Новая конституция и «калинка-малинка»
Новая конституция и «калинка-малинка»
До подавления мятежа Борис Николаевич Ельцин был одним из нескольких политиков, которые вели борьбу за власть. После октябрьских событий он стал полноправным хозяином в стране. Отношение к нему мгновенно изменилось. Изменился он сам.
Но он не воспользовался своей победой, чтобы стать диктатором. Он провел всеобщие выборы и получил Государственную думу, которая его не жаловала. Но после осени 1993 года в стране наступила политическая стабилизация. И до конца ельцинской эпохи уже не было ни мятежей, ни путчей, ни схваток воинствующей оппозиции с органами правопорядка.
12 декабря 1993 года одновременно с избранием депутатов первой Государственной думы страна проголосовала за новую конституцию, которая в первую очередь изменила положение президента.
Если прежде президент был всего лишь одним из центров власти, и парламент при желании мог сильно ограничить его полномочия и вообще доставить ему массу неприятностей, то теперь он практически не зависел от воли депутатов.
Парламент лишился и возможности участвовать в формировании правительства. По новой конституции президент назначает председателя правительства. От Государственной думы, конечно, требуется согласие. Но если депутаты трижды отклоняют предложенную президентом кандидатуру, он имеет право своим указом назначить премьер-министра, распустить Думу и объявить новые выборы. Если Дума выразит недоверие правительству, то президент может с ней согласиться и отправить кабинет в отставку, а может, напротив, распустить Думу и назначить новые выборы.
В конституции заложен сложный механизм внесения в нее поправок, что практически гарантировало Ельцина от новых атак парламента. Но при всей своей безграничной власти Ельцин даже не пытался ограничить права и свободы сограждан.
— А ведь у него была тогда возможность стать диктатором, сокрушить и раздавить всех своих противников, — говорил мне бывший помощник президента Георгий Сатаров. — Он этого не сделал. Не воспользовался обстоятельствами.
Уже с начала 1994 года Ельцина стали называть царем — кто в шутку, кто всерьез. А Борис Николаевич и в самом деле переменился. Крушение советской власти не отменило Марксовой формулы насчет того, что бытие определяет сознание. А бытие стало царским. Изменились его манеры, взгляд, даже походка стала неспешной. У него сложились свои представления о том, как должен вести себя президент великой России, и он старательно играл эту роль.
Его бывший пресс-секретарь Вячеслав Костиков с сожалением вспоминает: в улыбке, во взгляде Ельцина стало заметно проявляться высокомерие, а «в отношениях с Борисом Николаевичем постепенно исчезал демократизм, доступность, доверительность отношений — то есть те черты, которые так привлекали в работе с ним в прежние годы…».
Теперь в любой поездке президента сопровождали не только несколько врачей и медсестер, но и парикмахер, группа поваров, личные фотографы, персональный телеоператор и человек, занимавшийся его одеждой. Он пересел с ЗИЛа на «мерседес», который собрали специально для президента России.
Вокруг Ельцина сложилась сплоченная группа — Коржаков и его верный друг и соратник Михаил Барсуков, первый вице-премьер Олег Сосковец, управляющий делами президента Павел Бородин, тренер президента по теннису Шамиль Тарпищев. К ним одно время примыкали министры обороны Грачев и внутренних дел Виктор Ерин. Они постоянно встречались в неформальной обстановке, не только поддерживали друг друга, но и влияли на президента в одном направлении.
Евгений Савостьянов, который стал заместителем руководителя администрации президента, говорил мне:
— Не существует идеальных схем. В каждой есть свои недостатки. Коль скоро вводится институт избираемого монарха, то надо мириться с тем, что появится двор, в нем будет своя камарилья, будут те, кто ближе к монарху, и те, кто дальше. Это неминуемо…
В Кремле сформировалась иерархическая система власти. Скажем, помощники президента, как и в советские времена, обедали в особой столовой. Имело значение, кто с кем сидел за одним столиком.
Стать своим при дворе царя Бориса стремились многие, но не всем это удавалось.
Алексей Казанник после октябрьских событий 1993 года стал генеральным прокурором, но продержался недолго. Он не только не подходил для этой работы, но и не смог вписаться в московскую властную систему. Он рассказывал потом в интервью «Новой газете», какой диалог у него состоялся с Коржаковым накануне нового, 1994 года.
Позвонил Коржаков и сказал:
— На Ленинских горах в Доме приемов будут все высокопоставленные лица. Алексей Иванович, вы должны там тоже быть.
Казанник отказался:
— Извините, Александр Васильевич, я, вообще, прокурор, а там будут должностные лица исполнительных органов, за которыми я осуществляю функцию надзора. Поэтому я не могу участвовать в этих компаниях.
Коржаков страшно удивился:
— Как — вы не можете участвовать? Там будет президент с женой, все будут с семьями.
— Моя жена в Омске живет. Коржаков сразу воодушевился:
— Я сейчас дам команду, ее привезут.
— Нет-нет, спасибо, потому что я хочу на Новый год улететь в Омск.
И генеральный прокурор отправился отмечать Новый год в родном городе. Он не хотел соблюдать правила игры. Его спрашивали:
— Вы в теннис играете?
— Не играл и играть не собираюсь.
— Ну как же, все играют, а вы не будете играть? Это, Алексей Иванович, как-то странно.
— Что ж делать, я очень странный человек. Надо мои странности уважать…
Нежелание веселиться вместе со всеми и играть в модные игры было, разумеется, не главной причиной отставки Казанника, но тоже сыграло свою роль в отторжении генерального прокурора от власти.
Александр Васильевич Коржаков, руководивший охраной президента, оставил о себе странное впечатление. Вокруг него ходит множество легенд, и сам он не прочь подпустить тумана. И превратился в какую-то демоническую фигуру.
У Андрея Козырева эти оценки вызывают улыбку.
— Ну разве Коржаков — демоническая фигура? Любят у нас придумывать. Он просто был близким к президенту человеком. Вот и у меня начальник охраны был замечательный человек. У нас с ним тоже сохранялись самые дружеские отношения. Понимаете, такова система: начальник охраны оказывается ближе, чем жена. В условиях, когда тебя повсюду, всегда сопровождает охрана, через охрану ты узнаешь очень много вещей.
Коржакову действительно были приданы или навязаны несвойственные ему функции. Потом он и сам почувствовал вкус к большой политике.
Владимир Бабичев, в прошлом крупный партийный работник, стал при Черномырдине руководителем аппарата правительства.
Он рассказывал журналистам:
— Как может не ощущаться влияние Коржакова, если так называемая служба по подслушиванию подчиняется ему непосредственно?
— Вы хотите сказать, что правительственные телефоны прослушиваются? — удивились журналисты.
— По-моему, всех подслушивают, даже премьера…
У Бабичева произошло крупное столкновение с советником президента по спорту Шамилем Тарпищевым. По словам Бабичева, пользуясь близостью к президенту, Тарпищев попытался в обход всех согласований создать акционерное общество. Руководитель аппарата правительства был категорически против. Ему позвонил Коржаков и начальственным тоном спросил:
— Почему до сих пор не подписан устав этого предприятия?
Бабичев тогда только пришел в правительство и еще не знал, кто такой Коржаков. Поэтому задал естественный вопрос:
— Кто вы?
— Начальник охраны президента.
— Ах, вы начальник охраны, так вот и охраняйте и не в свои дела не лезьте.
После этого Бабичеву тут же отключили телефоны, в том числе и правительственную связь… Конечно, телефоны потом пришлось включить, но дерзость не была забыта.
Близость к президенту открывала невероятные возможности. Шамиль Тарпищев создал Национальный фонд спорта. По его просьбе президент в ноябре 1993 года подписал указ о предоставлении Фонду спорта фантастических льгот: фонд получил право беспошлинного ввоза в страну табачных изделий и алкогольных напитков. В результате девяносто пять процентов импорта табака и алкоголя пришлось на долю Национального фонда спорта.
Маскировалось это заботой о спорте и спортсменах. В реальности же льготы наносили огромный ущерб экономике страны, стали питательной почвой для коррупции и преступности. За право пользоваться льготами убили немало людей. Зато очень многие высшие чиновники поправили свое материальное положение. Бороться с их интересами рисковали немногие. Первый вице-премьер Анатолий Чубайс заявил:
— Если у Национального фонда спорта не отберут льготы, я уйду из правительства.
И Чубайс добился своего. Так то Чубайс…
Коржаков позволял себе и к Черномырдину обращаться на «ты». Генерал-охранник увлекся, перешел некую грань и стал неудобен президенту. В конце 1994 года «Известия» опубликовали письмо Коржакова Черномырдину. Начальник президентской охраны жаловался главе правительства на то, что министр экономики Александр Шохин принимает неверные решения в нефтяной сфере: хочет отменить институт спецэкспортеров и обеспечить равный доступ компаний к нефтепроводам.
Письмо начальника президентской охраны было написано в ультимативном тоне: «Считаем целесообразным предложить Вам поручить Первому Заместителю Председателя Правительства О. Сосковцу, в рамках его полномочий по курированию топливно-энергетического комплекса, создание комиссии для проведения экспертной оценки всех вышеприведенных распоряжений с точки зрения соответствия национальной стратегии в области нефтяной политики и укрепления экономики страны».
Виктор Степанович Черномырдин был, наверное, глубоко оскорблен таким тоном, потому и позаботился о том, чтобы письмо было предано гласности, иначе оно бы никогда не попало в газету.
Министр Шохин пытался сделать то, что было совершенно необходимо: уничтожал почву, порождавшую коррупцию. Естественно, это наносило ущерб влиятельным силам, которые хотели сохранить контроль над экспортом нефти. Первый вице-премьер Сосковец жаловался своему другу Коржакову. Они решили повлиять на премьера — и промахнулись. Не от большого ума сочинили такое письмо…
В какой-то момент Коржаков стал одним из влиятельнейших людей в стране. Он смело давал советы главе правительства. Служба безопасности президента под его руководством обрела невиданную власть, особенно когда он добился права вести оперативно-разыскную деятельность (то есть подслушивать и вести наружное наблюдение).
— Не нужно его недооценивать! — говорил бывший помощник президента Георгий Сатаров. — У Коржакова, конечно, внешность человека не одаренного интеллектом.
Но это не совсем правильно. Понятно, что его образование, социальная траектория не позволили ему стать человеком высококультурным, но от природы он одарен…
Александр Коржаков, которого изгнали из КГБ за верность Ельцину, заботился о Борисе Николаевиче, как о самом близком человеке на земле. Не мог Ельцин не ценить этого. Первоначально Коржаков держался очень скромно, но потом вошел во вкус власти, особенно кадровых решений, и благодаря близости к президенту стал одним из самых влиятельных людей в Кремле. Тем, кто рисковал идти на конфликт с Коржаковым, приходилось плохо.
Сергей Филатов вспоминает:
— У меня сняли охрану, заменили машину. Это обычные номенклатурные штучки, которые предвещают расставание. В «Российской газете» появилась публикация под заголовком «Покровитель», там фигурировали только еврейские фамилии, чтобы показать, что я покровитель евреев, которые на самом деле являются чуть ли не разведывательной группой Израиля…
Филатов советовался с опытным Илюшиным:
— Что делать, Виктор Васильевич? Первый помощник президента сказал:
— Ну, если это так далеко зашло, вам лучше уйти. Коржаков и его люди от вас не отстанут. Будут продолжать вас третировать, и дело может плохо кончиться.
Сергей Филатов написал заявление об уходе, но несколько видных политиков просили его не уходить, и он положил заявление в стол…
— А какие у них были к вам реальные претензии? — спросил я Филатова.
Во-первых, они презирали демократов, поэтому плели интриги против Чубайса и против Гайдара, которого ненавидели лютой ненавистью. Демократия — это ведь закон, а по закону жить не хотелось. Во-вторых, в администрации президента они все хотели взять под контроль, на все посты расставить своих людей в качестве заместителей. Я этого, естественно, не позволял. И третья причина состояла в том, что службе безопасности не хватило помещений. Они пытались реорганизовать администрацию так, чтобы освободить себе помещения. Коржакову был нужен дом на Варварке. Мы освободили это помещение, и они устроили там свою аналитическую службу, поставили компьютерную систему, все банки взяли под контроль. А остальное у них не получилось, вот они и злились…
Коржаковская служба превратилась в главный центр влияния. Люди понимали, где сила и откуда исходит опасность. К Коржакову ходили за советом, за помощью. Он стал вмешиваться в дела теле- и радиокомпаний, финансовых и общественных групп, представителей президента, контрольного управления.
— Ко мне стали приставать, — говорит Филатов, — скажем, увольте такого-то, потому что он был замечен в Соединенных Штатах на встрече с тем-то. Я объясняю: мало ли с кем мы все встречаемся? Тогда меня первого надо уволить — я со всеми встречаюсь.
Пару раз я как-то искренне отнесся к этим сигналам, а потом написал Коржакову записку: уважаемый Александр Васильевич, чтобы по этой причине увольнять людей, нужно располагать убедительными фактами. И я прошу их представлять. Потому что разорять структуру администрации президента нельзя. Но на отдыхе в Сочи Ельцин подписал указ о службе безопасности, который давал Коржакову огромные полномочия.
Не один Филатов, многие жаловались на интриги и подковерную борьбу в Кремле. Сотрудники администрации не сомневались, что служба безопасности их подслушивает. Если надо было обсудить что-то важное, писали друг другу записки.
Интриганство в Кремле более всего свидетельствовало о том, что президент Ельцин понемному утрачивал интерес к работе. Бывший пресс-секретарь президента Вячеслав Костиков вспоминает, что в 1994 году президент стал после обеда уезжать домой, мало с кем встречался, отказывался от бесед, ломая график.
Я спрашивал Сергея Филатова:
— Когда вы приходили к Борису Николаевичу с делами, ему было интересно всем этим заниматься? Или он раздраженно кривился: устал, надоело?
По-разному было. Иногда ему было интересно, и разговор шел деловой. Иногда он рукой махнет: отложите, потом. По каким причинам — не знаю. Иногда спрашивал: «Почему, Борис Николаевич?» Когда речь идет об очень важных делах. «Я не готов, надо подумать». На настроение влияло состояние здоровья. А он вообще очень подвержен простудным заболеваниям. Сидим, вдруг начинает себе в нос капать. Вообще высокие, рослые люди тяжелее переносят болезнь, чем те, кто поменьше ростом…
Уловив упаднические настроения президента, многие решили, что его эра заканчивается. Осенью 1994 года отставленный от дел Геннадий Бурбулис вдруг сказал: «Надо избавить общество от неопределенности и помочь президенту России достойно завершить свое президентство». Все торопились похоронить Ельцина как политика.
В январе 1994 года в Москву прилетел Клинтон. Он только что похоронил свою мать, Вирджинию Келли, в Арканзасе и чувствовал себя совершенно опустошенным.
Ельцин устроил в честь Клинтона большой обед. Сменилось двадцать четыре блюда (американцы подсчитали). Ельцин хлопнул несколько стопок водки и пять бокалов вина. Он очень развеселился. Преподнес Клинтону фарфоровую фигурку президента с саксофоном в руках. Велел принести настоящий саксофон и попросил Клинтона сыграть. Кроме того, он вволю поиздевался над министром иностранных дел Козыревым за его нескрываемый интерес к слабому полу. Затем попытался проехаться по поводу американского Государственного секретаря Кристофера.
Прилетев в сентябре 1994 года в Вашингтон, Ельцин пригласил Билла Клинтона и Хилари в новое здание российского посольства.
— У меня есть для тебя сюрприз! — с громким смехом произнес Ельцин.
Принесли жареного поросенка. Одним движением ножа Борис Николаевич отрезал поросенку ухо и положил на тарелку Клинтона, другое ухо взял себе. «Хорошо, что у Билла железный желудок, — вспоминала Хилари. — Способность моего супруга есть все, что ставят перед ним на стол, всегда была одним из главных его талантов как политика. А я, наверное, впервые в жизни обрадовалась, что у свиней только два уха». Следующий сюрприз ожидал Хилари в Москве. Во время обеда в Кремле официанты разнесли тарелки с горячим борщом.
— Восхитительно, — с проказливой улыбкой сказал Борис Николаевич.
— Что это? — поинтересовалась Хилари.
— Губы лося!
«В густом борще, — пишет Хилари, — в самом деле плавали лосиные губы, похожие на потерявшие упругость резиновые ленты. Я гоняла их по тарелке, делая вид, что с аппетитом ем, до тех пор, пока меня не спас официант, который принес десерт».
Избавившись от врагов и заняв в Кремле царское положение, Ельцин стал меньше себя контролировать, расслабился. И это его сильно подвело. В 1994 году с Ельциным произошли две крайне неприятные истории, губительные для его репутации. 30 мая Ельцин улетел в Германию на торжественную церемонию по случаю вывода российских войск. Борису Николаевичу не спалось, и он пригласил в свои апартаменты министра обороны Грачева, принесли выпивку и закуску. Утром президент с трудом встал. Личный врач помог ему прийти в норму.
Но во время различных церемоний, официального завтрака от имени президента ФРГ, где гостей щедро обносили вином, Борис Николаевич ни в чем себе не отказывал (а был к тому же жаркий день), расслабился, и кончилось все тем, что он взялся дирижировать оркестром берлинской полиции и пытался исполнить «калинку». Эту сцену показало телевидение всех стран.
В конце сентября на обратном пути из Соединенных Штатов, где Ельцин тоже позволил себе лишнее, ему стало плохо в самолете. Сопровождавшие врачи не могли сразу определить, что это — сильный сердечный приступ или микроинсульт?
А в аэропорту в Шенноне его ждал для переговоров премьер-министр Ирландии Альберт Рейнольде. Повинуясь чувству долга, Ельцин пытался подняться на ноги, но не сумел выйти из самолета. И к ирландцам отправили первого вице-премьера Олега Сосковца. Невозмутимые ирландцы сделали вид, что даже не удивились, но скандал получился грандиозный.
Потом Ельцин как ни в чем не бывало рассказывал журналистам, что он, утомившись, проспал, а охрана не решилась его разбудить, но довольно быстро стала известна реальная подоплека. Тем более что пристрастие президента к горячительным напиткам ни для кого не оставалось секретом.
За рубежом задавались вопросом: если Ельцин так напивается во время международных визитов, то что же он позволяет себе дома, когда его никто не видит и не контролирует?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.