков» (их приобретали парами, чтобы было удобнее вешать на спину вьючным лошадям), «семь позолоченных седел, покрытых алой тканью, и семь пар позолоченных поводьев», 34 вьючные лошади, а также «одежда для королевской дочери, когда ее отправляли в Саксонию», стоимостью 63 фунта 13 шиллингов и 7 пенсов и «2 больших шелковых куска ткани и 2 гобелена, и 1 кусок венецианской парчи, и 12 соболиных шкур»[154].
Король с лихвой окупил все эти затраты, объявив специальный сбор по случаю бракосочетания своей дочери. Английские лорды имели право требовать от своих подданных специального сбора в трех случаях: когда сеньора надо было выкупить из плена, когда его старшего сына посвящали в рыцари и когда его старшая дочь первый раз вступала в брак.
Размер этого сбора определили по той сумме, которую выплатили королю бароны в 1164 году. Они решили, что, отправив в войско короля столько рыцарей, сколько полагалось с учетом размеров их владений, они могут теперь самостоятельно решать, будут ли эти люди считаться рыцарями их свиты и не получат своего феода или должны будут обеспечить земельными наделами ровно столько рыцарей, сколько они обязаны отправить на службу к королю, или же выделить феоды большему числу рыцарей, если у них, конечно, хватит для этого земли. Поэтому епископы и бароны выплатили королю сумму, соответствующую числу рыцарей, которых они должны были отправить в армию по старому обычаю, то есть по числу феодов, принадлежавших этим рыцарям. Никто из них не стал платить за тех, которые получили феоды совсем недавно. Бароны просто ничего не заплатили, а епископы заявили, что за новых рыцарей, наделенных землей в последнее время, они платить не обязаны.
В дополнение к сбору, ставшему для всех уже привычным, король потребовал, чтобы налог по случаю бракосочетания его дочери выплатили ему и крупные, и мелкие города, и даже крошечные деревушки. Самую большую сумму он конечно же потребовал от Лондона; жители столицы должны были заплатить 617 фунтов 16 шиллингов и 8 пенсов[155]. Со всей страны король по случаю свадьбы дочери получил около 4500 фунтов, выплаченных к Михайлову дню 1168 года, при общем доходе короны за этот год 21 тысяча фунтов[156].
В сентябре 1167 года Генриху пришлось вернуться в Бретань, где против его вассала Конана вновь вспыхнул бунт, который возглавил Одес, виконт Порхё. После смерти своей жены Берты, от имени которой он требовал власти над Бретанью, он женился на дочери Эрве, виконта Леона. Теперь он выступил в поддержку своего зятя Гиомара и поднял бретонцев на мятеж против ненавистных нормандцев.
Генрих II действовал с большой решительностью, возмущенный отказом бретонских дворян соблюдать клятву верности. Когда Гиомар узнал, что его замок, снабженный им всем необходимым для обороны, занят и сожжен, а многие другие замки захвачены королем или сдались ему сами, он пришел в ужас. Поняв, что сопротивление бесполезно, он подчинился Генриху и выдал ему заложников[157].
Находясь в Бретани, Генрих II получил весть о том, что 10 сентября в Руане умерла его мать. Она скончалась, «измученная старостью и болезнями», и была погребена в монастыре Бек[158]. Генрих II раздал внушительное богатство, оставшееся после нее, разным церквям, монастырям, приютам для прокаженных и беднякам. Матильда завещала большую сумму денег на продолжение строительства каменного моста через реку Сену в Руане. Это богоугодное дело было начато по ее инициативе[159].
Папские легаты, которые ползли по дорогам Франции со скоростью улитки в соответствии с теорией Римской курии, что чем дольше откладываешь какое-нибудь действие, тем проще его будет осуществить, к концу октября встретились с Генрихом в Кане и обсудили с ним состояние дел. Король повторил свои прежние обвинения в адрес Томаса и добавил новые. Бекет, заявил он, толкает короля Людовика VII на войну с ним. Более того, он отправился к кузену короля, графу Филиппу Фландрскому, с которым у короля всегда были очень хорошие отношения, чтобы поссорить их и заставить воевать друг с другом. Король также заявил, что Томас должен ему 44 тысячи марок и бежал из Англии, чтобы не платить эти деньги. Папе представили древние обычаи Англии, из-за которых разгорелся весь сыр-бор, в совершенно искаженном виде, и Генрих II предложил кардиналам самим ознакомиться с ними и одобрить их.
Когда легаты показали королю письмо папы с инструкциями, из которых следовало, что их поездка в Англию состоится только в том случае, если король с Бекетом помирятся, Генрих II пришел в такую ярость, что продолжать разговор стало невозможно.
Не сумев уговорить короля помириться с архиепископом, легаты вызвали Томаса на встречу в Нормандию. Однако архиепископ отказался ехать туда, где он может попасть в руки своего врага, несмотря на то что легаты обещали ему свою защиту. Кроме того, он не хотел совершать долгое и дорогое путешествие, поскольку жил на деньги короля Людовика VII, и добавил, что не может прибыть в Нормандию за такой короткий срок, который назначили ему легаты.
Наконец, обменявшись еще несколькими посланиями, кардиналы и архиепископ 18 ноября встретились на французской земле, между Жизором и Три. Легаты начали переговоры, напомнив Бекету о том беспокойстве, которое испытывает папа из-за их ссоры с королем, о всех трудах и тяготах девятимесячного пути из Рима в Нормандию, которые понесли легаты, чтобы примирить их, о величии короля и потребностях церкви, о том, что времена сейчас очень тяжелые, о любви, почестях и милостях, которыми король осыпал Томаса, и о том вреде и ущербе, который он нанес королю, особенно толкая короля Франции на войну с ним. Как же им, спросили они, погасить возмущение короля, если Томас не желает продемонстрировать смирение, покорность и заботу о его чести?
Бекет ответил, что он готов продемонстрировать все смирение, уважение и преклонение перед королем, которое только возможно, если это не нанесет ущерба «чести Господа нашего, свободе церкви и моей собственной чести и владениям церкви».
Легаты спросили его, желает ли он в их присутствии поклясться в том, что будет соблюдать конституции, которые никогда не нарушали его предшественники, положив тем самым конец всем ссорам и вернув себе милость короля, возвратиться на свой престол и обеспечить мир самому себе и своим последователям?
Томас ответил, что никого из его предшественников не заставляли клясться в том, что они будут соблюдать эти обычаи, ибо они противоречат Закону Божьему и были прокляты папой в Сене, поскольку ограничивают свободу церкви.
Тогда легаты спросили Бекета: если он не одобряет эти обычаи, будет ли он, по крайней мере, терпимо относиться к ним и вернется ли на свой престол безо всякого упоминания о них? Томас отказался предпринять этот маневр, который должен был снова поставить его под власть короля.
Не сумев уговорить ни Томаса, ни Генриха, легаты обратились к королю Людовику VII. Он с негодованием отверг обвинение в том, что Бекет толкал его на войну с Генрихом II – наоборот, он готов был поклясться, что архиепископ постоянно советовал ему сохранять мир[160].
Легаты решили снова поговорить с Генрихом и в воскресенье, 26 ноября, встретились с ним в Аржантане. Для этого король проехал на две лиги от стен города, поприветствовал послов с большой радостью и проводил до отведенного им дома. Утром в понедельник они два часа совещались с ним. В конце концов, король довел легатов до дверей зала и, когда они бросились бежать, закричал им вслед: «Надеюсь, что никогда больше не увижу ни одного кардинала!»
Король Англии вернулся в зал и почти до самой темноты совещался со своими епископами и баронами. После этого епископы с озабоченными лицами отправились в дом, где остановились легаты. Во вторник совет заседал почти до вечера, после чего епископы забегали от короля к кардиналам, от кардиналов к королю и снова назад к кардиналам.
Генрих, чье терпение иссякло, в среду поднялся очень рано и уехал на охоту. Епископы встретились с кардиналами, и Гилберт Фолиот подытожил все жалобы короля и епископов на архиепископа. Во время своей речи он упомянул те 44 тысячи марок, которые Томас якобы задолжал королю. Архиепископ, очевидно, полагает, съязвил Гилберт, что точно так же, как крещение освобождает человека от грехов, и посвящение в епископы освобождает его от долгов. Епископы громко захохотали. Гилберт Фолиот закончил свою речь напоминанием о том, что епископы Англии обратились к папе с просьбой наказать архиепископа, и сказал, что срок этого прошения истекает в ноябре следующего года, предоставив, таким образом, всем собравшимся год отсрочки.
Кардиналы уехали из Аржантана во вторник, 5 декабря. Расставаясь с ними, Генрих II разрыдался и стал умолять их заступиться за него перед папой и просить, чтобы тот навсегда избавил его от негодного архиепископа. Кардинал Вильгельм из Павии тоже заплакал в ответ. Кардинал Отто, напротив, при виде этого слезливого зрелища с трудом смог скрыть свое презрение. Генрих II сразу же отправил двух гонцов к папе с сообщением о том, что возобновляет свои требования[161].
9 декабря кардиналы сообщили Бекету о решении совета в Аржантане. Они запретили ему без разрешения папы накладывать проклятие или отлучать англичан от церкви. Они сообщили понтифику о том, что примирения достичь не удалось, передали просьбу епископов и рассказали об ограничениях, которые они наложили на архиепископа[162]. Таким образом, своим двуличием и нерешительностью Александр III только ухудшил ситуацию. Пообещав Генриху выполнить его требования, а потом обманув его надежды, он добился того, что король уперся и не хотел больше ничего слышать. Проявив заботу об архиепископе, а потом связав ему руки, когда тот попытался употребить свою духовную власть – единственную доступную ему сейчас власть, – он расстроил все планы Томаса и вверг его в отчаяние. Бекет понял, что надеяться на помощь главы церкви, за свободу которой он вел борьбу, бесполезно. И наконец, папа заслужил презрение короля Людовика VII и других заинтересованных в этом деле наблюдателей и толкнул их на решительные действия в защиту архиепископа, которого он предал.
В это время на юге Франции вспыхнул мятеж, и Генриху II стало уже не до папы и архиепископа. 11 января 1168 года поднялись почти полностью графства Пуату и Аквитания. Герцогам Аквитанским редко удавалось держать в узде своих дворян, ибо те были связаны с ними только клятвой верности, на которую южане обращали очень мало внимания. Теперь же, когда их герцогом стал ненавистный чужеземец, проживавший большую часть времени далеко от Луары, где-то на севере, жители Аквитании решили сбросить его иго. Граф Ла Марш, граф Ангулемский, Эймерик Лузиньянский, братья Робер и Хью Силльские и многие другие подняли на землях, расположенных южнее, открытый бунт.
Генрих II собрал войско и поспешил в Пуату. Он захватил оплот мятежников, Лузиньян, и опустошил всю округу, усилил гарнизоны всех своих замков и снабдил их припасами на случай осады. Робер Силли сдался ему и принес новую клятву верности. Генрих, однако, не поцеловал его, как требовал обычай, в знак того, что не держит на него зла. Вскоре после этого он бросил Робера в темницу, приказав давать ему лишь хлеб и воду, и граф вскоре умер.
После этого английский король бросился в Нормандию, ибо срок перемирия с Людовиком, с войсками которого его солдаты, после возвращения Генриха в Англию в 1166 году, периодически вступали в стычки, истекал на Пасху и он ожидал от французского короля новых неприятностей. Генрих II понял, что южане скорее станут уважать и слушаться свою герцогиню, которая была с ними одной крови, чем английского короля. Поэтому он назначил Элеонору, приехавшую к нему перед Рождеством, регентшей Аквитании. С ней приехал и ее любимчик, десятилетний Ричард, которого король назначил своим наследником в Аквитании[163]. В трудном деле управления Аквитанией Элеоноре должен был помогать граф Патрик Солсберийский, опытный воин, безгранично преданный герцогине и королю.
А тем временем графы Фландрский и Шампанский обсуждали с Людовиком VII условия мирного договора с английским королем. Людовика все больше и больше раздражало, что владения Генриха во Франции превышали его собственные. Однако во время переговоров о том, чтобы Бретань досталась сыну Генриха, Джефри, Людовик понял, что, когда сыновья английского короля вырастут, он, возможно, разделит между ними свои земли, оставив себе лишь титул короля Англии и, возможно, герцога Нормандии.
В этом, как понял Людовик, и был его шанс. Он предложил Генриху как герцогу Нормандии публично повторить клятву вассальной верности ему как своему сюзерену – это было первым условием заключения мира. Вторым стало требование передать графства Анжу и Мэн юному Генриху, зятю Людовика, после чего принц должен будет совершить оммаж и принести клятву верности непосредственно самому Людовику, без клятвы верности отцу. И наконец, король Франции предложил Генриху на тех же самых условиях передать Аквитанию Ричарду, обещав выдать за Ричарда свою дочь Алису от Аделы Шампанской, но безо всякого приданого. Это была, конечно, слегка завуалированная попытка расколоть империю Генриха.
Король Англии приехал в Паси-сюр-Эр в Нормандии, и граф Шампанский ознакомил его с условиями Людовика VII. В ходе предварительных переговоров Генрих II узнал, что мятежники в Пуату отобрали у Элеоноры и Патрика замок Лузиньян и подвозят туда оружие для нового наступления. Он поспешно поручил архиепископу Ротру из Руана, Ричарду Юмезу, констеблю Нормандии, и Ричарду Люси продолжать переговоры вместо него, а сам бросился в Пуату.
Его отъезд убедил Людовика, что английский король вовсе не стремится к миру. К королю Франции явилось несколько дворян, которые пожаловались ему как своему сюзерену, что Генрих II отобрал у них все свободы. Французский король и дворяне договорились, что не будут заключать с Генрихом мира, не уведомив об этом другую сторону и не получив ее согласия.
Подчинив себе Лузиньян, Генрих II вернулся в Нормандию и 7 апреля провел переговоры с графами Фландрским и Шампанским и группой французских дворян. Они сообщили ему, что Людовик VII отказывается встречаться с Генрихом до тех пор, пока тот не согласится восстановить мир в Пуату и вернуть дворянам отобранные у них замки. Людовик также напомнил ему о своих прежних условиях.
Обе стороны не доверяли друг другу, а Генрих к тому же не хотел давать мятежным пуатевинцам никаких обещаний. Вместо мира договорились лишь о перемирии, которое должно было продолжаться до июля этого года[164]. Сразу же после заключения этого перемирия Генрих II узнал, что 27 марта в стычке с пуатевинцами погиб граф Патрик и был серьезно ранен и пленен молодой племянник графа Вильям Маршал (Гильом де Марешаль). Он был вторым сыном Джона Маршала, чьи обвинения в адрес архиепископа Кентерберийского привели к тому, что Томас был вызван на суд короля. Королева Элеонора, «которая была очень храброй и любезной», выкупила красивого молодого рыцаря из плена и снабдила его лошадьми, оружием, деньгами и богатым платьем[165].
Но еще до того, как было заключено перемирие с Людовиком, Генрих II вызвал бретонских дворян и велел им присоединиться к его армии в борьбе с пуатевинцами. Одес отказался, и другие дворяне тоже. Одес был зол на Генриха за то, что тот соблазнил его дочь, которая была отдана Генриху в качестве заложницы и которая теперь ждала от него ребенка[166]. Вся Бретань снова поднялась с оружием в руках против английского короля. Одес и его союзники, чтобы возбудить в бретонцах чувство патриотизма, стали распускать слухи, что они обратились к королю Артуру и великий бретонский герой пообещал им свою помощь.
Легенды о короле Артуре были необыкновенно популярны в XII веке. Легенды валлийского народа (а валлийцы, как и бретонцы, были кельтами) собрал Джефри Монмут, добавил к ним описание весьма сомнительных исторических событий и изложил все это в духе рыцарского романа, где рыцари Артура проводили время в подвигах и турнирах. «История британских королей», которую автор посвятил Роберту Глостеру, была закончена около 1135 года и очень быстро сделалась самой популярной книгой того времени. Вас, живший на другом берегу Ла-Манша, в 1155 году создал на ее основе «Роман де Брют», книгу в стихах на нормандском языке, и посвятил ее королеве Элеоноре.
Выполняя свое обещание, король Артур прислал Генриху II письмо, в котором упрекал его в том, что он напал на бретонцев без объявления войны, как требовали законы рыцарства, и предупредил, что если он не отдаст замки их владельцам и не перестанет угнетать его народ, то король Артур вернется и пойдет на него войной.
Читая это письмо, Генрих II «хохотал, нисколько не испугавшись». Однако он ответил на него, чтобы король Артур не подумал, что он его не уважает, предложив держать Бретань в качестве его вассала.
Отправив письмо Артуру, Генрих II вторгся в Бретань, чтобы раз и навсегда подчинить себе Одеса и его союзников, а Элеоноре поручил усмирить мятеж в Пуату. Графство Порхё, принадлежавшее Одесу, занимало большую часть Центральной Бретани, а его главный город Ванн находился на южном берегу полуострова. Генрих II прошел по всей Бретани, сея огонь, разрушение и ужас. Он уничтожил замки Одеса и отобрал у него весь Порхё и половину Корнуайя.
После этого он вышел из Ванна, пересек полуостров, взяв по пути Бекерель и Тинтенак, два сильно укрепленных замка между Динаном и Ренном, и подошел к Сен-Мало. Один из главных мятежников, Роланд Динанский, имел замок в Леоне, расположенном к югу от Динана. У Генриха не было времени на его осаду, ибо уже подходил к концу июнь, когда заканчивался срок перемирия с королем Франции, но он разрушил город и опустошил всю округу. Потом он форсировал реку Ранс и «предал земли Роланда огню и мечу»[167]. Генрих II подавил восстание бретонцев с такой жестокостью, что у него не оставалось сомнений, что они теперь не скоро поднимутся против него.
В начале июля короли Англии и Франции прибыли в города, где должны были жить во время переговоров; Генрих II – в Ла-Ферте-Бернар, а Людовик – в Шартр. К свите Генриха присоединился кардинал Вильгельм из Павии, который привез письмо от папы. Он похвалялся, что папа в этом письме отстранил Томаса Бекета от должности архиепископа, пока он не помирится с королем.
Гордясь своей победой в Бретани и пребывая в убеждении, что прижал папу к ногтю, Генрих II не собирался делать никаких уступок французам. Он отказался явиться на встречу с Людовиком, хотя тот весь день прождал его в назначенном месте. Короли не смогли договориться о мире, поэтому снова возобновились бессмысленные набеги, которые не давали ни одной из сторон никаких долговременных преимуществ.
В конце лета император Фридрих Барбаросса отправил Генриха Льва, герцога Саксонского, с посольством к королю Англии, чтобы заверить его, что император готов оказать ему любую помощь против Людовика, если это потребуется, и предоставить в его распоряжение свою армию. Генрих II поблагодарил, но отклонил это предложение, заявив, что вполне может справиться с французским королем и сам. Генрих II по уши завяз в борьбе с Аквитанией и Бретанью, которые никак не хотели ему подчиниться, и думать о полномасштабной войне с Францией, какую предлагал ему император, было некогда.
Герцог Генрих Лев передал ему второе предложение Барбароссы – англичане должны отказаться от поддержки Александра III, присоединиться к немцам в их расколе и признать папой Пасхалия III. Генрих II только что получил письмо Александра III, временно отстранившего архиепископа Кентерберийского от власти, и его отношение к папе улучшилось. Но чтобы попугать его, он велел своим прелатам собраться в Лондоне и потребовал, чтобы они поклялись признать папой Пасхалия. Английские епископы ответили единодушным отказом, и их решительный отпор заставил короля отказаться от этой идеи.
Несмотря на то что король не принял ни одного из предложений императора, он оказал его послам большие почести и отправил домой с богатыми подарками. На подарки герцогу и императору он изъял 5 тысяч марок у английских евреев[168]. Предложение Фридриха о союзе сильно повысило самооценку Генриха, которую подкрепили успехи в Бретани и Аквитании и подобострастное отношение папы.
20 сентября умер антипапа, и на его место был избран аббат Иоганн Штрумский. Эти выборы были еще более незаконными, чем выборы Пасхалия, если вообще в этом случае можно говорить о законности. Он принял имя Каликст III, и раскол продолжился.
Похвальбы Генриха о том, что Александр III в своем письме временно лишил архиепископа Кентерберийского церковной власти над королем и английской церковью, привели набожного Людовика в ужас. Он написал папе письмо, в котором жаловался, что, хотя он никогда его не предавал и часто умолял, не мешая просьб с угрозами, поддержать Томаса, Александр III сделал все, чтобы помочь, но не Томасу, а Генриху, который теперь показывает всем его письмо и хвастается, что в его государстве архиепископ не имеет никакой власти[169].
К мужу присоединилась и королева Адела:
«Моему светлейшему повелителю и дражайшему отцу Александру, милостью Божьей великому понтифику, его скромная и преданная дочь Адела, королева Франции, шлет привет и преданную службу от всего сердца.
Я обращаюсь к тебе, как к своему отцу и повелителю, честь которого мой господин король и я, и все наше государство ставит превыше своей чести. Твоя честь – это наша честь, и твое замешательство (храни нас Бог от этого!) – это наше замешательство. Мы приняли тебя как своего отца и повелителя и ради Господа нашего, и ради тебя, презираем злобу королей, которые неистовствуют у наших границ, желая твоей погибели. Пожалуйста, выслушай свою дочь и в том, что я хочу тебе сказать, не обвиняй мой женский пол, а выслушай мой голос с любовью.
В прошлом году Джон Оксфордский, одержавший легкую победу над Римом, благодаря своему вероломству, породил большой скандал во французской церкви. Потом его примеру последовали несколько кардиналов. Может быть, они и совершили где-то добро, но мы в нашей земле об этом не слыхали, и я желаю, чтобы то зло, которое они причинили, было исправлено. Ибо скандалы все разрастались.
Теперь король Англии, с помощью последнего посольства, получил открытое письмо, в котором ты (если, конечно, тебя не вынудили это сделать) объявил, что архиепископ Кентерберийский, которого он вот уже четыре года, ради правосудия, держит в ссылке, не может наложить на него или на его землю никакого наказания или наказать какого-нибудь человека в его стране, пока король не возвратит ему своей милости.
Разве не явствует из этого письма, отец, что [король] получил разрешение грешить, не опасаясь никакого наказания, и вечно держать архиепископа в ссылке, поскольку только он может теперь решать, вернуть ли свою милость архиепископу или нет? Вся церковь здесь находится в таком смятении, что и описать невозможно, ибо всем принцам был дан плохой пример. Мой господин король, заботе которого ты вверил архиепископа, огорчен больше всех, ибо, если ты не изменишь своего отношения, бедный человек будет задушен руками [Генриха].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.