Глава 35 Телохранители

Глава 35

Телохранители

10 июля 1584 г. испанский католик-фанатик застрелил Вильгельма Оранского, лидера нидерландских протестантов. Многие считали, что за убийством стоял Филипп II Испанский. Перед Елизаветой как будто замаячил призрак собственной гибели. По словам Эдварда Стаффорда, сына леди Дороти Стаффорд, враги королевы замышляли зверское нападение на нее: «Нет сомнения, что она – главная цель, к которой они стремятся, а зная, как много было желающих убить Вильгельма Оранского, возможно все».[854]

С начала правления Елизавета еще не знала такого опасного периода. Весь год дипломаты обменивались подробностями разоблаченных заговоров и списками членов тайных организаций. В одном разведывательном отчете подробно сообщалось, как «жизнь нашей славной государыни королевы Елизаветы подвергалась предательской и дьявольской опасности» и, возможно, ее бы даже убили, «если бы всемогущий Господь, ее постоянный защитник, из милости Своей не разоблачил мятежников и не противостоял им».[855] В марте Джордано Бруно написал Елизавете из Парижа; он рассказал, что его навестил некий испанец по имени Зубяур, агент Мендосы, и признался «в самых постыдных вещах». Зубяур утверждал, что испанский посол поручил ему устроить смерть Елизаветы «в самом ближайшем времени от оружия, яда, отравленных букетов, нижнего белья, духов, воды или любыми другими способами; что это будет величайший День святого Варфоломея в истории; и что ни Бог, ни дьявол не помешают им сделать свое дело».[856]

Позже в том же году Уолсингему передали недатированный и неподписанный лист бумаги, озаглавленный «Речи монаха в Дюнкерке». В документе раскрывался еще один заговор против Елизаветы. Монах уверял: весь христианский мир испытает «мир и покой», если «эту злодейку казнят и с ней будет покончено». Монах показал осведомителю Уолсингема рисунок с изображением сцены убийства Вильгельма Оранского. «Вот, рассмотри эту картинку хорошенько, – сказал монах. – Смотри, как бургундец убил принца. Точно так же не будет недостатка в других бургундцах, которые пожелают покончить со злодейкой, и произойдет это скоро, ради блага всего христианского мира».[857]

Тайный совет считал, что Елизавете и всей протестантской Англии грозит серьезная и неминуемая опасность. Для личной защиты королевы предприняли решительные и беспрецедентные меры. Сесил и Уолсингем разработали «Средство спасения ее королевского величества» (его также называли «Обязательством содействия»). Вскоре документу был придан статус закона. Подписавшие его обязывались защищать жизнь королевы и мстить всем покусившимся на нее. Закон обязывал всех вступивших «не щадя сил, во все времена противостоять, преследовать и подавлять всех, кто любыми средствами намеревается и покушается причинить вред чести, имуществу или личности их государыни». Кроме того, подписавшие обязывались «никогда не принимать, не признавать и не оказывать услуг ложным наследникам, именем которых будут совершаться подобные злодеяния». Они должны были «преследовать таких личностей до смерти… и мстить им всеми средствами… до их низложения и устранения».[858] Цель закона была вполне ясна. В случае покушения на Елизавету Марию Стюарт убьют, независимо от того, участвовала она в заговоре или нет. Подписавшие документ приносили торжественную присягу.[859]

С октября по ноябрь 1584 г., пока проходили выборы в новый парламент, документ распространяли по всей стране. Его подписали и скрепили своими печатями несколько тысяч человек.[860] Хотя правительство утверждало, что документ стал изъявлением общенародной преданности Елизавете, потребовались определенные усилия для того, чтобы некоторые люди принесли присягу и поставили свои подписи под документом. К письму, составленному Сесилом для распространения среди наместников графств, Уолсингем приписал: «Лучше вашей светлости не упоминать о том, что вы получили данное письмо от меня; говорите, что вам принес его друг, живущий в ваших краях; ее величество желает, чтобы забота о ее [безопасности] исходила от любящих ее подданных, а не шла от официальных лиц».[861]

Переписка Тайного совета за следующие месяцы включала сообщения из всех частей Англии о росте числа подписавших «Обязательство». Местные власти устраивали торжественные церемонии подписания, дабы подчеркнуть торжественность и важность мероприятия.[862]

Когда 23 ноября собрался вновь избранный парламент, Елизавета выразила благодарность за выражение народной преданности: «Мне известно о присяге, с помощью которой наши подданные изъявляют свою добрую волю и привязанность… торжественно заявляю, что кампания началась задолго до того, как я о ней услышала или даже подумала о подобном; лишь в Хэмптон-Корт мне показали тысячи подписей и печатей виднейших представителей нашей страны. Считаю их волеизъявление прекрасным доводом вашей искренности и стремления к моей безопасности… так же и я буду сильнее печься о вашем благе».[863]

В длинной и прочувствованной вступительной речи сэр Уолтер Майлдмей назвал папу римского «самым смертельным и главным врагом», который подстрекал подданных ее величества к мятежу.[864] Он описал «тайные злодеяния», получившие помощь и поддержку папы, и подчеркнул, что Эдмунд Кампион и другие иезуиты были казнены не просто за «римские суеверия, но за самые тяжкие и серьезные преступления и заговоры», в том числе «стремление к убийству нашей всемилостивой королевы и желание посадить на ее место другую», а также за «изменение существующего строя во всей стране и в правительстве». Майлдмей призвал парламентариев представить, что было бы, если бы эти «священники, бунтовщики, беглецы и паписты» оказались «во главе церкви и всего государства», и нарисовал устрашающую картину «упадка, подчинения и захвата этой благородной страны». Необходимы суровые законы, направленные на защиту безопасности королевы «против всех таких злонамеренных врагов», и, как подчеркнул Майлдмей, «также нужны недвусмысленные законы против смутьянов, живущих в стране и прикрывающихся титулами, законы, способные сейчас и впредь лишить их всякой надежды на тот случай, если они вместе или по отдельности осмелятся поднять руку на ее королевское величество или помышлять об угрозе для ее жизни и здоровья».[865] В конце своей длинной и страстной речи Майлдмей дал парламентариям конкретное задание. Он призывал предусмотреть высшую меру наказания для трех типов опасности: вторжения, бунта и насильственных действий против королевы. Велась подготовка к принятию решающего документа, Акта о безопасности королевы.

Новый закон «для обеспечения безопасности ее королевского величества и мирного существования государства» стал прямым ответом на «многочисленные злонамеренные заговоры последнего времени, замышляемые как в иноземных странах, так и в пределах этой страны».[866] Появившийся после «Обязательства содействия», Акт о безопасности королевы предоставлял верноподданным ее величества право преследовать всех подозреваемых во вторжении, мятеже, покушении на жизнь Елизаветы или любом деянии, которое «совершал или умышлял, намереваясь повредить персоне ее величества». По закону, снова явно направленному против Марии Стюарт, претенденты на английский престол также карались смертью за заговоры, организованные от их имени.

В жарких дебатах члены парламента спрашивали: если королеву убьют и королевская власть падет, как предпринять действенные меры против виновных в ее гибели? Многие опасались чрезмерной бдительности и оргии «взаимной резни» соперничающих претендентов. Чтобы противостоять такой опасности, потребовали разработать и принять особые законы на период междуцарствия. Королевская власть переходит к Великому совету, образованному из «высших государственных чинов»; члены Тайного совета будут осуществлять королевское правосудие и преследовать виновных в гибели королевы; они же выберут преемника, который нагляднее других докажет «свои права… по крови и королевским законам», после чего междуцарствие завершится.[867] В переходный период единство физического лица монарха с юридическим лицом государства прервется до нового воссоединения, когда на престол вступит наследник.[868] В конечном счете это предложение отклонили и не представили на рассмотрение королеве: советники понимали, что Елизавета будет против.

18 декабря Кристофер Хаттон сообщил парламентариям, что королева с благодарностью отнеслась к проявленной ими заботе, хотя она, «по словам ее величества, которые он не осмеливается повторить, недостойна такой любви». Елизавета одобрила законопроект, но добавила, что в вопросах личной безопасности «полагается лишь на Бога». Кроме того, она сказала, что «не согласна с тем, чтобы кого-то наказывали за чужую вину». Иными словами, если Мария Стюарт окажется соучастницей предательского заговора, Елизавета не желала, чтобы наказание распространялось «на потомство обидчика», то есть на Якова VI, если не докажут, что «потомство также будет признано виновным».

Принятие закона отложили до конца рождественских каникул.

Второй законопроект, который рассматривался на той сессии, также касался безопасности королевы; в нем предлагалось «запретить приезд иезуитов и выпускников семинарий, единственных возмутителей спокойствия в стране, которые служат орудиями к погибели ее величества».[869] Всех иезуитов и священников, которые останутся в Англии через сорок дней после принятия закона, следует считать государственными изменниками.[870] Предлагалось также считать изменой «добровольное принятие под свой кров, содержание и утешение» иезуитов и католических священников. Для того времени закон был очень суровым, он послужил доказательством того, что растущее число миссионеров в Англии воспринималось угрозой, а они сами считались подстрекателями к мятежу.

12 декабря законопроект был представлен в палате общин в первом чтении, три дня спустя он был принят во втором чтении вместе с Актом о безопасности королевы. Законы готовы были принять единогласно. После последнего чтения парламентарии собирались передать законопроекты в палату лордов, а затем получить одобрение королевы.

Хотя почти все члены парламента выступили за принятие законов, неожиданно возник один голос против. Со своего места встал доктор Уильям Парри, избранный впервые от крошечного округа Квинборо в Кенте, и торжественно заявил, что он «не одобряет ни иезуитов, ни семинаристов, но вынужден заступиться за английских подданных». Он высказался «напрямую против законопроекта», который имел своей целью запретить иезуитов и выпускников семинарий. Он осудил законопроект, который отдавал изменой, «полный крови, опасности, отчаяния и ужаса для всех подданных этой страны»; кроме того, в нем предусматривалась конфискация имущества – «но в чью пользу?». Не в пользу ее величества, продолжал Парри, как ему бы хотелось, но в пользу других. Хотя он не сомневался, что законопроект будет принят обеими палатами, «он надеялся, что, когда проект попадет в милостивые руки ее величества, там он и останется, он же до тех пор придержит свои негативные соображения и изложит их только ее величеству».

Парламентарии выслушали Парри в ошеломленном молчании, явно озадаченные сомнениями Парри в мотивах палаты, и его предположением, будто они действуют «не столько в интересах безопасности королевы… сколько для того, чтобы удовлетворить собственную жадность». Кроме того, всех возмутило, что Парри не собирался пояснять свои слова, «вопреки порядкам, существовавшим в палате». Смутьяна немедленно вывели из зала заседаний и под вооруженной охраной доставили в Тайный совет, куда отправился и спикер палаты общин. Парри вернулся в парламент лишь на следующий день и извинился за свою опрометчивость. По его словам, он не хотел оскорбить ни королеву, ни членов палаты, но повторил, что свои доводы прибережет для самой королевы.[871] Многие задались вопросом: что побудило члена палаты общин вести себя так странно?