Глава 8. Соотношение слоговой письменности с русской азбукой
Глава 8. Соотношение слоговой письменности с русской азбукой
Здесь мы попробуем рассмотреть отношения между слоговым письмом и кириллицей, поскольку глаголица, хотя и была известна на Руси, но имела очень ограниченный круг применения. Кроме того, вопрос о глаголице методически было бы правильнее решать, опираясь на данные по взаимоотношению слогового письма и кириллицы. А наиболее ранним видом кириллицы является письменность «Велесовой книги», велесовица.
Сведения о велесовице. Публикация «Велесовой книги» вызвала большую полемику среди ученых; очень многие склонялись к тому, что азбука «Велесовой книги», так называемая «Велесовица» представляет собой такую же подделку, как и сам текст. Вообще говоря, из одного не следует другое; напротив, любой мошенник, сочинивший текст, ни за что не будет сочинять иную систему письма хотя бы потому, что это сразу привлечет ненужное внимание. Да и непонятно, зачем идти на совершенно ненужную дополнительную работу по созданию нового шрифта, если для целей записи текста было вполне достаточно кириллицы Х века. Тем более, что в ХХ веке образец такой кириллицы был найден в надписи на корчаге из Гнёздово.
Правда, можно возразить, что архаический текст больше согласуется с архаической письменностью, и это действительно так. Если бы текст «Книги» был написан фальсификатором в XIX веке, когда чешские слависты пришли к выводу, что глаголица старше кириллицы, фальсификатор использовал бы глаголическое написание. Если бы фальсификат был изготовлен в XVIII веке, когда господствовали представления о так называемых «славянских рунах», то есть о германских рунах на службе славян-ободритов из города Ретра, то «Книга» была бы выполнена этой славянской разновидностью германских рун.
Наконец, если бы фальсификатор был в курсе научной полемики начала ХХ века, когда А.А. Спицын был своеобразным центром, вокруг которого группировались исследователи славянского докирилловского письма с 1908 по 1926 гг., он бы попытался создать текст на основе тюркских рун в их хазарской разновидности. Ничего этого мы не обнаруживаем при взгляде на письменность «Влесовой книги».
Как выглядели знаки велесовицы. К большому сожалению, до нас дошла фотография только одной таблички. Тем не менее, благодаря профессору Радивое Пешичу, умершему в середине 90-х годов ХХ века, сохранились некоторые результаты систематизации этой азбуки со стороны предшествующих исследователей. В изданной его дочерью Весной Пешич в 1997 году монографии можно видеть несколько рисунков приложения, например, начало систематизации письма «Велесовой книги», рис. 66 а [2, с. 177] и полную систему этого письма, рис. 66 б [2, с. 179]. В начале систематизации, рис. 1 а, Ю.П. Миролюбов нашел значение двух знаков, А и Ы, как ему показалось, ибо позже первый знак уже понимался как Я; что же касается Т, то он был необычным, но каким — из данной записи не видно. Из этой маленькой записи следует, что два данных знака показались этому эпиграфисту наиболее удивительными из гласных; затем, видимо, он решил перейти к согласным, где изобразил Т, но затем оставил данный подход, ибо он изобразил далее всю азбуку. На рис. 1 б виден следующий подход Ю.П. Миролюбова, где он изобразил азбуку «книги Велеса» в соответствии с латинским алфавитом. Это уже кажется странным: зачем изображать славянскую азбуку с позиций иной системы письма? Ответа может быть два: 1) знаки настолько поразили исследователя своей формой, что он решил сделать их транскрипцию, для чело обычно использовалась латинская графика и 2) он сам изобрел эти знаки, для чего и выписал их в соответствии не с кирилловским, а с латинским порядком.
Решить, какое из этих двух предположений верное, постараемся в конце исследования. Пока заметим, что знаки велесовицы АЗ, ГЛАГОЛЬ, ДОБРО, ЕСТЬ, ЗЕМЛЯ, ХЕР, И, ЛЮДИ, МЫСЛЕТЕ, ПОКОЙ, РЦЫ, СЛОВО и ПСИ очень напоминают соответствующие греческие буквы АЛЬФА, ГАММА, ДЕЛЬТА, ЭПСИЛОН, ДЗЕТА, ХИ, ИОТА, ЛЯМБДА, МЮ, ПИ, РО и СИГМА и ПСИ (в случае СЛОВА — концевую СИГМУ). Знак ВЕДИ, напротив, похож на руну БЕРКАНУ во всех трех вариантах, второй вариант знака СЛОВО — на руну КЕНАЗ. Знак ЩТА в двух вариантах имеет некоторое сходство с руной ЦА из англосаксонского (самого экзотического) футарка. К буквам кириллицы можно отнести знаки Ц, Ч, h, Z (в двух вариантах), Л Ш, Ъ, Ы. Наконец, к необычным знакам можно отнести М, Н, О, три варианта Ш, Т, Я, ОУ, Ж и Ы. Таким образом, из рассмотренных Миролюбовым 39 графем 13 являются греческими, 9 — кирилловскими, 6 — руническими и 11 — необычными.
Несколько иное впечатление производят систематизации Н.Ф.
Скрипника, рис. 67 а [1, с. 181] и рис. 67 б [1, с. 183]. Этот эпиграфист вначале размещает все гласные буквы, затем все согласные. Почти все они отличаются от тех, которые мы видели на предыдущем рисунке. Среди гласных букв, рис. 67 а, А имеет дополнительную крышу, Е вместо округлых очертаний приобрело угловатое, появилось йотованное Е (украинская буква Є) как два варианта начертания буквы ЯТЬ (один из них не имеет донца у петли) и один вариент сочетания И и Е; ИЖЕ выглядит как диграф OI, тогда как наряду с И в виде I имеется и йотованное I как II, но также как диграф IЄ и триграф ИЄI. Почему-то в этот список попал и ЙОТ, передаваемый как ОЙ, АЙ, УЙ, причем в диграфе УI знак У выглядит как современный, без прямой мачты. Возможно, что как и в случае с ИЖЕ речь идет о том, что И или Й на конце передавались как ОИ или ОЙ, а не о том, что эти звуки изображались диграфами. Заметим, что О передается и как О, и как u, тогда как У передается как У. Буква Ю передана как сочетание IУ. Зато при взгляде на Я возникает впечатление, что буква А с дополнительной крышей получилась у Скрипника в результате освобождения лигатуры IА от И. Иными словами, Миролюбов давал начертание этой буквы точнее. В этом списке отсутствуют гласные Ъ, Ы, Ь.
Во втором списке, рис. 67 б, буква Б имеет не просто наклонную крышу (как у Миролюбова), но и вторую короткую черту, параллельную первой. Кроме того, Б может иметь начертание в виде двух наклонных черт вверху или в виде такого же Б, как у Миролюбова, но с разрывом между левой мачтой и крышей с петлей. И если Миролюбов не нашел буквы К, то у Скрипника помимо нее отсутствует и начертание буквы Г. Нет у Скрипника и букв В, Ф, Ж, З, М, Н, П, Т, Х, Ц, зато знак Ь он трактует как запятую, а знак Ъ — как редуцированный звук О. Последнее весьма любопытно, ибо у Скрипника знаки Ъ и Ь играют разные роли: Ъ как редуцированный звук любого происхождения, а Ь — как знак препинания.
Радивое Пешич не предлагает своих значений, а в своей таблице [2, с. 187] объединяет оба начертания, Миролюбова и Скрипника, пометив, что таблицу он составил в 1985 году. Тем не менее, представляет интерес посмотреть на знаки самой «Велесовой книги», того самого уцелевшего фрагмента, чтобы получить возможность сравнить его со знаками, выделенными эпиграфистами. Вот как выглядит эта дощечка, рис. 68 [2, с. 84].
Теперь попробуем выделить буквы этой надписи и разместить их в алфавитном порядке. Для первых двух строк получится любопытная азбука, рис. 69. Из этого рисунка видно, что чаще всего употребляются гласные буквы, и на первом месте по частотности идет буква Е; она употреблена 11 раз. Ее начертание округло, и если имеется некоторая тенденция к угловатости (четвертое употребление), то лишь как слабый намек из-за небольшого отклонения от нормы. Иными словами, никакой угловатой формы здесь нет даже в единичном случае. Буква А имеет вертикальную правую мачту и слабый загиб влево в ее верхней части, однако очень часто этот загиб сливается с линией строки, образуя несуществующую крышу. И в букве Я, представляющей собое соединение I с А, нет и этого крошечного загиба. Тем самым трактовка буквы А Н.Ф. Скрипником не подтверждается.
Буква Б употреблена 7 раз; восьмое употребление (показанное как первое) было взято из самого начала пятой строки, чтобы показать, что обычная форма Б велесовице не чужда. При этом первое и шестое употребление демонстрируют самую привычную для нашего глаза форму, в восьмом случае форма привычна, но внизу недописана петелька, в четвертом и пятом случаях к этой форме добавляется незначительный добавочный поперечный штрих, и только во втором, третьем и седьмом случаях формы буквы непривычна, петля не просто недописана, но лишь намечена. Из этого рассмотрения следует вывод, что обычная форма буквы Б является преобладающей. Попробуем разобраться, когда вместо привычной формы употребляется редуцированная. В первом случае (на рис. 4 на втором месте) буква Б входит в слово БГУ (БОГУ), во втором — в слово БЪ (БОГЪ); в третьем, где написание нормальное, в слово ПРИБЕЗИЦА (ПРИБЕЖИЩЕ), в четвертое, с нормальным написанием — БЯ, в пятом, где написание тоже нормальное, — в слово БЛГА (БЛАГА), в шестом, с редуцированным написанием, в слово ДБЕЛЕ (ДЕБЕЛЕ), в седьмом — в слово БЯ с нормальным начертанием. Получается, что нормальное написание присутствует везде, где графема Б передает звук Б; но где имеется редуцированное написание Б, оно передает слог БО, БО или БЕ.
Иными словами, редуцированное написание графемы Б является слоговым знаком. Буква В употреблена 5 раз, при этом четвертый случай является особенным: петелька сверху незамкнута, а вместо нее имеется косой штрих и, кроме того, нет пробела между округлыми частями и мачтой. Иными словами, данная графема редуцирована. По аналогии с буквой Б подозреваем, что и тут имеет место слоговой знак. Слово, в которое входит этот знак, может быть прочитано различно, однако возможно, что оно читается ВОЯ, хотя написано ВЯ. Так что и здесь графически редуцированная буква может обозначать слоговой знак.
Буква Г имеет привычная начертание, буква Д — типичное для греков (ножки у нее редки).
Весьма интересно начертание буквы Ж, которая состоит как бы из двух букв Ш, верхней и нижней (нижняя повернута на 180°), соединенных центральной мачтой. Иными словами, ее можно понимать как диграф согласных звуков; в отличие от диграфов гласных, где соединительная черта является горизонтальной, данная соединительная черта является вертикальной.
Буква З очень привычна для начальной кириллицы; она представляет собой греческую букву Z с большим орнаментальным хвостом. Буквы I, K и Л тоже привычны; заметим, что буква ИЖЕ (И восьмеричное) здесь отсутствует. У буквы М нижний зубец превращен в дугу; это как раз типично для ранней кириллицы, что особо отмечают палеографы; так, по мнению И.А. Шляпкина, «первоначальное начертание ее греческое, главным образом характерное тем, что средняя часть представляет дугу» [2, с. 56].
Что же касается буквы Н, то ее начертание совершенно нетипичное, ибо в ранней кириллице эта буква писалась как N; но зато она в точности соответствует слоговому знаку НЪ славянского слогового письма.
С буквой О мы имеем большую проблему, ибо один и тот же знак используется то для обозначения О (два раза), то для обозначения У (тоже два раза), то в значении Ъ (тоже 2 раза), то как Ъ в составе Ы (три раза). Иными словами, графемой u передавались 4 разных звука! Такое неразличение гласных звуков совершенно неизвестно для буквенной графики, но типично для слоговой. Более того, для передачи звука О слоговые тексты часто пользуются графемой ВО как в виде V, так и в виде О; знак велесовицы u по сути дела представляет собой лигатуру из этих знаков, начертанных один над другим.
Буквы П, Р и С, хотя и несколько отличаются от привычных, но вполне читабельны, а вот буква Т с заниженной перекладиной (в виде «+» по Миролюбову) типична для слоговой графики (где данная графема обозначает преимущественно палатальный звук — ТЬ, ТЕ, ТИ).
Буква У велесовицы состоит из наклонной черты с маленьким штрихом влево. Такое начертание, равно как и начертание одной наклонной черты без штриха характерно для изображения У в слоговой графике.
Что же касается буквы Ц, то такой вид она имеет в самой ранней кириллице; правда, хвостик часто является непосредственным продолжением мачты. В саму кириллицу этот знак попал из слоговой графики, где изображался как F с наклонными поперечинами, но затем в ранней кириллицы завалился влево. Буква Ш попала оттуда же, обозначая как ШЬ, так и ШЕ, однако она могла быть начертана и в вертикальном положении как Е, и в наклонных положениях — при этом длина штрихов могла быть различной, в том числе с более длинным или более коротким средним. Так что велесовица фиксирует два из возможных начертаний. Что же касается Щ, то, несмотря на округлость в начертании верхнего знака Ш, видно, что перед нами находится лигатура из Ш и Т, что весьма коррелирует с графемой Ж, куда тоже входит Ш.
Наконец, особняком стоит знак h, который можно считать лигатурой из I (в горизонтальном положении) и Ъ, то есть как бы Ы наоборот, IЪ. Так обозначался закрытый звук ?. Тем самым в данном диграфе использована горизонтальная черта для обозначения И, что опять-таки характерно для слогового письма.
Тем самым наш предварительный вывод будет таким: помимо знаков, перешедших из слогового письмо в кириллицу (Ш, h), в велесовице имеется несколько знаков, либо непосредствено перешедших из слогового письма (Т, У), либо являющихся лигатурой слоговых знаков (Ж как Ш-Ш; О, У, Ъ, Ы как ВО-ВО), либо передающих слоги редуцированными буквенными графемами (Б, В). При этом наряду с объединением гласных звуков по горизонтали (графема Я), что типично для буквенной графики, имеется объединение графем по вертикали (Ж, u), что типично для слоговой графики. Иными словами, велесовица типологически старше кириллицы, представляя собой знаковую систему, промежуточную между силлабарием и алфавитом.
Продолжив рассмотрение, сделаем азбуку третьей и четвертой строк, рис. 70. Теперь на первое место неожиданно выходит буква А, употребленная 11 раз; при этом в шестой раз ее начертание оказывается вполне кирилловским; очень близким к таковому оказывается и форма седьмой буквы. Тем самым, особенность велесовцы в начертании данной буквы, как кажется, состоит лишь в чуть редуцированной графике, что можно объяснить высокой скоростью нанесения знаков и неизбежной при этом небрежностью. Буква Б в своем единственном употреблении в слове БИА очень напоминает слоговой знак F в значении ЖИ; а по смыслу в словосочетании ОНЪ БИА ТУ И ВО СТОУПЕХЪ гораздо правдоподобнее чтение ОНЪ ЖИЯ ТУ И ВО СТОУПЕХЪ, то есть ОН ЖИЛ ТУТ, И В СТЕПЯХ. Если так, то мы имеем слоговой знак F для обозначения буквы Ж, что можно считать слоговой опиской в буквенном письме.
Единственный случай употребления В с разорванной верхней петлей относится к словам ДВА ДЩЕРЕ; на первый взгляд, тут нет слогового чтения, однако слово ДВА не согласуется со словом ДЩЕРЕ — должно быть ДВЕ ДЩЕРЕ. Однако согласование достигается, если предположить слоговое чтение В как ВО, тогда получается выражение ДВОЯ ДЩЕРЕ, то есть ДВЕ ДОЧЕРИ.
Тем самым наша гипотеза о передаче слогового чтения в разорванной графеме подтверждается. Кстати, в знаках для обозначения буквы Д во втором случае мы видим вместо равнобедренного треугольника прямоугольный. Если предположить, что это тоже слоговой знак, то вместо ДЩЕРЕ надо будет читать ДОЩЕРЕ, что больше согласуется с русским языком Х века. Подлинный слоговой знак для обозначения ДО в слоговых текстах изображался как D, что очень близко к тому, что изображено на рис. 5 в качестве угловатого варианта. В начертаниях Е, Ж, I, К, Л, М, Н, О, П, Р, Т нет ничего особенного. В начертании С во втором случае в слове СКТИА, то есть СКОТИЯ буква С становится угловатой. Буква У дважды пишется в виде одного графа и один раз в виде диграфа ОУ. Впервые встречается буква Х, вполне напоминающая греческую. В начертаниях Щ в первом случае вместо округлого Ш вверху диграфа помешен угловатый вариант. В начертании ЯТЬ отсутствует низ у петельки, как в написаньях А и Б. Знаки Ы и Я стандартные. Тем самым, чтение третьей и четвертой строк не только не опровергли наших предположений, но подтвердили их. С одной стороны, графические особенности велесовицы еще более обозначились как чисто вариативные, обусловленные скорописью, а не иным принципом начертания; с другой стороны, обнаружилась случайная слоговая описка.
Анализ можно продолжать и далее, однако, к иным выводам он не приведет. И уже сказанного достаточно, чтобы понять, что почти все знаки Скрипника и часть знаков Миролюбова были не типичными, а нестандартными. Иными словами, они начертали не столько транскрипцию, сколько «азбуку графических трудностей», которую последующие исследователи, однако, приняли за подлинный вид велесовицы.
Сделав отбор наиболее выразительных знаков графики велесовицы по первым четырем строкам этого памятника, я получил такой репертуар, рис. 71. Легко видеть, что и по числу графем велесовица является промежуточным образованием между силлабарием и алфавитом. То, что этого не заметили другие эпиграфисты, я объясняю так: первые исследователи памятника, включая Асова и Пешича, не предусматривали такого самостоятельного этапа анализа текста, каким является транслитерация, а сразу же приступали к переводу. Точнее, у А.И. Асова некоторые фрагменты транслитерации даны в скобках в самой транскрипции и, кроме того, в транскрипции произведена разбивка на слова. А между тем, бросается в глаза «экономия на гласных», то есть приближение орфографии памятника к идеалам консонантной письменности, что заставляет выделять этап транслитерации в самостоятельный. Так, уже первые слова, ВЛЕСКНИГУ можно понять как ВЕЛЕСА КНИГУ, понимая, что буква В передает слог ВЕ, а буква С — слог СА. Во всяком случае, А.В. Арциховский, выполняя аналогичную работу в отношении новгородских берестяных грамот, помимо их прориси, давал вначале их транскрипцию, а затем транслитерацию с разбивкой на слова, после чего следовал комментарий к словам.
То же самое следовало бы сделать и в научном издании «Велесовой книги», тогда к ее тексту было бы меньше замечаний. Наконец, я проанализировал многие часто встречающиеся консонантные написания «Велесовой книги» и понял, что еще в XVI веке консонантная запись считалась нормальной. Консонантные знаки Б, М, Л, С, Ц, В тут читаются как БО, МИ, ЛО, СЬ, ЦА, ВЬ. Наверняка, таких примеров консонантных записей — великое множество, я же взял их только для иллюстрации. Пока я лишь обратил внимание на исторический факт — период бытования на Руси консонантных надписей при переходе от слогового к буквенному письму. Как видим, текст «Книги Велеса» весьма прочно вписывается в эту традицию.
Из всего рассмотренного можно сделать важный вывод: орфография «Велесовой книги» так приближена к особенностям слогового письма, что ее можно рассматривать как ппереходную между слоговой и буквенной.
Иными словами, велесовица вообще не вполне азбука, а силлабо-фонетическая система, то есть ее отличие от кириллицы в первую очередь не графическое, а типологическое. Таким образом, эту азбуку можно считать наиболее ранней кириллицей, а пропорцию между буквами и слоговыми знаками можно видеть на рис. 72.
Отметим, что в таблицу вошли в качестве слоговых те значения, которые были связаны с трансформацией внешней формы буквы. Например, в слове ДБЛЕ знак ДО передан равнобедренным треугольницком (правда, со штрихом слева), то есть стандартным способом, и этот знак не вошел в таблицу, ибо совпадал с основным начертанием буквы Д; зато вошел знак из слова ДЩЕРЕ в виде прямоугольного треугольника. Поскольку на Руси до кириллицы существовала слоговая письменность, было бы интересно сопоставить слоговые знаки велесовицы с ее значениями. Это несложно сделать, рис. 73. Разумеется, из силлабария представлены только те значения, которые выявлены в велесовице. Легко видеть как наличие определенного сходства, так и существование различий. Так, звук А (а также остальные гласные звуки и полугласный ЙЭ передавался в силлабарии чаще наклонной, но иногда и вертикальной чертой. Элементы этого мы видим в велесовице, где буква А имеет вертикальную мачту, а слог ЙА содержит Й в виде вертикального элемента слева (один из вариантов буквы А, как показано на верхней строке рис. 73 внизу, тоже содержит косую черту, обозначая А). Редуцированная графема Б велесовицы содержит слоговой знак БО в необычном положении, в горизонтальном, и вертикальную мачту с чтением А/О, что наталкивает читателя на чтение Б+О, БО. Редуцированная графема ВО велесовицы содержит два равнозначных слоговых знака ВО, О и V, что тоже имеет чтение ВО. Знаки ГЕ, ДО, КЪ, ЛА, МО, НЪ, ПО, РО, СЕ, ШИ велесовицы несколько отличаются от соответствующих знаков слогового письма, но имеют и черты сходства, знаки ЖИ, ЗИ и ТИ являются целиком заимствованными из слогового письма.
Йотованные гласные для слоговой письменности нетипичны, но могут быть изображены так, как показано на рис. 73. Наибольшие отличия в графеме ЩИ.
Из сказанного следует вывод, что велесовица не просто обладает слоговыми знаками (здесь их помещено 23, но их может обнаружиться и больше), но эти знаки весьма близки к знакам славянской слоговой письменности.
Проблема времени заимствования азбуки Кирилла. Когда и где была введена кириллица на Руси? Долгое время полагали, что, после того как святые равноапостольные учителя славянские Кирилл и Мефодий где-то в 60-70-е гг. IX века создали азбуку, позже названную именем Кирилла, она в X–XI вв. различными путями попала на Русь и постепенно вошла в обиход наших предков. Однако в XIX в. сначала чешские ученые, а затем, в ХХ веке и отечественные специалисты стали приходить к выводу, что кириллицу создал вовсе не Кирилл, а кто-то из его учеников, например, Климент Охридский. В таком случае время создания славянской азбуки отодвигалось на более поздние сроки, примерно на полвека, и связывалось уже не со столь значительными личностями, какими были солунские братья. Да и свидетельств о деятельности Климента было меньше, к тому же он шел проторенной дорогой, так что вероятность создания им первой славянской азбуки оказывалась более призрачной. Что же касается Кирилла, то он как будто создал глаголицу.
Хотя эту позицию разделяют не все исследователи, однако, всякий историк письма напоминает, что Русь не могла обойтись без письменности и потому создание алфавита для нее было жизненно необходимо. Я не разделяю этой позиции потому, что вижу тут не одну, а две проблемы: существование письменности вообще и существование конкретно буквенного письма. Первой проблемы для Руси просто не существовало: и в древности, и в средние века, и даже в Новое время на Руси имелось слоговое письмо, так что потребности государства им вполне удовлетворялись. Не было и второй проблемы, ибо после создания глаголицы отпала необходимость в создании еще какой-то азбуки; южные славяне прекрасно обходились глаголицей более полутысячелетия, она дожила до появления книгопечатания, на ней была отпечатана большая литература и даже появилось две разновидности глаголического шрифта, болгарский и хорватский.
Так что неожиданно вырисовывается третья, самая скромная проблема: создания славянской письменности по образу и подобию греческой. Если первая проблема оказывается поистине громадной, от которой зависит само существование славянского государства, то уже вторая сжимается до рамок модернизации шрифта, учета в нем лингвистических и этнических особенностей, короче говоря, больше преследует цели обеспечения этнической самобытности, нежели полноценного существования государства. Что же касается третьей проблемки, то она интересовала прежде всего церковь, и ту ее часть, которая ориентировалась на Византию. Западные славянские страны ввели христианство католическое, ориентировались на Рим, и поэтому вполне естественно, что их письменность построилась на основе латиницы. Столь же естественно желание православных христиан построить письменность как можно более тесно привязанную к греческой. Иными словами, кириллица как определенный вид графики была нужна православному духовенству, а не Русскому государству (у которого она уже была), и тем самым проблема введения кириллицы оказывается вовсе не равновеликой проблеме создания письма на Руси, а чисто конфессиональной, маркируя господствующую разновидность религии.
Из этого следует, что инициатором создания новой письменности должно было выступать не государство и не патриотически-настроенная культурная элита, а духовенство, и истоки русской глаголицы нужно искать в церкви. Там они и были найдены, однако не благодаря целенаправленным поискам именно ранних славянских азбук, а в ходе реставрационных работ в храме святой Софии в Киеве. Весьма живо описывает открытие азбуки на одной из стен собора Инна Яковлевна Бурау: «Тогда, в 70-х, это была настоящая сенсация. А произошло это случайно. Реставраторы осторожно снимали аляповатые росписи 18 столетия, намалеванные поверх старинных фресок. Вдруг на каменной стене появились «паутинки» выбитых букв. Всего одна строка…
Новые граффити? Позвали Сергея Александровича Высоцкого, историка-исследователя древних письмен. Увидев совсем не «святые» рисунки (корову с надписью «муу..»), он усмехнулся. «Вновь дети озорничали». Потом внимательно осмотрелся: «Да ведь это азбука!» В ней оказалось 28 буквенных знаков: от буквы А со знаком Т над ней, до буквы ОМЕГА. А буква Ж помещена над азбукой. Буквы похожи на греческие и лишь четыре славянские: Б, Ж, Щ, Ш» [3, с. 118–119]. Кроме этих строк воспоминаний, в книге Бурау помещена не очень четкая фотография азбуки [3, с. 119], хорошо мне знакомая по книге С.А. Высоцкого [4, с. 268–269], но с одним отличием: над буквами Р и С там были тоже помещены какие-то знаки. Кроме того, у Высоцкого не говорилось о букве Т над буквой А. Все это на первый взгляд не имело существенного значения и воспринималось как детские шалости вроде надписи «муу», а потому и выпало из монографии ученого. Единственное, что он счел возможность прокомментировать, так это наличие знака Ж: «только Ж написано над строкой. Это, несомненно, указывает на то, что автор, выцарапав азбуку, проверил, не пропустил ли он каких либо букв. Заметив отсутствие Ж, он дописал его в соответствующем месте над строкой» [4, с. 18–19]. Тем самым наличие надстрочного Т над А и В над Р осталось без объяснений, а само объяснение наличия Ж стало сомнительным, ибо автор надписи зачем-то поместил еще и Т, и В, которые уже были в тексте. Неужели он был таким рассеянным?
Я объединил фото Бурау с четкой прорисью Высоцкого и получил вполне приемлемое изображение Софийской азбуки, рис. 74-1. Знак Т над А выделялся плохо, лучше была видна буква Ж, и еще лучше — буква В над Р и два знака справа и слева от нее. У меня уже давно зародилась мысль о том, что Ж — вовсе не Ж, и что вынесена эта буква над линией строки далеко не случайно. Но сначала — несколько слов о том, чем интересна эта азбука. Она, разумеется, очень необычна, и прежде всего тем, что содержит очень мало букв в строке, всего 26 (это при том, что сейчас в азбуке 33 буквы, а в некоторых разновидностях их было больше 40), АБВГДЕЗН?IКЛМN?ОПРСТУФХШЩ?.
Затем она очень напоминает греческую азбуку из 24 букв, ????????????????????????. Отличия Софийской азбуки от греческой невелики: вставлено Б между А и В, и Ш между Х и ?, вот и все; порядок же букв целиком греческий. Правда, некоторые современные греческие буквы выглядят иначе, чем в VII веке, в котором сложился греческий устав, принятый славянами за основу; например, СИГМА сейчас выглядит как ?, а раньше — как С. Даже Щ можно принять за ? с прямоугольным расположением боковых линий. При этом ряд исследователей установил, что в виде Б у греков когда-то писалась БЕТА; что же касается Ш, то этот знак тоже не совсем чужд грекам, представляя собой верхушку знака ? в прямоугольном изображении. Итак, Софийская азбука лишь на 1/12 отличается от греческой; большего приближения славянской азбуки к греческому образцу трудно себе вообразить.
Вместе с тем, эта азбука уже и не совсем греческая, отличаясь от нее на пару букв; кроме того, она написана в храме столицы Руси, в Киеве, да еще в кафедральном соборе. Стало быть, она русская; исследователи отнесли ее к XI веку. Это означает, что со времени деятельности Кирилла прошло более полутора столетий.
Вот теперь и возникает загадка: является ли Софийская азбука одной из первых на Руси, или же, подобно детским шалостям, процарапанным на той же стене поблизости, она представляет собой просто попытку какого-то забывчивого недотепы написать греческий алфавит, в который он по недоразумению вставил русские буквы Б и Ш, а затем, спохватившись, надписал над строкой еще и Ж? Надо сказать, что оба предположения ведут к не очень хорошим следствиям. Первое предположение ломает существующие стереотипы о том, что кириллицу мы заимствовали из Болгарии или Македонии от самого Кирилла или его учеников. Ведь если они создали кириллицу, то это была продвинутая азбука со множеством славянских букв, и возвращаться от нее к Софийской азбуке не было никакой необходимости. Но из этого следует, что Софийская азбука была не демаршем русских последователей Кирилла, а достижением местного духовенства, либо незнакомых с успехами учеников Кирилла, либо, что еще хуже, опередивших их в создании славянской азбуки.
Тем самым, поднимая значение киевских эпиграфистов современности, выявивших эту необычную форму кириллицы, открытие Софийской азбуки принижает деятельность самого Кирилла или его учеников, ибо получается, что Русь создала кириллицу независимо от Кирилла. Если же посчитать Софийскую азбуку детской шалостью, то можно спасти теорию заимствования кириллицы от Кирилла или его учеников, но тогда непонятно, как детские каракули стали предметом ученых дискуссий маститых исследователей. Словом, пока эпиграфисты заняли выжидательную позицию, и даже такой известный из них, как В. Л. Янин, смог лишь осторожно заявить следующее: «Как бы то ни было, но Киевская азбука обнаруживает существование на Руси и иной системы очередности букв в азбуке, максимально приближенной к системе греческого алфавита, и, следовательно, указывает на вариантность азбук в ранний период бытования кирилловского письма. Думаю, что сумма этих новых источников позволяет с большой уверенностью высказаться в защиту того мнения, согласно которому кирилловское письмо формируется постепенно на основе греческого алфавита, а не имеет единовременного искусственного происхождения. Иными словами, версия об изобретении Кириллом не кириллицы, а глаголицы представляется весьма основательной» [5, с. 55]. На самом деле более основательной становится лишь версия о том, что на Руси кириллицу не заимствовали от Кирилла или его учеников; вопрос же о том, что создал Кирилл, требует отдельного рассмотрения.
Так обстояло дело к настоящему моменту; меня же просто заинтересовали выносные знаки, Софийской азбуки, ибо они похожи на слоговые, и свое исследование Софийской азбуки я начал просто как плановую работу по их чтению. Ничто не предвещало каких-либо сенсаций. Знак над А определялся наиболее просто, ибо в виде Т чаще всего изображался слоговой знак ТО. Что же касается «буквы» Ж, то как раз «буквенность» это знака и была мной поставлена под вопрос, коль скоро надстрочные знаки оказывались слоговыми.
Однако в качестве слогового знака Ж можно прочитать и как ЖА, и как ЗА, так что для более точной идентификации была нужна дополнительная информация. Поэтому я обратился к другим азбукам и скоро нашел то, что искал; мне попались на глаза сразу два документа, которые подтвердили возможность чтения ЗА или, скорее, ЗЪ, рис. 75-1 и 75-2. Наконец, осталось прочитать остаток, букву В и другие знаки над буквой Р Софийской азбуки. Это сделать несложно: В и читается как В, а знаки слева и справа имеют слоговое чтение ВЕДИ, что выражает славянское название буквы В. Вместе с тем, сочетание РС в слоговой азбуке всегда выражает слово РУСЬ, так что, читая все знаки, получаем чтение ВЕДИ В РУСЬ, рис. 75-4. Но ведь это не просто слоговое значение букв, а настоящее послание! Соединив все прочитанные знаки вместе, получаем текст: ТО ЗАВЕДИ В РУСЬ. Это как раз и есть тайное, зашифрованное в виде ребуса из букв и слоговых знаков послание составителей азбуки.
Ребенок стремится выплеснуть усвоенные знания наружу, и если он выучил произношение букв М и У, он тотчас оставляет свою надпись в виде МУУ. Целая азбука для него слишком длинна, а уж греческий порядок букв и вовсе неизвестен. Шифровать или каким-то иным способом утаивать свои знания ему совсем не нужно — он стремится к прямо противоположному, к их обнародованию. Что же касается священнослужителей, то они как раз не склонны поверять первому встречному свои намерения, а часто поясняют свою мысль едва заметными намеками. И в данном случае мы имеем дело как раз с тайнописью духовенства. Ведь в данном тексте два плана: внешний и внутренний. Внешний план прост: пояснение значения знаков, например, ТО—А. Или: З — ЗА. Или: В — ВЕДИ. И любой посетитель церкви, зная слоговые знаки, в первую очередь читал эти пояснения и понимал редкие знаки греческого алфавита. А ведь если бы речь шла только о пояснениях, тогда, безусловно, надо было бы пояснить прежде всего такие странные для славянского глаза буквы, как ПСИ и КСИ. А вот именно они-то и оставлены без внимания. С другой стороны, хорошо известна греческая БЕТА (позже она называлась ВИТА), и пояснять ее как ВЕДИ не было смысла. Так что выбор букв для пояснений представлялся бы крайне загадочным, если бы отсутствовал второй план, тайный. А он как раз и требовал выбор именно нужных букв в нужном месте, и их чтение то слоговое, то кирилловское.
Итак, послание прочитано. Что же оно означает? Это ясно: непосредственный приказ духовенству о введении на Руси собственной азбуки, едва отличающейся от греческой. Любой священнослужитель или монах, посетивший святую Софию, мог своими глазами увидеть данное распоряжение, понять его, и приступить к реализации. Следовательно, теперь найдено доказательство тому, что в кириллице было заинтересовано именно русское духовенство; но более того — имелось письменное распоряжение и утвержденный образец. Иными словами, кириллица на Руси стартовала из Киева! Это означает, что Софийская азбука оказывается не просто одной из прочих ранних, а именно она и является исходным прототипом! Тем самым, время ее начертания можно связать с датой не ранее окончания строительства Софийского собора в Киеве, 1040-м годом (начало постройки пришлось на 1037 год). Так определяется вид первой кирилловской азбуки на Руси, а также место и время ее введения.
Как видим, во вводимой кириллице содержится тайное слоговое послание, а это означает, что слоговое письмо являлось общенародным, тогда как максимально приближенное к греческому образцу письмо Софийского собора преследовало узко конфессиональные цели.
Краткие выводы. На основе проведенного рассмотрения можно сказать, что слоговое письмо лежало в основе составления велесовицы, и отдельные его знаки, как это видно из рис. 73, вошли в состав кириллицы. Можно сказать и сильнее: все негреческие буквы кириллицы являются знаками русского слогового письма. Тем самым слоговое письмо продолжает существовать в современном русском гражданском шрифте как реликт, многие русские буквы называются не только слоговым способом, но и в точности воспроизводят их слоговое чтение, например, ША, ЧА, ЕРЬ (РЕ-РЬ); то же относится и к вышедшим из употребления буквам кириллицы, например, ЯТЬ (РЕ-ТЬ), ЮС (Ю-СУ).