Как была взята мэрия

Как была взята мэрия

Когда демонстранты пошли на прорыв блокады «Белого дома», А. В. Руцкой вернулся в свой кабинета и, наблюдая за происходящим на улице из приемной, приказал без пропуска никого в Дом советов не пропускать, а его охрану усилить[1721].

Затем Александр Владимирович по рации попытался связаться со «штабом МВД» в гостинице «Мир», чтобы прекратить начавшуюся стрельбу, но там «никто не отвечал». Тогда вместе с В. А. Ачаловым и В. П. Баранниковым, он пошел к Р. И. Хасбулатову[1722].

Именно в этот момент в приемной и.о. президента появился пришедший с колонной демонстрантов И. В. Константинов, но уже не застал его[1723].

В отличие от И. В. Константинова И. М. Братищев и В. Г. Уражцев направились к Р. И. Хасбулатову[1724].

Как установила комиссия Т. А. Астраханкиной, после короткого обмена мнениями у Р. И. Хасбулатова «было принято решение немедленно идти на балкон и обратиться к пришедшим людям за поддержкой, в том числе просить оказать содействие в занятии зданий мэрии и гостиницы «Мир»[1725].

Едва только демонстранты заполнили площадь перед «Белым домом», как начался митинг. «Я, – вспоминал позднее А. В. Крючков, – … поднялся на трибуну, точнее на балкон Белого дома и открыл митинг. Стоял сплошной рев, крик радости. «Ура!»[1726]. Передавая настроения, царившие тогда у «Белого дома», В. Шурыгин, на мой взгляд, довольно удачно сказал, что многие испытывали такое чувство, «как будто выпили по стакану водки»[1727].

Вскоре из переулка, где расположено американское посольство, к «Белому дому» пригнали несколько грузовиков и военную машину связи. Кто-то, вспоминает Р. Мухамадиев, сказал, что «на этой машине есть радиопередатчик, мощности которого хватило бы на всю Москву и Московскую область. Минуты через три-четыре его наладили, и он заработал». После этого «по очереди стали обращаться к народу… Все сколько-нибудь известные политики, депутаты успели отругать из этой машины власти и самого Ельцина». И только «позднее… стало известно: то была вовсе не радиотрансляционная аппаратура, а устройство, посланное специальными органами для записи речей выступавших»[1728].

Кто именно выступал на этом митинге, когда и в каком порядке, еще требует выяснения. А. В. Крючков утверждал, что одним из первых к демонстрантам обратился Р. И. Хасбулатов[1729]. Однако, опираясь на «стенограмму видеодокументов», М. М. Мусин пишет, что Р. И. Хасбулатов выступил после А. В. Руцкого[1730]. Этот факт в беседе со мной подтвердил и присутствовавший на митинге И. В. Константинов[1731].

Отметив, что на улицы столицы вышли сотни тысяч москвичей и что следует развивать достигнутый успех[1732], А. В. Руцкой заявил: «Надо сегодня взять штурмом мэрию и Останкино»[1733]. Р. И. Хасбулатов поддержал А. В. Руцкого[1734] и призвал «доблестных воинов привести сюда войска, танки для того, чтобы штурмом взять Кремль»[1735].

Получается, что спикер и исполняющий обязанности президента назвали по крайней мере два из семи объектов, на счет которых поступило предупреждение с Октябрьской площади.

Выступление А. В. Руцкого хронометрируется по – разному: 15.35[1736], 15.45[1737], 16.00[1738] и 16.05[1739]. Р. И. Хасбулатов утверждает, что до 15.30 он проводил пресс-конференцию, затем к нему пришел В. П. Баранников, потом – В. Уражцев. Только после этого В. А. Агафонов, В. А. Ачалов и В. Г. Сыроватко уговорили его выступить на митинге[1740]. В «рабочем дневнике» Руслана Имрановича зафиксировано, что В. Г. Уражцев появился в его кабинете в 16.00, В. А. Агафонов и В. Г. Сыроватко еще позже – в 16.30[1741]. «На таймере оператора М[инистерства] Б[езопаности]», говорится в воспоминаниях Р. И. Хасбулатова, зафиксировано, что он выступал после и.о. президента и начал говорить в 16.52[1742].

Рассматривая приведенные точки зрения, сразу же следует исключить 15.00, когда демонстранты еще находились на Смоленской площади, и 15.35, так как в это время только-только была прорвана блокада Белого дома.

Очень осторожного отношения требует и «дневник» Р. И. Хасбулатова. Дело в том, что И. М. Братищев и В. Г. Уражцев направились к спикеру сразу же после прорыва блокады и находились в его кабинете очень недолго[1743]. Проверить это позволяет «чья-то записанная от руки хронология событий, оборованная на полуслове», которая была обнаружена в кабинете Р. И. Хасбулатова после падения «Белого дома». Эта «хронология» велась по ходу событий и позволяет почти с абсолютной точностью датировать данный эпизод. В ней значится, что В. Г. Уражцев появился у Р. И. Хасбулатова «в 15.40»[1744].

В ходе следствия выяснилось также, что «оператор М[инистерства] Б[езопасности], который снимал на видео-касету захват мэрии, забыл перевести время на час позже, на летнее время». Следовательно, Руслан Имранович начал свое выступление на митинге не в 16.52, а в 15.52[1745].

Это значит, что призыв А. В. Руцкого к захвату мэрии прозвучал не ранее 15.40 – не позднее 15.52. В связи с этим заслуживают внимания воспоминания Э. З. Махайского, в которых содержится наиболее детальное и полное хронометрирование событий того дня. По его свидетельству, А. В. Руцкой вышел на балкон в 15.45 и говорил не более 5 минут[1746]. Подобным же образом датирует его выступление А. С. Куликов: 15.45–15.50[1747].

Для того, чтобы понять характер этого выступления, необходимо учитывать, что предшествовало ему. Около 15.30 начался прорыв блокады «Белого дома», не ранее 15.30 – не позднее 15.45, перед самым выходом А. В. Руцкого на трибуну, загремели выстрелы по демонстрантам.

Как было установлено в 1998–1999 гг. во время рассмотрения в Государственной думе вопроса о импичменте Б. Н. Ельцина, стреляли не только от мэрии. В 15.40 началась стрельба и от гостиницы «Мир»[1748]. В 15.45–15.50 «выстрелом из карабина КС-23» с расстояния около 15 метров был смертельно ранен полковник милиции Иван Дмитриевич Шишаев, находившийся среди демонстрантов в гражданской одежде[1749], а также был ранен в ногу журналист Владислав Шурыгин, пытавшийся фотографировать снайперов на крыше[1750].

«В 15.45, – пишет М. М. Мусин, – зафиксирована автоматная очередь, которую выпустил сотрудник МВД, убегая от гостиницы «Мир» вверх по Большому Девятинскому переулку. Было видно, как из жилого дома в Девятинском переулке начал бить снайпер»[1751].

Известно также, что около 15.45–15.50, в то время, как А. В. Руцкой произносил свою речь, шедшие к Белому дому через Большой Девятинский переулок, между американским посольством и жилым кварталом, демонстранты захватили несколько стоявших там военных грузовиков. «В ответ военные применили «Черемуху», затем раздалась стрельба»[1752].

В этих условиях призыв А. В. Руцкого к захвату мэрии понятен и объясним. Более того, как исполняющий обязанности президента он не мог не отдать такое распоряжение.

Между тем именно в то время начало разыгрываться еще одно очень важное событие. Когда в 14.30 А. С. Куликов неожиданно «прозрел», он отдал приказ перебросить к «Белому дому» «невооруженный резерв» – 350 бойцов 21-й Софринской бригады под командованием ее командира полковника В. А. Васильева[1753]. По прибытии они расположились неподалеку от Белого дома – на улице Николаева[1754]. Затем им была дана команда передислоцироваться к гостинице «Мир». По некоторым данным, приказ поступил около 15.45[1755].

«…В 15.45, – пишет А. С. Куликов, – когда Васильев вел свое подразделение в сторону Белого дома», оттуда по софринцам «был открыт огонь», после чего В. А. Васильев заявил, что переходит на сторону парламента[1756].

Есть свидетельство очевидца о том, что софринцы под командованием старшего лейтенанта милиции Владимира Недзельского вышли из Большого Девятинского переулка, направляясь к «Белому дому», еще тогда, когда А. В. Руцкой был на балконе[1757].

По утверждению А. С. Куликова, который при этом ссылается на «объяснения» В. А. Васильева, последний заявил о переходе на сторону парламента, чтобы «обмануть Руцкого и тем самым избежать потерь», то есть чтобы из «Белого дома» перестали стрелять по его солдатам[1758].

В связи с этим вопрос о том, кто и когда стрелял по софринцам, приобретает особое значение.

«3 октября, еще до начала активных «боевых действий», – говорится в материалах следствия, – во время прохождения демонстрантов по Конюшковской улице, рядом с посольством США» «автоматную очередь в сторону военнослужащих и сотрудников МВД» произвел «из колонны» демонстрантов «неустановленный следствием мужчина, одетый в милицейскую форму». В результате этого «были ранены шесть военнослужащих МВД, один из которых (рядовой Глазунов) скончался в госпитале»[1759]. «Кто это сделал, – пишет А. С. Куликов, – выяснить так и не удалось»[1760].

Такова официальная версия.

А вот свидетельство одного из очевидцев, который в этот момент находился на месте рассматриваемых событий. «Вдруг раздался крик: «Солдаты! Однако быстро раздался новый возглас: «Наши!» Целый полк солдат перешёл на сторону Верховного Совета РФ. Одновременно послышались выстрелы и застрочил пулемёт, какие-то негодяи открыли огонь по милиционерам»[1761].

Из этого явствует, что сначала софринцы стали переходить на сторону парламента, а затем попали под огонь.

М. М. Мусин пишет, что огонь «по 2-й роте Софринской бригады» был открыт «от гостиницы «Мир» каким-то милиционером». Причем «стрельба велась в спину»[1762].

Подобным же образом данный эпизод освещается в материалах думской комиссии 1998–1999 гг. по импичменту Б. Н. Ельцина[1763].

О том, что софринцам стреляли в спину свои, свидетельствуют и другие очевидцы: «….. Разобрав баррикады, мы пошли на «Мир» без единого выстрела, крича «У-хо-ди-те!». И они начали отходить, строиться, грузиться и уезжать – со всеми своими автоматами и бронетранспортерами. Тут со стороны мэрии два мерзавца в милицейской форме открыли по нам огонь, ранив при этом троих из нас и двух солдат… Софринская бригада спецназа, которую свои обстреляли в спину, перешла на нашу сторону…»[1764].

Можно привести свидетельство еще одного очевидца:

«Навстречу нашей группе, – пишет он, – откуда-то из-за угла американского посольства возникла сине-серая стена камуфляжей Софринской бригады особого назначения. Нас, рядом всего человек пять с голыми руками, и против нескольких взводов солдат с резиновыми дубинками никак не выстоять. Но не было угрюмой враждебности на лицах недавних противников, они двигались навстречу легко и свободно, как будто окрыленные нашей победой. И мой товарищ доверчиво рванулся навстречу солдатам, соприкоснулся плечами с шедшим впереди командиром и неожиданно они обнялись. Следующий софринец хлопнул меня рукой по плечу, и обтекая нас, отряд двинулся к «Белому дому» не сдаваться, но переходить на нашу сторону»[1765].

Через несколько минут все изменилось.

«Мы, – пишет тот же автор, – шли все дальше по переулку между американским посольством и мэрией, когда сбоку ударили пулеметные очереди… Потом минута тишины. Только ревет мотор пятящегося по переулку бэтээра, на него наступает священник, нелепо машущий наперстным крестом на рыскающий из стороны в сторону ствол крупнокалиберного пулемета… Вдали слышатся глухие хлопки, как будто откупоривают шампанское. По нам стреляют из крупнокалиберных помповы хружей, любимого оружия американских ковбоев»[1766].

И здесь мы видим, что стрелять начали после того, как софринцы стали переходить на сторону Верховного Совета.

«Непосредственно перед нашим подходом к гостинице, охраняемой эмвэдэшниками, – вспоминает другой очевидец, – автоматной очередью оттуда сразило троих солдат Софринской бригады… На моих глазах командир софринцев по рации обратился к омоновцам, засевшим в мэрии и гостинице, сообщив им, что если те не прекратят немедленно огонь, то его бригада «разнесет и мэрию и гостиницу»»[1767].

О том, что по софринцам стреляли свои, свидетельствуют и материалы радипереговоров, обнародованные А. Черкасовым. Когда началась стрельба, пишет он, В. А. Васильев попытался связаться по рации со своим штабом, а когда это не удалось, «выдал в эфир»:

«Радон-22 [Васильев] говорит. Слушать всем. В результате применения оружия убито два моих солдата в бригаде. Предупреждаю, если позволите еще себе стрельбу, уничтожу любого в штабе. Предупреждаю еще раз…»[1768].

«Документировано, – пишет М. М. Мусин, – как комбриг софринцев кричал снайперам ГУО РФ на крыше жилого дома: «Что вы бьете своих?! Я вас снесу с крыши, если будете продолжать стрельбу по нам!»[1769].

Вслед за этим полковник В. А. Васильев сделал следующее заявление: «Руцкой, Александр Владимирович, обращается командир бригады Софринской Васильев. Бригада перешла на сторону Белого Дома»[1770].

Таким образом, официальная версия о том, что софринцы перешли на сторону «Белого дома» после того, как оттуда по ним оттуда был открыт огонь, не соответствует действительности. Сначала В. А. Васильев повел софринцев к Дому Советов, и только после этого свои открыли по ним огонь в спину.

Получается, что В. А. Васильев не пожелал воевать в парламентом и вместе со своими солдатами решил перейти под его знамена. Но такое объяснение противоречит фактам.

Во-первых, В. А. Васильев привел к «Белому дому» не всю свою бригаду, как было заявлено им в эфире, и даже не две имевшиеся у него роты, а только 150 бойцов. Во-вторых, этих 150 бойцов В. А. Васильев вскоре увел с собою на улицу Подбельского, где находилось место временного расположения солдат его бригады[1771]. В-третьих, он обещал вооружить своих подчиненных и вернуться к «Белому дому», однако своего обещания не выполнил[1772].

Следовательно, переходить на сторону парламента он не собирался. И когда появился на улице Подбельского, его не только не арестовали, не только не отстранили от должности, но и дали другое не менее важное задание.

Это наводит на мысль, что перед нами инсценировка перехода на сторону парламента целой воинской части, о чем уже через несколько минут средства массовой информации раструбили на весь мир.

Между тем, если верить А. Черкасову, сразу же после перехода софринцев на сторону парламента «заместитель командующего внутренними войсками МВД Павел Васильевич Голубец (позывной «Утес»), бывший в зоне Белого Дома старшим офицером, связался со своим главкомом А. С. Куликовым (позывной «Пион») и обратился к нему со следующими словами:

– «Пион, Пион. Я – Утёс, я – Утёс. В гостинице никого не осталось. Софринцы перешли на сторону Белого дома. Был открыт со стороны защитников Белого дома огонь, открыта стрельба. Наши безоружные все. Спецназ только прибыл, и я принял решение вывести людей из зоны огня»[1773].

Это означает, что около 16.00 гостиница «Мир» была оставлена без всякого боя.

Между тем, как мы знаем, в гостинице «располагался оперативный штаб внутренних войск МВД по борьбе с парламентом (оперативная группа ГУК ВВ МВД, созданная по решению КВВ МВД)»[1774].

«…Тут, – пишет Р. С. Мухамадиев, – внимание наше отвлекло другое событие. С верхнего этажа здания мэрии, расположенного напротив, стали стрелять сразу из десятков стволов, на площади началась паника».

«Для чего нужна была эта стрельба?» – спросил Агафонов. Ответил… телохранитель: «Чтобы вызвать ответную реакцию. Это провокация»[1775]. Видимо, в это время М. М. Мусин и услышал часть разговора между В. А. Ачаловым и А. В. Руцким, из которого явствовало, что именно так оценивал сложившуюся ситуацию и министр обороны[1776].

Однако А. В. Руцкой был непреклонен. Сразу же после своего выступления на митинге он стал отдавать конкретные приказы. Есть основания предполагать, что первый из них был отдан В. А. Ачалову. Когда он вернулся к себе в кабинет, к нему явился Ю. В. Колосков, чтобы доложить об открытии медсанчасти Верховного Совета, куда стали приносить раненных. Обратите внимания: медсанчасть была открыта как раз к тому времни, когда у «Белого дома» начали стрелять. Министр обороны встретил Ю. В. Колоскова хмуро. Никак не отреагировав на доклад, он тут же вызвал группу баркашовцев и приказал генералу вместе с ними взять мэрию[1777].

Примерно в то же самое время такой же приказ от А. В. Руцкого получил А. М. Макашов. По свидетельству А. В. Федорова, после выступления на митинге, и.о. президента подозвал к себе Альберта Михайловича и сказал: «Нужно срочно набрать добровольцев и сначала ликвидировать опасность со стороны мэрии и “Мира”», а «потом ехать в “Останкино” с целью получить эфир»[1778].

«3 октября, – вспоминает А. М. Макашов, – когда толпа от Смоленской площади, сметая все, скатилась к Верховному Совету и мэрии, Руцкой приказал строить «полк» защитников. Нашли меня. Руцкой в своем стиле отдал мне приказ: «Надо развивать успех! Взять мэрию, Кремль, Останкино. Вперед, генерал!..». Я знал соотношение сил и средств, количество оружия. Со злостью ответил: «Вы что, все охренели?!» (Немного покруче, конечно). «Это приказ, генерал!». И матерясь, прыгая по железкам баррикад, с громкоговорителем я помчался вперед» – на штурм мэрии[1779].

Мы не знаем, был ли поставлен в известность о поступившем с Октябрьской площади предупреждении Р. И. Хасбулатов. Однако Александр Владимирович знал о нем. Значит, знал, что добровольцев, которых мог повести за собою на Кремль А. М. Макашов, там уже ждал вооруженный до зубов Кремлевский полк. Но если бы даже не знал, что могли сделать там несколько сот почти невооруженных защитников парламента?

Можно, конечно, допустить, что, отдавая такой приказ, А. В. Руцкой руководствовался какой-то информацией, которая давала ему надежду на успех. Так, например, 29 сентября «под утро» он принял офицера – танкиста, сообщившего ему, что 3 октября на защиту парламента придет целая танковая армия, причем первый танковый полк будет у стен «Белого дома» уже в 17.00, а к 23.00 подойдут остальные части[1780].

Это же обещание было продублировано в ночь с 1 на 2 октября, когда А. В. Руцкой принял неизвестного пока нам офицера Службы внешней разведки. По дороге в «Белый дом» он сказал сопровождавшему его Евгению Александровичу Козлову: «Держитесь, завтра к вам придут танки»[1781].

3 октября в 14.00 дежурная Краснопресненского совета стала свидетельницей телефонного разговора какого-то члена «Союза офицеров» с А. В. Руцким. Офицер докладывал исполнявшему обязанности президента о воинских частях, уже идущих на поддержку парламента[1782].

Была ли эта сознательная дезинформация или же те, кто обещал встать на защиту Конституции, по каким-то причинам не смогли выполнить своих обещаний, остается пока неизвестным. В любом случае бросать на Кремль безоружный Добровольческий полк до подхода ожидавшихся воинских частей было по меньшей мере авантюризмом.

Как уже отмечалось, можно понять призыв, а затем приказ А. В. Руцкого взять мэрию. Однако настораживает и удивляет то, что подобный приказ он отдал без обсуждения с военными, а задача овладения мэрией была поставлена фактически перед безоружными людьми.

Получается, что А. В. Руцкой или сознательно бросал их на верную смерть, или же знал, что все обойдется малой кровью.

Как утверждает есаул Князев, когда началась стрельба, сначала к мэрии бросилась «никем не управляемая толпа» и «только позже к ней присоединились хлопцы РНЕ и отряда «Днестр»»[1783].

«Штурм здания, – пишет А. В. Руцкой, – начался по двум направлениям»[1784]. Одна группа «с приданным ей небольшим отрядом вооруженных людей (в основном – баркашовцев со своим лидером)», побежала с матюгами штурмовать мэрию «в лоб», другая, безоружная, во главе с генералом Б. В. Тарасовым, направилась в обход мэрии, чтобы войти в нее с тыла[1785].

Первую группу, основу которой составляли баркашовцы, возглавил генерал Ю. В. Колосков[1786]. Как установила Комиссия Т. А. Астраханкиной, в этой группе было 15 человек, вооруженных автоматами. Кроме того, автоматы были у трех человек из охраны А. М. Макашова[1787].

«Я, – пишет А. В. Руцкой, – лично проинструктировал отряд, отправлявшиеся на захват мэрии и гостиницы. Оружие приказал применять только в исключительных случаях»[1788].

«Через минуту-другую после ухода построившихся на мэрию, – пишет М. М. Мусин, – раздался категорический приказ Руцкого и Ачалова: «Огонь ни вкоем случае не открывать!» Этот приказ наши ребята продублировали в открытом эфире с нескольких радиостанций на втором канале»[1789]. Этот факт подтверждает и есаул Князев, сопровождавший Ю. В. Колоскова: «…мы побежали к мэрии, хотели подавить огневые точки, но по рации услышали голос Ачалова: «Ответного огня не открывать». Я открытым текстом крикнул в эфир, что из мэрии убивают людей, в ответ: «Ответного огня не открывать!»»[1790].

Команда в боевой обстановке по меньшей мере странная.

«У пандуса мэрии, – вспоминает М. М. Мусин, – мы попали под автоматный обстрел. Опять стреляли очередями на поражение по площади, полной безоружных людей. Слышны были и гулкие очереди крупнокалиберного пулемета эмвэдэшного БТРа»[1791].

«Из главного входа мэрии, – читаем мы в «Анафеме», – высыпают два взвода эмвэдэшников со щитами. Выставив впереди себя щиты, они присаживаются за ними плотными цепями, и через пару секунд солдат за рядами сдвинутых щитов практически уже не видно… Демонстранты поднимаются по ближайшей к «Белому дому» лестнице на пандус мэрии и приближаются к цепи сидящих за щитами солдат. Эмвэдэшники в упор по демонстрантам открывают автоматный огонь. «Щиты» забегают обратно в мэрию через главный вход. Стрельба по демонстрантам продолжается»[1792].

«От парадных дверей мэрии, – пишет М. М. Мусин далее, – народ как ветром сдуло. Люди отхлынули назад. В кадре мелькает школьник со словами «Оружие надо!» и скатывается мимо нас вниз по лестнице. Следом под очередями отходит пожилой пенсионер. Дедушка разгневан и громко возмущается: «Неужели нет гранат?! Гранатами надо…». Последними, прикрывая демонстрантов, отходят два автоматчика. Отбегающие от центральных дверей парни РНЕ вместе с несколькими своими командирами, отступая, делают несколько ответных очередей и одиночных выстрелов (на всех видеоматериалах зафиксировано в совокупности только 8–9 ответных выстрелов и короткие очереди с их стороны… Выкрикивая приказ Ачалова: «Огонь не открывать!», мы укрылись слева у стены мэрии рядом с дверями «Кассового союза»»[1793].

«Не прошло и двух-трех минут, – вспоминает Р. С. Мухамадиев, – как семь-восемь парней, вооруженных автоматами, отделились от толпы, поднялись по ведущей к зданию мэрии пологой лестнице и кинулись на штурм закрытых изнутри дверей. Сразу было видно, что это – настоящие профессионалы. Автоматы держат на уровне пояса. Стреляют короткими очередями и тут же отскакивают то в одну, то в другую сторону, делают перебежки… У них такие замысловатые телодвижения, что диву даешься. С противоположной стороны по ним тоже стреляют. Но тех не видно, те бьют из засады. А эти – на открытой площадке. В двоих из нападавших попали. Один упал лицом вниз и остался лежать без движения. Второй долго корчился, пытаясь встать. Но в него выстрелили еще раз, и он уронил голову на камень»[1794].

В эти минуты, говорится в воспоминаниях Р. С. Мухамадиева, «…по дороге-мостику, сделанному, чтобы машины высокого начальства могли подъехать к самому зданию, поднялись три «Урала». Те самые, знакомые мне машины. Одна из них не успела даже развернуться, как ее ветровое стекло разбилось вдребезги, водитель уронил голову на руль и замер. Вторая машина на большой скорости ударила носом в стеклянную дверь здания мэрии. Снова отступила назад, снова ударила. И тут же замерла, больше не двигаясь. Водитель третьей машины оказался хитрее. Он развернул машину задом к зданию. И, двигаясь задним ходом, протаранил одну за другой стеклянные стены. Он почти напрочь разбил весь вход»[1795].

«Когда позднее мы уже выходили из мэрии, – пишет М. М. Мусин, – я обратил внимание на то, что у грузовика пулями были пробиты все колеса и бензобак, автоматными очередями вдребезги разнесено ветровое стекло (подтверждается и материалами видеохроники, другие повреждения по видеокадрам не различимы). Водителей грузовиков расстреливали в упор – они остались живы просто чудом»[1796].

«В этот момент, – отмечает автор «Анафемы», – удается завести водовозку и она пытается под пандусом мэрии пробить ворота подземного гаража в здании СЭВ. Сбоку от нее из-под пандуса мэрии вырывается БТР (№ 432) и прорывается в сторону гостиницы «Мир», стреляя вверх. С его брони сыпятся заскочившие на него верхом ребята из группы «Север». На кадрах видеохроники видно, как солдаты МВД сами разбивают стеклянные стены мэрии с противоположной стороны и убегают через проломы»[1797].

Как пишет А. Черкасов, в этот момент некоторые из нападающих решили «срезать» дорогу, но когда поднялись на пандус, оказалось, что никто больше не стреляет[1798].

Что же произошло?

По свидетельству одного из милицейских начальников, когда стороники «Белого дома», почти полностью безоружные, бросились на штурм мэрии, «вдруг поступил приказ – не стрелять, отойти от объекта»[1799]. Подобный приказ в 16.05 получил и отряд группы «Витязь»[1800], который перед этим в 14.30 был выдвинут к «Белому дому»[1801]

«В следующие минуты, – пишет А. В. Черкасов, – все остававшиеся в мэрии сотрудники МВД покинули здание, разбив витринные стекла цокольного этажа. Они пересекли Калининский проспект – благо, напротив мэрии был промежуток между двумя группами демонстрантов, подтягивавшихся к Белому Дому, – и скрылись в переулках»[1802].

«Массовый исход» омоновцев и дзержинцев из мэрии «через окна-стены первого этажа», по утверждению Э. З. Махайского произошел между 16.15 и 16.20[1803].

«…Этот великий драп, по мнению А. Черкасова, при всей его внешней беспорядочности, имел конкретную задачу – отойти и перегруппироваться. Местом сосредоточения был назначен участок Садового кольца рядом с площадью Маяковского, напротив Бронной улицы и гостиницы «Пекин».

В результате сторонники парламента ворвались в опустевшее здание СЭВ[1804].

Неужели, приказывая не стрелять, А. В. Руцкой заранее знал, что милиции будет дана команда покинуть мэрию без сопротивления?

Через день «Коммерсантъ-Daily» писала, что «справившись с гостиницей», «боевики» в 16.00 начали «штурм мэрии»[1805].

По свидетельству работника Министерства социальной защиты РФ А. Коренева, который в этот момент находился возле Белого дома, «штурм мэрии» начался «примерно с 16 час. 5 мин.»[1806]. Такое же время указал позднее Генеральный прокурор РФ М. Б. Катышев в своем письме от 9 сентября 1998 г. на имя председателя Специальной комисси Государственной Думы по импичменту Б. Н. Ельцина[1807].

Почти так же хронометрирует начало этого события Э. З. Махайский. Он услышал автоматные очереди со стороны мэрии, по всей видимости, когда ее двери таранили машинами, в 16.08. Стрельба, по его словам, была недолгой и продолжалась не более 30 секунд. Когда он поспешил туда, то увидел, как «по лестнице и пандусу мэрии бежали безоружные люди»[1808].

Одним из первых в здание мэрии вошел генерал Ю. В. Колосков. Вместе с баракшовцами он поднялся до четвертого этажа, затем вернулся назад и приказал взять вход в мэрию под охрану, чтобы не было грабежа[1809].

Между тем, как пишет М. М. Мусин, в мэрию уже «хлынули люди и заполнили весь холл». Среди них находился и автор «Анфемы». «На лестнице перед вторым этажом, – отмечает он, – люди остановились из-за угрозы стрельбы в упор. Здесь мы… нашли Макашова». «Приказав всем оставаться на месте», он один вышел «в лифтовый холл второго этажа» и «с мегафоном в руках» стал подниматься выше, «выкрикивая в мегафон: «Сдавайтесь! Я, генерал-полковник Макашов, гарантирую вам жизнь. Выходите по одному и складывайте оружие!»[1810].

«Когда сверху послышались шаги первой группы сдающихся, – читаем мы в «Анафеме», – наша группа охраны предосторожности ради догнала Макашова и пошла дальше вместе с ним по главной лестнице. Мы поднялись вшестером до пятого этажа»[1811].

Р. С. Мухамадиев приводит радиопереговоры между участниками захвата мэрии и руководителями парламента, из которого явствует, что не успевшие сбежать защитники мэрии забаррикадировались сейфами на пятом этаже. Поэтому было решено блокировать их там и договориться, чтобы они прекратили стрельбу[1812].

Наблюдавшая за штурмом мэрии, Н. Кочубей пишет, что когда в здание мэрии устремились сторонники «Белого дома», она вдруг увидела, как на первом этаже мэрии вспыхнул свет, затем он появился на втором этаже, на третьем и т. д.[1813]. О чем говорит этот факт? О том, что к 16.00 находившийся в этом здании ВКП ГУВД уже был переведен в другое место. Начальнику МУРа Ю. Г. Федосеев пишет, что «штаб» перестал подавать признаки жизни еще раньше, в 15.30[1814], т. е. в тот самый момент, когда демонстранты пошли на прорыв блокады «Белого дома».

Среди оружия, брошенного в мэрии, сторонники парламента обнаружили огнемет. «Кто и зачем его здесь держал? – задается вопросом один из участников тех событий и дает на него следующий ответ: «После уже стало известно, что в мэрии также были найдены документы, из которых следовало, что штурм ДС уже был назначен – на 23.00 3 октября»… Огнемет был для штурма. Это мы должны были гореть в его пламени»[1815].

Из воспоминаний Э. З. Махайского явствует, что штурм мэрии продолжался не более 15 минут[1816]. О том, что для захвата мэрии понадобилось всего 15 минут пишет А. В. Руцкой[1817]. Это согласуется и с воспоминаниями Андрея Коренева. По его свидетельству, «захват мэрии был осуществлен примерно с 16 часов 5 минут до 16 часов 20 минут»[1818]. Во всяком случае, когда в 16.30 Р. Абдулатипов позвонил Ю. М. Воронину в Свято-Данилов монастырь, он сообщил ему о взятии мэрии[1819].

Окончательно первые четыре этажа мэрии перешли в руки сторонников парламента, в 16–44, когда, по свидетельству Э. З. Махайского, «с флагштока мэрии, установленного на балконе, спустили бело-сине-красный флаг и подняли красный»[1820].

«В 16.35 от Садового кольца к «Белому дому» проследовала колонна «дзержинцев» – без оружия, во главе с офицером (примерно 200 человек). Демонстранты принялись выяснять, кто они и почему идут к «Белому дому». Узнав, что это подразделение решило перейти на сторону Верховного Совета, стали скандировать: «Молодцы! Молодцы!»»[1821].

«При штурме здания мэрии, – отмечает А. С. Куликов, – были захвачены почти полторы сотни безоружных солдат и офицеров внутренних войск. Многие могут припомнить кадры хроники, как их толкают прикладами, бьют, разувают»[1822].

«Московский комсомолец» печатал еще более ужасающие сведения, будто бы «мятежники открыли огонь по солдатам», а тех «безоружных солдат, которые оказались в их руках, раздевали, избивали и… бросали в Москву-реку»[1823].

А вот свидетельство Н. Кочубей:

«Я в те часы работала в столовой Д[ома] С[оветов]. Там не хватало рабочей силы – раздатчиц, сборщиц грязной посуды, посудомоек, официанток. (Почти вся эта служба сбежала.) Нагрузив в очередной раз свой поднос тарелками с супом, иду к длинному столу, за который усаживаются… военные. Рядовые и младшие офицеры. Таких я у нас не видела. Спрашиваю: «Вы откуда?». «Мы из дивизии имени Дзержинского. Мы перешли на вашу сторону». После холода, а теперь после горячего супа розовощёкие, возбуждённые – совсем мальчишки! Мальчишки, которые не стали, не смогли жить «вне политики», а думали, думали! И приняли решение. В горле у меня вдруг появился комок, с которым я долго не могла справиться»[1824].

Несмотря на то, что некоторые, претендующие на объективность авторы уверяют читателей, что днем 3 октября по стрельба возле «Белого дома» велась «холостыми патронами», факты говорят о другом: здесь пролилась кровь.

По воспоминания народного депутата Н. Г. Григорьева (врач по профессии), первого раненого, в оказании помощи которому он принимал участие на третьем этаже 20-го подъезда, принесли в «Белый дом» в 16.15. Это был журналист В. В. Шурыгин. О том много ли было пострадавших, свидетельствует то, что освободился Н. Г. Григорьев только в 21.00[1825]. А ведь, кроме этого, был здравпункт и на первом этаже.

Официально признано, что погибли три человека, ранения получили 74[1826]. Все трое известных на сегодняшний день погибших – это работники милиции. Старший лейтенант А. И. Бойко погиб возле мэрии от выстрела неизвестного нам снайпера[1827], а двух полковников В. А. Швидкина и И. Д. Шишаева убили свои[1828].

«Я, – пишет военный обозреватель газеты «Завтра» В. Шурыгин, – никогда не искал и не пытался узнать фамилию того милиционера, который вогнал мне в бедро двадцатитрёхмиллиметровую газовую гранату. И хотя входе следствия он был установлен, я не стал выпытывать у следователя его фамилию. Зачем она мне? Свою кровь я ему прощаю, а вот за кровь убитого им полковника милиции Ивана Шишаева, которого он застрелил через мгновение после выстрела в меня, всё из того же крупнокалиберного помпового карабина, ему будет трудно ответить перед богом. Потому что убил он его просто так, походя. Убил, когда тот попытался остановить стрельбу по людям. Выбежал вперёд, крикнул: «Что вы делаете? Немедленно прекратите стрельбу!»»[1829].

Что же касается 74 раненых, то из них только 10 приходится на сотрудников МВД. Причем пять рядовых Софринской бригады (в том числе рядовой Глазунов, умерший в госпитале) были ранены человеком в милицейской форме[1830], личность которого якобы осталась неустановленной[1831].

«…Взятие комплекса зданий мэрии и гостиницы «Мир»…, – пишет М. М. Мусин, – было полной неожиданностью для МВД». Открыв по демонстрантам огонь, руководители этого ведомства, будто бы не ожидали, что в ответ на это безоружные люди пойдут на штурм названных зданий, а поэтому бросили их на произвол судьбы»[1832].

Велика ли была численность тех, кто блокирвал «Белый дом»?

«3 октября, – отмечает М. М. Мусин, – только в столовой мэрии обедало более 6000 эмвэдэшников, а к охране самого здания дополнительно было привлечено подразделение из 100 вооруженных до зубов военнослужащих МВД»[1833].

Как же нужно было испугаться, чтобы полк внутренних войск бросил на произвол судьбы мэрию и гостиницу «Мир», в которых находился оперативный штаб, возглавлявший осаду Белого дома? Это тем более удивительно, что демонстранты были безоружны.

Итак, никакого штурма мэрии и гостиницы «Мир» не было.

3 октября около 13.00 известный публицист Олег Платонов оказался в нескольких минутах ходьбы от «Белого дома» у метро «Баррикадная» и здесь, если верить ему, увидел огромное скопление милиции: «одних машин 1000», а самих милиционеров «30–50 тыс. человек»[1834].

Приведенные цифры вызывают сомнения. Однако даже если допустить, что количество машин и милиционеров преувеличено на порядок, все равно получается, что в непосредственной близости от Садового кольца находилось несколько тысяч сотрудников МВД, которых без всякого труда в течение нескольких минут можно было перебросить и к «Белому дому», и на Калининский проспект, и к Смоленской площади, и на Зубовскую площадь, и к метро «Парк культуры», и на Крымский мост, и на Крымский вал.

Комментируя произошедшее, один из очевидцев тех событий, называл «странным» то, что «отряды у мэрии, постреляв в воздух и снайперски ранив несколько человек, разъярив толпу, вдруг отошли, открыв Дом Советов», а «потом вообще ушли, оставив свои грузовики и даже не вынув ключи зажигания: езжайте, мол, люди добрые, в Останкино»[1835].

«Любой, едва прошедший обучение шофер, – пишет Ю. М. Воронин, – выходя из кабины, автоматический берет ключи с собой»[1836]. А тут десятки брошенных машин и все с незакрытыми кабинами и ключами зажигания.

«Элемент провокации, – констатировал потом И. В. Константинов, – присутствовал с самого начала событий 3 октября»[1837].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.