«Навсегда остался в Париже»

«Навсегда остался в Париже»

Учитель, все мы должны пройти вашу школу!

Жорж Санд — Ивану Тургеневу

Волшебная и коварная муза

«За три года в Париже и Куртавенеле, под крышей Виардо, написал Тургенев пятую часть вообще всего своего творенья, — а работал сорок лет!» — так считал писатель Борис Константинович Зайцев.

1843 год. Двадцатипятилетний чиновник особых поручений Министерства внутренних дел Иван Сергеевич Тургенев побывал на концерте Мишель-Полины Виардо.

Голос ли, внешние данные или что-то еще, не доступное другим зрителям, покорили Тургенева. Как отмечал Борис Зайцев: «Полиною был он одержим».

Не просто увлечение, дружба, любовь, а судьба объединила певицу и писателя до конца жизни. Судьба — со всеми ее радостями и бедами, тайными и известными публике проблемами, праздниками и буднями, правдивыми эпизодами и сплетнями.

^{Мишель-Полина Виардо}

Кажется, Виссарион Белинский, опасливо и настороженно относившийся к Полине Виардо, назвал ее волшебной и коварной музой Тургенева. Но что бы ни говорили критики и исследователи их биографий, только они сами вправе определять, кем являлись друг другу. А может, Виардо и Тургенев не пытались определить это? Просто жили, творили, каждый на своей стезе, и подчинялись переплетениям судьбы.

Полина Виардо была по происхождению испанкой. Она вышла замуж за француза, но подолгу не бывала в Париже, с 16-ти лет ее сценой стала вся Европа. Гастроли, постоянно новые знакомства, «учеба в пути»…

Современники отмечали высокую музыкальную культуру Виардо, прекрасный, широкого диапазона голос и свойственную ей драматическую экспрессию.

В 1863 году, в возрасте сорока двух лет, она оставила сцену и перешла к педагогической деятельности. Несколько лет преподавала пение в Парижской консерватории. А еще Виардо стала автором нескольких романсов и опер. Либретто для ее опер написал Иван Сергеевич.

Когда в 1883 году Тургенев умер в Бужвиле, расположенном неподалеку от французской столицы, Полина Виардо сказала: «Прах его перевезли в Россию, но он навсегда остался в Париже».

Одинокий прохожий

Современники Тургенева отмечали, что он иногда любил в одиночку прогуливаться по бульварам и паркам французской столицы. Особенно влекло его в сад Тюильри: «…Все это очень нравится мне, успокаивает, освежает после работы целого утра. Там я мечтаю…».

Оказавшись в эмиграции, Борис Зайцев не раз совершал прогулки по тургеневским маршрутам Парижа.

^{Иван Сергеевич Тургенев}

«В юго-западном углу Тюильри, недалеко от оранжереи и площади Согласия, на террасе вдоль Сены стоит каменный лев — Бари. Он наступил на змею, жалящую его в лапу, исказился весь от боли, извивается, и не то он ее раздавит, не то сам погибнет, неизвестно. Тургенев очень любил этого льва. Каждый раз в саду заходил к нему. Ясно видишь его высокую фигуру с палкой, вот прогуливается он в одиночестве по террасе — за рекой дымно розовеют облака, ползут по воде баржи. В вечереющем небе сквозь тонкие и голые ветви каштанов сухо, изящно вздымается купол со шпилем Инвалидов, темнеет благородный фасад Бурбонского дворца», — писал Борис Зайцев.

Казалось бы, для парижан не было ничего примечательного в этом одиноком прохожем. И все же иногда они обращали внимание на Тургенева и задавали друг другу вопрос: «Кто этот благородный человек?».

Однажды Иван Сергеевич услыхал и с улыбкой ответил:

— Я просто одинокий прохожий, наслаждающийся Парижем…

Рядом с революциями

Многое пережил и повидал во французской столице Тургенев. Он стал свидетелем революционных событий. В январе 1848 года Иван Сергеевич писал: «Мир в муках рождения… Париж в продолжении нескольких дней был возбужден».

Революционные потрясения в Европе не оставляли безучастным Тургенева. Но все же он относился настороженно к радикальным социальным переменам. Писатель находился в добрых отношениях с Александром Герценом, Михаилом Бакуниным, Петром Лавровым, встречался с ними в Париже, оказывал помощь, однако не был до конца своим в среде революционеров.

Как писал Борис Зайцев: «Еще бы Тургеневу драться! Если б он и захотел, судьба бы не дала ему. Странник и зритель, призван он был видеть, накоплять и самому слагаться, но не действовать.

Эти страшные июньские дни, когда резня шла на улицах Парижа, пришлось ему просидеть дома в адской жаре, в том нервном мучительном состоянии, как в революциях полагается…

Жара, кровь, пушечные выстрелы, убийства заложников, атаки, баррикады… — репетиция Коммуны разыгрывалась. От «бескровной» февральской Тургенев проделал с городом Парижем всю кривую революций. Он навсегда вынес глубокое к ним отвращение, что и характеру его отвечало. Труд, творчество, медленное созидание, так известное каждому художнику, каждому строителю, все это враждебно ядовитому язычку красного знамени, вьющемуся над баррикадами».

Русский писатель мучительно переживал, когда «его Париж» заливался кровью, ощетинивался баррикадами, погружался в пороховой дым. И все же он продолжал встречаться с революционерами и по-доброму к ним относился.

Ученый, один из идеологов анархизма, князь Петр Кропоткин вспоминал о своей встрече в Париже с Иваном Сергеевичем в 1878 году: «Он выразил желание нашему общему приятелю П. Л. Лаврову повидаться со мной и, как настоящий русский, захотел отпраздновать мой побег небольшим дружеским обедом. Я переступил порог квартиры великого романиста почти с благоговением. Своими «Записками охотника» Тургенев оказал громадную услугу России, вселив отвращение к крепостному праву (я тогда не знал еще, что Тургенев принимал участие в «Колоколе»)…

Он был очень красив: высокого роста, крепко сложенный, с мягкими седыми кудрями. Глаза его светились умом и не лишены были юмористического огонька, а манеры отличались той простотой и отсутствием аффектации, которые свойственны лучшим русским писателям».

И русские, и французские революционеры пытались сделать Тургенева своим сторонником и «литературным знаменем». Не получилось. Упрямый писатель не поддавался. Он интересовался различными политическими течениями, социальными изменениями, а в мыслях хранил свой мир. Этот мир не был подвластен внешним законам, в нем царил лишь его создатель — Иван Тургенев.

Библиотека в Париже

К концу жизни Ивана Сергеевича многие европейские литераторы заявляли, что Тургенев принадлежит не только России, но и всему читающему миру. Называли его звеном, соединяющим культуры народов разных стран.

В этом были убеждены друзья и знакомые Ивана Сергеевича, знаменитые французские писатели Проспер Мериме, Жорж Санд, братья Гонкур, Эмиль Золя, Ги де Мопассан, Альфонс Доде, Гюстав Флобер.

Не случайно, созданная в 1875 году русскими эмигрантами в Париже библиотека была названа Тургеневской.

Один из ее организаторов Герман Лопатин обратился к Ивану Сергеевичу за помощью.

Идея создания «читальни для малоимущих», «очага русской культуры в Париже» понравилась писателю. Он помогал деньгами и уговорил Полину Виардо выступить в благотворительном концерте.

Спустя много лет романист Марк Алданов писал: «Эта библиотека — настоящий клад. В ней иногда находишь издания, которых не было в лучших библиотеках России. Создано это дело за гроши в самом буквальном смысле слова. На гроши оно и ведется благодаря самоотверженному труду нескольких людей».

Тургеневская библиотека существует и сегодня. Бедствует, страдает от нехватки площадей, современного оборудования. Но в мире мало найдется не знающих подобных забот очагов культуры. А парижская Тургеневка, несмотря на трудности, продолжает, как и много лет назад, оставаться центром русской литературы во Франции.

«Во дни тягостных раздумий»

Ближе к закату — больше раздумий о смерти, дольше жизнь за границей — чаще упоминания о родине. Так происходит со многими творцами, так было и с Тургеневым.

«Что я буду думать тогда, когда мне придется умирать, — если я только буду в состоянии тогда думать?

Буду ли я думать о том, что плохо воспользовался жизнью, проспал ее, продремал, не сумел вкусить от ее даров?

«Как? Это уже смерть? Так скоро? Невозможно! Ведь я еще ничего не успел сделать… Я только собирался делать!»

Буду ли я вспоминать о прошедшем, останавливаться мыслию на немногих светлых, прожитых мною мгновениях, на дорогих образах и лицах?

Предстанут ли моей памяти мои дурные дела — и найдет на мою душу жгучая тоска позднего раскаяния?

Буду ли я думать о том, что меня ожидает за гробом… да и ожидает ли меня там что-нибудь?

^{Осень. Берега Сены в Буживале. Художник Альфред Сислей, 1873 г.}

Нет… мне кажется, я буду стараться не думать — и насильно займусь каким-нибудь вздором, чтобы только отвлечь собственное мое внимание от грозного мрака, чернеющего впереди…».

Это одно из стихотворений в прозе Тургенева, написанное неподалеку от Парижа, в местечке Буживаль. Завершена серия лирических миниатюр-раздумий знаменитыми строками Ивана Сергеевича о русском языке: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!».

Последние строки из цикла «Стихотворения в прозе» написаны в июне 1882 года. Тургеневу оставалось жить четырнадцать месяцев…

К Буживальскому периоду Ивана Сергеевича относятся его творения: «Рассказ о. Алексея», «Сон», «Клара Милич», уже упомянутые «Стихотворения в прозе», множество писем, незавершенные литературные наброски.

О Буживале Тургенев сделал запись в 1875 году: «Мы с Виардо приобрели здесь прекрасную виллу — в трех четвертях часа езды от Парижа, — я отстраиваю себе павильон, который будет готов не раньше 20-го августа — но где я немедленно поселюсь…».

За три месяца до смерти Иван Сергеевич писал из Буживаля Полонским: «Болезнь не только не ослабевает, она усиливается — страдания постоянные, невыносимые — несмотря на великолепнейшую погоду — надежды никакой — жажда смерти все растет — и мне остается просить вас, чтобы и вы со своей стороны пожелали бы осуществления желания вашего несчастного друга».

Последние дни Ивана Сергеевича были мучительны. Боль заставляла кричать и просить убить его. Полина Виардо, как могла, пыталась облегчить страдания друга.

22 августа (по новому стилю 3 сентября) 1883 года Тургенев скончался. Из Парижа его тело было отправлено на родину. Он был похоронен в Петербурге на Волковском кладбище.

После смерти Ивана Сергеевича, вероятно, до начала XX века, у приехавших в Париж из России на учебу существовала традиция — посвященный в студенты произносил, словно клятву, знаменитые строки Тургенева: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!..».