Глава 39 «Дело будет сделано»

Глава 39

«Дело будет сделано»

Летом 1585 г. Джон Сэвидж, английский католик, вынужденный бежать в Реймс и ставший там наемником, задумал убить Елизавету. За его планами снова стоял Томас Морган, доверенное лицо Марии Стюарт в Париже. Еще в Англии Сэвидж познакомился с Гилбертом Гиффордом, молодым человеком из семьи стаффордширских католиков, который служил курьером – он передавал письма Марии Гийому де л’Обепину, барону де Шатонефу, новому французскому послу в Лондоне. Ни Морган, ни Мария, ни остальные католики не знали, что Гиффорд был двойным агентом, работавшим на Уолсингема. Он отступился от католицизма, но, будучи хорошо известен ссыльным католикам, внедрился в круг заговорщиков. Они ему доверяли.

В августе 1585 г. Сэвидж поехал в Англию, чтобы, как замышлялось, убить королеву, но, судя по всему, испугался и покушаться на жизнь Елизаветы не стал. На следующий год Джон Баллард, ссыльный католический священник, познакомил его с несколькими другими недовольными молодыми католиками. Среди них был и Энтони Бабингтон, двадцатипятилетний дворянин из Дербишира, который планировал освободить Марию Стюарт и убить «узурпаторшу» Елизавету, не дожидаясь скорой, как они надеялось, франко-испанской интервенции.[921] 11 августа Мендоса, сотрудник испанского посольства в Париже, сообщал Филиппу, что ему «рекомендовали четырех знатных англичан, имеющих доступ к королевскому двору; они более трех месяцев разрабатывают заговор с целью убийства».

В другой депеше Мендоса продолжал: «Наконец-то все четверо единодушно согласились с планом и поклялись довести его до конца. [Они] также [говорят], что сообщат мне, как только смогут, будет ли дело сделано с помощью яда или меча и в какое время, чтобы я мог написать об этом его величеству и умолять его поддержать их, когда дело будет сделано. Они не скажут об этом никому, кроме меня, кому они весьма обязаны и в чьей скромности они не сомневаются».[922]

Бабингтон был настолько уверен в их плане и оказался настолько хвастлив и тщеславен, что заказал групповой портрет заговорщиков, чтобы отметить будущий успех.

Бабингтон и его сообщники понятия не имели, что Уолсингем в курсе их планов и успешно внедрил двух своих агентов в самое сердце заговора. Его агенты перехватывали письма Марии Стюарт, которые провозили в пивных бочках, запечатанные в кожаные фляги. Все письма аккуратно вскрывали, расшифровывали, а затем возвращали на место. Елизавете сообщали о ходе расследования, ей даже показали портреты заговорщиков. Однажды в парке Ричмонда она заметила одного из них, ирландца по имени Роберт Барнуэлл; тот следил за ней. Елизавета спросила начальника стражи Хаттона: «Разве меня плохо охраняют, что ко мне допустили мужчину с мечом?» Однако она ни словом не обмолвилась о том, что узнала Барнуэлла, предпочитая не спешить и позволить заговорщикам загнать себя в ловушку.[923] Казалось, что опасность грозила Елизавете повсюду, даже во внутренних покоях. В конце июня испанский посол описал, как, «когда королева позавчера шла в церковь, как обычно, в полном величии, ее вдруг охватил приступ страха, который до такой степени овладел ею, что она тут же вернулась к себе, к огромному изумлению всех присутствующих».[924]

В начале июля Бабингтон написал Марии Стюарт, он во всех подробностях извещал ее о планах заговорщиков. К нему обратился Джон Баллард, сообщивший о великих приготовлениях правителей католических европейских стран «с целью выведения нашей страны из того крайнего и жалкого положения, в котором она так долго пребывала». Англию ждет вторжение, Марию освободят, а королеву Елизавету, «соперницу-узурпаторшу», убьют. Бабингтон подробно распространялся о том, как именно его сообщники убьют Елизавету: «Для того чтобы избавиться от узурпаторши, от повиновения которой нас освободила булла о ее отлучении от церкви, шесть благородных джентльменов, моих близких друзей, согласны ради любви к католическому делу и службы вашему величеству совершить трагическую казнь».[925]

Мария ответила Бабингтону через десять дней. Она старалась не оставлять собственноручных улик и потому продиктовала ответ одному из своих секретарей, который записал письмо шифром. Она высоко оценила пыл Бабингтона и «преданность католицизму» и ей лично и одобряла его усилия, направленные на предотвращение «замыслов наших врагов, стремящихся истребить в этой стране истинную веру и погубить нас всех». Мария советовала Бабингтону хорошо обдумать то, что он предложил, и во всем советоваться с Мендосой, послом Филиппа в Париже. Лишь однажды в письме она напрямую отозвалась о заговоре: «Какими средствами намерены действовать ваши шесть джентльменов?» Она велела Бабингтону «немедленно сжечь ее письмо» по прочтении.[926]

Ее ответ тоже перехватили, и через сутки Томас Фелиппес, агент Уолсингема, расшифровал его и известил своего хозяина: «Ваша честь, вы будете довольны. Наконец-то в ваших руках ответ известной вам королевы Бабингтону, я получил его вчера». Он не сомневался в том, что письма достаточно для признания Марии виновной, и выражал надежду, что Бог вдохнет в Елизавету «героическую отвагу, с какой должно отстаивать Божье дело, ее личную безопасность и безопасность всей страны».[927]

В четверг 28 июля Фелиппес лично встретился с Уолсингемом в Гринвиче и показал ему оригинал письма. Они не знали, убедит ли письмо Марии Елизавету, и решили: чтобы королева не сомневалась, письмо следует подделать. К тексту Марии добавили постскриптум, написанный тем же шифром, каким пользовалась она. В приписке Мария якобы спрашивала имена сообщников: «[Буду] рада узнать имена и звания шести джентльменов, которые вызвались исполнить поручение, ибо, возможно, я сумею, взвесив все за и против, дать вам дальнейшие советы, которым вы последуете; а также время от времени справляться о том, как продвигаются ваши дела, и чтобы вы с тою же целью сообщали обо всем мне лично».[928]

Поддельная приписка должна была неопровержимо доказать связь Марии с заговорщиком и изменником Бабингтоном. Уолсингем и Фелиппес сильно рисковали: если бы подделка обнаружилась, на надеждах уличить Марию можно было ставить крест. Получив поддельное письмо, Бабингтон что-то заподозрил и сразу сжег его.

Тем временем Уолсингем наблюдал и выжидал. Джон Скадамор, пасынок Мэри Скадамор, камер-фрейлины королевы, стал личным секретарем Уолсингема. Его приставили следить за Бабингтоном. Решив, что Скадамор сочувствует заговорщикам, Бабингтон пригласил его на обед в местной таверне. За едой Скадамору принесли записку, которую Бабингтону удалось украдкой прочесть. В записке Скадамору приказывали арестовать его. Бабингтон встал, подошел к стойке, словно желая «расплатиться по счету», и, едва оказавшись вне поля зрения Джона Скадамора, бежал, оставив шапку и меч на спинке стула.[929]

Уолсингем приступил к решительным действиям. 2 августа издали воззвание, в котором призывали схватить участников заговора Бабингтона, в том числе Чидиока Тичборна, Джона Балларда и самого Бабингтона, чьи портреты развесили по всему Лондону и в других частях страны. Никому не позволялось покидать страну до тех пор, пока они не будут схвачены: «Недавно открылось, что указанные личности, уроженцы нашей страны, а именно Э. Б. [Энтони Бабингтон], Ч. Т. [Чидиок Тичборн] и другие главные зачинщики, на чьей совести злоумышление как против ее величества лично, так и призывы к возмущению порядка и изменению существующего строя насильственным путем, покинули собственные дома и перебегают с места на место, прячась и рыща, иногда в Лондоне и на его окраинах, а иногда в других местах в окрестностях столицы…»[930]

Допросили родственников и слуг заговорщиков, отряды патрулировали деревни и городки вблизи Лондона, в домах по всей столице проходили обыски.

Участника заговора священника Джона Сэвиджа арестовали в четверг 4 августа; Бабингтону и его сообщникам удавалось избежать поимки. Сэвиджа привели на допрос к Уолсингему и сэру Кристоферу Хаттону.[931] Как они докладывали, Сэвидж признался, «что королева Шотландии узнала о замыслах как вторжения, так и покушения на ее величество из писем Бабингтона и что от нее пришел ответ, в котором она выражала свое согласие и давала советы, но его точное содержимое ему неизвестно». Кроме того, Сэвидж признал, что заговорщики сообщались с французским послом «при помощи Гилберта Гиффорда».[932]

Бабингтон и два его сообщника скрывались еще десять дней, но 14 августа их арестовали. Они прятались в Сент-Джонс-Вуде, к северу от Лондона, и изменили свою внешность: постригли волосы и затемнили кожу отваром грецкого ореха. Когда заговорщиков провели по улицам столицы и доставили в Тауэр для допроса, по всему Лондону жгли костры и звонили в колокола.[933]

«Радостная песнь, исполненная от имени всех верных и любящих подданных ее величества по случаю великой радости в Лондоне после поимки изменников-заговорщиков», опубликованная в 1586 г., была снабжена рисунком с изображением голов «изменников-заговорщиков». В сочинении описывалась многотысячная толпа, которая пришла посмотреть на захваченных преступников. Вслед им кричали: «Вон, предатели истинной веры» и «Вот ведут врагов Англии».[934] В послании лорд-мэру Лондона Елизавета попросила, чтобы ее письмо 22 августа прочли вслух в ратуше лондонского Сити. Она сообщала народу, что не так радуется избавлению от смерти, как счастлива ликованием, выраженным ее подданными при поимке заговорщиков.[935]

Бабингтона и его сообщников судили двумя группами 13–15 сентября. Джона Сэвиджа привлекли к суду первым, поскольку он, как утверждалось, замышлял покушение на жизнь королевы еще до того, как стал сообщником Бабингтона. Всех заговорщиков обвиняли в сговоре с целью убить Елизавету, в попытке поднять мятеж в английских войсках с помощью иностранных властей и в попытке освободить Марию Стюарт и посадить ее на английский трон.[936] Их измена привела Елизавету в такую ярость, что она сочла, что обычного в таких случаях приговора недостаточно. Накануне суда она написала Сесилу и приказала передать судье, чтобы тот вынес ожидаемый приговор, но добавил: «Учитывая особые злодеяния преступников, неслыханные в нашей стране, есть основания полагать, что способ их казни, в виде примера, будет определяться ее величеством и Тайным советом».[937] Сесил ответил, что обычное наказание – повешение, потрошение и четвертование – «достаточно жестоко», хотя жертвы чаще всего умирают до того, как из них вынимают внутренности и их кастрируют. «Я обещал ее величеству, – сообщил он Хаттону, – что все будет проделано как обычно и что продолжительность» мучений предателей в присутствии толпы зрителей «наведет такой же ужас, как и любой невиданный способ казни». Тем не менее Елизавета настаивала на том, чтобы судья и члены Тайного совета прислушались к ее королевской воле. Она хотела, чтобы тела заговорщиков были разорваны на куски.[938]

У храма Святого Эгидия в Полях соорудили виселицы; приговоренных на телеге провезли из Тауэра по лондонским улицам. Джона Балларда и Бабингтона казнили первыми 20 сентября; их мучения потрясли даже зевак, забрызганных кровью жертв. Баллард умер первым. Его ненадолго повесили, а потом, пока он был еще жив и в сознании, вынули из петли, отсекли ему гениталии, выпустили кишки и, наконец, у него вырезали сердце. Затем его внутренности бросили в костер, а тело разрубили на куски. Глядя на мучительную смерть Балларда, Энтони Бабингтон не встал на колени, чтобы помолиться, а остался стоять в шляпе, «как будто он был очевидцем казни». Он готовился встретить свою участь. Когда его вынули из петли и передали палачу, он снова и снова кричал: «Parce mihi Domine Iesu!» – «Пощади меня, Господь Иисус!» Невзирая на его мольбы, его разрубили на куски.[939] Когда Елизавета узнала о том, что жестокость казни потрясла даже лондонскую чернь, она распорядилась, чтобы остальных заговорщиков просто повесили.

Летом 1586 г. королева не совершала длительных переездов, а осталась в своей королевской резиденции в долине Темзы, а суровую осень провела в Виндзоре. Именно оттуда 6 октября Елизавета написала Марии Стюарт. Ей «дали понять», что Мария злоумышляла против нее «в самом ужасном и противоестественном заговоре с целью ее убийства».[940] Теперь, в соответствии с Актом о безопасности королевы, Марию надлежало судить.

Через пять дней после письма Елизаветы в замок Фотерингей в Нортгемптоншир послали специальную комиссию, которая должна была «всесторонне изучить дело и установить размер ущерба, причиненного нашей королевской особе», а затем вынести свой вердикт.[941] Мария тут же заявила о незаконности подобных действий, так как она – королева другого государства. Она требовала предоставить ей право выступить в парламенте или перед королевой и Тайным советом. Она отрицала, что ей известно что-либо о Бабингтоне, что она получала от него письма; она отклонила обвинение в том, что писала ему. Когда Елизавета распорядилась, чтобы Сесил не выносил приговора относительно вины самой Марии, комиссия вернулась в Лондон. Слушания возобновились через десять дней в Звездной палате Вестминстерского дворца, где все доказательства были рассмотрены в отсутствие Марии. Наконец следователи вынесли вердикт: «По общему согласию и одобрению, они объявляют и утверждают свой приговор и суждение… разнообразные злодеяния были измыслены в Англии Энтони Бабингтоном и другими… с ведома вышеупомянутой Марии, притязающей на корону означенного государства, с целью причинения вреда, смерти и уничтожения ее королевского величества».[942]

29 октября, когда вновь созвали парламент, королеве тут же подали петицию. Ее просили осудить Марию и подписать смертный приговор.[943] Елизавету предупредили: если королева Шотландии избежит наказания, ее величество «ждут другие заговоры» и другие «тайные и опасные измышления, более тайные и более опасные, чем прежде».[944] Королева потребовала взамен, чтобы ее кузину судили на основании «Обязательства содействия» и убили «частным порядком». Сесил же настаивал, что Елизавета должна подписать приказ о публичной казни. С этой целью он распространил слух, что испанские войска якобы высадились в Уэльсе. Кроме того, раскрыли еще один заговор с целью убийства Елизаветы. Составили черновик приказа о смерти Марии, он ждал лишь подписи королевы.[945]